— Как дела у маленького Хамида? — полюбопытствовал Ахмед, когда Хюмашах вместе с Зульфикаром приехала навестить его и шехзаде.

Конечно же, он разрешил им забрать маленького султанзаде, когда убедился, что у них сложились хорошие отношения, и что мальчик действительно этого хочет. С того момента минуло уже три месяца, и все, кто встречали Хамида в эти дни, сходились в своем мнении насчет него. Хамида было не узнать.

Он уже практически не злился по пустякам, почти не хотел кому-то мстить или намеренно причинять боль. Кесем, посылавшая к нему учителя, чтобы чем-то его занять, была удивлена, узнав, что Хамид, заставший как-то раз Зульфикара и Хюмашах за их совместной учебой, которую они ни на миг не прекращали, сам проявил к ней интерес. И пусть он все еще часто капризничал и проказничал, не только по привычке, но и проверяя терпение своей новой семьи, то теплое отношение, которое он ежедневно видел по отношению к себе вопреки своему поведению, сильно его изменило.

Хамид приехал во дворец с людьми, которых он уже в глубине души начал считать своей семьей, навестить шехзаде Мустафу и его мать. Пока он навещал их в сопровождении Зульфикара, Хюмашах беседовала с Ахмедом.

— Прекрасно, — Хюмашах искренне улыбнулась. — Думаю, я зря боялась. Да, он доставляет нам много неприятностей и часто проказничает. Но в то же время он очень добр и умен. Представь себе, как-то раз он увидел, что Бюльбюль обжегся, зажигая свечи, пошел к нам в комнату и взял мазь, которой я как-то лечила его ожоги от солнца. Вернувшись из города, мы с Зульфикаром застали его пытающимся наложить Бюльбюлю повязку. Другой бы на его месте и не додумался до такого.

— Действительно, — Ахмед кивнул, соглашаясь с этим. — Я рад, что у вас все налаживается. Однако… я, как и многие, удивлен, что вы взялись воспитывать чужого ребенка вместо того, чтобы попробовать завести своих.

— Мы думали об этом, — на миг замолкнув, подбирая правильные слова, сказала Хюмашах, — но как можно осознанно привести в мир новую душу, зная, что в нем уже живет одна, отчаянно нуждающаяся в семье? Кроме того… посмотри на меня, Ахмед. Мы с Зульфикаром не молодеем. Мне скоро тридцать шесть, Зульфикару сорок… Лекари считают, что мы оба здоровы и еще можем завести детей, но мы упустили много времени. Даст Аллах, успеем достойно воспитать Хамида.

— Не хороните себя раньше времени, — покачал головой Ахмед. — У вас обоих еще все впереди, и я уверен, вы сможете завести еще одного ребенка, если захотите, конечно же.

— Спасибо за твои добрые слова, Ахмед, — Хюмашах погладила его по плечу. — Расскажи мне лучше, как твои дела.

Улыбнувшись, Ахмед рассказал ей о том, что произошло во дворце за это время. У всех все было очень хорошо, и это обрадовало Хюмашах. Когда новости закончились, в разговоре образовалась пауза, которую Хюмашах не успела заполнить — Ахмед заговорил раньше.

— Тетушка, есть что-то, что я должен вам сказать, — он замялся. — Как вы знаете, сейчас мы продолжаем воевать на два фронта…

— С разбойниками Джелали в Анатолии и с шахом Аббасом, правителем Персии, — сказала Хюмашах. — Кроме того, недавно приостановились военные действия в Венгрии, как я слышала, сейчас Куюджу Мурад-паша разрывается между установлением мира с Австрией и боевыми действиями в Анатолии. Ужасно, наверное… быть вынужденным смотреть в две разные стороны.

— Верно, — согласился Ахмед. — Но станет легче, когда мы подпишем мирный договор. Вскоре это случится, и мы сможем отправить уцелевших воинов на подмогу войскам, что мы уже стягиваем вглубь персидских земель. Об этом я и хотел поговорить, госпожа. Боюсь… Зульфикару придется отбыть туда следом за Синаном-пашой. Мы потеряли уже многих талантливых полководцев. Их должен сменить кто-то достаточно опытный, как Зульфикар. Я оттягивал этот момент так долго, как мог, но, боюсь, больше это делать невозможно. Зульфикар нужен нам на передовой.

— Он знает? — тихо спросила Хюмашах. — Как скоро он… уедет?

