Вэй Усянь равнодушно смотрел на свою руку. Порезы горели, но этого было недостаточно, чтобы заглушить его душевную боль. Он снова поднес маленький ножичек к запястью и провел вдоль, даже не поморщившись, когда лезвие скользнуло по коже так, словно он был сделан из бумаги. Ещё одна алая струйка потекла вниз по руке, присоединяясь к другим, уже высохшим.

Он украл этот нож с подноса, стоящего перед одной из гостевых комнат, ожидавшего, когда его заберут и отнесут обратно на кухню. Пока никто не видел, он протянул руку и спрятал нож за поясом.

Лань Чжань должен был помочь Лань Цижэню, оставив Вэй Усяня одного в цзиньши, которую они теперь делили. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как ему не дали совершить суицид, а когда ему дали выбор остаться в лазарете или с Ванцзи, он незамедлительно принял решение.

Он не собирался сдаваться. Прошло три месяца с тех пор как он ранил себя и три месяца с тех пор как его поймали. Лань Чжань как мог старался ему помочь, отвлечь от мыслей, что кричали на него, говорили убить себя, дабы он не создал Ланям ещё больше проблем, чем сейчас.

Вэй Усянь спрятал украденный ножик под матрац и аккуратно перевязал свою руку, следя затем, чтобы ни одна алая капля не упала на светлый деревянный пол. Он внимательно оглядел комнату ещё раз, убеждаясь, что не оставил даже намека на свой грех. После, он сел на кровать и уставился в пол, не в силах заставить себя пошевелиться, моргнуть или вдохнуть воздух излишне глубоко, потому что настолько явное существование в этом мире причиняло ему боль.

В конце концов он лег и зарылся лицом в подушку, позволив ткани пропитаться его тихими слезами, брызнувшими из глаз. За все то время, что он терзал свое тело, Вэй Усянь не проронил ни одной слезы, но сейчас, стоило оказаться в теплой, безопасной постели и вот, он уже не мог их остановить.

— Вэй Ин, ужин, — Лань Чжань вошел в цзиньши и увидел развалившегося на кровати Усяня. Одеяло лежало где-то в углу и не было накинуто даже на плечи. Лань Чжань нахмурился и молча поставил поднос на стол. Он чувствовал, что этот день будет сложным для Вэй Ина, который проснулся с потухшими глазами. Он поговорил с целительницей разума, которая работала с Вэй Ином, и та рассказала, что обычно делала, при этом, отказавшись раскрывать какие-либо детали, сказав, что ему следует просто продолжать проявлять заботу.

Вэй Ин говорил, что не одинок и что окружающие люди его поддерживают. Это расстроило Лань Чжаня, потому что всё чего он хотел — помочь Вэй Усяню, и ему казалось, что он делает недостаточно.

— Я не голоден, — пробормотал Вэй Ин с кровати. У Лань Чжаня появилось чувство, что тот на самом деле не спал. Бессонница Усяня только-только начинала сходить на нет, и ему все ещё предстоял долгий путь, прежде чем он сможет нормально спать.

— Немного? — тихо спросил Лань Чжань, заметив, что плечи Вэй Ина слегка напряглись. — Ради меня?

— Лань Чжань, ты такой хитрый, — Вэй Ин скатился с кровати и тихо подошел к нему. Он постарался поддразнивающе улыбнутся парню, но улыбка была слишком натянутой, и потухший взгляд его глаз никак не мог заглушить тревогу в груди Лань Чжаня. — Острое?

— Я сходил в город, пока ты был у целителя, — Лань Чжань взял свою плошку, оставив все острые блюда для Вэй Ина. — Хотел сделать для тебя что-нибудь особенное.

Глаза Вэй Ина немного округлились от удивления, а затем его лицо озарила мягкая улыбка, гораздо более искренняя чем раньше. Он съел маленький кусочек и довольно выдохнул, приятное жжение на языке нравилось ему намного больше, чем безвкусная еда, которую он ел здесь. Он не хотел показаться невоспитанным, ведь клан Гусу Лань был так великодушен, что даже позволил ему остаться, но здешняя еда была настолько пресной и безвкусной, что он уже не мог заставить себя съесть хоть крошку.

Чувство вины клокотало в его груди. Лань Чжань зашел так далеко, чтобы сделать ему приятно, а он так просто предал то хрупкое, оказанное ему доверие. Он не сдержал ни одного своего обещания.

Найди меня, если тебе будет плохо.

Отвлеки себя, если захочешь причинить себе вред.

Не прячь свои эмоции.

Он мог сделать каждую из этих вещей. Он делал это почти ежедневно в течении нескольких недель, но сегодня он не мог заставить себя протянуть руку. Он не мог заставить себя писать, рисовать или пойти на прогулку, чтобы отвлечься. Он не хотел отвлечься — он хотел боли. Он хотел увидеть, как кровь стекает по его коже. Он хотел почувствовать пульсирующую боль, сопровождающуюся приливом тепла в груди.

Целительница сказала, что это зависимость, и она была права. Вэй Ину нужно было почувствовать, как рвется его кожа, иначе он не чувствовал себя в порядке. Вэй Ин нуждался в этом, чтобы выжить.

Он поставил свою плошку, все ещё наполовину полную, и молча вернулся в постель. Лань Чжань ничего не сказал, когда Вэй Ин свернулся калачиком под одеялом. Он просто встал, подошел к Вэй Ину и накинул одеяло ему на плечи.

Лань Чжань хотел помочь, но чувствовал себя как в ловушке. Он задавался вопросом, чувствовал ли Вэй Ин тоже самое, и было это чувство беспомощности в его груди тем же, что заставило парня, лежащего перед ним, обратиться к боли, чтобы справиться. Он молча убрал посуду со стола, не желая беспокоить Вэй Ина, который неподвижно лежал на кровати, словно мертвый.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

Вэй Усянь ненавидел холодные источники. Он ненавидел их, но чувствовал, что его тянет туда. Может быть, в холодной воде было нечто такое, что отвлекало его от боли в груди, а может ему просто нравился предлог побыть в полном одиночестве. Никто не приходил к источникам, за исключением нескольких учеников клана Лань, но, если они видели, что в бассейны заняты, они немедленно уходили, не задавая лишних вопросов.

Порезы на руках уже зажили, их розовый цвет слился с другими бесчисленными шрамами, вырезанными на бледной коже. Он ненавидел то, как быстро они исчезали, но это давало ему возможность идти дальше, когда его мысли становились слишком навязчивыми.

Он ненавидел себя. Ненавидел шрамы на своём теле, ребра, которые слишком сильно выпирали, и кошмары, которые преследовали его, каждый раз стоило закрыть глаза. Он ненавидел все это в себе.

Казалось, что адепты клана Лань ходят вокруг него на цыпочках, причем ни его брат, ни сестра ещё не разу не написали ему, и он знал, что в тот момент, когда он вернётся в Юнмэн, все его успехи — если это вообще можно было так назвать — будут мгновенно стерты резкими словами и ещё более резкими ударами хлыста.

Он ненавидел взгляд Лань Чжаня, когда тот замечал, что Вэй Усянь смотрит в никуда, плачет смотря в пустоту, или ложился спать, ничего не ев третий день подряд. Он ненавидел себя за то, что расстраивает его, но не мог перестать делать этого как бы не хотел.

Интересно, подумал он, действительно ли было бы лучше ускользни он тогда ночью и никогда больше не показываясь никому на глаза? Он никогда бы не встретил Лань Чжаня — или, по крайней мере, никогда бы не сблизился с этим прекрасным человеком. А клан Гусу Лань не использовал бы ресурсы в тщетных попытках спасти того, кто не хочет жить.

