Над очагом засвистел чайник, пуская носиком упругую струю пара. Разложив на две тарелки комковатую овсянку, Аланна торопливо вытерла о передник руки, надела защитную рукавицу, сняла чайник с огня и залила кипятком три чашки с засыпанной в них травяной смесью.

— Сара, деточка, может, покушаешь все же? — уговаривала она сидящую за столом у окна помощницу. — А то чего чай один.

Та замахала руками и с вежливой улыбкой помотала головой.

— Нет, правда, не надо, спасибо. Я позавтракала дома. Вы сами, главное, хорошо покушайте перед прогулкой. И все же, давайте я готовить буду? Мне не сложно…

— Брось ты! — отмахнулась Аланна. — Чай, и так уже все за меня делаешь. Вообще от безделья сгнию иначе. Нет, ну восьмой час уже, сколько можно дрыхнуть… Логан! — крикнула она, повернувшись в сторону спальни. — Иди жрать! Холуев носить не нанимали!

Через пару минут дверь открылась, и из спальни вышел невысокий мальчик, потирая заспанные глаза и одергивая ниже растянутую майку, стараясь прикрыть ей голые коленки. Пока Аланна нарезала льняной хлеб, он взобрался на стул напротив гостьи и широко улыбнулся.

— О, Сара, привет!..

— Не «привет», а «здравствуйте», сволочь ты невоспитанная! — устыдила внука Аланна, пододвигая ему тарелку с кашей и плюхая на нее сверху кусок хлеба. — На, и без разговоров!

Логан в ответ показал ей язык.

— Это таким как ты «здравствуйте», потому что ты старая! А она не седая и морщин у нее нет! — высказавшись, он снова обратился к соседке: — А мне такой сон интересный снился! Я был больши-им таким драконом, и плавал по молниям, как по волнам! И рычал так громко, и у-ух вообще! Все враги дрожали!..

— Нет, ты видела, каково хамло? — всплеснув руками, повернулась Аланна к Саре, ища у той поддержку. — Вообще ни во что меня не ставит. Еще и хвастается, что чертовщина всякая снится...

— Отчего же? — участливо улыбнулась та, ненароком подмигнув Логану. Мальчик тихо хихикнул. — Наоборот приятно, что в мои почти сорок меня в молодухи записывают. Сердцеед, умелец комплименты делать. А сон очень интересный, — похвалила она мальчика.

— Ба, комочки… — между тем проныл Логан, успев повазякать по густой каше ложкой.

Аланна ругнулась под нос и резко села за стол.

— Конечно, комочки! Весь мозг мне уже загадил, уже не соображаю, сколькмо крупы на кастрюлю сыплю! Жри, пока за шиворот не вылила! Сердцеед он, как же… — проворчала она, вернувшись вниманием к Саре. — Сплюнь два раза! И без того только и делает, что душу мне с нервами жрет день ото дня! Комочки ему… Его кормят, а ему все не нравится! Здоровый лоб, уже учиться пора идти несколько лет как, так нет же! Джо же уперся до пубертата его при себе держать, что б ему старому елдаков вагонетку на могилу…

— Джо сам меня учит! — влез Логан. — А потом он обещал, что устроит меня на завод паромехаником!

— Да чему он там тебя учит, болезный? — скривилась бабка. — Не висел бы ты у него под дверьми, как репей приставучий, ему и насрать бы на тебя было! А ты, дурак, и ластишься к нему котом нетраханным! Любишь пуще бабки родной, которая из последних сил в огороде для тебя ковыряется, чтобы жрать было что; которая шмотки тебе в городе на последние деньги покупает! Дочь мне угробил, деда родного угробил, теперь и меня сжить пытается… Мразь неблагодарная, паротехником ему… Чтоб тебя там захерачило, паскуду…

— Аланна, ну что Вы, нельзя же так… — осторожно упрекнула ее Сара.

Та завелась пуще прежнего, сердито наморщив переносицу.

— Еще как можно! Известно, что брань нечистую силу ослабляет. Так что ему полезно, — наставительно заявила бабка, после осуждающе проворчав: — А ты тоже, чего защищаешь его вечно? Конечно, душа наивная, пустила его к себе в сердце, он его и оплел сразу щупальцами своими, не успела заметить! А ты посмотри, посмотри внимательнее — волосы темные, от Реи, а глаза-то чьи? У ней-то зеленые были, а у этого паразита как пить папаши гребаного, синющие что твоя бездна, ни у одного нормального человека таких не встретишь! Вот увидишь, он потом через тебя перешагнет, даже руки не подаст и не поморщится! Дед больной был — так ни разу не приласкался, отродье, ни разу слова доброго не сказал! На погребальном костре ни слезинки не проронил! Я как тогда бедро сломала, ни разу не посочувствовал, ни спросил «бабонька, как ты себя чувствуешь? Тебе что-то принести, помочь?» — ни одного слова ласкового, ни поцелует, ни обнимет! Не твоя помощь — уже бы и сгнила давно!.. Ох, ну хоть хлеб покушай, золотце, свежий, а то ж совсем отощала ведь…

Бабушка говорила что-то еще, Сара порой осторожно ей отвечала, но Логан уже их не слушал, выработав в себе привычку в такие моменты попросту абстрагироваться от окружения. В этот раз способом отвлечься от внешней болтовни он избрал попытки облагородить бабушкину кашу. Сперва он решил ее посолить стоявшей тут же на столе солью; попробовал — фу, только хуже стало. Следом он покрошил в ненавистную овсянку хлеб, надеясь сделать ее тем самым более съедобной, но получилось вовсе отвратительно — масса вышла еще более вязкой, липла к небу, зубам и, казалось, вовсе к пищеводу. Даже чай не спасал положения. Логан подозревал, что бабушка добавляет в его кашу клей, чтобы у него там внутри все слиплось и «мелкое отродье последовало, наконец, вслед за сгубленным им дедом».