— Я собирался поговорить с ним сегодня, после того, как мы договорим, — Ахмед почему-то отвел взгляд в сторону, словно стыдясь слов, которые обязан был произнести. — Синан-паша со дня на день покинет столицу. Зульфикар на время военных действий вернется в должность командира шестой роты янычар и вместе с ней отправится на подмогу Синану-паше. Госпожа, я знаю, это непросто принять, и мне очень жаль, что я вынужден так скоро разлучить вас… С вашей свадьбы и года не прошло…

— Я знаю, Ахмед, я знаю, — Хюмашах вздохнула, с трудом сдерживая слезы. — Мы и пожить толком не успели, да и Хамид недавно стал частью нашей семьи… Но забрать от меня Зульфикара может тысяча вещей. Война, конечно, самая страшная из них, но Зульфикар знает, как выжить на поле боя. Он лучший. Конечно, и самые лучшие уходят… Поэтому мне остается верить, что он справится и в этот раз.

— Он справится, госпожа, — выдохнув, Ахмед взял ее за руку. — Мы все верим в него, но кроме этого… Надо признать, что он действительно лучший. Посудите сами. За все эти годы он вышел живым из стольких сражений, будучи простым янычаром и не имея особой мотивации. Теперь же он женатый человек, у которого есть дом и семья, к которой он должен вернуться. Такие люди, как он, ради близких и подвиг совершить способны.

— Пусть будет так, как вы говорите, — прошептала Хюмашах. — Я постараюсь смириться с этим. Позвольте… мне откланяться. Я должна справиться со своими чувствами прежде, чем пойти за Хамидом. Не хочу, чтобы Зульфикар увидел меня такой.

— Конечно.

Ахмед обнял ее на прощание и позволил уйти. Уйдя как можно дальше от покоев повелителя и найдя, как ей показалось, укромный уголок с маленькой скамейкой, Хюмашах тяжело опустилась на нее и позволила себе разрыдаться. Все происходящее казалось ей жестокой шуткой, прихотью джинна. Как можно, думала она, содрогаясь всем телом в мучительных рыданиях, расстаться после всего лишь нескольких месяцев счастья? Как можно позволить Зульфикару уйти туда, где его в любую минуту может убить шальная пуля или чей-то длинный клинок? В конце концов, почему все так глупо сложилось? Почему ни разу не попал на поле боя Хасан, жалкий грешник, чья жизнь не стоила и комка грязи? Почему же идет в бой Зульфикар, действительно лучший из всех, кого она знала, без которого она не была в состоянии представить свою дальнейшую жизнь?

Ответа ни на один этот вопрос она не знала, и все, что ей оставалось — собраться с силами, вытереть слезы и пойти к Зульфикару. Провести последние недели или даже дни перед его отъездом так, чтобы он был уверен в отсутствии поводов для волнения. Провожая его, вложить в его сердце и душу уверенность, что поможет дойти до конца и вернуться. С этими мыслями она поднялась и пошла по коридору. За углом ей встретился Искендер.

— Госпожа, — поклонился он. Выпрямившись, Искендер увидел покрасневшие глаза султанши и нахмурился. — Вас что-то расстроило?

— Ничего такого, — отмахнулась Хюмашах, но получилось плохо.

Искендер вздохнул, и Хюмашах поняла, что он явно обо всем догадался.

— Полагаю, повелитель о скором отъезде Зульфикара-паши вам первой сообщил.

— Все так, — кивнула Хюмашах. — Но я не хочу об этом больше говорить. Таков приказ, и не нам его обсуждать. Куда ты идешь, Искендер?

— Повелитель послал меня найти и пригласить Зульфикара-пашу, — глухо сказал хранитель покоев, и Хюмашах вздрогнула от этих слов. — Известно ли вам…?

— Известно. Я иду к нему, — Хюмашах подавила тяжелый вздох. — Пойдем со мной, раз уж такое дело.

Вместе они дошли до комнат, где содержали Мустафу. Увидев у дверей Бюльбюля, Хюмащах поняла, что Зульфикар с мальчиком еще не ушли от шехзаде. Рядом с ним стояла Менекше, служанка Халиме-султан. Они, заметив их, поклонились.

— Госпожа. Хранитель покоев, — поприветствовал их Бюльбюль. — Зульфикар-паша и Халиме-султан вместе с шехзаде Мустафой и султанзаде Хамидом внутри. Мне позвать пашу и султанзаде?

— Не нужно, я сама хочу заглянуть, — сказала Хюмашах. Прежде, чем войти, она обернулась к Искендеру. — Подожди здесь. Я передам паше, что у тебя поручение к нему.

Слуги открыли для нее двери, и Хюмашах вошла в большую и очень уютную комнату. Детей она увидела играющими среди подушек на полу — Хамид и Мустафа расставили на ковре полк оловянных солдатиков, пытаясь сражаться ими, а Дильруба, о которой ей не доложили, играла с куклой. Халиме, сидевшая на диване рядом, с интересом смотрела за игрой мальчиков и подсказывала им удачные решения. Зульфикар же стоял у окна и всматривался в открывавшийся за ним пейзаж, думая о чем-то. Услышав скрип дверных петель и шаги, Зульфикар повернулся, а Халиме подняла голову.

