Путь до столицы занял у Зульфикара и Абдуллы в два раза меньше времени, чем путь от столицы до Суфиана. Во многом им сыграло на руку то, что они ехали вдвоем, а не с целой армией, вынужденной делать частые и длительные остановки, и иногда они могли себе позволить не останавливаться вовсе. Даже раны Зульфикара, требовавшие от них все-таки прерывать путь и отдыхать, не так уж сильно их задержали, и к исходу месяца они добрались до Стамбула.

— Как славно вернуться! — сказал Абдулла, когда они въехали в город через ворота и задержались в толпе беженцев, гонимых войной и надеждой на лучшую жизнь в столицу. — Паша, вы рады?

— Я буду рад, когда окажусь дома и увижу своих близких, — хмуро ответил Зульфикар, недовольный столпотворением, их задержавшим. Когда они, наконец, смогли продвинуться вперед, Зульфикар немного расслабился и посмотрел на Абдуллу.

Юноша казался ему радостным и действительно довольным, однако было в его лице и что-то печальное, словно бы он тревожился о чем-то. Подумав немного, Зульфикар понял. В гарнизоне, куда предстояло вернуться Абдулле, осталось не так уж много людей — обычный запас янычар, служивших патрульными да пожарными, когда в них была нужда, да новички, еще более зеленые, чем сам Абдулла, уже вкусивший вражеской крови и пропитавшийся запахом стали и земли с боевого поля. В строю его пока не ждали, так что делать Абдулле в городе пока что было особенно-то и нечего.

— Абдулла, послушай, — сказал Зульфикар, вспомнив свою шуточную идею. — Я помню, ты хотел остаться янычаром, но все же… Быть может, подумаешь о моем предложении перейти под мое крыло? Походишь подольше в дворцовую школу, хорошее образование получишь, а там моим помощником станешь. Глядишь, через несколько лет сменишь меня в Совете. Что скажешь?

— Я польщен вашим предложением, паша, — сейчас Абдулла колебался, и Зульфикар понял, что угадал его волнения правильно. Все-таки война сильно повлияла на него, и любая возможность зацепиться за мирную жизнь казалась прекрасным и достойным шансом. — Только куда мне. Я всего лишь глупый, никчемный раб, какой из меня помощник или член совета. Рабом родился, рабом и умру.

Такие слова из уст юноши, обладавшего живым умом, умеренной хитростью и недюжинным красноречием, показались Зульфикару кощунством. Он остановил коня и строго посмотрел на тоже остановившегося Абдуллу.

— Не смей так о себе говорить, — жестко приказал он. — Да, тебя увели из дома, это так. Но и со мной такое произошло. И посмотри, где я сейчас. Несколько лет назад наш повелитель заметил мой талант и по достоинству оценил мою верность, и благодаря ему я обрел счастье. И если я могу сделать то же самое для тебя, открыть тебе дорогу к хорошему будущему, то я буду счастлив сделать это. Дело за малым — тебе только остается согласиться. Если ты этого хочешь, разумеется.

Эти слова заметно успокоили Абдуллу. Он о чем-то подумал немного, словно принимая важное решение, и вскоре его лицо осветила добрая и даже по-детски счастливая улыбка.

— Вы хороший, паша, — сказал он. — Для меня будет большой честью служить вам, если на то будет воля Аллаха. И повелителя.

— Это уж мне оставь, — сказал, рассмеявшись, Зульфикар. — Но готов поспорить — повелитель будет не против.

На том и порешили. Довольные, они оба поехали дальше, и лишь на развилке Зульфикар вспомнил, что может сделать для парня еще кое-что.

— Ну, раз такое дело, — сказал он Абдулле вместо прощания. — Поедем-ка ко мне. Сегодня будет прекрасный день. Я рад, что увижу Хюмашах-султан, мою жену, и знаю, что она будет рада видеть меня. Хочу воспользоваться случаем и представить ей тебя, коль уж ты моим помощником будешь.

— Как? — удивился Абдулла. — Прийти к госпоже с дороги, в таком виде?

Зульфикар окинул их взглядом и усмехнулся. И действительно, одежда их сильно истрепалась и запылилась за долгую дорогу, однако почему-то ему казалось, что Хюмашах не будет до этого никакого дела, ибо она всегда ценила содержание книги больше самой прекрасной обложки, и людей это тоже касалось.

— Не переживай об этом, — отмахнулся Зульфикар, сворачивая в нужную сторону и кивая туда же парню. — Я же не поужинать тебя приглашаю пока что. Просто представлю тебя госпоже, а после можешь отправляться на заслуженный отдых. Да и госпожа, раз уж на то пошло, против не будет.

Абдулла, явно сомневавшийся в этом, все же последовал за ним. Преодолев последнюю часть их долгого пути, которая в сравнении со всем, что им довелось пережить прежде, показалась им обоим весьма приятной, они въехали во владения Зульфикара и Хюмашах и вскоре подъехали к Айналы Кавак. Проехать к конюшне у них не получилось — дорога была занята несколькими стражниками, охранявшими султанскую лошадь и несколько запряженных карет.

