Вы когда-нибудь ждали чего-нибудь так долго, что казалось, что этого никогда не случится? Уверен, что ждали: дня рождения, нового года, ждали гостей, отсчитывая минуты до их прихода, или ждали, когда вас пустят в палату к любимому человеку в больнице.
Ожидание — это всегда волнительно. Да, все вышеперечисленные события мы ждем по-разному, но волнение есть всегда. Оно пронизывает каждую клеточку вашего тела, не дает здраво мыслить, будто отравляя рассудок. Вы думаете только о том, что должно вот-вот случиться и ни о чем больше, потому что ни о чем другом просто не можете.
Ожидание — это всегда страшно. Страшно, что тебе откажет или тебя не поймет любимый человек, страшно, что спасти больного родственника окажется невозможно, страшно, что наш любимый праздник мы проведем в одиночестве. Это совершенно иррациональный страх, ведь в подобной ситуации мы концентрируемся на каком-либо одном варианте развития событий, рассматривая его как более вероятный. И это нас пугает. И от этого нам страшно.
Но Антону было еще страшнее. Он просто не знал, чего ему от этого разговора ожидать. С чего начать? Что спросить? Он не знает. Принц просто не думал об этом. Он думал о том, как сильно хочет услышать незнакомца снова, как хочет его увидеть и узнать. Но с чего узнавать этого человека? Может, он и правда какой-нибудь преступник, покушающийся на его жизнь.
Принц одними губами повторяет имя мужчины. Ему оно кажется странным, будто не из этого мира, но очень красивым. Юноша еще несколько раз проговаривает это имя в голове и почему-то думает, что это имя мужчине очень подходит. Подходит к той пугающей, загадочной и одновременно с этим притягивающей к себе ауре.
У обоих в головах всплывают воспоминания о том вечере, когда они впервые увиделись. Оба думают, что было бы, измени они хоть одну малейшую деталь, и оба приходят к выводу, что рано или поздно они бы все равно встретились. Даже если бы принц не потерял тогда этот браслет, если бы гулял один, а не с Димой или пошел тогда другой дорогой. Они бы нашли друг друга. В любом месте в любое время.
Антон смотрит на мужчину, половину лица которого закрывает черная маска. Наверное, это странно, но, даже не видя его лица, принц подумал, что он красивый. Принц чувствовал, будто та тяга, которую он ощущал в течение долгого времени, становилась сильнее. Это сводило с ума, потому что, по сути, он не знает этого человека, не знает о нем абсолютно ничего. Не знает, чего от него ждать. Знает только то, что он ему почему-то необходим и что к нему почему-то тянет.
Принц и Бог смерти некоторое время просто молчали, смотря друг на друга в темноте, нарушаемой лишь светом луны. Страшно было обоим. Оба не знали, с чего начать. Они просто смотрели, словно боялись, что вот-вот один из них исчезнет навсегда. Они так ждали этой встречи, но были совершенно не готовы к ней. Они нуждались в ней. Нуждались сильнее, чем нуждаются в солнце растущие на поле цветы. Сильнее, чем в полете нуждаются птицы.
Несмотря на звенящую в покоях принца тишину, оба думали, что понимают друг друга. Будто бы читают мысли друг друга без слов, будто бы эти слова им и вовсе не нужны, будто связаны какой-то невидимой нитью, будто все, что происходило с ними двумя, и то, что случается сейчас, — совершенно нормально и не нуждается в объяснениях. Будто все это очень правильно. По крайней мере, один из них был почти полностью уверен в правильности происходящего.
— Странное имя, — спустя минуту, наконец, говорит принц, хотя по ощущениям прошло минимум два столетия. Казалось, что время вообще остановилось и не пойдет дальше, пока они не поговорят. Антон вытирает начинающие потеть ладони об одежду и разрывает зрительный контакт, будто стыдясь того, какую ерунду сейчас сказал, и отчего-то даже немного смущаясь.
Арсений еле заметно улыбается. Он замечает все жесты, чувствует все эмоции Антона, и от этого становится тепло. Наверное, улыбка принца могла бы растопить любой лед. Тем более, раз уж ей удалось сделать это с давным-давно похолодевшим сердцем Бога Смерти. Антон напоминает ему маленького, но невероятно смелого воробушка. Интересно, знал бы Антон заранее о том, кто перед ним — убежал бы?