— Тетушка! — дети первыми подбежали к ней и окружили, ожидая приветственного поцелуя

— Дорогие вы мои, — улыбнулась Хюмашах и поцеловала каждого. — Я рада вас видеть. И тебя тоже Халиме.

Дети за руки повели ее на подушки и усадили рядом.

— Зульфикар, за дверью ждет Искендер, — сказала Хюмашах, усевшись на одну из больших подушек. — Повелитель через него передал тебе просьбу зайти.

Ей показалось, что она ничем себя не выдала, но вместо того, чтобы уйти сразу, Зульфикар на миг задержался, словно услышав, как дрожит ее голос.

— Тетушка, вы плакали? — спросила Дильруба, рассматривая ее бледные щеки и еще не прошедшую красноту вокруг глаз. — Что вас расстроило?

— Ничего, Дильруба, — Хюмашах чудом не показала истинных чувств. Она даже смогла улыбнуться так же лучезарно и искренне, как обычно. — Это все пыльца, что с улицы занесло.

Дильрубу удовлетворило такое объяснение, и она вернулась к игре. Халиме же явно все поняла, но встревать в разговор не стала. Не стал о чем-либо спрашивать и Зульфикар, рассудивший, что дело скорее всего в словах повелителя. Он лишь поцеловал Хюмашах в макушку, пообещал зайти за ними с Хамидом после разговора с султаном и вышел из комнаты Мустафы. Стоило дверям закрыться за ним, и Халиме сделала Хюмашах знак с просьбой отойти и поговорить наедине.

— Судя по вашему лицу, дело серьезное. Неужто повелитель так скоро отправляет Зульфикара-пашу на передовую? — спросила Халиме, когда они отошли к камину.

— Все так, но я удивлена, что ты так быстро это узнала, — устало произнесла Хюмашах. — Испытываешь кандидатов на руку Дильрубы?

— Можно и так сказать, — Халиме говорила уклончиво, но достаточно откровенно, чтобы ей можно было поверить. — Куда повелитель планирует его отправить? В Анатолию или Персию?

— Лишь разбойники да шакалы Сефевидов? Почему не австрийцы?

— Госпожа, мы прекрасно знаем, что в Венгрии Зульфикару-паше делать нечего, — пожала плечами Халиме. — Заключать мир с Австрией дело политиков, когда как Зульфикар-паша воин. Он нужнее там, где бои все еще идут.

— И каково твое предположение?

— Персия.

— Не Анатолия? Почему же?

— Джелали помогали мне устроить побег, но струсили и оставили меня у самого корабля. Это много о них говорит. Они не могут вести столь затяжную войну, особенно своими силами, и в критической ситуации они привыкли сдаваться. Они либо разгромлены будут в скором времени, либо обратятся к персидскому шаху. Их судьба в ближайшее время будет предрешена, когда как у персидского шаха Аббаса большая армия и в достатке ресурсов. Таким образом, мы точно будем воевать с Персией, ибо эта кампания рискует затянуться надолго. Вот почему я спросила, госпожа. Я знаю, от меня странно слышать такие слова, но я обязана Зульфикару-паше жизнями моих детей. Меньше всего я бы хотела узнать, что ему предстоит отправиться в самое адское пекло.

— Как и я, — Хюмашах вздохнула. — Однако, повелитель решил иначе.

— Вот оно как, — Халиме с сочувствием смотрела на нее. — Мне очень жаль, госпожа. Аллах да сохранит Зульфикара-пашу для вас.

— Аминь.

На этом их разговор закончился, и они вернулись к дивану. Наблюдая за играющими детьми, каждая из них думала о своем.

***

Покидая покои повелителя после долгого разговора, Зульфикар чувствовал себя опустошенным.

Они все знали, что отправка его на фронт — вопрос времени. Но многое был готов отдать Зульфикар, чтобы оттянуть этот момент. Он шел по коридорам обратно, к покоям шехзаде Мустафы, и думал только о том, что Хюмашах, узнавшая обо всем первой, держалась, чтобы не расстроить его, не дать ему повода отказаться. Но он понимал, как она была расстроена — в глубине ее заплаканных глаз он видел потаенный страх потери и отчаяние, до которого ее довела эта новость. И это разбивало его сердце на мелкие кусочки.

— Позови госпожу и султанзаде, — сказал он Бюльбюлю, который все еще стоял у дверей покоев. — Мы возвращаемся домой.