Почему-то бабушка часто ставила Логану в вину дедушкину смерть, хотя самому Логану тогда еще и пяти лет не было. Дедушку он помнил плохо — в памяти остались лишь обрывочные эпизоды о сгорбленном молчаливом старике, постоянно читающим в кресле у очага. Но погребальный костер он помнил хорошо. И помнил, как действительно наблюдал за ним во все глаза, прижимаясь к ноге рыдающей бабушки. Тогда ему огромное пламя казалось красивым и волнующим, и он не понимал, почему остальные плакали и грустили, когда перед глазами было так красиво. Дедушка же для Логана просто исчез из дома, как предмет мебели — вот он был перед очагом, а вот его больше и нет. Из-за его отсутствия в жизни Логана ничего не поменялось — он даже не представлял, из-за чего именно чихвостила его бабушка, и не знал, что ей на это отвечать. А потому предпочитал попросту молчать, ибо иначе простое бабушкино недовольство превращалось в настоящий ураган из гнева, в котором Логану не было спасения — ощущая себя в центре разъяренной стихии, он представлял себя будто в крошечной лодке, попавшей в шторм, где единственной возможной стратегией было лечь на дно и с трепетом ожидать, когда буря успокоится.

Перечить бабушке открыто Логан решался только в присутствии Сары. Она стала частым гостем в их доме после того, как бабушка пару лет назад сломала бедро, оступившись на лестнице из-за накануне найденного Логаном на свалке, и впоследствии забытого на ступеньках шарикоподшипника — сперва добрая соседка помогала врачу ухаживать за лежачей старухой, а после выхаживала, так с тех пор регулярно и помогая по хозяйству, даже когда бабушка уже смогла ходить пусть и с тростью, но самостоятельно.

Насколько Логан знал, Сара не имела постоянной работы, детей у нее не было, и пока муж трудился на заводе в городе, она подрабатывала всеобщей помощницей — у кого детей нянчила, где старикам помогала, кому с хозяйством подсобляла. Ей, как она утверждала, подобное ремесло было только в радость, да и селяне благодарили если не деньгами, то едой или чем полезным. Сара никогда не называла Логана «отродьем», любила играть с ним, всегда улыбалась и часто угощала его сушенными сливами. Он иногда думал, права ли была бабушка, что если бы с Сарой что-то случилось, то он не стал бы горевать из-за этого, как не горевал по дедушке? Внутри в ответ на этот вопрос отзывалось такой же пустотой, но Логану думалось, что отсутствие в его жизни Сары он точно заметит, а потому, наверное, ему без нее все-таки будет плохо, и плакать он станет.

Про бабушку сказать того же он не мог. Она не хотела с ним играть, не читала ему книг, а все разговоры с ней сводились к крикам и упрекам. По мнению Логана, бабушка вела себя странно: с утра она уходила в огород на задний двор, чтобы потом продать зелень в городе, а на предложение о помощи гнала Логана прочь со словами, что из-за него, нечисти, пожухнет вся капуста и погниет весь салат. Не зная, куда себя деть, он уходил из дома до самого вечера, а по возвращению слушал обвинения бабушки в том, что он шляется целыми днями ни весть где, вместо того, чтобы помочь ей по хозяйству. Решив, что, видимо, данная помощь заключается в том, чтобы лишний раз не утруждать бабушку и при этом не отсвечивать в ее поле зрения, он вскоре с подмоги Сары и старика Джо приспособился заботиться о себе самостоятельно, чтобы не просить бабушку заштопать порванную одежду, накормить его или залечить очередную ссадину. И пусть за неровные стежки бабушка впоследствии называла его криворуким балбесом, а за съеденного жука или украденное с чужого двора яблоко била по спине тряпкой с криками «нечисть всеядная» и «преступная морда», но это было лучше, чем сидеть с ней дома наедине с утра до вечера.

Из размышлений о возможной смерти Сары, бабушкином сломанном бедре и ворованных яблоках Логана вырвала фруктовая муха, спикировавшая на кашу мимо его носа.

— Вон, уже остыло все, мухи на коньках катаются! — вставила свои пять монет бабушка, попивая травяной чай. — С такой рожей сидит, будто травить его задумали! Хотела бы — давно б ты уже с голоду окочурился, так нет же, на больных ногах, но готовит тебе бабка из последних сил! У многих и того нету, грязью кормятся, а он все недовольный! Сама сголодаю, но последнюю крошку отдам! Стараюсь, делаю внучку, а внучок — в душу харчок! Нет бы хоть соврать тогда, чтоб бабку не обидеть, с улыбкой съесть, через силу! Так нет — все на роже написано! Аспид, не хочешь — не жри, ходи голодный тогда! Смотреть тошно! — психанула она, со стуком поставив чашку.