Его конечности начали неметь, но именно для этого он и отправился на холодные источники. Лань Чжань говорил, что это место отлично подходит для тренировки ядра или становлении сильнее. Он действительно не рассчитывал дожить до конца следующего года, так что какая разница?

Послышался шорох и Вэй Усянь понял, что его время вышло. Лань Чжань всегда приходил ровно через час и ни минутой позже, чтобы забрать его. Он никогда не говорил об этом, но Вэй Усянь знал, что второй нефрит беспокоится о том, что он использует холод, как замену ножевым ранениям. Безусловно, именно это он и делал, но Лань Чжань следил за тем, чтобы пальцы его рук и ног не пострадали по-настоящему.

Как только он оделся, тщательно прикрыв руки, он присоединился к Лань Чжаню стоящему у подножья тропы. Они молча вернулись в цзиньши. Лань Чжань никогда не любил светских бесед, а Вэй Ин был слишком эмоционально опустошён, чтобы попытаться заполнить окружавшее их пространство своей болтовней. Теперь он говорил очень редко, не то чтобы раньше он не затыкался и постоянно говорил, за исключением того времени, когда притворялся, что все в порядке перед своим братом и друзьями.

Они молча шли обратно, когда Вэй Ину неожиданно захотелось сбежать.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

Лань Чжань был в ужасе. Целительница сообщила ему, что на руках Вэй Ина были свежие шрамы, зажившие с помощью золотого ядра несколько дней назад. Несколько дней назад, это означало, что он причинял себе боль в Облачных Глубинах — причинял себе боль прямо под носом у Лань Чжаня, где он должен был быть в безопасности от самого себя. Возвращаясь в цзиньши, он старался успокоить свое сердце. Видимо это было ошибкой — дать Вэй Ину выбор где жить. Лань Чжань не хотел с ним расставаться, но, если это означало, что он будет в безопасности… может быть, было бы лучше оставить его в лазарете, как и советовал дядя.

Он помчался обратно в цзиньши, которую делил с Вэй Усянем, не заботясь о том, какие взгляды бросали на него старейшины. Ему нужно было убедиться, что с Вэй Ин в порядке. Как он мог быть таким слепым? Как мог не заметить, что с его другом что-то не так?

Вэй Усянь ел ещё меньше, чем раньше, его одежды теперь свисали с тела. Мешки под глазами стали лишь заметнее, и ему, казалось, всегда было холодно, он всегда носил дополнительные слои одежды, чтобы скрыть дрожащие плечи.

Он просто надеялся, что ещё не слишком поздно.

Вэй Усянь смотрел в книгу, что держал в руках и его взгляд снова затуманился. Он попросил Лань Чжаня принести ему что-нибудь почитать, что-нибудь такое, что не требовало бы размышлений, что он мог читать незадумываясь, дабы просто занять себя. Он прочитал уже много книг по истории, земледелию и более повседневных вещах, таких как сельское хозяйство и искусство, но ему хотелось чего-то, о чем не нужно будет думать.

Большинство книг, которые Лань Чжань принес ему, были рассказами о героях, побеждающих какое-то великое зло. Там было несколько книг о любви и одна или две в жанре ужасов, но читать их он колебался. Его кошмары итак приносили ему немало проблем со сном и увеличивать количество этих проблем ему не хотелось

«Такое лицо следует беречь. Если ты позволишь мне любить тебя, то больше никогда не будешь одинока. Я потрачу все время вечности, ради того, чтобы соткать твоё счастье. Я принесу тебе луну, если ты её попросишь. Я сдвину горы, осушу моря, выращу жизнь там, где она не может вырасти, и все ради того, чтобы видеть как ты улыбаешься. Я хочу унять твою боль и высушить твои слезы. Позволь мне дорожить тобой, моя милая. Позволь мне забрать твою боль и заботы.»

Сердце Вэй Усяня сжалось. Мысль о том, что кто-то может полюбить его так же сильно… казалась невозможной. То как дух природы поэтизировал страницы, постоянно называя его красивым, прекрасным и любимым — вызывало у Вэй Усяня желание плакать.

Все, чего он хотел — быть любимым, но никто не будет любить его так — никто не сможет любить его так. В этом мире не было такого человека, и знание этого разбивало его сердце вдребезги, не оставляя даже осколков, чтобы собрать его заново.

Он хотел, чтобы его обнимали, чтобы заботились о нем. Он хотел, чтобы его целовали, баловали и берегли, как если бы он был чем-то очень дорогим и незаменимым, но этого никогда не случится.

Её получали лишь достойные люди.

Такие люди как Лань Чжань достойны любви, как в любовном романе. Они заслуживают того, чтобы их слезы сцеловывали, а улыбка отпечаталась в сознании того, кому посчастливилось им дорожить.

Такие люди как Вэй Усянь достойны лишь одиночества. Достойны того, чтобы их презирали, били и оставляли умирать в одиночестве. В конце концов, разве кто-то мог заставить себя полюбить такого сломанного человека как он?

Он был тенью того, кем должен был быть, не более чем оболочкой шумного мальчика с яркой улыбкой. Вместо этого он едва мог бороться с тенями внутри себя, не плача. Он едва мог встать с постели, не желая, чтобы его сердце остановилось.

Никто не заслуживал такого бремени, как Вэй Усянь.

Он отбросил книгу и подошел к кровати, его шрамы зудели и молили, чтобы он их обновил, заново нарисовал на своей коже. Он прикусил губу, пытаясь сдержать рыдания, и выудил из-под матраса свой маленький нож. Он избегал этого так долго, как мог, потому что знал, что целители рано или поздно узнают об этом, а значит узнает и Лань Чжань, а последнее чего он хотел — это причинить ему боль. Он изо всех сил старался не делать этого, но он не мог по-другому ослабить то напряжение, что росло в груди.

Ему казалось, что прямо над его сердцем сидит дух, вдавливая его в землю, где ему самое место. Он мысленно вернулся к книге, представляя себя маленьким мальчиком перед духом природы с нежной улыбкой и золотыми глазами, шепчущими ему:

Ты так прекрасен.

Позволь мне заботиться о тебе.

Ты заслуживаешь любви.

Позволь мне укрыть тебя от твоей боли.

Позволь мне любить тебя.

Пожалуйста, прими мою любовь, ведь она твоя.

Вэй Ин, я всегда буду любить тебя.

Он покачал головой, прогоняя призрачный образ золотых глаз, наполненных любовью. Он не мог позволить себе надеяться, потому что надежда ведет только к разрушительной боли, когда в итоге все происходит именно так, как ты и думал.

Он резко втянул носом воздух, когда лезвие скользнуло по его коже, но боли он не почувствовал — не было и прилива тепла, сменявшегося теплом в груди. Дыхание Вэй Усяня стало учащаться, когда он нанес себе ещё одну рану и получил тот же результат.

— Нет, нет, нет… — пробормотал он себе под нос, снова и снова исполосывая свои руки, пытаясь почувствовать, но его тело отказывалось признавать нанесенные на кожу царапины. Кровь лилась из ран, заливая кровать и пол, но ему было все равно. — Нет… я просто хочу почувствовать себя лучше… почему я просто не могу почувствовать себя ЛУЧШЕ?

Дверь с грохотом распахнулась и Вэй Усянь почувствовал, как кровь застыла в его жилах. Послышались шаги, и он сжался. Он услышал, как в ушах застучало сердце, когда чьи-то руки попытались вырывать у него нож, его скользкие пальцы отчаянно попытались удержать украденное лезвие, но безуспешно.