— Как странно, — сказал Зульфикар, спешившись и за уздцы ведя своего коня к конюшне обходной дорожкой. — Так много гостей в нашем доме не было с самой свадьбы. Надеюсь, ничего не случилось.

Абдулла, пораженный великолепием сада, даже лишенного листвы и цветов, и красивой отделкой дорожек и видневшегося неподалеку дома, ничего не сказал. Он лишь следовал за Зульфикаром, рассматривая все вокруг с каким-то детским восторгом. Оставив коней отдыхать в конюшне, Зульфикар, старавшийся игнорировать немного шокированные и восторженные взгляды конюха и его слуг, явно не ожидавших его увидеть, и все еще впечатленный Абдулла добрались наконец до дома и вошли внутрь.

На лестнице им встретился Бюльбюль, взволнованный чем-то. Старый евнух несся к дверям спальни Хюмашах и Зульфикара с покрывалом, которое Хюмашах обычно надевала на молитву, с таким сосредоточенным видом, что не заметил Зульфикара и его спутника, пока тот его не остановил.

— Бюльбюль, что тут происходит? — строго спросил Зульфикар, встав перед Бюльбюлем, и евнух, напуганный его внезапным появлением, вскрикнул.

— Аллах помоги! — схватившись за сердце, Бюльбюль чуть не уронил покрывало. — Зульфикар-паша, вы вернулись! Слава Всевышнему, радость-то какая, одна за другой идет!

— Объясни же ты, в чем дело! — Зульфикар с трудом удержался, чтобы не встряхнуть его. — Что с Хюмашах и детьми?

— Хорошо все, паша, — просиял Бюльбюль. — Госпожа три дня назад успешно разродилась. Сегодня повелитель со своей любимицей, Халиме-султан и сестры госпожи со своими детьми приехали на церемонию наречения и маленький семейный праздник. Ради такого случая даже Кесем-султан из Старого дворца позволили приехать.

— Кто родился? — спросил Зульфикар, решив не уточнять ситуацию с наложницей повелителя, ибо не до того ему было.

— Да пойдемте, там и узнаете, — Бюльбюль, впервые наплевавший на субординацию, чуть ли не поволок Зульфикара в спальню. — Скорее, пока еще не начали! Все вам так рады будут! О, Аллах помоги, а это кто? — спросил он, наконец заметив Абдуллу.

— Это мой будущий помощник, Абдулла, — Зульфикар улыбнулся. — Я хотел его с Хюмашах познакомить, чтобы она в случае чего поддержала мою идею взять его в услужение перед повелителем.

— И я уверен, госпожа обязательно так и поступит, однако, в таком виде я его к ней не пущу, — сказал Бюльбюль, брезгливо сморщившись при виде одежды Абдуллы. — В конце концов, там сегодня сам повелитель и его семья…

— Я тогда в другой день приду, — сказал растерянный Абдулла.

Зульфикар не успел ему ничего на это ответить — двери спальни открылись, и вышла Джаннет-хатун, чье появление удивило Зульфикара.

— Бюльбюль, где тебя носит, все уже заждались, — зашипела было она, но, увидев Зульфикара, она вскрикнула. — Во имя Аллаха!

— Не кричи, не порть сюрприз! — резво подскочивший Бюльбюль закрыл ей рот. — Иди-ка, уведи этого юношу на кухню, накорми его там и продержи, пока все не уйдут в гостиную. И одежду ему чистую найди. Там решим, что делать. Сейчас пусть госпожа порадуется. А вы паша, подождите у дверей, я скажу, как вам заходить.

Кивнув, Джаннет ушла выполнять указ и утащила с собой все еще ничего не понимающего Абдуллу. Бюльбюль же вошел в спальню, а Зульфикар в предвкушении притаился у двери.

— Где же ты ходишь, Бюльбюль-ага, — пожурил его улыбающийся Ахмед, на чьих руках лежал обернутый в вышитое руками Михримах-султан одеяльце младенец. — Мы уж начали беспокоиться.

— Прошу простить, повелитель, но причина моего отсутствия очень радостная для всех, — Бюльбюль торопливо помог Хюмашах покрыть голову и сделал шаг в сторону. — Сегодня Аллах не только привел всех вас в наш дом, разделить радость наречения этого благословенного младенца, но и вернул его отца целым и невредимым. Зульфикар-паша вернулся.

Под удивленные переговоры членов султанской семьи Зульфикар сделал шаг в комнату и тут же едва не оказался сметен с ног изумрудно-медным вихрем. Хюмашах, словно чувствовавшая, что слова Бюльбюля правда, пошла к нему навстречу одновременно с тем, как он вошел в комнату, и они встретились в крепких объятиях в считанные секунды. Зарывшись носом в ее волосы, Зульфикар закрыл повлажневшие от счастливых слез глаза. Он вернулся домой. Наконец-то он вернулся. В плечо ему заплакала Хюмашах, и Зульфикар, не любивший, когда она терзает свои прекрасные глаза слезами, поспешил утешить ее.