Немного понаблюдав, как увязшее в месиве насекомое отчаянно жужжит в попытках улететь, Логан окончательно уверовал в свою теорию про клей вопреки бабушкиных слов о стараниях, и со смиренной миной зачерпнул ложкой овсянку вместе и с хлебом, и с солью, и с мухой.

Когда он тщательно пережевывал получившееся у него блюдо, то думал о нескольких вещах: что фруктовая муха по вкусу похожа на гусеницу химерной бабочки, сожранной им позавчера, и она в разы вкуснее остального содержимого тарелки; что у Сары глаза похожи на щенячьи, когда она их так широко раскрывает; и что, наверное, он опять не смог верно понять посыла в словах бабушки.

— Уродское, ненормальное отродье! — кричала бабушка, пока Логан с натянутой до ушей улыбкой давился кашей. — Бестолочь! Сумасшедший! Видишь, Сара?! Что ему муха, что другое живое существо — съест, уничтожит и не подавится! Да чтоб ты уж лучше подавился, нечисть! Никаких нервов не хватит с тобой... Горе сплошное, перед людьми стыдно!..

Она продолжала причитать и когда Логан доел, и когда Сара помыла в тазике посуду и даже когда не без помощи Сары обувалась. Все это время Логан раскачивался на обеденном стуле и с улыбкой наблюдал за ней, чем, очевидно, бесил ее еще больше. На молчаливую же попытку Логана самому помочь бабушке с обувью, Аланна послала его со словами «себе руки сперва выпрями, малахольный, прежде чем мне ноги ломать!».

После перелома бабушке нужно было достаточно ходить, чтобы ноги не отказали, потому Сара ежедневно гуляла с ней по несколько часов, прежде чем вернуть Аланну в ее огород. До ужина Логан был предоставлен самому себе, и пусть все, вплоть до подпольных тараканов, знали, что дома он не останется, диалог перед бабушкиным уходом вот уже несколько лет оставался одним и тем же. Если судить по тому, что Логан вычитал из книг, то это уже можно было считать полноценной семейной традицией. Наверное.

— Только посмей опять слинять из дома, паршивец! Высеку так, что мясом парным светить на жопе будешь! Все понял, зараза?

— Угу, — отрешенно промямлил Логан.

— Я тебе угукну! — погрозила ему кулаком Аланна. — Не дай Боги опять нажалуются на тебя, я Джо слушать не стану — сдам твою преступную харю Патрулю, и будешь гнить в Скайдолфине! Хотя куда тебе Скайдолфин — мощей не хватит. На виселице будешь ворон кормить, как ворье мелкое!

— Ага. Иди уже.

— Ты меня не посылай, посылалка еще не доросла! И не трогай тут ничего без меня своими лапами кривыми!..

— Пойдемте, Аланна, — Сара обняла ее за плечи и мягко подтолкнула к выходу. — Думаю, он понял. До встречи, Ло!

— Ага, пока! — лучисто отозвался тот.

— Не «пока», а «до свиданья», выродок бессовестный! — фыркнула бабка, ковыляя к выходу. — Я все сказала! Чтобы ни с кем не говорил, никуда не ходил и никому жизнь не портил своей аюсталовой мордой! Все, целую. Сиди, жди!

Едва дверь за ними закрылась, Логан метнулся в спальню. Все бабушкины слова, как и обычно, он пропустил мимо ушей. Быстро напялив шорты, он сунул в карман припрятанный под кроватью дедов складной охотничий нож, в другой карман положил горбушку хлеба со стола и, выждав достаточно времени, чтобы бабушка с Сарой успели уйти от дома, босиком выбежал на улицу.

Утро выдалось солнечное и теплое. В обе стороны змеилась вытоптанная улочка, по краям которой на неравном расстоянии друг от друга стояли деревянные домики. Большинство жителей ушло на работу в город еще пару часов назад, отчего народа на улице было немного. Мир да спокойствие — загляденье. Заметив напротив вышедшую на крыльцо соседку, качающую у груди румяного младенца, Логан растянул губы в улыбке и помахал ей рукой.

— Мари, доброе утро!

Соседка вздрогнула, как-то дергано улыбнулась в ответ и, неловко кивнув, торопливо нырнула назад в дом, прикрывая головку ребенка рукой. Логан пожал плечами и побежал вдоль улицы. Похожую реакцию на приветствие он получил еще от двух соседок. Третья дважды сплюнула и кинула в его сторону морковной ботвой. Старик Хью замахнулся на него зажатым в руке заводным ключом от парокосилки.

— Было бы оно доброе без твоего визита! — проскрипел он в ответ на приветствие Логана. — Свали с глаз, мать твою-утопленницу, и без тебя не работает ни черта, пока я тебя самого этой косилкой не переехал!

Логан на это показал ему язык и со смехом запульнул подобранным с земли камнем в яблоневую крону над головой Хью. Этого оказалось достаточно, чтобы парочка переспелых яблок прицельными снарядами шмякнулась на косилку — жаль только, что не на самого старика. Тот разразился бранью и демонстративно заторопился в сторону извечного врага и обдирателя его драгоценных яблонь.

— Ах ты отродье морскодьявольское, чтоб тебя Темный Отец приголубил! Ноги бы тебе с руками оторвать, гадости эдакой! Все Джо расскажу!..