Бюльбюль беспрекословно повиновался и вошел в комнату. Через пару минут двери снова открылись, выпуская Хюмашах и державшегося за ее руку Хамида. Усталый мальчик казался довольным, а Хюмашах выглядела задумчивой. Понимая, что говорить об его отъезде сейчас будет лишним, и она, и Зульфикар молчали почти всю дорогу до дома. Лишь когда карета, которую Зульфикар сопровождал верхом на своем коне, остановилась у дорожки, и Бюльбюль увел Хамида в дом, у них появилась возможность поговорить без лишних ушей.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил спешившийся Зульфикар, помогая Хюмашах выйти из кареты.

— Так, словно мое сердце вот-вот разорвется, — вместо того, чтобы пойти вперед по дороге, Хюмашах прижалась к Зульфикару. Потребность быть рядом была сильнее желания вернуться домой. — Я знаю, это твой долг, но я не готова отпустить тебя так рано…

— Как и я не готов тебя оставить, — прошептал Зульфикар, утыкаясь носом ей в висок. — Я впервые попытался увильнуть и совершенно не стыжусь этого. Впервые я ненавижу войну и бой, ведь из-за них я вынужден оставить тебя, наш дом и семью. Я видел множество семей, потерявших своих мужчин… Не хочу, чтобы наша стала одной из таких. Султан, конечно, меня прекрасно понял и не рассердился, позволил мне переменить свое мнение… Но теперь я думаю — не трус ли я после этого?

— Разумеется, нет, — возмущенно сказала Хюмашах, поглаживая его подбородок. — Ты храбрейший человек из живущих на этой земле. Любой хороший человек на твоем месте попытался бы остаться с семьей. За это я тебя и люблю.

Она поцеловала его, и прикосновение ее теплых, нежных губ успокоило Зульфикара.

— Что же я буду без тебя делать, — прошептал он, разорвав поцелуй и прижавшись на миг губами к ее лбу.

Хюмашах не ответила. Она лишь взяла его под руку, и вместе они зашли в дом, поднялись в гостиную, где под присмотром Бюльбюля маленький Хамид играл с деревянным конем.

— Бюльбюль, вели подать обед, — вздохнула Хюмашах, когда они вместе сели на диван.

Евнух, поклонившись, удалился, и они остались втроем в комнате.

— Когда ты отправишься в путь? — Хюмашах прижалась к плечу Зульфикара и сжала его ладони в своих.

— Через две недели. Но, боюсь, с завтрашнего дня я реже буду бывать дома, — он говорил тихо, и Хюмашах чувствовала, как тяжело ему даются эти слова. — Сама понимаешь… подготовка…

— Да, я понимаю. И я буду рада провести с тобой каждую минуту, что ты сможешь мне уделить перед отъездом.

— Вы куда-то уезжаете? — спросил Хамид, услышав их тихий разговор. Он поднял свои светлые глаза и внимательно посмотрел ими прямиком на взрослых.

Зульфикар и Хюмашах переглянулись, думая об одном. Как им, самим еще не до конца смирившимся со скорым отъездом Зульфикара, объяснить его причину мальчику, который едва успел привязаться к ним?

— Иди сюда, Хамид, — сказал Зульфикар, поманив его ладонью. Мальчик повиновался, и Зульфикар помог ему сесть между ними. — Нам надо кое-что обсудить. Видишь ли, я… действительно скоро должен буду уехать. Возможно, очень надолго.

— Куда?

— В Персию. Это очень далеко.

— И что вы там будете делать?

— Воевать.

— Вот это здорово! — просиял Хамид. — Я тоже с вами воевать пойду!

— Нет, ты не пойдешь, — строго сказал Зульфикар, и Хамид удивленно уставился на него. — Потому что в войне нет ничего хорошего. Война — это опасность, боль и смерть. И ты знаешь, что такое смерть. Ты уже потерял близких. На поле боя ты потеряешь еще больше хороших людей, которых знаешь. Так ли тебе хочется теперь идти на войну?

— Нет, совсем не хочется, — Хамид потупился, начиная понимать. — Зачем вы же туда пойдете?

— Потому что это мой долг, — Зульфикар горько усмехнулся. — Таков приказ повелителя мира. Я иду в бой, чтобы не дать злым захватчикам прийти на нашу землю и навредить вам, моим любимым людям.

— Но без вас нам будет очень плохо, — грустно сказал мальчик. — Мы будем очень скучать.

— Я знаю, и я тоже буду скучать, — потрепав его по макушке, Зульфикар замолк ненадолго, думая, как утешить мальчика и хотя бы попытаться вызвать улыбку у Хюмашах. — Но знаешь… Я думаю, хорошо, что ты останешься дома.

— Почему?