— Ну что же ты, Хюмашах, — ласково и немного смущенно пожурил он ее, погладив по щеке, когда она отстранилась. — Не плачь. Вот он я, вернулся, незачем больше плакать.

— Это слезы счастья, — Хюмашах улыбалась. — Это одно из таких редких мгновений, когда я могу себе их позволить. Сегодня я самая счастливая женщина, что ходит под Аллахом. Ты вернулся, наш малыш получит имя… разве может быть что-то лучше этого?

Она отстранилась, и следующим к Зульфикару подлетел Хамид, которому ради такого случая позволили быть с взрослыми. Мальчик крепко обнял Зульфикара, и, отстранившись, смело посмотрел ему в глаза.

— С возвращением домой, отец, — сказал он, стараясь не улыбаться слишком широко, чтобы показать, каким ответственным и серьезным он стал. Но его слова осчастливили Зульфикара больше самой широкой из его улыбок.

— Я рад видеть, как ты вырос, сынок, — ответил Зульфикар, на сердце у которого потеплело от этих трогательных слов. — И еще больше я рад вернуться к вам обоим.

Поцеловав мальчика в макушку, Зульфикар поднял глаза на повелителя и поклонился ему и всей его семье. Выпрямившись, он окинул их взглядом и с удивлением понял, что даже по ним он скучал все время отсутствия. Скучал по султану и его дружескому обращению, по Фатьме-султан и Михримах-султан, считавших его своим братом, по Кесем-султан, с которой у них сложились достаточно неплохие отношения, даже несмотря на то, что единственным их общим интересом было благополучие султана. Даже по Халиме-султан, с которой они практически не общались, но которая явно радовалась его счастью также сильно, как султан и его тетушки. Их присутствие действительно обрадовало Зульфикара. Но была среди них еще одна девушка, которую он не знал. Незнакомка, светловолосая и ясноглазая, держалась в стороне, но ее одежде и украшениям Зульфикар решил, что она, должно быть, новая фаворитка повелителя и причина ссылки Кесем-султан в Старый дворец. Рассудив, что это его не касается, Зульфикар улыбнулся им всем.

— Падишах, госпожи, — сказал он. — Для меня большая честь принять вас в своем доме в день своего возвращения и стать свидетелем наречения моего ребенка. Благодарю вас за вашу доброту и щедрость ко мне и моей семье.

— Это мы должны благодарить тебя, Зульфикар, — искренне сказал ему Ахмед, тронутый сценой, которой стал свидетелем. — Ты прошел такой долгий путь и был ранен, сражаясь за меня и эту страну, и я не знаю, как могу отблагодарить тебя. Но одно я знаю точно. Ребенок на моих руках — твой сын. Я считаю, что имя должен дать ему ты, его отец, самый честный и сильный человек из всех, кого я знаю. Подойди же, Зульфикар, возьми его.

Зульфикар, смущенный словами султана, подошел ближе и не без помощи Хюмашах взял из его рук крохотного младенца. Немного сморщенный и сонный, малыш смотрел куда-то сквозь него своими светлыми глазами, словно не понимая, что происходит, и его крошечные ручки то разжимались, то снова сжимались, повинуясь только ему понятному порядку действий.

— Он выглядит таким крошечным, хрупким и беззащитным, — удивился Зульфикар, впервые державший на руках младенца. — Трудно поверить, что все мы когда-то такими же были.

— И тем удивительнее осознавать, что мы так сильно выросли, не так ли? — согласилась с ним Хюмашах. Ребенок заворочался в одеяле и сморщился, готовый заплакать, и Хюмашах аккуратно погладила его по голове, чтобы успокоить. — Как ты назовешь его, Зульфикар?

Зульфикар задумался. Он не был хорош в выборе подходящих имен. Даже новые имена новобранцам давали другие, он редко принимал в этом участие и не представлял себе, как это — подобрать подходящее имя. Подняв голову на Хюмашах, он вдруг вспомнил, как она перед его отъездом поведала ему о последних днях своих любимых братьев, и как задумчиво и печально стало ее лицо, когда она вспомнила младшего, самого маленького из казненных шехзаде, к которому она была привязана крепче всего. И это воспоминание подало ему идею.

— Твое имя — Яхья, — сказал Зульфикар, прочитав молитву и качая в одном с нею ритме ребенка. — Твое имя — Яхья. Твое имя — Яхья.

Услышав это имя, заплакала уже не только одна Хюмашах. Этот выбор тронул Фатьму-султан и Михримах-султан — сестры в порыве чувств взялись за руки и прижались друг к дружке, словно бы они все еще оставались маленькими детьми, заставшими гибель близких. Даже Ахмеда тронуло это имя, поскольку он впервые за все это время отвернулся, чтобы смахнуть ладонью слезы с глаз.

— Пусть Аллах благословит султанзаде Яхья на долгую и счастливую жизнь, — сказал он, когда Зульфикар дочитал молитву. — Пусть сохранит его для нас.

— Аминь, — хором откликнулись все присутствовавшие.

На этом церемония закончилась.