Логан не стал ждать ни окончания проклятий на свою голову, ни возмездия в виде заводного ключа на нее же. Широко улыбаясь своей проделке, он ломанулся дальше по улице с прытью подстреленного зайца, и уже вскоре, переводя дух, уселся рядом с лобным местом возле кромки леса, на самом краю деревни.

Большая вытоптанная площадка считалась местом сборища старших ребят. В отличие от похожей площади в центре деревни, где порой жгли погребальные костры и проводил общий сбор старик Джо, на этой разводили костры разве только для свистнутых из дома колбасок.

Ровесников Логана в их деревне не имелось — самым старшим из «младших», тоесть неработающих, кроме самого Логана был только пятилетний Алан, а с ним возиться было неинтересно. Потому Логан часто бегал за старшими ребятами — Эриком, Микой, Джейсоном и Орландо. Самым старшим, пятнадцати лет, а потому и главарем среди них был последний. И как бы Логан не старался, но завести дружбу с ними у него, почему-то, так и не выходило. В лучшем случае они ограничивались равнодушием и проклятиями, к которым Логан уже привык, как к чему-то само-собой разумеющемуся. В худшем же — кидались в него всем, чем под руку придется. И так же, как и в случае с бабушкой, Логан абсолютно не понимал, что делал не так: ведь он и ругани у матросов в городе научился, и по деревьям лазил здорово, и проказничал лихо, и подделки у него выходили на загляденье из собранных на свалке за городским заводом деталей — словом, делал все так же, что считалось крутым и поощралась между ними всеми, — но почему-то лишь в случае с Логаном ни у кого подобное не вызывало ни восторга, ни одобрения.

На площадке обнаружились Орландо с Эриком, которые со смехом держали на руках аконитовую змейку и игриво пугали ей тринадцатилетнюю Мию. Из любопытства, Логан решил сперва как обычно немного понаблюдать за происходящим, спрятавшись за углом ближайшего дома.

— Прекрати мучать! Отпусти ее, Оро, вдруг укусит! — кричала Мия, сидя с поджатыми ногами на одном из поваленных бревен.

Орландо на это только тряхнул рыжей гривой и вытянул вторую руку, давая возможность тонкому сине-фиолетовому шнурку переползти на нее с другой руки.

— Так она же не ядовитая, глупая. И где я ее мучаю? Смотри, ей нравится, языком телепает.

— А так чего же у нее название такое, если аконит — ядовитое растение? — стояла на своем Мия.

— А потому что цвета такого же, — поддержал друга пухлый коренастый Эрик. — Ты просто трусиха, так и скажи.

Девочка зарделась.

— А вот и не трусиха!

— Раз не трусиха, тогда подержи ее! — рассмеялся Орландо.

О симпатии Мии к нему было известно, пожалуй, всем, кроме самого Орландо. Мия была девчонкой скромной и тихой, но ее красноречивые взгляды в сторону первого парня на деревне говорили сами за себя. Логан, в силу возраста и неопытности, подобное влечение расценивал как что-то запретное и непонятное, но понимал, что если Мия откажется подержать змейку и признает себя трусихой, то в глазах самоуверенного и отважного Орландо она упадет до уровня сопливых детей: Логан не раз слышал, как он насмехается над чужой трусостью. И при этом он видел, что Мия боится, хоть и не может этого признать. И это Логану тоже было непонятно и обидно: почему с тихоней-Мией, которая всего боится, ребята общались, а с Логаном, который мог без страха прыгнуть в море аж с восточного мыса Слепой бухты или с одним охотничьим ножом выйти на лесного шакала, как взрослый— нет.

Его одолевали смешанные чувства — как и много раз до этого. Он хотел, чтобы Орландо с Эриком посмеялись над Мией, и тогда сам Логан на ее фоне будет выглядеть лучше. Но при этом и не желал, чтобы она попала в такую ситуацию, потому что знал, что это неприятно. Посему он решил убить двух зайцев разом — трех, если считать, что змейка была красивая и он действительно хотел ее подержать.

— Оро, ребята, привет! — во всю ширь улыбнулся он, выпрыгивая из своего укрытия.

Реакция последовала незамедлительно. Мия сжалась в комочек сильнее. Эрик насупился и сжал пудовые мясистые кулаки. Орландо зло дернул верхней губой.

— К морским драконам тебя, ублюдок. Ты никто, чтоб меня так звать! — гаркнул Орландо. — Какого ляда нужно? Вали к черту!

— Оро, не выражайся так, пожалуйста, — робко попросила Мия.

Тот отмахнулся.

— Да таких выражениями покрепче посылать следует.

— У вас змейка? А дай подержать! Спорим, я ее себе на лицо посажу? — не обращая внимания на привычные в свой адрес слова, подошел ближе Логан. — Такая маленькая…

Ему дорогу перегородил Эрик.

— Тебе сказали свалить, ущербный, — грозно проговорил он, хотя ломающийся голос вкупе с насупленным щекастым лицом делали его угрозы невероятно смехотворными.

Логан поднял в миролюбивом жесте раскрытые ладони и постарался обойти преграду сбоку.

— Да вам чего, жалко чтоли? Я аккуратно, и тут же верну. Или чего, проспорить боитесь? О, а давайте ей домик из песка построим на берегу!..