— А сам-то как думаешь? — усмехнулся Зульфикар. — Кто же будет учиться и гулять с нашей Хюмашах-султан? С кем она будет выезжать в город? В конце концов, кто побудет главой семьи в мое отсутствие?

— Я? — с недоверчивым видом спросил Хамид.

— Конечно же ты, — Зульфикар положил свою тяжелую руку ему на плечо. — Я рассчитываю, что ты будешь хорошо заботиться о Хюмашах-султан до тех пор, пока я не вернусь, и поручаю ее и весь наш дом тебе. Обещаешь исполнить мое поручение с честью?

— Обещаю, — теперь мальчик посерьезнел. Он не до конца понимал, что происходит, но то, что ему поручили ответственную задачу, польстило ему.

— Вот и славно, — расслабившись, сказал Зульфикар. — А теперь иди, поиграй еще, пока мы не сели обедать

Хюмашах, слушавшая их разговор, слабо улыбнулась. Всмотревшись в ее лицо, Зульфикар заметил, что она все еще очень бледна.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, прикоснувшись рукой к ее лбу. Лоб был чуть теплым, и Зульфикар заволновался. Меньше всего ему бы хотелось обнаружить, что Хюмашах заболела от волнения.

— Немного утомилась, — она пожала плечами. — Но это не страшно.

— Ты очень бледна. Как бы ты не заболела. Я велю Бюльбюлю позвать лекаря. Пусть после обеда осмотрит тебя.

— Не переживай, Зульфикар. Я отдохну, и станет лучше. Это простое недомогание. Иногда оно у всех женщин бывает…

— Не заговаривай меня, — усмехнулся Зульфикар, обнимая ее и целуя в висок. — Я знаю, когда у тебя просто недомогание. Я волнуюсь, Хюмашах. Оставляя тебя, я хочу быть уверен, что ты здорова.

— Хорошо, если тебя это успокоит, пусть и вправду придет лекарь, — сдалась Хюмашах.

Наконец подали обед. Слуги принесли большой поднос с едой и опустили его на подставку, окруженную подушками, служанки закружили вокруг, расставляя кружки для напитков и снимая крышки с блюд. Вскоре они отошли и позволили господам усесться вокруг стола.

— Бюльбюль, позови лекаря, пусть придет, как мы закончим, — приказал Зульфикар евнуху, подошедшему проверить, все ли в порядке. — Госпоже нездоровится.

— Конечно, — Бюльбюль поклонился. Он кивнул одной из служанок, и та ужом выскользнула за двери выполнять приказ. — Госпожа, если вас это не затруднит, расскажите мне о своем самочувствии. Я распоряжусь, чтобы вам сделали лечебный щербет.

— Всего лишь легкая слабость, — Хюмашах, явно недовольная таким повышенным вниманием к собственному здоровью, вяло вертела в руках кружку с водой, но к еде пока не притрагивалась. — Ничего необычного. Разве что… после завтрака меня немного подташнивало, но, думаю, это оттого, что я мало поела. Не хотелось почему-то…

Бюльбюль уже открыл было рот, видимо, намереваясь, сказать что-то успокаивающее, но так ничего и не сказал, задумавшись о чем-то. Он подозвал к себе Амину, личную служанку, прислуживавшую госпоже в покоях и являвшуюся ее первым доверенным лицом после Бюльбюля, и тихо спросил ее о чем-то. Она ответила отрицательно, и Зульфикар, взглянувший на евнуха в этот момент, был готов поклясться, что Бюльбюль не знает, радоваться ему или переживать.

— Что такое, Бюльбюль? — спросил он, отложив в сторону перепела, которого ел в этот момент. — Если ты знаешь, что с госпожой, скажи же мне.

— Ничего, господин, — Бюльбюль судорожно покачал головой. — Я не буду делать поспешных предположений, пока госпожу не осмотрит лекарь.

Зульфикар не стал настаивать. Обед вскорости закончился. Хюмашах так и не притронулась к еде, Зульфикар, наблюдавший за ней, от волнения потерял аппетит, и лишь маленький Хамид, не заметивший напряжения между взрослыми, с удовольствием пообедал. Его увели в комнату, а Зульфикар проводил Хюмашах в спальню, где ее уже ждала лекарка.

— Подождите здесь, пока они не закончат, господин, — попросил Бюльююль, не дав Зульфикару зайти следом за Хюмашах. — Я попросил, чтобы госпожу осмотрели… полностью. Даже в самых деликатных местах…

— Аллах помоги, — Зульфикар закатил глаза. — Бюльбюль, ну что за глупости. Что я там не видел? Я хочу быть рядом с Хюмашах столько, сколько могу. В конце концов, скоро мне уезжать на фронт…

— Да вы что? — Бюльбюль, узнавший только сейчас, с ужасом вытаращился на него. — Как же мы будем без вас, паша… Почему так скоро? И года со свадьбы не прошло…

— Приказ, — пожал плечами Зульфикар. — Поэтому я так волнуюсь. Хюмашах и Хамид — единственное, ради чего я живу еще, только ради них я и буду сражаться. Не станет кого-то из них — моя жизнь потеряет смысл.