Наверное, со стороны они выглядят невероятно глупо, потому что большую часть времени просто смотрят друг на друга и молчат, будто кто-то поставил на паузу. Бог смерти снова молчит, стараясь подобрать слова, чтобы не слишком шокировать принца. В четырех камерах сердца отчаянно бьются страх, волнение, сомнения в правильности своего поступка и желание уйти. Арсению хочется это прекратить, но, как только он собирается что-то сказать, он чувствует прикосновение чужой ладони к щеке. Все слова вылетают из головы. Ладонь принца теплая и чуть влажная, а то, как Антон в этот момент смотрит на него, заставляет Бога Смерти задержать дыхание.
Он не отстраняется и не говорит Антону убрать руку до тех пор, пока тот не касается его маски. Тогда Арсений мягко перехватывает его ладонь и уводит в сторону. Антон в небольшом недоумении, и единственное объяснение, которое он слышит, — это неожиданно резкое: «Не нужно». Конечно, ничего не произойдет, ели принц снимет с него маску, но Арсений просто еще не готов. Не здесь.
— Пойдем, — Арсений вдруг резко хватает принца за руку.
— Куда?
― Туда, куда ты так давно хотел. Закрой глаза.
Принц совсем ничего не понимает, но послушно закрывает глаза, а спустя несколько секунд чувствует проникающий прямо под кожу холод. Его начинает мелко трясти, и он почему-то сильнее сжимает чужую одетую в перчатку ладонь в своей. Он медленно открывает глаза и все, что он видит, несмотря на темное время суток, — снег. Тысячи снежинок кружат в воздухе, двигаясь в каком-то непонятном танце, ложатся на ресницы и волосы принца, на его кожу, на его одежду. На секунду Антон радуется тому, что решил не раздеваться до спального платья, потому что иначе он бы уже давно превратился в ледяную статую. Он чувствует, как стоящий рядом с ним мужчина отдает ему плащ и укутывает в него, и даже удивляется тому, насколько тепло вдруг становится.
Антон какое-то время просто залипает, а потом переключает внимание с белых парящих в воздухе хлопьев на местность и, всмотревшись наконец в темноту, видит ту самую гору. Её он не спутает ни с чем и никогда. Рука перестает так сильно сжимать руку Арсения, а в голове будто складывается вся картина целиком, и многие вопросы тут же отпадают в сторону, оставляя только один: «Почему?». Почему это случилось, почему именно он, почему такое вообще возможно и почему ему совсем не страшно сейчас, когда он наконец понял, к кому его тянуло все это время.
Он молчит, а потом, будто бы прочитав мысли стоящего рядом Бога Смерти, прикрывает глаза, а когда открывает, то оказывается уже в помещении, которое, очевидно, было замком Арсения. Принц внимательно все рассматривает, обращая внимание на необычные лампы и большое зеркало где-то в углу комнаты, в которой они находились. В Замке было просторно, а атмосфера идеально подходила его хозяину: мрачно и прекрасно одновременно. Мебели было мало, но вся она выглядела изящно и была сделана из темного дерева, где-то были золотые или серебряные вставки с необычными узорами. Высокие потолки создавали ощущение, будто замок не имеет границ. Красота внутреннего убранства замка поражала, но в какой-то момент Антон думает о том, каким одиноким чувствует себя живущий тут Бог Смерти; совершенно один в этом огромном, пугающем замке. Совсем один. Всегда. От этих мыслей принц будто физически ощущает, как ощущение тоски давит на горло, собираясь перекрыть доступ кислороду. Антон незаметно касается одетой в перчатку руки, то ли успокаивая самого себя, то ли выражая сочувствие таким образом.
— Ты ведь все понял, почему не ушел? — этот вопрос звучал резко в царившей до этого тишине, но Антона это ничуть не смутило, принц лишь увереннее сжал чужую руку.
― Потому что я не боюсь.
Арсений удивляется, хотя, наверное, правильно будет сказать — восхищается. Он восхищается тем, насколько его принц отважный, насколько искренний, восхищается тем, насколько светлая у него душа. Он не боится. Не боится того, о ком ходят страшные легенды, того, чья душа черная-черная, как самый забытый уголок космоса, на котором нет ни одной звезды.
— Почему?