— Да ты что, еще и тупой вдобавок?! — прогремел Эрик, следом толкнув поровнявшегося с ним Логана в грудь.

Несмотря на свою мясистость, Эрик был парнем крепким и сильным, потому его легкого толчка хватило, чтобы Логан оступился и упал спиной на землю. Мия вскрикнула. Орландо округлил глаза. Даже сам Эрик, судя по его лицу, понял, что сделал что-то неправильное и страшное.

— Совсем кретин?! — рявкнул на него Орландо. — Ты что делаешь?!

Тот испуганно замотал головой, забавно колыхая при этом щеками.

— Да знаю, знаю, само так получилось! Так он же полез…

Договорить он не успел. Логан налетел на него, как дикий звереныш, с разбегу боднув его в живот и следом лягнув ногой в колено. Эрик выругался, ударил кулаком по худощавому плечу, и тут же вскрикнул, когда Логан рыкнул и вцепился зубами ему в другую руку, молотя обидчика кулаками куда придется. Эрик повалил его на землю. Завязалась драка. Где-то далеко кричала Мия, ругался Орландо, но для Логана кроме Эрика не существовало никого.

Он ведь ничего не сделал, совсем! Он не обзывался, он вежливо попросил! Почему Эрик толкнул его?! Почему они так поступают?! Раз так, то Логан докажет свою правоту тем образом, каким это работало лучше всего во все времена — силой.

Но драку прервал Орландо, схватив успевшего лягнуть его Логана за ноги и отшвырнув того в сторону от друга. Змейку он уже давно отпустил.

— Я сказал хватит! Пошел прочь, мразь, пока я тебе сам бошку не разбил, — брезгливо процедил он. — Свалишь по-хорошему, и я, возможно, даже не расскажу, что это твоих рук дело.

— Он первый начал! — кипя гневом и обидой вскочил на ноги Логан.

Эрик в полусогнутом состоянии отполз подальше и сел, прикрывая рукой кровящий нос.

— Бодьной! Бсих! — прогундосил он. — Я тебя удою, сученыш!..

— Заткнулись! — оборвал его Орландо. — Я велел не драться с ним?! У тебя кости титановые?! Или ты нахрен забыл, о чем старшие предупреждали?!

— Вы просто трусы! Оба! — задиристо выкрикнул Логан, утирая разбитую губу. — А еще Мию звали трусихой! Сами хуже девочек!

Эрик икнул. Орландо стиснул челюсти и медленно повернулся в его сторону.

— Что тявкнул, крысеныш?

Это становилось уже весело. Такой сценарий тоже повторялся часто и Логан знал его наизусть. Он любил напрашиваться на драки и бесить Орландо. Отчасти потому, что так ему доставалось желанное внимание. Но больше потому, что ему нравилось ощущать вкус победы.

— А ты глухой? — огрызнулся раззадоренный Логан, безумно скалясь. — Так докажи, что я не прав! Он начал первый! Не согласен — переубеди меня по-мужски! Тряпка!

Орландо не зря слыл парнем горячим. Избалованный авторитетом, он срывался с цепи всякий раз из-за малейшего оскорбления. Особенно — от Логана.

Драка разгорелась с новой силой. Орландо был выше и сильнее, но драться с юрким Логаном было все равно, что отбиваться от взбесившейся ласки. Он не просто бил кулаками — он лупил ими хаотично, куда дотягивался, он лягался, кусался, царапался и бодался. Но хуже было то, что в любой драке главным его противником являлся не оппонент, а простая выносливость — как бы его не били, он не крючился, не замедлялся и не останавливался. Создавалось впечатление, будто он вовсе не чувствовал боли. Однажды во время драки Орландо сломал ему мизинец на руке, так это не помешало Логану в ту же секунду сжать кисть с поломанным пальцем в кулак и раскрасить Орландо гематомами его веснушчатое лицо. Не говоря о том, что через неделю от того перелома и следа не осталось. А что бесило и пугало больше всего — Логан всегда улыбался. Он радовался дракам так, как иные дети не радовались играм или вкусностям. И все то вроде ничего, каждый нормальный парень не дурак подраться — но вот только не каждый был отродьем нечистой силы, с кем взрослые не велели общаться под страхом смерти. При этом зачастую закрывая глаза на приятельство даже с такими моральными уродами, как Стив Руж из города, который в свои шестнадцать пил точно последняя свинья и славился жестоким живодером.

И все же, нечистью он там родился или нет, но тело Логана принадлежало одиннадцатилетнему худощавому мальчишке, хоть и, благодаря извечному шилу в жопе, жилистому. Схлопотав очередной пинок под ребра, Орландо подсек его ударом под колено и повалил на землю, сразу же садясь ему сверху на бедра и сжимая руки у него над головой. Логан пыхтел и вырывался, но уже слабо; дышал он тяжело и громко. Орландо перевел дыхание, сплюнул в сторону кровью и ядовито прошипел, наклонившись к самому лицу поверженного противника:

— Ты проиграл.

— А вот хрен!

Орландо ухнул и выгнулся дугой, когда Логан червем извернулся между его ног и боднул головой сначала в нос, а следом — в пах. И снова, с пущим рвением — удар в печень, в плечо, в челюсть, укус в руку и голень, пинок в грудь… Да, уже слабее и медленнее. Но и Орландо был не каменный.