— Мы хотели сначала остаться на маленький семейный праздник, — сказал Ахмед, когда задремавшего ребенка уложили в резную люльку. — Однако, ты устал с дороги, и мы не посмеем мешать тебе отдыхать. Позволишь ли ты мне и членам нашей семьи навестить вас позже и отпраздновать эти прекрасные события?

— Я покорнейше прошу вас об этом, повелитель, — улыбнувшись, поклонился Зульфикар. — И буду искренне рад видеть вас, госпожи. Обязательно приезжайте.

Следующие мгновения, последние перед прощанием, прошли в поздравлениях и прощаниях. Гости покинули их спальню, и Зульфикар и Хюмашах, оставив ребенка под присмотром верных слуг, вышли их проводить. По пути Зульфикар велел привести к конюшням Абдуллу.

— Повелитель, пока вы не уехали, — сказал он, когда юноша пришел и остановился в отдалении. — Я хотел бы представить вам и Хюмашах-султан юношу, новобранца из корпуса янычар, если позволите.

— Конечно, почему нет, — пожал плечами Ахмед.

Зульфикар поманил Абдуллу.

— Это Абдулла, — сказал он, когда парень поклонился султану и уставился в землю, чтобы не оскорблять своим непочтением госпожу. — Он юноша умный и способный. Я жизнью ему обязан, ибо он выходил меня в полевом госпитале в Ване. В качестве благодарности я хотел бы снова отправить его в дворцовую школу на серьезное обучение и после взять к себе в услужение. Позволите ли вы мне это?

— Разумеется, Зульфикар, — Ахмед широко улыбнулся. — Талантливые и благородные люди нам очень нужны. Думаю, ты найдешь его способностям хорошее применение. Поздравляю тебя еще раз. Отдыхай, Зульфикар. На заседания пока что не приходит. Самое главное — твое здоровье и благополучие твоей семьи. До свидания, Зульфикар, до свидания, тетушка.

— Благодарю, повелитель, — Зульфикар поклонился вслед уходящему султану. — Бог в помощь.

— Бог в помощь, Ахмед. Хорошей дороги.

Проводив султана и его свиту, Зульфикар повернулся к Хюмашах и взял ее за руку. Она сжала его ладонь своими пальцами и ласково улыбнулась, после чего повернулась к стоящему с опущенной головой юноше.

— Значит, твое имя Абдулла, — сказала она, подойдя ближе. — Что же ты, не смущайся, подними голову. Не пристало так стоять человеку, что позаботился о моем муже.

— Что вы, госпожа, как я могу, — пролепетал смущенный Абдулла. — Не пристало…

— Не стесняйся, Абдулла, раз госпожа не против, — усмехнулся Зульфикар.

Абдула, все еще смущенный, поднял голову и урывком взглянул на них, после чего, зардевшись от присутствия рядом прекрасной госпожи, снова опустил глаза.

— Что я могу сделать для вас, госпожа? — спросил он, запинаясь.

— Принять мою благодарность, — Хюмашах подошла к нему и как-то по-матерински положила руку ему на плечо. — Ты помог моему мужу, сохранил его жизнь, для меня это многое значит. Если вдруг тебе что-то понадобится, ты всегда можешь прийти ко мне за помощью.

— Благодарю, госпожа, — смутившись еще сильнее, сказал Абдулла. — Если позволите… я в корпус вернусь.

— Конечно, возвращайся, Абдулла. Бог в помощь, — сказал подошедший ближе Зульфикар. Похлопав парня по плечам, Зульфикар отступил и проводил его, отправившегося в сторону конюшни, взглядом. — Как ты его находишь?

— Сложно сказать, — Хюмашах улыбнулась и взяла его под руку, и вместе они пошли в сторону дома. — Он был так смущен и напуган, что я почти не поняла, что же он из себя представляет. Но, полагаю, у меня впереди достаточно времени, чтобы узнать его.

— И то верно, — наслаждаясь близостью Хюмашах, Зульфикар улыбался. — Я рад вернуться домой.

Ветер, пришедший с моря, сильным порывом поднял в воздух сухой снег и бросил им его в лица, и Хюмашах, смешно сощурившись, прикрыла глаза.

— Иди сюда, — улыбнулся Зульфикар. Он повернулся против ветра и притянул к себе Хюмашах, укрывая ее от маленькой снежной бури. — Вот так. Вот и ветер тебе теперь не страшен.

— С тобой мне ничего не страшно, — Хюмашах прижала свои теплые ладони к его замерзшим щекам, и Зульфикар блаженно улыбнулся, наслаждаясь их согревающей нежностью. — Как же я скучала, Зульфикар. Когда Искендер принес новость о поражении и сказал, что ты без вести пропал или в плену, мне на миг показалось, что мое сердце разорвется от боли. Но потом… я вспомнила сон, в котором мы были вместе. В нем я чувствовала тебя, твое тепло и твою боль, чувствовала, что ты жив. И это дало мне силы вытерпеть все остальное.