Арсений все же не до конца понимает и что-то внутри него хочет сделать все возможное, чтобы принц о нем забыл и никогда не вспоминал. Мысли начинают устойчиво биться о черепную коробку, перекрикивая чувства и пытаясь заставить Арсения поступить правильно.
Почему же ты не бежишь? Беги! Беги так далеко, как только сможешь.
Арсений хочет и одновременно боится, что мальчик уйдет, но тот лишь поворачивается к нему и смотрит прямо в глаза, искренне и по-детски улыбаясь, а у Бога Смерти сердце от этого щемит. Он ни за что себе не простит, если с этим мальчиком-солнцем что-то случится.
Пожалуйста, уходи, ты не будешь счастлив со мной, зачем ты так улыбаешься?
— Знаешь, ты вовсе не похож на чудовище. — Антон усмехается и бесстрашно смотрит в не закрытые черной маской глаза.
Я больше, чем просто чудовище, милый, я их король.
— А на кого же я тогда похож?
На этот вопрос принц не отвечает, потому что не считает нужным и важным отвечать, а еще, вероятно, потому что сам не знает. Он просто чувствует, что все происходящее — чертовски правильно, а остальное совсем не важно. Не важно, кем является Арсений, не важно, что будет дальше, не важно даже, как назвать то, что они оба чувствуют, потому что есть только здесь и сейчас. Есть лишь чудом полюбивший Бог Смерти и его принц, и оба чувствуют что-то прекрасное.
Эти чувства не поддаются логическому объяснению и пропитаны запретами изнутри, но разве правила созданы не для того, чтобы их нарушать, а суеверия и стереотипы не для того, чтобы ломать и опровергать их? Эти чувства — самое странное, что могло произойти в этом мире, возможно даже самое абсурдное, в них невозможно поверить с первого раза, но, если бы в этом темном, занесенном снегами замке кроме них был кто-то еще, он бы без слов понял, что эти двое любят друг друга. Хотя и нет ничего страннее, чем полюбивший принца Бог Смерти.
Арсений не торопил Антона возвращаться в замок, да и сам принц, кажется, был рад находиться тут. Они много разговаривали ни о чем и обо всем, а принц вел себя так, будто общается с обычным понравившимся ему мужчиной, он не задавал вопросов, потому что все детские «а почему» вдруг перестали быть такими важными.
Бог Смерти не оставлял принца одного в замке надолго, потому что боялся, что тот может найти что-то, что его напугает. Особенно сильно он скрывал от мальчика библиотеку, потому что именно там, в самой старой из книг написаны тысячи древнейших пророчеств и страшных тайн, именно там изложено все прошлое и все будущее этого мира.
Он заботился о принце, как о самом важном, что есть в его мрачной жизни. Ему хотелось подарить мальчишке весь мир, сделать все, что угодно, лишь бы он был счастлив. Он мог показать ему любую часть света, лишь щелкнув пальцами, но принц просто не хотел никуда уходить, по не понятной Арсению причине.
Такие чувства были все еще чем-то странным для Арсения, но он привыкал и делал все возможное, чтобы Антону было комфортно. Он готовил ему завтрак, целовал в лоб на ночь и осторожно обнимал во сне, будто принц может сломаться, он много рассказывал ему о прошлом, гулял с ним в лесу, делал все, лишь бы принц не скучал. Рядом с этим солнечным мальчиком, Арсений стал улыбаться и чувствовать себя человеком, но он так сильно увлекся заботой о нем, так сильно тонул в этих давно забытых чувствах и эмоциях, что совершенно не обращал внимания на то, что принц медленно, но верно менялся. Этого не замечал и сам принц, потому что он был слишком опьянен чувством любви, но чем сильнее принц любил, тем сильнее он угасал, тем сильнее его будто изнутри окутывала боль и печаль, которые мальчик списывал на тоску по собственному замку, отцу и, в конце концов, по Диме, который наверняка переживал из-за исчезновения друга.
В королевстве действительно недоумевали, куда пропал наследник престола, король отдал приказ искать сына, но все было без толку. Потерять сына — большая трагедия, но король был уверен, что он найдется, не мог же он просто так пропасть в никуда, верно?