— Вэй Ин… — задушено позвал Лань Чжань, и Вэй Усянь попытался вырваться, но был слишком слаб для этого.

— Лань Чжань, это больше не помогает, — всхлипнул он, прижимая израненное запястье к груди, позволяя горячей крови впитаться в свою одежду, не заботясь об этом. — Я х-хотел з-заставить боль в моей… в моей груди исчезнуть, но это больше не работает!

— Мы должны пойти в лазарет, — Лань Чжань не раздумывая подхватил Вэй Ина на руки и помчался обратно в лазарет, молясь, чтобы Вэй Ин не потерял сознание от потери крови, прежде чем он туда доберётся. Он был так напуган, но ему нужно было оставаться сильным ради Вэй Ина — ему нужно было оставаться для него опорой.

— Держись, Вэй Ин, мы почти пришли, — Лань Чжань чувствовал, как слезы щиплют глаза. Вэй Усянь казался таким разбитым и испуганным, что у него что-то сжалось в груди.

Он пинком распахнул дверь, заставив целительницу вскрикнуть и вздрогнуть от испуга. Только она собиралась отчитать его, как заметила своего подопечного, свернувшегося калачиком в его руках и ужасающее количество крови, стекающей с них.

— Неси его сюда, — сказала она, быстро расчищая путь к койке. Лань Чжань кивнул и осторожно уложил его. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как бледен Вэй Усянь и какими пустыми были его глаза.

Лань Чжань стоял рядом с Вэй Усянем, пока целительница зашивала его руку, ни на секунду, не оторвав взгляда от спящего парня.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

Вэй Усянь проснулся, чувствуя себя полным ничтожеством. Его рука болела так, словно её прожевал огромный клыкастый зверь, а голова нестерпимо болела. Он попробовал протереть глаза, но обнаружил, что его здоровая рука зафиксирована с боку. Он запаниковал, думая, что его связали и оставили одного, однако, когда он повернул голову, то увидел мирно спящего Лань Чжаня, который переплел их с Вэй Усянем пальцы.

Боль пронзила его грудь, когда он увидел покрасневшее и покрытое пятнами лицо своего друга. Даже после плача Лань Чжань был красив.

Вэй Усянь попытался осторожно высвободить свою руку, но глаза Лань Чжаня тут же открылись, несмотря на все его усилия. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать.

Когда Вэй Усянь открыл рот, чтобы извиниться, то почувствовал, что его шею обвили чужие руки. Он не ожидал, что Лань Чжань обнимает его и застыл на мгновение, прежде чем нерешительно обнять в ответ.

— Ты проснулся, — тихо прошептал Лань Чжань, точно боялся, что слишком громкий голос разрушит иллюзию. — Ты жив.

Лань Чжань всего на мгновение отстранился, чтобы в следующую секунду накрыть его губы своими. Вэй Усянь задохнулся в поцелуе, пытаясь отстраниться, но рука Лань Чжаня мягко легла на его затылок, и тут он понял, что на самом деле не хочет отстраняться.

Через некоторое время Лань Чжань отстранился и сел рядом с Вэй Усянь на койку, их бедра соприкоснулись. Его лицо стало ярко-красным, как и его губы, но для Вэй Усяня он никогда не выглядел более идеальным.

— Вэй Усянь достоин любви, — прошептал Лань Чжань, выглядя слегка обеспокоенным тем, что так набросился на парня. — Не нужно сравнивать себя с героями книг, потому что тебя любят таким, какой ты есть.

— Лань Чжань… — Вэй Усянь потерял дар речи, его сердце болезненно сжалось, когда он увидел, как напуган и открыт его друг.

— Ты… прекрасен, Вэй Ин, — Лань Чжань повернулся, широко раскрыв чистые глаза. От увиденного у Вэй Усяня перехватило дыхание. — Ты не тот, за кого себя выдаешь, и это… это больно знать, что ты не видишь себя таким… каким вижу тебя я, потому что ты заслуживаешь любви и счастья.

— Я просто причиню тебе боль, — прошептал Вэй Усянь, прижимая колени к груди. Он мог обхватить их только одной рукой, по-прежнему пряча лицо.

— Это не так,

— Лань Чжань, я не приношу ничего, кроме бед и несчастий, — невесело усмехнулся Вэй Усянь. — Я не сделаю тебя счастливым.

— Ты уже делаешь,

— Как? — Вэй Усянь не смог сдержать горечи, которая просочилась в его голос. Все, что он делал, это хандрил и терял время.

— Проводя время с Вэй Ином… я чувствую себя живым, — признался Лань Чжань. Это было эгоистично с его стороны, но это была правда. — Гусу… удушающий, но ты помогаешь мне дышать. Ты помогаешь мне выжить здесь.

— Как? Все, что я делаю, это обременяю тебя своей собачьей чушью.

— Не обременяешь, — Лань Чжань протянул и взял Вэй Усяня за руку, осторожно касаясь толстых бинтов, покрывающих руку. — Твои проблемы — это не чушь. Вэй Ин, ты никогда не будешь обузой.

— Ты выругался, — Вэй Усянь оторвал свой взгляд от колен, его глаза были широко раскрыты и остекленели. Несмотря на всю серьёзность ситуации, Лань Чжань не смог сдержать легкой улыбки тронувшей губы.

— Я сделаю это, — сказал он, его тон был легким, почти дразнящим. — Только ради Вэй Ина.

— Ты… — Вэй Усянь не смог сдержать смешка, сорвавшегося с потрескавшихся губ.

— Красивый… — выдохнул Лань Чжань, глядя на смеющегося Вэй Усяня, его глаза были будто расплавленный мед.

— Прости, — его смех перешел во что-то более мягкое. Более печальное.

— За что?

— За то, что причинил себе боль, когда ты так старался мне помочь, — горячие слезы брызнули из глаз. — Я не хотел тебя разочаровывать. Я просто… хотел что-то почувствовать, но я больше не могу.

— Ты никогда не должен извиняться, — мягко сказал Лань Чжань, обнимая своего друга. — Нам не нужно извинятся друг перед другом.

— Лань Чжань, — Вэй Усянь всхлипнул, уткнувшись в его грудь, выплескивая все эмоции, которые он сдерживал. Ему было больно, как будто он промывал глубокую рану на сердце, но чем больше он плакал, тем меньше болело.

— Ты в безопасности, — Лань Чжань не сказал ему, что с ним все в порядке. Они оба знали, что это не так. — Я здесь. Ты больше не один.

— Мне страшно, — захныкал Вэй Усянь слишком эмоционально и физически истощенный, чтобы бороться со словами, которые он сдерживал в течении многих лет.

— Все в порядке, — потому что так оно и было. Это нормально, что Вэй Ин испугался, потому что теперь у него был Лань Чжань, чтобы помочь ему преодолеть страх. Теперь у него были люди, которые поддерживали его. — Ты можешь бояться. Ты через многое прошел, и ты очень много работал.

— Я просто хочу стать лучше, — впервые признался он. Он всегда говорил себе, что умрет раньше, чем клан Гусу Лань сможет ему помочь, но сейчас он понял, что это не то, чего он хочет. Он не хочет умирать. Он хочет быть счастливым. Он хочет проводить время с Лань Чжанем, нарушать правила и создавать хорошие воспоминания. — Я больше не хочу грустить! Я просто хочу, чтобы все вновь стало хорошо!

— Ты имеешь право грустить, — Лань Чжань не хотел, чтобы Вэй Ин считал все отрицательные эмоции плохими. Они испытывали потребность в гневе, страхе и печали, потому что именно это делало их людьми, они нуждались в них так же сильно, если не сильнее, чем в счастье и любви ведь это тоже делало их людьми. — Ты ведешь непосильную тебе битву, но я знаю, что ты победишь.

