Эдмунд чувствует себя старым параноидальным куском дерьма, но ничего не может поделать со своей мнительностью, к которой его семья уже давно привыкла.

Ему везде мерещится подвох.

Эдмунду не нравится эта умирающая Нарния. Эдмунду не нравится это зыбко-смутное время. Эдмунду не нравится мальчишка, неразумно поднявший меч на его брата. Эдмунду не нравится то, как легко нарнийцы его принимают. Эдмунду не нравится мальчишка, который пытается играть в лидера, — даже если тот, казалось бы, отступает, «уступая» Питеру место.

Эдмунда переламывает с того, что всего год назад он слыл Справедливым и правил процветающим королевством, а сейчас стоит на его руинах и собирается помогать потомку захватчиков вести остатки нарнийцев на безумный штурм ради весьма призрачной попытки перехватить власть.

Эдмунд не хочет. Эдмунд не готов.

Но Питер всё ещё первый среди равных, его слово — закон, а Люси слишком растеряна, чтобы возражать по-настоящему.

И Эдмунд планирует штурм.

***

Эдмунд старается не попадаться никому на глаза.

Этого, на самом деле, стоило ожидать, но горло всё равно сводит раздражённо-злобным рыком и ощущением вины. Он не готов скорбеть вместе с Люси, он не готов осуждающе молчать вместе со Сьюзен, он не готов выяснять отношения с разъярённым Питером, и он совершенно точно не готов столкнуться с принцем.

В конце концов, он всё ещё Справедливый, — ему просто по статусу не положено ни повышать голос на Верховного, ни срывать свою злость, встряхивая малолетних самоуверенных засранцев. Ему положено вразумлять соправителей и выполнять грязную работу, поэтому он решает просто тихо обойти территорию их «крепости» по периметру.

Её он чувствует сразу.

Возможно, это отголоски магии, — возможно, если в нём после выматывающих рывков туда-обратно и высасывающего последние силы серого Лондона осталось ещё хоть что-то, что может резонировать с такой потрясающе чистой силой. Но Эдмунду кажется, что эти искры — предвестники парализующего ужаса, въевшегося в кости и самые дальние уголки разума.

Сердце бешено заходится, горло пересыхает, лёгкие сводит в ожидании холода, замораживающего заживо, но по коже пробегается лишь леденящий ветерок.

Эдмунд слишком хорошо знает, насколько точны удары и сладки её слова.

Эдмунд срывается с места. Он задыхается, он слишком боится не успеть, и Питера нигде нет, и Сьюзен где-то занята, и он снова чувствует себя таким маленьким и ничтожным, но уже не может остановиться. Эта кристально-чистая энергия зовёт к себе, кажется такой родной и знакомой, обещает вернуться и наполнить опустевшую оболочку, дать силы и спокойствие, которых сейчас так не хватает, — Эдмунд не может полностью сопротивляться тому, что давно стало его частью, и только надеется, что тот, кто сейчас стоит перед ней, не способен прочувствовать всю силу соблазна.

Он не может остановиться и буквально влетает в обманчиво-хрупкий лёд, разламывая его размашистым ударом — удар со спины в их случае особо ироничен, и Эдмунду до последнего кажется, что она вот-вот заметит его и обернётся, чтобы обманчиво-тепло потянуться навстречу. Он пытается успокоить сердце, рвущееся разломать рёбра, но получается откровенно хреново.

— Знаю, ты мог бы и сам, — голос звучит предательски-хрипло, и Эдмунд сбегает, пока его не поймали на унизительной слабости.

Он успевает поймать растерянность Питера, изумлённый взгляд принца и заметить в проходе раздражённую фигуру Сьюзен, — последняя иррационально успокаивает. Потому что она точно его не осудит.

***

Сьюзен разочарована куда меньше, чем он ожидал, — возможно, они все просто слишком устали.

Мальчишка пытается что-то ему рассказать или что-то узнать, но от него несёт колдовской морозной свежестью, и Эдмунда передёргивает, Эдмунда трясёт, — Эдмунд чувствует его за версту и вполне успешно избегает. Возможно, Справедливые короли не должны так поступать, — тем более, если у них ищут совета — но он не может себя пересилить и, если честно, не особо пытается.

Ему не до этого.

Так себе оправдание, когда ты втянут в войну на выживание, — но он правда снова до полусмерти запуган одним только призраком своего прошлого и готов зарыться в любые проблемы, которых она не касается.