Королевство без принца будто померкло, даже обычные горожане переживали за юного принца, но были и те, кто был этому рад, находились даже люди, готовые притвориться принцем для собственной выгоды. Через две недели поисков король объявил, что готов дать сколько угодно денег тому, кто найдет его сына. Он был в отчаянии и все чаще проводил время в комнате погибшей жены. Он стал чаще молиться, чаще навещать цирюльника с его сыном, в надежде, что Дима или его отец вспомнят, куда мог пойти его сын, куда он мог пропасть. Дима знал, но понимал, что сказать об этом королю — значит подставить друга, поэтому молчал, надеясь, что с принцем все в порядке, надеясь, что он сейчас счастлив с тем самым загадочным незнакомцем.
Время на Темной горе шло по-другому. Неделя тут равнялась месяцу в королевстве, поэтому Антон и подумать не мог о том, какая неразбериха и какие волнения сейчас происходят в его королевстве и в его замке. Был ли принц счастлив? Как никогда до этого. Задумывался ли он хоть на секунду о том, какие у всего могут быть последствия и чем это все может закончиться? К сожалению, нет.
Антон впитывал в себя каждое слово и каждое прикосновение Бога Смерти. Мягкие бархатные черные перчатки приятно трогают и нежно ласкают его тело, и принц запоминает каждое прикосновение, потому что такого он не чувствовал никогда. Это необычно, это странно, но так хорошо, что принц просто не хотел ни о чем думать. Он думал только о том, что ему хочется чего-то большего. Хочется, чтобы Арсений открылся ему полностью. Хочется, несмотря на незнание того, насколько это опасно.
— Пожалуйста, сними маску. — Эти слова звучат для Бога Смерти как гром среди ясного неба, а внутри что-то больно сжимается.
― Ты уверен? — Арсений знает, что ничего ужасного после этого не произойдет, но все равно испытывает какой-то страх. Будто если он не откажет сейчас, то не сможет отказать больше никогда. Он боится, потому что никогда и никому он бы не открыл лицо, тем более обычному человеку. Но был ли Антон для него обычным? Определенно, нет.
— Да, пожалуйста, я хочу видеть твое лицо, твои глаза, ― Антон тянется к маске, но Арсений останавливает его руку и снимает ее самостоятельно. Черная маска, закрывающая половину лица, летит на пол, а Антон смотрит, кажется, на самого красивого человека на свете. На самого красивого Бога Смерти.
Принц подходит ближе и медленно проводит пальцами по чужому лицу, исследуя его, отмечая каждую родинку и морщинку. С одной стороны, Арсения хочется отвести к художнику, чтобы с его лица написали тысячи картин, которыми принц несомненно любовался бы до конца жизни, но, с другой стороны, зачем ему картины, если у него есть настоящий Бог Смерти? Мальчик действительно не мог оторваться от него. Будто все чувства, что он испытывал до этого, обострились, а любовь превратилась в настоящую одержимость.
— Арс, ты просто… Просто прекрасный. — Такое сокращение стало обычным для Арсения и всегда вызывало улыбку. Было в этом что-то очень далекое и теплое, что заставляло сердце биться быстрее, заставляло чувствовать себя обычным человеком, а не воплощением зла и королем чудовищ.
― Пожалуйста, прикоснись ко мне, — через пару минут тишины говорит принц и берет руку Арсения, чтобы снять с нее перчатку. Голос Антона звучит надломлено, отчаянно, будто это прикосновение — единственное, чего он хочет, будто это сможет установить мир во всем мире, о котором принц так мечтал в детстве и мечтает до сих пор.
Это в отличие от предыдущей просьбы представляет собой огромную опасность. Бог Смерти и так боялся, что когда-нибудь перчатки прекратят сдерживать его силу, боялся, что сможет потерять, наверное, единственное хорошее, что есть в его жизни.
Во всех сказках говорят о том, что любовь исцеляет, лечит, меняет, и Арсению казалось, что рядом с Антоном все темное, что в нем есть, исчезает, будто мальчик колоссально меняет его, будто делится светом с ним, очищая его душу и сердце. Врут ли эти сказки? Может, от прикосновения Бога Смерти ничего не будет? Может, любовь к Антону значит настолько много, что благодаря ей мальчик выдержит прикосновение смерти?
— Это слишком опасно. — Арсений качает головой и не дает мальчику снять перчатку.