— Стремись сделать невозможное, — всхлипнул Вэй Усянь с слабой улыбкой на лице.

— Мгм, — Лань Чжань наклонился и поцеловал Вэй Усяня в щеку, чувствуя на своих губах слёзы. — Ты доказываешь, что можешь достичь невозможного каждый день. Я очень горжусь тобой.

Вэй Ин просто смотрел на него потрясенным взглядом широко раскрыв глаза и Лань Чжань задался вопросом, когда в последний раз кто-нибудь говорил ему о том, что гордится им. Ни для кого не было секретом, что его опекуны относились к нему не слишком хорошо, а дядя Цижэнь был с ним строг во время уроков. Он пообещал себе и Вэй Ину больше хвалить этого парня.

В конце концов он это заслужил.

— Вэй Ин, я очень горжусь тобой за то, как упорно ты сражаешься, — он снова поцеловал Вэй Усяня в щеку, на этот раз прямо под глазом. — Ты такой сильный и храбрый, и ты проделал такую огромную работу с той ночи. Я так невероятно горжусь тобой. Я знаю, что ты справишься с этим, потому что ты — это ты, и ты сможешь сделать все, что угодно.

— Лань Чжань… — он снова заплакал, крупные слёзы катились по его раскрасневшимися щекам, он пытался смахнуть их тыльной стороной ладони, но через несколько мгновений они вновь вернулись на место. Лань Чжань улыбнулся ему и притянул к себе, нежно целуя в висок и шепча похвалу.

Так они просидели несколько часов, не имея ни малейшего желания оторваться друг от друга.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

Цзян Чэн находился не в лучшем расположении духа. Его брат отсутствовал слишком долго — без малого почти пять месяцев! — и он не слушал ни слова от Гусу Лань о его успехах.

С одной стороны, он понимал, что связь довольны поддерживать обе стороны и что он вполне может написать первым, но с другой стороны, он боялся, что письмо травмирует Вэй Усяня, ведь он видел, что большинство его травм пришли из Пристани Лотоса и от его матери. Вэй Усянь писал ему, когда чувствовал себя более-менее сносно, а Цзян Чэн чувствовал, как медленно тянутся недели.

— Расставь ноги! Расслабляешься! — рявкнула Мадам Юй, заметив, что её сын начал терять концентрацию. Она подозрительно относилась к своему сыну и мужу с тех пор, как они вернулись из облачных глубин без Вэй Усяня, но она была слишком сосредоточена на тренировках и не беспокоилась о том, чтобы бранить главного ученика и много думать о том, почему Вэй Усянь должен был стоять на первом месте.

Цзян Фэнмянь туманно объяснил, что Вэй Усянь заболел и что возвращение в Юнмэн сильно повлияло бы на его здоровье, поэтому он остался в Гусу, чтобы поправится. Для Мадам Юй, не ставшей вдаваться в подробности, этого было достаточно.

Ей следовало разобраться получше.

Она возвращалась в свои покои, проходя сначала мимо цзиньши дочери, а затем сына. Цзиньши Вэй Усяня тоже находились неподалеку, но не слишком близко к настоящим наследникам клана. Как и следовало ожидать в это время ночи — во всех цзиньши было тихо. Ещё в пятнадцать, стоило луне достигнуть середины небосвода, и можно было быть уверенной что Цзян Чэн спал, а прошло больше часа с тех пор, как она взошла. Мадам Юй уже собиралась завернуть за угол, как услышала крик. Повернувшись к закрытым дверям, она замерла и прислушалась.

Крик доносился из комнаты Цзян Чэна. Мадам Юй нахмурилась и пошла проверить сына, не желая, чтобы его крики разбудили сестру. По крайней мере, так она себе говорила.

Как бы она не хотела холить и лелеять своего сына — она боялась, что если будет нянчится с ним, то сделает его мягким, но одна мысль о том, чтобы оставить своего сына, своего маленького мальчика, плачущем в своей комнате одного… была невыносимой. Она открыла дверь и увидела своего сына, освещенного лунным светом.

Цзян Чэн метался в своей постели, слезы и пот текли по его лицу. Его глаза были плотно сомкнуты, как будто он видел что-то ужасное во сне и Мадам Юй почувствовала укол жалости. Она слишком хорошо знала о кошмарах, что появлялись из ниоткуда, лишая возможности двигаться или вырваться из их когтей.

— Вэй Усянь, — закричал Цзян Чэн, всхлипывая во сне ещё сильнее. Лицо Мадам Юй окаменело при упоминании… этого мальчишки. — Н-нет! НЕТ! Не… Не бросай меня! Ты не можешь бросить меня!

Она промолчала. О чем, черт возьми, думал Цзян Чэн? Даже она, сквозь свою пелену предвзятости, видела, что Вэй Усянь с легкостью отдаст свою жизнь ради своего шиди. Любой, кто знал Вэй Усяня, видел его болезненную преданность Цзян Чэну.

Он резко сел на кровати, вытянув руки так, будто пытался за что-то ухватиться. Его лицо было таким же бледным, как луна, и его мать слишком поздно заметила, что бледность его щек компенсировалась зелёными кругами под глазами.

Цзян Чэн перегнулся через край кровати и его вывернуло на пол, он дрожал и всхлипывал, остатки сна все еще мучили его. Мадам Юй нахмурилась и вышла из комнаты, подзывая часового. Она велела ему принести таз с горячей водой, полотенца и чай. Он кивнул, зная, что лучше не задавать вопросов.

Она проскользнула обратно в цзиньши сына, заметив, что Цзян Чэн свернулся калачиком у стены, подтянув колени к груди, его плечи сильно дрожали от рыданий, которые он так отчаянно пытался заглушить.

Она вдруг осознала, что он очень хорошо умеет заглушать свои крики.

Сколько раз он это делал?

— А-Чэн, — тихо позвала она, заставив его вздрогнуть и испуганно поднять глаза. Прошло очень много лет с тех пор, как она видела такое затравленное, леденящее душу выражение на лице у другого человека. Она никогда бы не подумала, что увидит его на лице собственного сына. — Я послала за полотенцами и горячей водой. Попрошу кого-нибудь убрать это за тебя.

— Матушка, — голос Цзян Чэна подозрительно дрожал. Мадам Юй почувствовал, как её глаза слегка расширились. Как только Цзян Чэну исполнилось девять лет, он взял себе за правило сохранять мужское достоинство перед матерью, никогда не показывая своего горя, как бы сильно он не был расстроен. Однако сейчас он даже не пытался спрятать заплаканные щёки или глаза. — Что…?

— Я проходила мимо и услышала, как ты кричишь, — честно призналась она. У неё не было времени смягчить свои слова. — Я хотела проверить, не пострадал ли кто-нибудь из вас.

— Матушка, почему… — он замолчал, его глаза вновь наполнились слезами. — Почему кто-то может захотеть покончить с собой?

Мадам Юй почувствовала себя так, будто Цзян Чэн ударил её в живот. Из всех сценариев, которые она могла придумать, этого даже не было в списке. Она хотела спросить, не шутит ли он, но было ясно, что он предельно серьёзен.

— По многим причинам, — решительно заявила она. — Например, если они чувствовали, что жизнь — слишком тяжелое бремя или им было так больно, что смерть казалась спасением. Если у них не было другого выбора. Если чувствовали, что у них больше нет цели.