Драка закончилась точно так же, как и в большинстве случаев — их разнял старший. В этот раз его позвала Мия. И в этот раз старшим оказался старик Джо.

— А ну, расцепились! — проревел он, вздергивая парней как щенков. — Орландо, я что говорил?..

— Так он сам!..

— Врешь! Это Эрик первый начал!..

— Довольно! — устало вздохнув, Джо окинул драчунов оценивающим взглядом и, сцапав Логана за плечо, твердо сказал: — Орландо, Эрик, родителям ни слова, знаете, с меня причитается. А теперь кыш отсюда к бабке Мэг, чтоб она вас подлатала, пока я вам сам еще больше не наподдал. Ну! — отправив парней к врачу и убедившись, что убежали они в нужном направлении, он потащил прихрамывающего Логана к своему дому. — А теперь с тобой пошли разбираться, несчастье ты неугомонное…

Логан послушно шел за стариком Джо и молчал всю дорогу. И пусть он понимал, что его, скорее всего, опять отругают, предстоящего разговора совершенно не страшился — в целом, Логан вообще не представлял, что из себя представляет такое чувство как страх, и по отношению к себе применял это слово в значении сильного волнения. Однако на пути к дому Джо он не испытывал даже этого — только предвкушающий трепет и интерес. И не зря.

Дом старика Джо, согласно статусу, был самым большим и красивым в деревне, аж в два этажа не считая погреба, и до самой крыши увитый диким виноградом. В саду красовались сливовые, яблоневые и абрикосовые деревья, росли посаженные хитрыми композициями цветы и ярко-бордовые кустарники колючего агнеца. А уж в самом доме чего только не было! Книжные шкафы во всю ширину стен, на полках — резные статуэтки из кости и дерева разных пород со всех островов мира, заводные игрушки из-под рук мастеров Северного края, цветастые маски и бусы с края Южного. Даже чучело гиесаты стояло в углу: размером больше крупной собаки, пятнистой шерстистой горбатой твари с шестью лапами и двумя парами стеклянных глаз, одной из тех, что обитали аж в Карстовой лощине — далеко-далеко отсюда, в Красном океане.

Вещей было много, и у каждой была своя удивительная история, которую Логан знал по рассказам старика Джо, а тому, в свою очередь, эти истории рассказывали моряки и торговцы, у кого Джо эти вещи добывал в городе с ранних лет. Иные говорили, что мэр барахольщик и свое жилище превратил в хламовник, но для Логана это было одно из любимейших мест на всем острове. А уроки Джо, когда тот в отсутствие крикливой жены обучал Логана писать, читать и считать, или показывал карты и книги, попутно рассказывая о географии, биологии, механике, расах и множестве других интереснейших вещей — одним из любимейших времяпровожений.

Пока Логан, точно в первый раз, увлеченно разглядывал безделушки на подоконнике, мэр успел заварить чай и подать его к столу вместе с яблочными чипсами.

— Ну садись, Шут, давай поговорим. Анни моя в городе, так что никто нам не помешает, — со вздохом позвал он, садясь за стол.

Логан подскочил к нему охотно, не в силах удержаться от совсем неуместной нынче улыбки. Ему нравилось, когда старик Джо его так называл — он не знал, почему, но из его уст данное слово звучало удивительно ласково и тепло. К тому же, Логан однажды увидел у него колоду карт Таро, очень популярных у южных народов — значения номеров и картинок остались для Логана непонятными, но там была карточка с нулевым номером, носившая название «Шут». Карточка изображала пляшущего на краю пропасти человечка в смешном колпаке, и очень понравилась Логану, потому подобное прозвище он воспринял благосклонно.

— Эрик начал первый! — с места в карьер высказался Логан, запихивая за щеку сразу несколько яблочных чипсов.

Джо снова вздохнул и потер рукой шею — этот его жест Логану тоже нравился.

— Я верю, мальчик мой. Но видишь, в чем штука, я же тебе уже объяснял — ты все равно будешь для них виноватым, всегда. Потому что… Вот так вот. Неужели так трудно просто не драться? Будь мужчиной, прояви гордость и проигнорируй оскорбление! Будь выше…

— Какой я буду мужчина, если смолчу?! — заартачился Логан. — Ты сам говорил не давать топтать свою гордость или как там…

Старик замялся.

— Ну да, но… Я не совсем это имел в виду. Боги, как же тебе объяснить-то… Пойми уже, ты… другой, ты отличаешься от остальных…

— А я не хочу быть другим! Почему все нормальные, а я один — гнида сутулая, которой и в мрачной чертоге не место?

— Это тебя кто такой глупости надоумил? — опешил Джо.

Логан шмыгнул опухшим носом и нехотя ответил:

— Бабушка. Она всегда так говорит. А еще что я отродье, которым при жизни падальщики брезгуют, и что изгадил ей жизнь и мозги, и что за это меня сожрут морские драконы и самого выгадят в ту бездну, из которой я вылез… А я не хочу, чтобы мной гадили!

Джо сердито махнул рукой с зажатой в ней чипсиной.