К примеру, перепроверить то, как идёт подготовка. Занять чем-нибудь излишне-нервного Питера.

Легонько подтолкнуть Люси к тому краю, за которым её навязчивая тяга к Аслану становится фанатичной одержимостью.

И снова мысленно вернуться к тому, что так и остался околдованным подозрительным старым ублюдком, — так что он всё-таки находит принца по едва ощутимому морозному «следу», оставленному ритуальной раной. Но судя по тому, как напряжённо мальчишка всматривается в арку пещеры, ему в его сомнениях совершенно не до разговоров.

Отчасти Эдмунд его отлично понимает. Отчасти безумно волнуется до сестёр, ведь знает, что самоуверенность Сьюзен им периодически очень дорого обходится. И поэтому легонько толкает в спину.

— Бегом, — раздражённо бросает Пэвенси в ответ на озадаченный взгляд, кивая в сторону уехавших сестёр. — У меня нет времени на то, чтобы их страховать, так что птичкой метнулся за королевами и вернулся к поединку.

Кажется, принц отмирает и пытается что-то сказать, но Эдмунду не до этого, и потому он только отмахивается, уходя.

***

Эдмунд пытается — ну, по крайней мере, делает всё, что сейчас в его силах. И старательно гонит от себя мысли о том, что раньше мог намного больше, а сейчас это скорее похоже на жалкую агонию. Эдмунд выкладывается чуть больше, чем полностью, — и от того, с какой ленивой лёгкостью Аслан переворачивает всё в их пользу одним своим появлением, у Справедливого сводит зубы.

Эдмунд не думает, что его жалкая неприязнь заслуживает хоть какого-то внимания со стороны Зверя, равного по мощи богам, — но волна, сбивающая с ног, унизительно похожа на ленивый размеренный подзатыльник. И это отвратительно.

Эдмунд пытается ухватиться хотя бы за что-то, чтобы не уйти под воду с головой, — и чья-то рука, отчаянно цепляющаяся за запястье, это не такой уж плохой вариант. Поэтому он сжимает пальцы на чужом предплечье и позволяет вытащить себя наверх.

Испуганное лицо тельмаринского принца становится весьма сомнительным сюрпризом.

Но Эдмунд, как бы странно это ни было, умеет быть благодарным, и потому выдавливает из себя хриплое «спасибо», — и указывает на Аслана резким кивком головы. Мальчишка слегка мнётся, прежде чем послушно пойти в указанном направлении.

Эдмунд далеко не сразу понимает, что его руку тот так и не отпустил.

Но когда поднимает взгляд, чтобы высказать своё веское фи, — а чёртов мальчишка выше его минимум на голову — тот, словно почувствовав, поворачивается навстречу и замирает, глядя в глаза. И Эдмунд решает не спрашивать. Не ворошить лишний раз омут, с которым ему, возможно, ещё придётся работать.

Лучше сосредоточиться на Аслане. На самой знакомой проблеме.

***

Разумеется, Люси их лечит. Она просто не способна оставаться в стороне, когда есть возможность вмешаться — в этом всё её бесконечное очарование. В этом вся она, и Эдмунд бесконечно любит её за это, но не сейчас.

Сейчас он вымотан, выжат зол, и хочет только одного — немного тишины, спокойствия и умиротворяющего одиночества. Вот только новый король зачем-то активно ищет его совета, а соку огнецвета без разницы, какие раны лечить, и поэтому морозная аура тает, как лёд на солнце, а передвижения Каспиана Десятого становится невозможно отследить.

Эдмунд надеется спрятаться за Питером, с которым мальчишка всё ещё держит приличную дистанцию, но тот вместе со Сьюзен — очаровательной сердцеедкой Сьюзен — ведёт бесконечные беседы с Асланом.

А выбирая из двух зол меньшее, Эдмунд, без сомнения, выберет молодого короля, который на удивление внимательно слушает ответы и даже старается, — впрочем, недостаточно хорошо для того, чтобы заслужить похвалу, но достаточно для того, чтобы зародить сомнения.

Возможно, Эдмунд был к нему излишне предвзят. Возможно, они оставляют Нарнию в любящих, хотя и довольно неловких руках.

Возможно, — и Эдмунд благодарно кивает новому правителю, прежде чем собрать волю в кулак и сделать шаг обратно в Лондон.