— О, боже… — Цзян Чэн прикрыл рот рукой и снова заплакал. Мадам Юй была поражена, она ещё никогда не видела своего сына таким разбитым. Даже когда он был ребенком, и они отослали его собак, Цзян Чэн смирился с этим через день или два. Однако теперь он ревел так, словно вокруг него рушился весь мир.

— А-Чэн, что…? — она не закончила вопрос, ведь не знала, что именно хотела спросить. Из-за чего он плачет? Что ему снилось? Что же его так расстроило, что он посмотрел на неё с такой мучительной болью в глазах?

— Матушка, Вэй Усянь… — его голос дрогнул. — Он… мы чуть не потеряли его.

— О чем ты говоришь? — она постаралась сделать так, чтобы в её голосе не прозвучало никаких эмоций. Хотя она громко заявляла о своей неприязни к Вэй Усяню, вид Цзян Чэна в таком состоянии заставил её на мгновение отпустить свою ненависть.

— Он… он собирался… покончить с собой в Гусу, — прошептал он и Мадам Юй почувствовала, как кровь застыла в жилах. — Лань Ванцзи нашел его раньше, но… но я нашел его записку… он… если бы Ванцзи-сюн не нашел его тогда и не убедил остаться…он бы умер.

— Невозможно, — огрызнулась она, не в силах поверить в услышанное. Вэй Усянь с его слишком громким смехом, слишком яркими улыбками и слишком большой личностью — чуть не убил себя? Он хотел умереть?

— Я просто… не могу поверить, что не заметил этого раньше. — Цзян Чэн провел пальцами по челке. Его мать, вероятно, была последним человеком, с которым он мог поговорить об этом, но он не мог остановить слов, которые бесконтрольно рвались наружу. Он все ещё чувствовал, как колотится его сердце после ночного кошмара. Он нашел Вэй Усяня, плавающего лицом вниз в их любимой части озера, а вокруг него растекалось кровавое кольцо. Когда Цзян Чэн попытался вытащить его, то увидел поперек горла своего брата настолько глубокую рану, что он мог видеть кость его шеи. Он очнулся все ещё чувствуя фантомное тело шисюна на руках. — Он перестал плавать вместе с нами, заходя в воду только в нижней одежде. Он переставал быть Вэй Усянем которого все знали, как только на него прекращали обращать внимание. Я думал, что он просто уставал и именно поэтому падал в туже секунду после того, как уверовался в том, что я не смотрю… Хотя думаю, он все же очень устал. Устал жить.

— А-Чэн… — она не могла вынести того, как измученно звучал голос её сына. Она привыкла к его резкости и ожесточённости, но в глубине души она знала, что он не имел в виду того что зачастую говорил. Однако, она могла сказать, что его слова пронизывали его до костей.

— Ха-ха… Я всё думаю, — продолжал говорить Цзян Чэн, как будто его матушка вообще ничего не говорила. — Действительно ли ему смогут помочь, как утверждал учитель Цижэнь?

— С чем ему должны помочь? — с некоторым страхом спросила она. Цзян Чэн глубоко вздохнул и начал растирать большим пальцем внутреннюю сторону запястья, глядя в пространство.

— Он причиняет себе боль, — прошептал он, продолжая тихо рыдать. — Учитель сказал… что иногда люди причиняют себе боль, потому что та боль, которую они чувствуют в своей груди, становиться сильнее, и они уже не могут её выносить, а физическая боль их отвлекает.

— Он… — у неё перехватило дыхание. Новость о том, что Вэй Усянь хотел покончить жизнь самоубийством сама по себе была ошеломляющей, но узнать, что её главный ученик причинял себе боль прямо у них под носом… и никто не заметил?

— Это заставило меня задуматься… о том, как он себя чувствовал, когда делал это, — Цзян Чэн опустил голову так, что челка закрыла лицо. — Я знаю, что это хреновая идея, но… но я просто хочу понять! Я хочу знать, через что он прошел, чтобы понять, почему он так сильно хотел умереть.

В следующий момент он не отдавала себе отчета. Мадам Юй перешагнула лужу тошноты и прижала сына к груди, зарываясь пальцами ему в волосы. Да, она не любила Вэй Усяня, но она не хотела, чтобы с мальчиком случилось что-нибудь плохое — хотя бы ради сына. Сама мысль о том, что её единственный кровный сын может захотеть причинить себе боль…

Вызывала у неё тошноту.

— Ты не можешь, — прошептала она, ненавидя то, как напрягся Цзян Чэн в её объятиях. — Вэй Усянь…ты не можешь повторить то, что сделал он. Не можешь.

— Я просто не понимаю, — перебил её рыдающий в плечо матери Цзян Чэн. — Почему? Я недостаточно хорош чтобы рассказать мне? Он совсем мне не доверяет?

— Не в этом дело, — она не знала было ли все сказанное правдой, но её душу раздирало на части от рыданий сына. — Он доверяет тебе. Просто он… устал. Лани хорошо о нем позаботятся.

— Я скучаю по нему,

— Я знаю, А-Чэн, — она закрыла глаза и тихо вздохнула. — Я знаю.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

Вэй Усянь был взволнован. Нет, он был в полнейшей панике. Он не в первый раз остался в цзиньши один, но обычно его оставляли не дольше чем на несколько часов, пока Лань Чжань помогал в том или ином деле в окрестностях ордена. Он понимал, что они помогают ему восстановить контроль над собой, понемножку, но он ценил это сильнее, чем они думали…

После того как Лань Чжань поцеловал его в лазарете — парни стали неразлучны, как будто не могли заставить себя расстаться. Вэй Усянь чувствовал, что за последние два месяца он добился большего прогресса, чем за все остальное время пребывания в Облачных Глубинах. Было что-то такое в том, чтобы получать вознаграждение каждый раз, когда он вставал с кровати, заканчивал есть, гулял по округе, не испытывая паники или делал что-то из того, что Лань Чжань считал достойным — он получал поцелуй, который отлично его мотивировал.

У него все ещё было больше плохих дней, чем хороших, но даже в них присутствовало что-то радостное.

Но сейчас весь достигнутый им прогресс рушился на глазах.

Лань Чжань уехал на какое-то собрание и вернется он только к обеду завтрашнего дня, оставив Вэй Усяня одного на всю ночь и весь день. Вэй Усянь заверил его, что с ним все будет хорошо. Что он поужинает, ляжет спать и, возможно, сходит на холодные источники, чтобы помедитировать в ожидании его возвращения. Лань Чжань поколебался, прежде чем кивнуть и поцеловать его в лоб.

Сейчас же реальность вступала в свои права. Он был один. Совсем один и дела его шли неважно. Он тяжело дышал и горло его сжалось.

Если Вэй Усянь чувствовал себя так после всего одного дня без Лань Чжаня, то как он будет чувствовать себя, когда тому придется уехать на более длительный срок? Как он сможет жить без Лань Чжаня?

Как он мог быть настолько эгоистичным, чтобы всё время держать Лань Чжаня подле себя? У него тоже была своя жизнь. У него были свои мечты, которые он собирался осуществить, и он ничего не мог поделать с тем, что ему приходилось играть роль его няньки до тех пор, пока Вэй Усянь будет цепляться за него, чтобы оставаться в здравом уме. Он тащил Лань Чжаня под воду и вскоре ни один из них не сможет выбраться из этого омута.

Его руки чесались как сумасшедшие, но Лань Чжань забрал у него единственный раздобытый им острым предмет. Он вцепился ногтями в зажившие шрамы, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы притупить боль, но, как и ожидалось, этого оказалось недостаточно. Он прикусил внутреннюю сторону щеки, вкус железа наполнил его рот, когда его разум начал работать.

Ты просто тянешь Лань Чжаня вниз.

Он скоро научится тебя ненавидеть.