— Да что ты слушаешь-то, глупый?! Кто еще кому мозги загадил, совсем Аланна из ума выжила от горя, такое ребенку говорить… Не слушай ты дуру старую! И я сам дурак, — посетовал он тише, — надо было самому тебя забирать, пусть даже Анни бы встала на дыбы, а теперь клещами ведь не отнимешь у полоумной этой… Ох, Шут ты, Шут… Понимаешь, они так все делают и говорят, потому что… боятся тебя, — решился он наконец оторвать от себя опасную правду.

Откровение было встречено удивленным морганием. Логан аж жевать перестал.

— Боятся? Бабушка? Орландо? Орландо ничего не боится!..

— Хорошо, раз уж начал, то закончу, — сам себе кивнул Джо. — Вот скажи, чем всегда заканчиваются твои драки с другими ребятами?

— Я побеждаю, — гордо заявил Логан, затем уклончиво пробубнив: — Ну, если нас не разнимают, конечно…

— Вот, — согласился старик. — Ты побеждаешь тех, кто слабее тебя. Но с равными или более сильными ты будешь драться до тех пор, пока, я справедливо опасаюсь, кто-то из вас двоих не умрет. А это уже не детские игры. Ты не понимаешь, когда нужно остановиться, я это уже замечал за тобой. Как и не понимаешь, что порой нужно поступиться гордостью и признать поражение. К тому же у тебя… скажем так, завышенный болевой порог и травмы ты переживаешь легче, чем другие дети. Там, где ты отделаешься парой синяков и через день будешь как огурчик, другой может очень сильно пострадать или вовсе умереть. Неужели ты хочешь, чтобы кто-то умер? — осторожно, но проницательно поинтересовался он.

Логан задумчиво постучал краем чипса по щеке.

— Не знаю. Бабушка говорит, что если я умру, то всем будет только лучше. Я не думал об этом… Как можно говорить о том, чего не знаешь? Я ведь не умирал раньше. Может, в божьих чертогах наоборот хорошо?

Джо покачал головой.

— Нет, дружок, нет. Смерть — это плохо, запомни. Любая жизнь важна. Просто запомни и все, хорошо? И пока ты не чувствуешь ту границу, где человека ждет смерть или сильные увечья, лучше молча развернись и уйди, если что-то не угрожает твоей собственной жизни. Считай, что я отныне запрещаю тебе задирать других детей и ввязываться в драки, — со всей серьезностью сказал он. — Даже если над тобой будут насмехаться или брать на «слабо». Если подобное повторится, то в наказание я больше не разрешу тебе уходить за пределы деревни. Пожалуйста, скажи, что ты меня понял.

— Угу. Больше не буду, — отведя взгляд, угрюмо ответил Логан.

— Врешь, по глазам вижу, — недовольно изрек старик, устало откидываясь на стул. — Опять слова в никуда, через черепушку пролетят и не задержаться…

— А ты сам мне разве не врешь?! — возмутился Логан, полностью проигнорировав попытки возразить ошарашенного такой наглостью собеседника. — Все время говоришь, что мне делать, а что нет, а почему? Почему все ребята с восьми лет в город подмастерьями ходят, а я — нет? Почему всем можно играть и драться, а мне нельзя? Почему я вообще должен быть каким-то другим, если я все хочу делать, как остальные?! Этого я не понимаю! Я уже не маленький, так почему никто не можешь мне сказать честно, что я делаю не так?!

Джо, сбитый с толку подобным напором, молчал. Логан обиженно отвернулся к окну и насупился. Заводные часы пробили одиннадцать утра.

Наконец старик наклонился, отпил чай, вздохнул и заговорил:

— Я понимаю тебя. Но я дал обещание, что ничего тебе не расскажу, как и остальные. Потому что неизвестно, как ты на это отреагируешь и что может случиться. Порой знание опасно, и это как раз тот случай. Неизвестного вообще очень много… Я просто старался оградить тебя от окружающих настолько, насколько смогу и как долго смогу. В первую очередь, для твоего собственного блага. Возможно, я рассуждал неверно… — он неуверенно потер ладонью небритую щеку. — Если ты так уж хочешь, давай, завтра отведу тебя в город и поговорю с начальником металлообрабатывающего завода. Авось получится направить твою энергию в полезное русло. Для стези паротехника, конечно, не самый хороший вариант, но лучше, чем со льном ковыряться. Набьешь руку на изготовлении деталей для сельхозмашин, а там, глядишь, уже и на Материк в Сауттаун отправишься постигать науку. Там и кораблестроительные верфи, и заводы всевозможные, и железная дорога, и мастера толковые — найдется, куда тебя пристроить…

Логан просветлел как по щелчку пальцев. Секунда — и он уже вис на шее сконфузившегося мэра.

— Спасибо, спасибо! — смеялся он без перерыва. — Я стану лучшим паротехником в мире, вот увидишь! Буду механиком… Или нет, вообще инженером! Буду собирать такие машины, каких мир не видывал! И они тоже станут чудесами света, как Машины Спрута! Обо мне легенды слагать будут, как о великом мастере, и ты будешь их детям рассказывать в деревне!..

Джо сидел с печальной смиренной улыбкой, пока Логан тискал его в объятиях и без умолку тараторил. Потому даже не сразу заметил, как открылась входная дверь. Понял он это, только когда детская болтовня резко прекратилась.