— Сон, значит, — Зульфикар с каким-то удивлением взглянул на нее. — Знаешь, я ведь тоже этот сон видел, пока в беспамятстве лежал в полевом госпитале. Мы с тобой на лодке были. Ты тогда еще малыша носила и дала мне ощутить его первый толчок. Сказала, что веришь в меня, в возвращение мое. Эти слова мою душу успокоили, желание жить усилили. Я жив только благодаря тебе, Хюмашах.

Радостно засмеявшись, Хюмашах поцеловала его, и Зульфикар с наслаждением ответил на поцелуй. Это было то, о чем он давно мечтал, и радость объединения с любимой оттеснило в сторону усталость и заглушило едва ощутимую боль от почти что заживших ран.

— Пойдем домой, — сказала Хюмашах, аккуратно разорвав поцелуй. — Ты устал с дороги. Надо бы тебя от пыли отмыть, раны осмотреть да в порядок привести. А после отдохнуть хорошенько.

— Если кто и сможет устроить это должным образом, то только ты, — улыбаясь, Зульфикар развернулся и, не отпуская ее руки, повел Хюмашах к дверям.

Следующие несколько часов он запомнил как одни из самых счастливых в своей жизни. Избавившись от старой одежды и отмывшись в хамаме, Зульфикар позволил Хюмашах привести лекарей, чтобы те обработали его раны. Когда закончили и с этим, они сытно пообедали и устроились в собственной постели отдохнуть.

— Мне жаль, что я не был с тобой в день, когда Яхья появился на свет, — сказал Зульфикар, улегшись на бок и наблюдая за тем, как Хюмашах кормит малыша. — Стоял бы рядом, за руку бы тебя держал…

— Боюсь, без травм бы не обошлось, — тихо засмеялась Хюмашах. — Джаннет-калфа подменила тебя в этом, и как взяла я ее за руку, она так и вскрикнула — я так сильно сжимала ее руку, что она ей какое-то время двигать не могла.

— Скажешь тоже, — Зульфикар усмехнулся. — Где моя рука, и где рука Джаннет. Кстати, раз уж зашла о ней речь… Почему она в нашем дворце? Ты ничего не писала ни о ней, ни о том, почему Кесем-султан в Старый дворец переехала, ни о новой фаворитке падишаха. Мне даже на миг показалось… что ты не обращаешь на нее внимание, хотя все было хорошо, когда я уезжал. Почему так?

При упоминании Кесем лицо Хюмашах на миг скривилось в мрачной, почти яростной гримасе, придавшей ее красоте зловещее выражение. Закончив с малышом, она позвала служанку и велела ей уложить сына в кровать. Лишь когда они снова остались наедине, Хюмашах повернулась к Зульфикару и ответила на его вопрос.

— Кесем твоя — завистница и лгунья, Зульфикар, — ответила она. — Кто-то во дворце обманом отправил в покои повелителя Аслы-хатун, девушку, что была сегодня с повелителем. Кесем решила, будто это я интригую против нее. Она оскорбила меня в лицо и за глаза, перед повелителем оболгать попыталась, но племянник встал на мою сторону. Он наказал Кесем, лишив ее должности. Кесем так сильно была этим оскорблена, что решила отомстить мне весьма жестоко — обманом заставила Джаннет, доверившуюся ей, подать мне ядовитый отвар, чтобы я ребенка потеряла. Слава Аллаху за Бюльбюля, он вовремя заметил отраву и спас нашего ребенка. Это стало последней каплей для Ахмеда, и он выслал Кесем в Старый дворец.

— Поверить не могу, — прошептал Зульфикар, с трудом сдерживающий гнев. — Как такое возможно? Как могла Кесем-султан, мать нескольких детей, так поступить с другой матерью?

— Ты разве до сих пор не понял? — удивилась Хюмашах, прижимаясь к нему и обнимая за плечи. — Кесем никогда не была добра ко мне. Она всегда видела во мне наследницу моей матери, ждала от меня подвоха. Одной мелочи ей хватило, чтобы воспылать ко мне ненавистью.

— Почему же она была добра ко мне все это время? Поверяла свои тайны, помогала и сама о помощи просила, — Зульфикар успокоился немного, и сейчас он смотрел печально и озадаченно. — Я полагал, что у нас хорошие дружеские отношения, мы ведь столько пережили вместе.

— Ах, мой добрый, славный Зульфикар, — Хюмашах ласково погладила его по щеке и поцеловала в губы, после чего слегка отстранилась. — Твоя вера в людей дает мне надежду, но, увы, не все люди ее заслуживают. Кесем-султан использовала тебя все это время. Она лишь приказывала и ничего больше. Даже тебе, спасшему ее и ее детей, она хорошего не желала. Навестила ли она тебя хоть раз, когда ты отравлен был? Обрадовалась ли она твоей свадьбе? Даже сегодня, увидев твое счастье от возвращения домой и рождения сына, она не разделила его, не подошла поздравить, а сразу уехала. Можно ли считать ее другом?