Наверное, он уже тебя ненавидит.

Он только и делает, что нянчится с тобой.

Ты жалок.

Лань Чжань ненавидит тебя.

Он жалеет, что не позволил тебе умереть в тот день.

Он хотел бы, чтобы ты умер.

Он больше не хочет иметь с тобой дела.

Ты для него никто, просто игрушка, которую можно трахнуть.

Он считает тебя омерзительным.

Лань Чжань, вероятно, говорит с Цзеу-Цзунем о том, как омерзительны твои шрамы.

Ты должен умереть прежде, чем обременишь их ещё больше.

Он будет счастлив, если ты покончишь с собой.

Разве ты не хочешь сделать Лань Чжаня счастливым?

Вэй Усянь всхлипнул, голоса в его голове продолжали кричать на него, а грудь сдавило так сильно, что ещё бы чуть-чуть и его бы вырвало. Скудный ужин, который он смог проглотить, безжалостно перекатывался и грозил вырваться наружу. Он резко повернул голову ища что-нибудь — ЧТО УГОДНО — чтобы заставить голоса замолчать. Что угодно, лишь бы облегчить тяжесть в груди. Все, что угодно, лишь бы унять боль.

Его взгляд остановился на сундуке, в котором он хранил свои одежды и личные вещи. У него почти ничего не было, кроме нескольких выданных кланов Лань белых одежд. Тетради, заполненной неряшливыми записями, который был своего рода дневником и некоторых мелочей, которые Лань Чжань подарил ему, как того маленького нефритового кролика и книгу стихов с засушенными меж страниц цветами и дизи, которую ему подарил Цзеу-Цзунь в надежде, что изучение игры на инструментах поможет его более быстрому выздоровлению.

Порывшись в своих одеждах, он нашел то, что искал — запасной пояс, который должен был обвиться вокруг его талии. Ткань была не обычной, не толстой и жесткой, а скорее тонкой, прочной полоской ткани, достаточно длинной, чтобы обернуть её вокруг талии несколько раз, прежде чем завязать её на уровне пупка.

Идеально.

Он написал короткую записку, в которой сказал Лань Чжаню, что ему очень жаль и что он не сожалеет ни о чем из того времени, которое они провели вместе, потому что это было правдой. Пусть он и был безвозвратно сломлен, но это не означало что воспоминания с Лань Чжанем стали для него менее значимыми.

Иногда они сидели на крыльце, накинув одеяло на плечи и разговаривали. В то время Вэй Усянь засыпал в своей постели, а просыпался в объятиях Лань Чжаня. В те времена Лань Чжань нарушал правила только для того, чтобы заставить Вэй Усяня улыбнуться.

Лань Чжань был тем, о чем Вэй Усянь никогда не пожалеет.

Он выскользнул из цзиньши и направился в лес, с туманом, покрывающим гору, как верхние одежды адептов Лань. Деревья стояли так близко друг к другу, а ночь была непроглядной. Он думал, что им потребуется время, чтобы найти его, учитывая непроглядный туман. Он огляделся и заметил ветвящееся дерево с крепкими ветками.

Вэй Усянь почувствовал прилив спокойствия, завязывая пояс в петлю и закрепляя его на ветке. С его мастерством, помогавшем в детстве попадать в неприятности, он взобрался на дерево, даже не вспотев и сел на ветку, слегка болтая ногами и задумчиво глядя в лес. Он думал, что как только он окажется там, его разум начнет кричать на него или, возможно, он запаникует, но он чувствовал себя безмятежно.

Он почувствовал укол раскаяния, когда подумал о том, что почувствует Лань Чжань, когда увидит его записку, спустя много времени после того как он ушел, но это быстро прошло. Лань Чжань точно расстроится, но быстро пойдет дальше. В конце концов, Вэй Усянь не стоил того, чтобы его оплакивали. К тому же он сомневался, что Лань Чжань действительно заботился о нем — Второй нефрит вероятно просто потакал ему и его отчаянной потребности в любви, пытаясь удержать его от самоубийства.

Скорее всего, он целовал Вэй Усяня из жалости. Вытягивал шею из чувства вины. Занимался с ним любовью из чувства долга и не более того.

В конце концов, зачем такому красавцу как Лань Чжань обращать внимание на такого заморыша и гнилой кусок дерьма, как он?

Он накинул петлю на шею и затянул потуже. И не давая себе собраться с мыслями Вэй Усянь прыгнул.

Боль настала мгновенно, словно его ударили прямиком в горло, в то время как его тело отчаянно хватало ртом воздух. Он старался не сопротивляться, но не мог перестать жалобно дергать ногами, когда его зрение начало меркнуть. Казалось, прошла целая вечность прежде чем его голова сделалась легкой, а грудь тяжелой.

Его руки безвольно опустились вдоль тела. Вот и все. Он наконец-то станет свободным…

Ветка треснула и Вэй Усянь бесцеремонно упал на землю, на его шее все ещё была намотана петля. Он хмыкнул и больше не смог издать ни звука. Вэй Усянь глядел на звёзды, видневшиеся сквозь верхушки деревьев и думал, кто же это так шутит над его жизнью.

Тёмное ночное небо уже начало светлеть, когда Вэй Усянь с трудом принял сидячее положение. Он попытался сглотнуть, но тут же закашлялся от боли, пронзившей горло. Дрожащими пальцами он развязал пояс и тихие слезы потекли по его лицу.

Он вернулся в цзиньши чувствуя, как стыд, вина и разочарование обжигают его с головы до ног. Едва он лег в постель и закрыл в глаза, как раздался стук в дверь.

— Молодой мастер Вэй, я принес вам завтрак, — это был один из младших адептов, его голос звучал немного нерешительно. Вэй Усянь позволил себе на долю секунды засмеяться над идеей поесть, тут же побледнев от боли.

— Я плохо себя чувствую, — крикнул он хриплым и надрывным голосом. — Я поем позже, после того как отдохну.

— Желаете, чтобы я привел целителя?

— Нет, не нужно, я просто хочу немного поспать, — Вэй Усянь хотел, чтобы мальчик ушел. — Спасибо.

— Конечно, — голос адепта звучал так словно он нахмурился. — Когда проголодаетесь — позовите меня, я принесу ваш обед.

— Хорошо, я сделаю это, — боги, его горло горело огнем. Звук удаляющихся шагов позволил Вэй Усяню судорожно вздохнуть. Сейчас он не мог встретиться с кем-либо лицом к лицу.

Он встал и подошел к столику, на котором Лань Чжань хранил маленькое зеркальце, тут же взяв его в руки. Ахнув, он едва успел поймать выпавшее из рук зеркальце прежде чем оно упало и разбилось. Его пальцы дрожали, когда он осторожно дотронулся до своей кожи, очерчивая пальцами наливающиеся кровью синяки, образующее идеальный круг вокруг шеи.

Они уже начали приобретать синевато-пурпурный оттенок, он поморщился, когда невольно надавил на них. Они совсем не были похожи на те синяки, который оставлял Лань Чжань на его шее и ключицах. Они были такими…

Ужасающими.

Вэй Усянь запаниковал. Лань Чжань вернется через несколько часов. Как ему спрятать эти следы? Он чувствовал себя ужасно виноватым перед ним за то, что хотел сделать, а теперь ему предстоит увидеть, как исказиться прекрасное лицо Лань Чжаня, когда он будет объяснять, что с ним приключилось и откуда взялись эти страшные синяки.

Он не сможет этого сделать. Он не сможет этого вынести.