— Не отчаивайтесь раньше времени, паша, — сказал Бюльбюль со странным выражением лица. — Я уверен, что госпожа не больна. В худшем случае она действительно утомилась или переволновалась. В конце концов, после такой новости любому плохо станет.

Решив, что с него достаточно разговоров, Зульфикар подошел к единственному окну в закутке коридора, где они стояли, и выглянул наружу. Смотря на бушующее море, он почему-то желал, чтобы отлив забрал все его волнения с собой и похоронил их на самом дне. Он был готов пойти на войну, пройти ее и вернуться домой, зная, что дома останется Хюмашах. Его умная, смелая Хюмашах, которая не даст повелителю свернуть с правильного пути и сделает все, чтобы ему было куда вернуться. Но теперь, вдруг осознав, что не только его жизнь может прерваться жалко и нелепо — от случайной пули или клинка, вонзенного в его грудь, — он уже думал о том, как будет отстаивать свое право остаться рядом с Хюмашах, если, не дай Аллах, что-то пойдет не так. Мысли об этом не доставляли ему никакого удовольствия, но возможность разлуки в подобной ситуации причиняли ему еще больше боли.

Минута тянулась за минутой, затягивающийся осмотр уже казался Зульфикару невыносимой пыткой. Он то и дело слышал тихие голоса Хюмашах, лекарки и служанок, ему даже в какой-то миг показалось, что он услышал нечто похожее на радостное восклицание, но голос, издавший его, не принадлежал Хюмашах. Еще несколько мучительных мгновений спустя двери наконец-то раскрылись, и Амина попросила Зульфикара и Бюльбюля войти в комнату.

Хюмашах обнаружилась сидящей на кровати. Она была еще бледнее, чем до того, как вошла в спальню, но на щеках ее алым цветом пылал румянец чего-то похожего на возбуждение. Лекарка закончила отмывать руки в тазу с водой и вытерла их поданным ей полотенцем.

— Ну же, хатун, — поторопил ее Бюльбюль, нервничавший так же сильно, как и Зульфикар. — Скажи нам, что с госпожой?

— Не волнуйтесь так, — лекарка улыбалась. — Аллах благословил ваш дом. Госпожа беременна.

Вздох облегчения, с которым все тревоги и страхи покинули душу и тело Зульфикара, навсегда запомнились ему как лучший момент этого странного дня. Он подошел к их с Хюмашах общему письменному столу у окна и достал из своего ящика мешочек золотых.

— Благодарю за хорошую новость, — сказал он, передавая его лекарке. — Но пусть об этом пока никто не знает. Мы сами решим, когда и кому сказать.

Поклонившись, лекарка оставила их. За ней ушли слуги, которым Зульфикар жестом велел оставить их с Хюмашах наедине.

— Дорогая, — сказал он, опускаясь на кровать рядом и аккуратно сжимая ее руки в своих. — Как ты?

— Я боюсь, Зульфикар, — Хюмашах подняла на него свой печальный взгляд.

— Чего же? — искренне удивился он. — Все же так прекрасно…

— Сейчас я всего боюсь. Потерять тебя. Стать матерью. Или не стать ей. Я боюсь при любом исходе остаться одна.

— Хюмашах, — ее слова растрогали Зульфикара. Он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку. — Откуда взялся этот страх?

— Я не знаю, — она слегка дрожала не то от царившей в комнате прохлады, не то от волнения. — Но я безумно боюсь. Боюсь не выносить ребенка. Боюсь выносить, но умереть в родах. Боюсь выносить, родить и выжить, но оказаться плохой матерью или не полюбить ребенка и остаться с ним одной… Раньше я думала, что не хочу детей от Хасана, и делала все, чтобы не стать матерью его детей, хотя он их очень хотел. Сейчас же… все так хорошо, но мой страх не ушел.

— Раньше ты была замужем за мерзавцем, считай, что одна совсем, — Зульфикар притянул ее к себе и крепко обнял. — Теперь у тебя есть я. Да, я скоро уеду, но я сделаю все, чтобы вернуться как можно раньше. А даже если и вернусь нескоро, то все равно буду тебе помогать. Это и мой ребенок. Моя кровь, часть моей души. Я хочу воспитывать его вместе с тобой. Как может быть иначе?