Зульфикар вздохнул. Хюмашах была права — та, что попыталась навредить его любимой женщине и ребенку, что никогда не сделала для него и толики добра в ответ на добро с его стороны, не могла быть его другом. И это приводило его в гнев, заставляло задуматься — кто во дворце повелителя на самом деле является его друзьями и врагами.

— Отныне пусть не надеется на мою помощь, — сказал он, обнимая Хюмашах еще крепче. — Не после того, как посмела поднять на тебя руку. Ты мое сокровище, Хюмашах. Теперь я рядом, и никто не посмеет тебе навредить. Даже сама Кесем-султан. Больше я ошибки такой не совершу. Просто так никому не доверюсь.

— Бесценный мой, — Хюмашах запустила ладони в его отросшие за время похода волосы, подушечками пальцев массируя его макушку, отчего каждый раз, стоило ей так сделать, по коже Зульфикара шли мурашки наслаждения. — Я так рада это слышать. Но и не хочу, чтобы сердце твое очерствело. Обещаю, рядом с тобой еще появятся добрые и чудесные люди, которые будут ценить и любить тебя так, как ты этого заслуживаешь. Обязательно появятся! Не теряй своей веры от дел одной несчастной завистницы.

Эти слова успокоили Зульфикара, заставили улыбнуться в очередной раз за этот долгий, счастливый день. Обнимая Хюмашах, он с наслаждением прокручивал в голове одну и ту же мысль, что была для него слаще лучшего меда, дороже самого чистого драгоценного камня — наконец-то он вернулся домой.

***

Как и обещал, Зульфикар отправил Абдуллу на серьезное обучение в дворцовую школу. Поскольку дорога в янычары парню стала закрыта, ему необходимо было покинуть гарнизон, освободив свою койку для какого-нибудь другого новобранца, и найти себе новое пристанище. Жалованье за поход он еще не получил, и так Абдулла оказался в непростом, как ему казалось, положении, которым он не хотел обременять и без того хорошо заботившегося о нем пашу. Направляясь со своими нехитрыми пожитками в тюке за спиной в гости к Зульфикару, Абдулла раздумывал, как бы ему объясниться, не раскрывая правды. Но он и не подозревал, что все уже было решено и вскоре разрешится так хорошо, как ему и не снилось.

Оказавшись в саду Айналы Кавак, Абдулла снова залюбовался и чистыми дорожками, кустами, которые даже зимой были подстрижены ровно, видом залива где-то вдалеке. Почти в самом центре сада он вдруг столкнулся с маленьким мальчиком, окруженным слугами. С одним из них он сражался на деревянных мечах, и Абдулла остановился в стороне, наблюдая. В этом темноволосом мальчике он сразу узнал султанзаде Хамида, о котором ему рассказывал в походе Зульфикар. По тому, как уверенно мальчик держал меч и умело им пользовался, Абдулла сразу понял — паша учит его сражаться. Это почему-то вызвало в юноше что-то вроде тихой, доброй зависти. У самого Абдуллы, начавшего забывать лица близких, от которых его забрали, отца, который учил бы его держать меч, уже не было.

Пока он думал об этом, шуточный бой закончился — слуга, служивший, судя по всему воином, в черных одеждах, выбил из рук мальчика меч. Султанзаде пошел за ним и поднял, и тогда его взгляд упал на застывшего в отдалении Абдуллу.

— Ой, кто это? — спросил он у высокого черноволосого мужчины, что сражался с ним.

— Меня зовут Абдулла, султанзаде, — Абдулла поспешил поклониться. — Я пришел по приказу вашего отца, Зульфикара-паши.

— Так вот ты какой, тот новобранец, — сказал мужчина. — Зульфикар-паша рассказывал о тебе. Приятно знать, что он все еще заботится о корпусе, в котором служил. Я Искендер, хранитель покоев султана.

— Приятно познакомиться, — поклонился и ему Абдулла, удивленной этой встрече. Он и не сказал бы, что этот молодой мужчина может быть хранителем султанских покоев.

— Не нужно этих церемоний, — отмахнулся Искендер. — Я и сам в шестой роте служил, после был в акинджи. Как видишь, я не так уж от тебя и отличаюсь. Пойдем с нами, Абдулла. Все равно мы во дворец возвращаемся, правда, султанзаде?

— Я бы еще погулял, — немного раздосадовано сказал Хамид. — Мы ведь совсем недавно вышли.

— Так и есть, — Искендер кивнул, соглашаясь с ним. — Однако, не вы ли упрашивали вашу матушку позволить посмотреть за братом, пока его не унесли спать? Нам нужно поторопиться, если вы хотите успеть.

Эти слова заставили Хамида забыть о капризах и согласиться пойти с ними в сторону дома. Вместе они зашли внутрь и у дверей гостиной на первом этаже они встретили Бюльбюля.

— Как хорошо, вы вернулись, — сказал он, увидев их. — Паша меня как раз за вами посылал. Сапоги отряхните, вот так, чтоб снега не осталось. Вот так. И вещи лишние тут оставьте. Отлично, проходите. И потише. С пашой госпожа и маленький султанзаде.