Вэй Усянь подошел к своему сундуку и достал оттуда маленькую коробочку с пудрой. Он купил её за несколько месяцев до того, как их отправили на обучение в Облачные Глубины. Он пробрался на рынок ночью и купил её у торговца, который продавал её ночным бабочкам. Косметика этого продавца была способна скрыть любые недостатки и была лучшей из всех тех, что когда-либо видел Вэй Усянь. Он скрывал ей свои шрамы, если была возможность, что рукава задерутся и мешки под глазами, если они становились настолько глубокими, что нельзя было от этого отшутиться.

Он покрыл свою шею пудрой, молясь, чтобы никто не заметил, что оттенок его кожи на самом деле чуть темнее, чем пудра. Там, в Юнмэне, он постоянно гулял вдоль озёр, охотился в лесу или дремал на солнышке. В Гусу же небо всегда было затянуто тучами, а изредка появляющееся солнце было далеко не таким безжалостным как дома.

Вэй Усянь повалился обратно на кровать, надеясь проспать ближайшие несколько дней — пока не заживут синяки, — тогда ему не придется узреть сокрушительного разочарования в чудесных глазах Лань Чжаня.

Засыпая, он гадал, будет это разочарование вызвано его попыткой или же тем, что у него ничего не вышло.

Лань Чжань понял, что что-то не так, как только вошел в цзиньши. Стоило сойти с Бичэня, как ему сообщили о том, что Вэй Усянь заболел и за весь день не только ничего не съел, но и даже из их маленького домика не вышел.

Он неслышно отворил двери, отметив, что свечи не горят. В лунном свете он увидел очертания фигуры Вэй Ина на кровати, его грудь мерно вздымалась и опускалась, но недостаточно мерно, чтобы счесть его спящим.

Лань Чжань зажег несколько свечей с помощью огненного талисмана, положил свой меч, снял верхние одежды и аккуратно сложил. Переодевшись в спальное ханьфу, он подошел и сел на край кровати где лежал Вэй Усянь. Вэй Усянь даже не шелохнулся и тогда Лань Чжань понял, что он притворяется.

Обычно Вэй Усянь спал очень чутко, когда дело касалось Лань Чжаня. Будь это кто-либо другой — он проспал бы войну, но с Лань Чжанем он просыпался от самых нежных прикосновений и самых нежных поцелуев.

— Вэй Ин? — прошептал он, странное чувство обуяло его грудь. Вэй Усянь напрягся, но глаз не открыл. — Мне сказали, что ты заболел. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Вэй Усянь не ответил, но Лань Чжань заметил, что в уголках его глаз стали скапливаться слезы. Он протянул руку и хотел было дотронуться тыльной стороны ладони до лба Вэй Усяня, но тут же отдернул её, увидев, как Усянь резко открыл глаза. Он беспомощно смотрел, как Вэй Усянь отпрянул от него и широко распахнул глаза, смотря на него словно загнанный в угол зверь.

— Что… что-то случилось? — спросил Лань Чжань страшась услышать ответ.

— Нет, — голос Вэй Усяня звучал крайне паршиво, отчего беспокойство Лань Чжаня только усилилось.

— Что случилось?

— Ничего, — Вэй Усянь избегал смотреть ему в глаза — ещё один признак того, что что-то не так. Вэй Ин любил смотреть ему в глаза поэтично описывая их цвет.

— Вэй Ин… — он протянул было руку и почувствовал, как его сердце оборвалось, когда юноша отшатнулся от его прикосновения.

— Я в порядке, — он явно был не в порядке. — Ты наверняка устал. Время позднее.

— Что случилось с твоей шеей? — она казалась странно окрашенной, а когда Лань Чжань взглянул на кровать то нашел на простынях размазанную пудру.

Вэй Усянь побледнел чем только подчеркнул различие между своей кожей и косметикой. Внутри Лань Чжаня все похолодело и сжалось. Он догадывался о том, что произошло, но искренне молил, чтобы это оказалось не так. Он хотел ошибиться. Он никогда в жизни так не хотел ошибиться как сейчас, но глубоко внутри он понимал, что прав.

Вэй Усянь наблюдал за тем, как Лань Чжань намочил тряпку, словно ожидая, что ему причинят боль. Лань Чжань присел на край кровати ласково — так ласково дотронулся до его шеи, что Вэй Усянь тихо заплакал и его слезы только быстрее смывали пудру — убирая неестественный румянец с шеи.

Он никак не отреагировал, когда проявилась целая коллекция синяков. Если бы он не научился скрывать свои эмоции, то его реакция была бы очень, очень плохой. К счастью, он сумел скрыть свое внутреннее смятение, в свою очередь успокаивая своей реакцией Усяня.

— Лань Чжань… — Вэй Усянь выглядел испуганно. Лань Чжань гадал, что сейчас творится в его голове.

— О чем ты думаешь? — задал он свой вопрос. Вэй Усянь на мгновение замолчал.

— О том, что буду скучать по тебе, — прошептал он в ответ. Лань Чжань закрыл глаза, его чувства болезненно бушевали в груди. Он почувствовал, как Вэй Усянь заёрзал на кровати придвигаясь ближе, но недостаточно близко чтобы коснуться друг друга. — И… о том, что я не могу ничего сделать правильно. Я… я не хочу быть обузой для тебя.

— Ты не обуза, — резко прервал его Лань Чжань, отчего Вэй Усянь грустно усмехнулся.

— Я ничего не могу без тебя сделать, — тихо произнес он. Лань Чжань открыл глаза и увидел, что юноша подтянул колени к груди и спрятал в них своё лицо. — Я… я полностью завишу от тебя и ненавижу себя за это. Я имею в виду, я люблю тебя, но я ненавижу, что в тот момент, когда ты уходишь, я словно скатываюсь вниз по спирали. Я не могу… я не могу надеяться на то, что ты всегда будешь рядом. Это несправедливо по отношению к нам обоим.

— Когда ребёнок учится ходить, ему нужно, чтобы кто-то держал его за руки, — осторожно сказал Лань Чжань после минутного раздумья. Голос Вэй Усяня был таким низким и хриплым, что Лань Чжань пожалел о том, что не может напоить его чаем, дабы чуть успокоить горло. Это наверняка было больно. — Неужели они навсегда остаются зависимы?

— Нет…

— Им нужна маленькая помощь, но по мере того, как они растут, они учатся ходить самостоятельно, — продолжил он, с облегчением заметив, что Вэй Усянь немного расслабляется. — Они не становятся бременем, пока учатся ходить, так же, как и ты не становишься бременем, пока выздоравливаешь. Если ты хочешь, чтобы я помог тебе — я помогу, потому что я люблю тебя и хочу видеть тебя счастливым.

— Но…

— И даже когда ты уже не будешь нуждаться во мне — я буду рядом, — Лань Чжань видел страх в глазах Вэй Ина, четко проявившийся на его лице. — Я не уйду, когда ты почувствуешь себя лучше. Я всегда буду рядом с тобой, Вэй Ин.

— Мне так жаль, — вырвалось у Вэй Усяня, его тело сотрясалось в болезненных рыданиях, когда он бросился в поджидавшие его руки Лань Чжаня. — Я… мне так чертовски жаль! Я чуть… чуть не оставил тебя! Разве я не эгоистичный придурок?

— Ты не эгоист и не придурок, — Лань Чжань крепко обнял Вэй Усяня, понимая, что он почти потерял своего возлюбленного навсегда, осознание этого наконец ударило его в полную силу. Он обнял Вэй Усяня еще крепче, до такой степени, что им обоим стало слегка некомфортно, но никто не возражал. — Вэй Ин не идеален, но именно это несовершенство делает тебя столь великолепным.

