4. Он бежал, как бегут от наступающей бури или катастрофы и при этом не могут убежать, — бегут быстро и долго, но с осознанием того, что тебя всё равно настигнет то, от чего ты бежишь.

© Максимилиан Неаполитанский.

После того, как отчёт был написан и выслан вместе с одним из доверенных лиц прямиком в руки генерала, перевалив через плечо торбу с кое-какими вещами, я поспешил к остальным. Чонсу выглядел неважно: вымотанный и злой, он шёл недалеко от капитана, а перекинутое за спину ружье, раз от раза ударявшее тяжёлой рукоятью в затылок, видимо, поддерживало того в натянутом состоянии. Мин Юнги же никак не показывал виду о своём намерении убить лейтенанта за счёт моих рук, а я не решался подавать капитану более хоть каких-либо надежд — нас возвратят прежде, чем солнце успеет скрыться за полоской горизонта и вновь вернуться на прежнее место. Мне оставалось лишь следовать дальнейшим указаниям касательно безжалостной зачистки следующего села — в поступившем до выхода приказе говорилось о насильственном подчинении мятежниками мирных граждан.

— Командир!

Новобранец с третьего набора Су Хамён неожиданно обогнал меня по правую сторону и притормозил между Юнги и Чонсу. Он намеревался что-то спросить, но в связи с полным отсутствием командира дивизии в наших рядах (внешнем мире) Хамён так и не получил должного внимания.

— Командир, каковы указания по прибытии? — сразу выкладывая вопрос, вновь попытался привлечь внимание новобранец Су. Однако Юнги продолжал игнорировать, будучи где-то далеко в не радужных мыслях, что отражалось не только на его лице, но и в дрожащих руках.

— Генерал-майор Мин, следует ли нам брать заложников? — громче проговорил Су, всё же привлекая внимание к своей резко стушевавшейся под напором горящего адским пламенем взора персоне.

— Только зачинщиков.

— Всех остальных?

— Гражданских не трогаем.

По уставу в ситуациях с зачисткой зачинщиков отправляли на публичную казнь в город, остальных противившихся воле правительства ждал расстрел на месте. Мы работали палачами сами того не желая, и, честно, невозможно хотелось выть. Во всяком случае, мне. Только вой этот цепкими клешнями вцепился под кожей, не вырываясь наружу и в тот момент, когда очередная за последние несколько месяцев порция крови хлестнула в лицо, застилая взор.

Зачистка прошла мимо. В селе почти не сопротивлялись, сразу подставляя лидеров под дуло нашего ружья — то было девять человек в возрасте от двадцати до сорока лет. Самого молодого бойкого и непримиримого тощего паренька избили до полусмерти, остальных связали уже обездвиженных; а я, убив нескольких нападавших на нас ещё по дороге, сейчас отсутствующе выдерживал позицию с краю, надеясь не попадаться на глаза ни генерал-майору, ни агрессивно настроенному Чонсу, на протяжении пути бросающегося колкостями на каждого встречного из-за недостатка полномочий ответу своему командиру.

Впрочем, я слышал нарастающую перепалку с активным участием моего брата.

— Генерал-майор Мин, разве нам не следует убить этого дохляка? — сквозь зубы рычал Чонсу. — Этот ублюдок не заслуживает жизни ещё хоть часа. Он опасен для нашего дальнейшего движения, оказывая активное сопротивление. Тратить на него силы и время невыгодно, как и то, чтобы тащить его к самому лагерю, куда попадём мы, в лучшем случае, через дня два.

— Выгодно или нет — решать не ваших обязанностей, младший лейтенант Чон. То, что этот так называемый «дохляк» украсил вам скулу — не значит, что его можно без всякого по ненависти убить. Он является зачинщиком, которого надлежит публично казнить и то только в присутствии генерала, как минимум. Так что, будь так добр, подбери свою обиду и оставь в ближайшем овраге.

— Да пошёл ты! — замахнувшись на своего капитана, Чонсу повалил Юнги на землю, нанося чреду жесточайших ударов по лицу и шее. — Докомандовалась, сука. Сдохни уже! — злобно рычал солдат.

Между ними завязалась бойня. Чон бил по лицу, а принявший защитную позицию Юнги, бездействовал, продолжая получать болезненные удары. Однако, приняв на себя ещё несколько выпадов со стороны солдата, он резко скинул нападающего, пройдясь тому кулаком по почкам и, ответно, по челюсти и виску, тем самым быстро выбивая за рамки сознания.

— Сам сдохни. — Поднявшись и сплюнув кровь, Мин со всей силы пнул подчинённого в живот и развернулся к нам лицом. — Пока находитесь в моём подчинении, ни одна тварь не имеет права вякать что-то против. Усекли? — Он обвёл всех взглядом и вытащил из-за пояса штык-нож, готовясь к нападению. — Если есть какие-то возражения, попрошу выйти вперед и предъявить их в лицо, не скрываясь, подобно канализационным крысам. Думаете, так просто останетесь безнаказанными после ослушания? — Мужчины кто как сделал шаг назад, опустив голову. — Мы уходим. «Дохляка» на телегу.

Солдаты разбежались, оставляя генерал-майора наедине со мной и Чонсу. Он бросил взгляд на свой нож и после на валяющегося предателя, присел на корточки и быстрым движением руки провел тому по шее своим острым клинком, как у последней свиньи выпуская бьющую из артерии кровь прямо на моих глазах.

— Плохая работа, Чон Чонгук.

Слегка пошатываясь и держась за голову одной рукой, Мин вытер нож об штаны и убрал его за пояс, выдвигаясь вслед за остальными. На плечо своё он повесил винтовку, длинную черную чёлку забрал смоченной в крови пятернёй назад, а красные пятна на лице ещё сильней размазал рукавом мундира, теперь полноценно оправдывая имя отчаянного бойца; а я так и продолжил стоять у тела родного брата, смотря на растекающуюся лужу бордовой жидкости, в которой отражалось мое лицо. Лицо истинного предателя, позволившего кому-то из семьи умереть даже не в битве с мятежниками или, напротив, солдатами корейской армии. Умереть в бессознательном состоянии, когда можно было хотя бы защититься, раз уж нет возможности получить защиты…

Я смотрел на то, как кровь растекалась по земле, подступая мелким ручейком к моим ногам. Она обтекала подошву ботинок и впитывалась в прошитый материал слишком быстро (как для ужасающе тягучего момента). Перед глазами по-прежнему стояли резкие движения генерал-майора, и я не мог даже поверить, что всё это произошло на самом деле. По-настоящему, не как в каком-то видении. Не как через очередной рассказ охмелевшего солдата, который вышел на пенсию или в ссылку. Не как должно было быть — вне моего присутствия в разряде живых.

По-настоящему. Сейчас. После уже отправленного отчета о несостоятельности индивидуального приказа от Мин, чёрт бы его побрал, Юнги по убийству одного из лучших солдат третьего артиллерийского дивизиона.

Как предателей нас вернули, как я и предполагал, к утру следующего дня.