Выполнив все указания евнуха, Искендер, Абдулла и Хамид вошли в хорошо протопленную комнату. Зульфикара и Хюмашах они увидели сидящими на подушках неподалеку от камина. Паша, на людях выглядевший суровым и жестким, сейчас действительно был похож на очаровательного медведя, каким он казался Хюмашах. Аккуратно покачивая лежащего в его руках маленького сына, он тихим, вибрирующим басом напевал какой-то одному ему знакомый мотив, что был едва ли не единственной красной ниточкой, тянущейся к его расплывчатым воспоминаниям о детстве.

Хюмашах, которую Зульфикар со всем пылом своей отеческой любви едва подпускал к малышу, пользуясь каждой возможностью провести с ним время, играла краем своего пояса с развалившейся у ее коленей кошкой. Елизавета, изрядно отъевшаяся за последний год, начала вдруг казаться Хюмашах слишком крупной, но это никого особо не расстраивало. Чтобы не дать ей запустить себя еще больше, Хюмашах пыталась завлечь ее активной игрой. Кошка отвечала на это с ленивым удовлетворением, забавляя своими попытками казаться грозной хозяйку.

Хамид, вошедший в комнату первым, подбежал к Зульфикару и сел рядом.

— Можно подержать? — спросил он. Зульфикар, улыбнувшись, помог ему аккуратно взять брата на руки, и Хамид с неизменным интересом всмотрелся в маленькое сморщенное лицо. — Поскорей бы он вырос, чтобы можно было играть.

— Знаю, приятель, — Зульфикар усмехнулся и потрепал Хамида по голове. — Но придется немного подождать.

Он забрал младшего сына из рук старшего прежде, чем тому бы наскучило держать малыша, и переложил его в стоящую рядом люльку. Хюмашах же, оторвавшись от игры с кошкой, сияющей улыбкой встретила Искендера и Абдуллу.

— Добро пожаловать, — сказала она, пригласив их сесть жестом. — Как хорошо, что вы оба сегодня с нами. Как ваши дела?

— Хорошо, госпожа, — сказал Искендер, приятно смущенный ее словно сестринским отношением к нему. — В Топкапы все спокойно, все довольны, Иншаллах.

— Я спрашивала не про дворец, Искендер, — немного удивленно сказала Хюмашах. — Я спрашивала о твоих делах. Чем ты живешь помимо службы? Быть может, появилась девушка, что волнует твое сердце, и с которой ты хотел бы наконец завести семью? Все, что угодно…

— Мне нечего сказать, — Искендер пожал плечами со спокойным видом, так, словно говорил о чем-то обычном вроде похода на рынок или приятном завтраке. — Все, что у меня есть — служба, и меня это полностью устраивает. Не забивайте этим голову, госпожа.

— А что ты, Абдулла? — спросила Хюмашах, поняв, что от Искендера, для которого эти длинные фразы были почти что дневной нормой всех произнесенных слов, она больше не добьется. — Как прошли твои последние дни в корпусе?

— Скучно, госпожа, — с обезоруживающей честностью ответил Абдулла. — Там не так уж много людей осталось, и все заняты. Так что я просто собрал вещи, попрощался с теми немногими, кого застал, и пошел.

— Куда же? — Хюмашах с удивлением воззрилась на него. — Тебе же есть куда идти, Абдулла?

— Да, разумеется, — он солгал не моргнув глазом, но его выдал немного виноватый вид. Повинуясь выжидающему взгляду Хюмашах, он вздохнул и признался. — На самом-то деле нет, госпожа. Мне некуда идти. Но не беспокойтесь, у меня уже есть несколько идей, куда я могу пойти. Скорее всего, я окажусь в обители Хюдаи, так что при случае вы сможете найти меня там.

— Это не потребуется, Абдулла, — сказал Зульфикар, отвлекшийся от разговора с Хамидом об их планах на последний месяц зимы. — Я тебя позвал затем, чтобы сообщить хорошую новость. У нас есть свободная комната в домике, где живут слуги. Если ты хочешь, она будет твоей.

— Паша, я очень благодарен, — Абдулла посмотрел на него счастливым взглядом с примесью неловкости и смущения. — Однако, вы так много для меня сделали. Я не хочу портить вашу счастливую жизнь своим присутствием.

— О чем ты говоришь? — возмутилась Хюмашах. — Ничего ты не испортишь. Это же просто прекрасная идея! Вы вместе с Зульфикаром сможете ездить в Топкапы, да и мне будет спокойней, если ты будешь жить неподалеку. И Хамиду будет веселее в твоей компании, правда, дорогой?

— Это точно, — Хамид задорно улыбнулся. — Искендер-ага редко приходит, все остальные взрослые слишком занятые, а Яхья еще слишком маленький. Будет здорово, если со мной еще кто-то будет играть.

— Вот видишь, — сказал Зульфикар. — Ты нам не помешаешь. В конце концов, ты можешь оставаться только до тех пор, пока не получишь какую-нибудь должность и достаточное жалование, чтобы найти собственный дом. Как тебе такой план?