— Мы можем поговорить с твоим дядей завтра утром? — прошептал Вэй Усянь, наслаждаясь окружившим его теплом. — Я… хочу поправиться. На этот раз по-настоящему. Больше никакой чертовщины или сокрытия чего-либо… если не для меня, то для тебя. Ты, Цзян Чэн и Шицзе. Я должен сделать для тебя хотя бы это.

Лань Чжань хотел возразить, сказать, что Вэй Ин должен жить для себя, а не для кого-то другого, но тот факт, что он добровольно признал это — было подвигом, и он не хотел пугать его лишний раз, чтобы он снова не закрылся и не стал скрывать свои чувства.

— Все что угодно для тебя. — сказал он, целуя Вэй Ина в волосы, отказываясь отпускать его.

• ══─━━── ⫷⫸ ──══─━━ •

— Тебе уже лучше? — Цзян Чэн неловко стоял в цзиньши, уставившись на половицы. Вэй Усянь сдержал смешок.

— Я тоже рад тебя видеть, — ухмыльнулся он и его щеки налились здоровым румянцем. Прошло уже больше полугода с тех пор, как брат видел его в последний раз, за это время он не только набрал тот вес, который должен был иметь с самого начала, но и заметил, что с его щек исчез румянец, а из глаз искорки.

— Я… Я хотел написать. Правда хотел. Просто… я не хотел сделать усугублять ситуацию.

— Как бы ты смог её усугубить? — Вэй Усянь искренне смутился. Через месяц после своей последней попытки он наконец почувствовал, что может написать своим Шиди и Шицзе. И получил ответ в течение нескольких часов, а к концу дня Цзян Чэн отправился в Гусу.

— Я… ну, Пристань Лотоса была одной из причин, по которой ты чувствовал себя так.… так, как это сделал ты, — Цзян Чэн пытался подобрать правильные слова. Он знал, что у Вэй Усяня дела идут гораздо лучше, но все еще боялся, что скажет что-нибудь не то и снова все испортит. — И… Я не знаю…

Он умолк, бормоча что-то себе под нос, отчего улыбка Вэй Усяня померкла.

— Хах?

— Я… черт возьми, это сложно! Я боялся, что был частью причины, по которой ты хотел уйти, и я боялся, что сделаю все еще хуже написав и заставив тебя вспомнить плохие вещи. — он сильно зажмурился, не желая видеть реакцию брата.

Он не знал, чего действительно ждал, но явно не рук, притягивающих его в объятия.

— Ты идиот, — всхлипнул Вэй Усянь, намочив плечо брата. — Я думал, ты злишься на меня за такой глупый…

— Ты думал, что я злюсь на тебя? — Цзян Чэн отстранился и шок отразился на его лице. А Вэй Усянь кивнул с тихим смешком, вытирая лицо рукавом.

— Я думал, что ты разочаровался во мне, — он потупил взгляд. — Я оказался таким слабым, а я знаю, как ты относишься к слабакам и…

— Заткнись, — Цзян Чэн притянул его обратно в объятия, в этот раз позволяя одежде Вэй Усяня намокнуть. — Просто заткнись.

— Хорошо, — Вэй Усянь разрешил себе обнять брата, чувствуя облегчение от того, что его ненавидят не так сильно, как он думал. Казалось, словно с его плеч сбросили еще один тяжелый груз не дававший нормально дышать.

— Ты ведь скоро вернешься, правда? — спросил Цзян Чэн перед отъездом. Он мог провести в Гусу всего два дня, а затем должен был вернуться в Юнмэн. Вэй Усянь не мог не улыбнулся, увидев, как сильно младший брат не хотел уезжать.

— Мы с Лань Чжанем отправимся на Пристань Лотоса, как только ты уедешь, — в третий раз за день заверил Цзян Чэна Вэй Усянь. Лань Сичэнь и Лань Цижэнь в конце концов решили, что Вэй Усянь достаточно окреп, чтобы провести несколько недель дома, разумеется, в сопровождении Лань Чжаня. Он пробудет там всего несколько недель, а потом вернется в Облачные Глубины, что на самом его не очень-то и расстраивало. Он уже успел проникнуться любовью к спокойствию гор. — Так что лучше подготовь для нас настоящий пир!

— Ты еще получишь то, что получишь, — фыркнул Цзян Чэн, уже обдумывая все детали банкета, достойного главного ученика их клана. — Просто… Будь осторожен.

— Ну разумеется! Лань Чжань никогда не допустит, чтобы со мной что-то случилось, — Вэй Усянь усмехнулся и оглянулся на своего парня, который дал братьям возможность попрощаться. Лань Чжань слабо улыбнулся, отчего щеки Вэй Усяня залились счастливым румянцем.

Он не был полностью излечен. Ему потребовалось некоторое время, чтобы принять то, что он, вероятно, никогда не будет «полностью излечен», но после того, как он понял, что это нормально — процесс выздоровления показался намного быстрее и легче. Рецидив не был преступлением, а слезы нередко шли ему на пользу.

Лань Цижэнь и целители разума ясно дали понять, что будет нелегко, но Вэй Усянь никогда не отступал перед вызовом. Впервые за много лет он почувствовал, как в его груди снова вспыхнул огонь. Гордые улыбки Лань Цижэня и Лань Сичэня тоже уже не ранили, но Вэй Усянь никогда не признается им в этом вслух.

— До скорой встречи, — Цзян Чэн снова кивнул, прежде чем достать Сяньду.

— Счастливого пути!

— Ага, как скажешь. — Цзян Чэн фыркнул, но Вэй Усянь расслышал нежность за грубыми словами. Вэй Усянь встал рядом с Лань Чжанем, когда фигура Цзян Чэна начала исчезать.

— Ты когда-нибудь думал, что мы зайдем так далеко? — спросил он, но Лан Чжань расслышал скрытый вопрос. — Ты когда-нибудь думал, что я смогу зайти так далеко?

— Конечно, — он нежно поцеловал Вэй Усяня в висок, никогда не уставая от вида Вэй Ина и розовых пятнышек, покрывающих его переносицу всякий раз, когда он был взволнован проявлением любви Лань Чжаня. — Вэй Ин — самый сильный человек из всех, кого я знаю.

— Хм, думаю Цзян Чэн не будет сильно обижаться, если мы немножко опоздаем, — ласково улыбнулся Вэй Усянь, увлекая Лань Чжаня в сторону сада. — Я хочу закончить ту книгу стихов прежде, чем мы уедем.

— Мгм, — улыбнулся Лань Чжань, позволяя себя утянуть. Все что угодно для его Вэй Ина.

Примечание автора:

Наверное, мне следовало добавить сцену, где Вэй Усянь противостоит всем тем вещам, которые причиняют ему боль в Юньмэне, но я слишком устал, и эта глава итак уже занимает 18 страниц. (в переводе 27)

Я не планировал писать вторую главу, но я совсем не ожидал, что так много людей захотят, чтобы я написал вторую главу XD. Надеюсь, что ничто не показалось вам (слишком) нереалистичным. Я знаю, что некоторые моменты немного преувеличены, но я старался сохранить их реалистичность, основываясь на своем личном опыте.

Я приношу свои извинения за любые орфографические ошибки или ошибки с именами/терминами/и т.д. У меня всего одна извилина в мозгах и то в хороший день, обычно она у меня отсутствует, и в данный момент я пытаюсь увидеть, как долго я и моё тело сможем продержаться прежде чем я упаду в обморок, потому что хочу почувствовать что-нибудь новенькое, а когда я делаю нечто такое я всегда безрассуден лмао. Мораль этой истории не будь таким как я — я всегда делаю плохой выбор XD