— Это если все будет хорошо. Но что, если…

— Ты накручиваешь себя, Хюмашах, — сделав глубокий вдох, Зульфикар снова посмотрел ей в глаза. — Я волнуюсь не меньше твоего, дорогая. Но подумай сама — у нас всего в достатке. С тобой будут лучшие лекари и повитухи, Бюльбюль за тебя собственными руками кого угодно убьет, если потребуется. Если тебе будет страшно оставаться одной в нашем дворце, ты всегда можешь переехать в Топкапы на время моего отъезда. Ты не останешься одна с этим ребенком, Хюмашах. Все будет хорошо.

— Я надеюсь на это, — поддавшись эмоциям, она всхлипнула. — Но что… что если все действительно будет хорошо, а я так его и не полюблю? Как мы все будем с этим жить?

— Так же, как и все, — эти слова вызвали у Зульфикара усмешку. — Любовь это не только чувство, но и действия. Хорошо, когда есть чувство, но его не видно, если ты ничего не делаешь, чтобы показать, что оно есть. А когда ты действуешь на благо близкого человека, заботишься о нем и делаешь все, чтобы он не знал лишений и горя… так ли сильно это отличается от любви?

— Ты у меня философ, оказывается, — Хюмашах наконец-то искренне улыбнулась. — Но, думаю, ты прав. И я благодарна тебе за твою мудрость. Смог бы еще кто-то утешить меня так, как это делаешь ты?

— Надеюсь, что нет, — Зульфикар мягко улыбнулся. Поцеловав ее в губы, он отстранился и взял ее лицо в руки. — Я люблю тебя, Хюмашах. И я счастлив знать, что ты подаришь мне еще одного ребенка.

— Ох, Аллах, — вздохнула Хюмашах. — Хамид… Как бы он не заревновал…

— Он не будет ревновать. Он теперь часть нашей семьи, мы не станем любить его меньше с появлением еще одного ребенка, — сказал Зульфикар. — И мы сделаем все, чтобы он не чувствовал разницы. Если хочешь, я сам с ним поговорю как мужчина с мужчиной.

— Пожалуйста, поговори, — Хюмашах оперлась на него, и только теперь Зульфикар в полной мере смог оценить степень ее усталости.

— Отдыхай, бесценная моя, — снова поцеловав ее, Зульфикар встал. — Я позову слуг, они помогут тебе переодеться в домашнее. Когда я вернусь, я хочу видеть тебя отдыхающей в постели.

— Если только ты обещаешь отдохнуть со мной, — попросила Хюмашах, нехотя выпуская его руку из своей.

— Обещаю.

С этими словами Зульфикар покинул комнату. В коридоре он нашел радостных Бюльбюля и Амину, расспрашивавших лекарку.

— Благодарю вас за хорошие новости, — сказал он лекарке, усталой женщине с добрыми глазами. — На каком сроке наша госпожа?

— Совсем небольшом, — слегка улыбнулась она. — Второй месяц только пошел.

— Есть ли что-то, о чем нужно волноваться?

— Не думаю, паша. Госпожа еще достаточно молодая, она здоровая и сильная. Никогда не видела женщины с таким развитым телом. Это будет большое подспорье. Да и это только первая беременность. У организма достаточно ресурсов, чтобы успешно выносить ребенка. Если пожелаете, я буду приходить и следить за здоровьем госпожи.

— Конечно, обязательно, — Зульфикар повернулся к евнуху и служанке. — Пусть обо всем сразу докладывают мне, даже когда я уеду. Я жду подробных отчетов о состоянии госпожи. Больше не смею вас задерживать. Ступайте по своим делам.

Слуги поклонились и разошлись. Амина вернулась в покои госпожи, а Бюльбюль пошел проводить лекарку. Зульфикар же отправился в комнату маленького Хамида. Мальчика он нашел за маленьким детским столиком. Хамид, полюбивший заниматься, выписывал на кусочке пергамента буквы, которые уже выучил, ради развлечения составляя из них смешные слова. Занимался он этим с таким усердием, что перепачкал пальцы в чернилах, и Зульфикар, заметив это, засмеялся.

— Что же ты, писарь наш домашний, перепачкался так, — проворчал он, усаживаясь рядом и доставая платок из кармана, чтобы вытереть руки Хамиду. — Повыше перо держи, тогда и руки чистыми останутся.

— Неудобно, — пожаловался мальчик, терпеливо позволяя Зульфикару очистить свои пальцы насколько это было возможно.

— Ничего, научишься, — усмехнулся Зульфикар. Закончив, он отложил грязный платок и сделал глубокий вдох. — Раз уж такое дело… Есть кое-что, что я должен сказать…

— Меня снова отошлют? — испугался вдруг Хамид, отодвинувшись в сторону.