— Я знаю, — голос звучит тихо, будто он уже смирился со своей участью. — Даже если… даже если я умру, я хочу этого, — в уголках глаза принца постепенно скапливаются слезы. — Пожалуйста, Арс, я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. ― Антон смотрит на Арсения, прямо в глаза, будто заглядывая в темную, как смола, душу. — Сделай это, если любишь меня. — Звучит не как прихоть принца, а чуть ли не как приказ.
просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто просто откажи ему откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему просто откажи ему
Арсений понимает, что должен отказать, понимает, что скорее всего ничем хорошим это не закончится, понимает, что любовь вряд ли обладает магической силой и вряд ли все обойдется, но какая-то его часть надеялась на это.
Какая-то часть его почему-то верила, что раз он, Бог Смерти, смог полюбить, то это должна быть какая-нибудь необычная любовь. Казалось, что они действительно в написанной кем-то сказке и их обязательно ждет счастливый конец. И он бы не давал этим надеждам так глупо подтолкнуть его к действию, но взгляд Антона напротив, почти умоляющий, словно ему это прикосновение нужно как воздух, не оставлял почти никаких шансов на отказ. То, как Антон просит этого, то, как он этого хочет, несмотря на возможные последствия, разбивает всю решимость Арсения и его самого.
— Хорошо, ты только глаза закрой. — Он не замечает, что его голос дрожит.
Закрой глаза, мой принц, ведь тогда я буду думать, что ты просто уснул. Спи сладко, а я буду здесь, чтобы охранять твой сон
Арсений смотрит на Антона, пока тот медленно снимает его перчатки. Он запоминает каждую детали, потому что почти уверен, что это их первое и последнее прикосновение. Это тяжело и до безумия больно, но он не мог отказать своему принцу. Он не мог отказать тому, кто стал смыслом его существования, тому, кто по абсолютно непонятным причинам поселился в его сердце и душе, перекрашивая ее из черного в белый.
Один.
Обе перчатки сняты, и у Арсения руки дрожат.
Два.
Он принимает взгляд на Антона, будто спрашивая, уверен ли он.
Три. Хочется вернуть время назад и отказать, но он не может.
Четыре. Бежать некуда.
Пять.
Оба смотрят друг на друга, и у принца в глазах слезы, но он вытирает их тыльной стороной ладони и по-детски улыбается. Шесть. Принц закрывает глаза.
Семь.
Сердце, кажется, стучит где-то в районе глотки.
Восемь.
Тук-тук. Тук-тук. Пока еще бьется и этот момент хочется растянуть как можно сильнее, хочется, чтобы Антон передумал и надел на Арсения перчатки, хочется, чтобы это было сном.
Девять. Бог смерти, кажется плачет. Впервые за очень долгое время.
Десять.
Арсений целует Антона, обхватывая его лицо руками, вкладывая в этот поцелуй все эмоции от любви до нестерпимой боли, и чувствует, как довольно мальчик улыбается и отвечает на поцелуй, только вместо любви него какая-то добрая грусть, словно он всегда хотел умереть вот так.
В этом поцелуе будто сосредоточена вся боль, которую Бог Смерти причинил людям за долгую службу, и она разъедает Арсения изнутри, когда он чувствует, как Антон перестает отвечать на поцелуй и обмякает в его руках, будто увядший лепесток розы.
Чуда не произошло.
Бог смерти просидит еще несколько часов на полу, обнимая своего спящего принца и задыхаясь от боли и ненависти к себе, а в его сердце, как и во всем королевстве, поднимется метель. Холод в чужой душе и холод на улицах такой, что, кажется, замерз бы даже Ад. Стихия будто понимает боль одинокого, несчастно любившего Бога Смерти. Стихия словно тоже жалеет о смерти прекрасного солнечного принца.
Арсений ненавидит себя и то, что он не может умереть, потому что жить в этом сером мире без принца не хочется. Жить, зная, что ты собственными руками убил то, что тебе было дорого — самая страшная мука. И если раньше Арсений думал, что его сердце является черным, то теперь в грудной клетке Бога Смерти на столь важный орган нет ни намека, как и на смысл в его жизни.