— Это прекрасный план, паша, — Абдулла поклонился, насколько это было возможно. — Благодарю вас, паша и прекрасная госпожа, за вашу щедрость ко мне!

Этот зимний день, проведенный в теплой и уютной комнате в хорошей компании, стал первым в череде таких же, приятных и счастливых, в которые каждый, кто находился в Айналы Кавак, чувствовал себя членом большой и крепкой семьи. Абдулла в тот же день остался с ними, чем вызвал неудовольствие Бюльбюля, которому пришлось помогать ему обжиться в соседней комнате, и интерес Джаннет, имевшей слабость к красивым юношам. Он быстро обжился, и вскоре всем во дворце показалось, что без Абдуллы их жизнь не была такой яркой.

Каждый день Зульфикар, Абдулла и Хамид отправлялись в Топкапы. Пока Зульфикар занимался делами службы, юноша и мальчик занимались в дворцовой школе у разных учителей. Они освобождались раньше и, дожидаясь пашу, шли играть с шехзаде Мустафой, к которому им разрешил ходить сам султан, чтобы брату не было скучно одному в покоях. Иногда им позволяли гулять на улице, что радовало сердце Халиме, наблюдавшей за их играми с балкона. Когда Зульфикар заканчивал с делами службы, он заходил за ними, и вместе они возвращались домой, где их ждали Хюмашах и маленький Яхья.

— Скажи, не в тягость тебе с Хамидом и Мустафой? — спросила как-то Хюмашах у Абдуллы, наблюдая за тем, как мальчик под присмотром отца качает люльку брата. — Они ведь маленькие такие, а ты уж взрослый. Так мило, что ты занимаешься с ними, но и тебе надо бы товарищами по возрасту обзавестись.

— Я только рад, госпожа, — Абдулла улыбнулся. — Они мне как братья младшие, хоть и неродные. Своих-то я уж не увижу.

Они помолчали немного. Наблюдая за тем, как потускнел немного взгляд обычно бодрого и веселого Абдуллы, Хюмашах разглядела в его глубине затаенную боль и что-то похожее на обещание и решилась.

— Как ты попал в корпус? — на одном дыхании спросила она.

Абдулла впервые посмотрел на нее немного исподлобья, но через несколько мгновений его взгляд оттаял.

— Как и все, — с нарочитой небрежностью сказал он. — Забрали по традиции. Это не так уж обидно, госпожа, когда только тебя забирают, тем более, что стать воином или господином лучше, чем всю жизнь поля пахать и засеивать.

— Неужто в твоей семье забрали кого-то кроме тебя? — ахнула Хюмашах, догадавшись об этом по тому, как заострились обычно мягкие черты лица Абдуллы от сдерживаемых им чувств.

— Забрали. Сестру старшую, — он отвел взгляд в сторону, сжав кулаки. — До Стамбула нас вместе довели, а там наши пути разошлись. Меня отправили в корпус. Что стало с ней — я не знаю.

— Ты пытался ее найти? — Хюмашах посерьезнела. История Абдуллы тронула ее, и теперь ей искренне захотелось помочь юноше.

— Конечно, госпожа, — впервые за этот трудный разговор Абдулла улыбнулся, но не тепло или весело, как раньше, а горько, печально. — Но в корпусе особо не до поисков было. Нам без разрешения гарнизон покидать не дозволяли, да и денег у нас особо не водилось. Как тут поиск достойный вести.

— И то верно, — согласилась медноволосая госпожа, лихорадочно соображая. — Вот что, Абдулла. Я хочу помочь тебе найти сестру. Хотя бы попытаться. Это же будет так чудесно, помочь вам объединиться. Если ты этого хочешь, конечно.

— Конечно хочу, госпожа! — Абдулла посмотрел на нее с толикой надежды. — Однако, возможно ли это? Почти два года прошло… Кто знает, что с ней могло за это время случиться…

— Мы попробуем, — сказала Хюмашах. — Это всяко лучше, чем ничего не делать.

Эти слова, как заметила Хюмашах, укрепили проникшегося еще большей благодарностью к ним Абдулле. Позже, оставшись наедине с мужем, Хюмашах рассказала ему о затруднении его подопечного, и Зульфикар, конечно же, согласился с ее идеей.

— Этот парнишка заслуживает счастья, — сказал он, обнимая жену в их уютном ложе. — Я постараюсь узнать, есть ли у нас в гарнизоне записи какие о его семье. Но шансов мало.

— Ничего страшного, — Хюмашах ласково ему улыбнулась. — Пока мы в состоянии что-то делать, все будет хорошо.

Зульфикар кивнул, соглашаясь с ней, поцеловал ее в лоб и удобно устроился рядом. Наблюдая за тем, как в его руках засыпает возлюбленная, осчастливленная надеждой, Зульфикар почувствовал, как заживают последние рубцы, оставшиеся на его сердце. Постепенно любовь исцеляла его сердце, и чувства, возникавшие на месте старых ран, вдохновляли и давали надежду ему самому. Его жизнь была прекрасна, и Зульфикар, засыпая, мечтал, чтобы так оно и оставалось.