Зульфикар, удивленный его словами, не сразу смог взять себя в руки.

— Нет, конечно, — сказал он с искренним возмущением в голосе. — Хамид, ты член нашей семьи. Как такая мысль вообще пришла тебе в голову?

— Все взрослые… так говорили перед тем, как отослать меня в новое место, — Хамид насупился, сдерживая слезы.

Растроганный его словами Зульфикар обнял мальчика, позволяя ему выплакать остатки своей обиды в собственный кафтан. Когда Хамид немного отстранился, Зульфикар краем рукава утер его слезы и улыбнулся.

— Ты никуда не уедешь из нашего дома, — сказал Зульфикар. — Как же ты можешь уехать? Ты пообещал мне заботиться о нашей Хюмашах-султан. И вот об этом я и хотел поговорить… Видишь ли, помимо нее есть еще кое-кто, о ком придется позаботиться.

— О Бюльбюле-аге и других слугах? — с серьезным видом спросил Хамид.

— И о них тоже, все так, — Зульфикар, улыбнувшись, кивнул. — Но только что я узнал очень хорошую новость. Иногда Аллах посылает в хорошие и добрые семьи благословение и позволяет новой душе появиться в их домах. Он посылает в такие семьи детей. И в нашу тоже послал. Сначала у нас появился ты, и скоро появится еще один ребенок.

— Это будет еще один мальчик? — Хамид оживился. Ему казалась интересной мысль иметь товарища для игр, с которым можно было бы исследовать казавшийся ему большим дом. — Его тоже из другого дворца на карете привезут?

— Нет, этот малыш еще даже не родился, поэтому мы не знаем, будет ли это мальчик или девочка, — объяснил Зульфикар. — Этот ребенок еще у Хюмашах-султан в животе, и следующие несколько месяцев он будет готовиться к появлению на свет. Вот почему пока что ты будешь заботиться только о Хюмашах-султан, а потом будешь помогать ей с новым малышом.

Хамид, внимательно слушавший его, о чем-то задумался и снова погрустнел.

— А я… тоже появился из маминого живота? — спросил он, отводя взгляд. Он всегда печалился, вспоминая о родной матери.

— Конечно. Мы все появляемся на свет благодаря нашим матерям.

Наблюдая за мальчиком, Зульфикар видел, что его что-то волнует, но не знал, как можно развеять его сомнения. Поэтому он решил быть честным.

— Послушай, Хамид, — сказал он, приобняв малыша. — Мы с Хюмашах-султан любим тебя и хотим, чтобы тебе было хорошо в нашем доме. Мы не ждем, что ты сразу повзрослеешь и станешь идеальным старшим братом. Для нас самое главное — чтобы ты чувствовал себя частью нашей семьи. И мы надеемся, что в твоем сердце найдется место для нас и еще одного малыша, который тебя обязательно полюбит так же, как мы. Ты понимаешь?

— Да, — удивив его, кивнул Хамид. Он с детской непосредственностью обнял Зульфикара и, отстранившись, сказал. — Вот бы это был мальчик. С ним будет весело. Мы сможем играть в солдатиков и бегать в саду.

Зульфикар искренне рассмеялся.

— Поверь, дружок, с девочками тоже не соскучишься, — сказал он, вспоминая их с Хюмашах тренировки и учебу.

Он поговорил бы с Хамидом еще, но в покои вошла Сара, няня Хамида.

— Простите, паша, — сказала она. — Султанзаде пора уложить на дневной сон.

— Можно я сегодня не буду спать? — попросил Хамид у уже поднявшегося на ноги Зульфикара. — Я уже взрослый!

— Взрослые тоже спят днем, — усмехнулся Зульфикар, взлохматив волосы мальчика.

— Правда? — недоверчиво спросил он.

— Правда, — Зульфикар кивнул. — Я вот сейчас тоже пойду в спальню, на дневной сон. Готов поспорить, Хюмашах-султан уснула, не дождавшись меня. Так что слушайся свою добрую няню и ложись.

Немного расстроенный Хамид повиновался и поднялся со своих подушек. Оставив няню укладывать его спать, Зульфикар вернулся в собственную спальню.

Как он и думал, Хюмашах, уставшая и натерпевшаяся за этот долгий день, уже успела переодеться в домашнее и уснуть. Сменив одежду, Зульфикар забрался под одеяло и притянул жену к себе, устраивая ее на своей груди как можно удобнее. Он надеялся, что не разбудит ее, но Хюмашах все же проснулась ненадолго.

— Как хорошо, что ты рядом, — прошептала она, когда они, наконец, устроились.

Зульфикар ничего не сказал. Он лишь поцеловал ее в лоб, и они почти одновременно крепко заснули под непрерывный рокот волн.