Арсению очень больно, но он все же тратит последние силы на то, чтобы перенести принца домой, в его замок, где его ищут уже несколько месяцев. Он аккуратно укладывает принца, оставляет рядом с ним почерневшую от прикосновения Бога Смерти розу, и в последний раз целует в лоб, и еще какое-то время смотрит на него: даже сейчас прекрасный, спокойный и умиротворенный, с легкой, еле заметной улыбкой на губах, словно он и правда спит и ему снятся прекрасные, добрые сны.
Арсений выходит на балкон его комнаты, несколько минут рассматривает пустое небо, будто все звезды потухли, подобно свече. Такое же беззвездное небо, как в тот проклятый день, когда Арсений решил забрать принца к себе.
Мужчина оглядывается, смотрит на принца и прежде чем исчезнуть, тихо шепчет:
— Спи сладко, мой принц.
На следующий день в королевстве объявляют траур и отправляют гонца в одно из соседних королевств, где сейчас честно сражался за безопасность своего государства еще один наследник престола, который и подумать не мог о том, что единственный, кого он любил, с кем он не был дерзким или агрессивным, уже мертв.
***
Мысли об Антоне — единственное, что давало Эду силу в этой войне. У него было за что и за кого сражаться. Он думал, что кто-то его ждет. Его грела мысль о том, что это может быть последней войной в истории королевства, что после этого он ни за что не оставит Антона одного. Он был готов бросить это ради того, чтобы он был спокоен, он был готов сделать ради него что угодно, потому что действительно любил.
Выграновский перечитывал пергамент несколько раз, не желая верить в то, что там написано. Похороны принца. Похороны. Эд трясёт головой. Нет, он не мог умереть. Не мог. Он, черт возьми, не мог! Непонимание сменилось отчаянием и жгучей болью, когда он приехал на эти самые похороны. Церемония прошла в полной тишине, а после все, перекинувшись соболезнованиями, просто разошлись. Король — в комнату погибшей королевы, а Эд — опустошать самые крупные пивные лавки.
Смотреть на раздавленного болью Эда было страшно. Он кричал, плакал, крушил все, что попадется под руку и постепенно боль перешла в жажду мести. Он поклялся себе, что во что бы то ни стало найдет того, кто убил его принца.
Он ходил к гадалкам, выяснял подробности о том, как нашли тело Антона, но все вокруг твердили о каких-то легендах, на которые наводила черная роза, которую нашли рядом с уснувшим навсегда принцем. Что-то о каком-то Боге Смерти. Выграновский не был ребенком и в такую чушь никогда не верил, но разговор с Димой о каком-то незнакомце заставил его сомневаться в этом. Эд прочитал столько книг, сколько, кажется, не читал за всю жизнь, перерыл все легенды и сказания, в попытке найти хоть что-то о том, как этого Бога смерти найти и убить.
Шли месяцы и даже года, но Эду так и не удалось ничего найти. Только вот он не знал, что все это время Бог Смерти наблюдал за ним и ждал его в своем замке, надеясь, что Боги помогут парню найти оружие, способное его убить, Арсений, правда, пытался убить себя сам, но ничего не выходило.
К счастью или нет, так и случилось однажды: спустя годы поисков наш герой переступил порог замка Бога Смерти. Эд долго думал о том, как убьет его и что скажет. В нем кипела злость, и он совершенно не замечал, что мужчина в маске даже не сопротивляется, не замечал, что все зеркала в чужом замке разбиты, как и его хозяин. Эд ослеплен гневом, но в последний момент, когда его меч уже был над чужой головой, зачем-то посмотрел в глаза своего противника. Его прошибло болью. Такой же, какую чувствовал он сам.
— Давай, закончи с этим, — голос Арсения звучит пугающе равнодушно. Выграновский лишь качает головой и убирает оружие.
— Убить тебя будет слишком просто, — хриплый, полный ненависти голос и полный презрения взгляд, — ты будешь жить с этой болью вечно и не сможешь от нее избавиться. Я хочу, чтобы ты мучался.
Арсений-таки остается один в огромном замке, один на один с болью.
И если бы Бога Смерти спросили, каково на вкус бессмертие, он бы не задумываясь ответил — горчит.
***
Наши дни, Санкт-Петербург.
За окном не переставая стучит дождь, сливаясь в одну симфонию со стучанием клавиатуры. Сегодня Арсений Попов отправил в печать книгу, на обложке которой красивым шрифтом красными буквами будет выведено: Легенда о Боге Смерти.