— Родной, я вернулась, — с порога начала Анни, ставя на пол бумажные пакеты и разворачиваясь спиной, чтобы повесить на крюк шарф. — Там корабль с Грейривера пришел, кабанчиков прям на пристани забивали, я нам свеженького успела взять. Ох, а еще — не поверишь! От Независимой Лиги торговцы! — не глядя на мужа, по привычке продолжила она, перетаскивая сумки к разделочному столу возле другой стены и принимаясь рассовывать по шкавчикам мешочки с чем-то сыпучим. Джо сидел не дыша, вместе со спрятавшимся ему за спину Логаном, и с паникой ожидал грядущего скандала. — Пароход. Городу магмовые кристаллы и южные специи предлагают, но не суть — у них настоящий наг в экипаже! Представляешь? Первый раз живого увидела, такое чудище, конечно… Так я у него выторговала бусы их эти, из зубов, у него парочка связок небольших на продажу была — на последние деньги, конечно, но ты же любишь барахло все это иноземное…

Она выудила из пакета длинную бечевку, на которую были нанизаны белесые клыки разных размеров и форм. И как только наконец развернулась, чтобы показать мужу приобретение, тот поспешно вскочил со стула, едва заметил, как изменилось ее лицо.

— Я все объясню, подожди…

— Почему эта гадость опять находится в нашем доме?! — зло закричала она, осуждающе тряхнув бусами в сторону сжавшегося Логана.

— Анни…

— Я говорила тебе, чтоб ноги его тут не было?! Хочешь снова беду на наш дом накликать?!

— Да мы просто…

— Мы просто из-за него ребенка лишились! — неистовала Анни. — Выгони его немедленно!

Джо наклонился к притихшему мальчику и тихо прошептал:

— Прости, ну ты знаешь ее… Сбегай в город лучше, погляди на нага, пока не отчалили. С Аланной я сам потом поговорю.

Дважды говорить Логану необходимости не было. Коротко кивнув Джо и сунув напоследок за щеку оставшиеся чипсы, он под брань Анни пулей выскочил из дома и сверкая грязными пятками умчался прочь.

— Ты еще и еду нашу на него переводишь! — продолжила бушевать она. — Я на фабрике сутками корячусь ни для того, чтобы всяких паразитов кормить! Так ты даже в мой собственный выходной мне под нос его притащил!..

— Родная, успокойся, — примирительно приговорил Джо, подойдя ближе и попробовав ее обнять, но Анни яростно оттолкнула его руки.

— Как же, «успокойся»! Я успокоюсь, когда он со свету сгинет! Сама бы уже придушила давно!..

— Ну сколько можно уже, а? — вздохнул Джо. — Ну разум есть у тебя в таком мальчика обвинять? Он же не монстр какой-то… Улыбчивый, любознательный, смышленный парнишка. Ну бывает — шалит, но ведь не больше прочих, зачем же каждую неудачу ему приписывать?

— А у тебя остался он, разум-то?! Ты сам-то слышишь, что говоришь?! Я ребенка потеряла, твоего ребенка! Я детей теперь вообще не могу иметь! — со слезами на глазах проорала она. — Он в этом виноват, потому что таскался к нам в дом и крутился возле меня беременной! А ты и продолжаешь обхаживать эту нечисть! Сам предупреждал всех держаться от него подальше и не давать влезть к себе в душу, так к себе сам его и пустил! Он тебе мозги запудрил, а ты этого и не замечаешь уже, старый дурак, все продолжаешь его выгораживать и защищать! Он беды к окружающим как магнитом притягивает, сострадания в нем никакого нет, да ему половина эмоций нормальных людей чужда! Ты его уже вовсе ругать перестал как других! Лишь учишь дурости всякой! Мика с Эриком кусогрыза подкинули Хью в огород — так ты им полдня мозги полоскал и настоял, чтобы родители их высекли; а как это чудовище мальчишку в городе избило до полусмерти или невозмутимо «утешило» бабку Мэг после смерти ее кота, что она может попробовать сделать из него памятное чучело или — о, Боги, — разобрать на полезные ингредиенты для лекарств — так ты просто в ласковых тонах провел с ним воспитательную беседу, — она с горькой усмешкой всплеснула руками. — Ты сам раз за разом капал нам на мозги, убеждая для общего блага быть с ним осторожными и не доверять слепо, а нынче чуть ли не усыновить его готов! Будто мы все такие плохие, на дитё наговариваем — вот прям все как один, как же, без причин! А ведь ему и объясняли, и показывали, и ласково, и строго, и розгой — но он не понимает! Не в состоянии понять! Он упрямый, спесивый, сумасшедший дикарь, и управы на него ты не найдешь — уже не можешь найти! Его боятся и не любят не потому, что до сих пор попусту верят в старую легенду, а потому что он эту легенду делает былью своими поступками! И мне даже страшно вообразить, какая дурь в нем проснется, как только заиграют подростковые гормоны! А мы, по-твоему, должны закрыть на эти звоночки глаза?! Так вот я тебе так скажу — мне это надоело! Или ты избавляешься от него, мне наплевать, как, или ищи себе другую жену! Больше я терпеть это не намерена!

Утирая набежавшие слезы, она поспешно разложила по местам оставшиеся покупки, убрала в охладительный шкаф половинку парного кабанчика и, громко топая, с гордо поднятой головой удалилась на второй этаж.

А Джо так и продолжил понуро стоять в опустевшей комнате, с ужасом осознавая, что она, вполне возможно, права.