Смеха больше нет.

Нет шёпота возле уха, нет гулкого эха во дворах. Точнее эхо, конечно, осталось, но оно больше не бьёт тебя по вискам «Мой. Мой. Мой». Никто не приходит больше к одиноким и печальным, чтобы, пообещав им сказку, увести за порог.

Его нет.

Ольйем, так долго сводивший тебя с ума, и, кажется, сведший, исчез.

В это почти невозможно поверить. Ты и не веришь очень долго, продолжая вслушиваться в тишину, искать его силуэт в толпе, вжимать голову в плечи, заходя во двор, в ожидании безжалостного эха. Но пытка закончилась, он больше не преследует тебя.

Словно он внезапно умер, потерял свою силу. Словно ты убил его своим отказом.

Это так просто и так невероятно, неужели ты единственный, первый, кто сказал ему «нет», и это заставило его отступиться.

Ты не можешь в это поверить, этого просто не может быть.

Ты больше не носишься по городу.

Ты ходишь не спеша, внимательно всматриваясь в лица, прислушиваясь. Замирая на несколько секунд, прежде чем в очередной раз сорваться с места.

Ты уже много раз ошибался.

Хватал за руки ничего не понимающих прохожих. Бежал, едва заслышав смех во дворе. Пугал парочки в парках.

Ты не хочешь верить, что всё закончилось. Не хочешь, но вынужден признаться сам себе, что стал зависим.

Он нужен тебе, необходим как воздух. Без него твоя жизнь потеряла остроту, стала тусклой и бессмысленной. Тебе не хватает ваших догонялок, ведь тогда ты мог видеть его хоть изредка. Пусть ценой всегда была чья-то жизнь. Твои мысли пугают тебя самого. Ты мечтаешь, чтобы он снова начал убивать, лишь бы иметь возможность бежать за ним, слышать его голос. Чем больше проходит времени, тем глубже проникает в тебя эта отрава, тем безоговорочней твоя вера.

Те слова были правдой, то, что вспыхнуло между вами, эта связь… возможно ли, что это и есть любовь?

И приходит день, когда ты находишь в себе силы признать — да, это именно она.

Ты понял.

Кусочки головоломки встали на свои места, ключ подошёл к замку, ты знаешь ответ.

Стоишь на набережной, глядя в синеву, думая, что делать теперь с этим знанием и этой жизнью, и не замечаешь, когда он оказывается перед тобой. Понимаешь с опозданием, что теперь смотришь в бирюзовые глаза, и чуть было не шарахаешься в сторону, не веря.

Он стоит перед тобой, бледный, почти прозрачный, нереальный. Наваждение. Моргни — и исчезнет. Поэтому ты не моргаешь, смотришь во все глаза, боишься отвлечься. Боишься, что лёгкий бриз сдует сейчас эту конструкцию из капель и отражений, которая так похожа на него. Боишься даже дышать.

— Я люблю тебя, — это он или волны с таким шорохом перекатывают гальку? — Ты веришь?

— Да, — отвечаешь ты одними губами, боясь развеять морок.

— Я скучал по тебе.

— Я тоже, — ты всё ещё дышишь через раз, хотя и понимаешь, что он настоящий.

— Я изменился, Льявир. Ты веришь?

Его голос больше не кажется шёпотом с той стороны. Он словно весенний ветер, ласкает кожу и пахнет цветами.

— Да. Я тоже люблю тебя, Ольйем.

Он улыбается тебе легко и немного грустно, снова похожий на сказочного эльфа. Протягивает тебе руку, и ты наконец касаешься его пальцев своими.

Он больше не убегает. Он здесь. Настоящий. Немного смущённый.

Он доверяет тебе.

И ты готов идти за ним, куда бы он ни пошёл. Тебе снова всё равно. Ты знаешь, что обречён.