Уни-Верс сидит на жесткой кушетке, рассматривает допотопные противно пикающие приборы и жмурится от льющегося из окна яркого солнца. Окно непривычно маленькое, совсем крошечное на самом деле, накрахмаленные простыни хрустят под пальцами, а отвратительно длинные волосы лезут в глаза и мешают видеть. Может быть она не видит из-за яркого света или пушистых светлых прядей, а может быть потому что голова нещадно кружится, в ушах звенит, и сердце бухает в груди так громко, словно хочет вырваться на волю.
Уни-Верс покачивается, хватается пальцами за край кровати и только теперь замечает, что что-то не так. Левая рука от середины плеча и до самых кончиков пальцев серебрится металлическими отблесками, двигается тяжело и едва слышно жужжит. Уни-Верс пальцами касается холодного биометалла, чувствует, как сокращаются искусственные мышцы и хмыкает, на всякий случай оглядывая остальные видимые части тела.
Дверь тихо распахивается, в комнату входит мужчина в белом халате, и Уни-Верс понимающе ухмыляется, смаргивая пелену перед глазами. Она склоняет голову набок, и волосы золотистой сетью накрывают половину лица. Мужчина подходит ближе, нажимает на какие-то кнопки, и приборы наконец-то перестают издавать методичный писк. Теперь Уни-Верс отчетливее слышит, как работает ее новая рука.
— И сколько я тут валяюсь? — тянет Уни-Верс, накручивая прядь волос на палец.
Очень хочется состричь их прямо сейчас, она не привыкла к такой длине. Даже когда Уни-Верс сидит, спутанные волосы стелются по простыням, сворачиваясь в подобные змеям тугие кольца.
— Конкретно здесь — около полугода, — коротко отвечает мужчина и дополняет спустя долгие мгновения, — а с момента того взрыва прошло почти девять лет.
Уни-Верс долго смотрит на него, не может поверить своим ушам, а мужчина больше ничего не говорит, уходит, мягко закрывая за собой дверь. Уни-Верс громко ругается, даже запускает в окно попавшуюся под руку подушку. Идите к дьяволу, девять гребаных лет!!!
Капсула грузно шлепается на каменистую поверхность планеты и взрывается, едва Йон-Рогг успевает вылезти из нее и отползти в сторону. Клубы рыжего дыма взвиваются в воздух и застилают серое небо, стучат по камням металлические обломки. Йон-Рогг смотрит наверх, стучит пальцем по сломанному коммуникатору и медленно поднимается, разминая затекшие мышцы.
— Где я, черт возьми? — спрашивает он в пустоту серого невзрачного неба и такой же невзрачной каменисто-серой почвы.
Уни-Верс с наслаждением жмурится, подставляет лицо солнечным лучикам и медленно сжимает-разжимает кулаки, сравнивая ощущения. Бионическая рука все еще слушается плохо, Уни-Верс чувствует ее странно — вроде бы есть, но вроде бы нет — и иногда сжимает пальцы слишком сильно, так что биометалл скрежещет и едва заметно искрит. Уни-Верс усмехается, откидывает надоедливые волосы за спину и находит глазами того самого мужчину.
Он стоит во дворе, разговаривает с какой-то смуглой женщиной и иногда бросает на Уни-Верс взгляды. Словно следит, чтобы она ничего не натворила и никуда не делась. Уни-Верс подмигивает ему и машет рукой, упирает правую руку в бедро и вдыхает сладкий свежий воздух. На Хале такого нет, там давно нет ни единого дерева, все напрочь занято модулями и искусственными покрытиями, и воздух наполнен кислым запахом железа и пластика.
Уни-Верс склоняет голову набок и вопросительно вскидывает брови, когда мужчина подходит к ней и становится рядом. Талос слишком проницателен, ему как будто вовсе не нужны слова, и это несколько пугает.
— Ты спасла наших детей, — говорит он, не поворачивая головы, — я не мог не спасти тебя.
Йон-Рогг громко матерится, пробираясь сквозь горы разномастного мусора. Свалка металлических обломков, пищевых отходов и даже, судя по звукам, чего-то живого напоминает бесконечную дурнопахнущую пустыню. Ноги проваливаются почти по колено, стоит слегка оступиться, мусор шевелится словно живой, над головой то и дело пролетают ревущие и плюющиеся дымом маломестные шаттлы.
Йон-Рогг подбирает несколько деталей, «на коленке» собирает из них жалкое подобие ракетницы и стреляет в воздух.
Уни-Верс шлепает босыми пятками по теплому дереву, путается бионическими пальцами в волосах и клянется отрезать их к чертям собачьим сегодня же. Она долго смотрит на себя в зеркало, всматривается в длинный шрам, тянущийся от середины лба по левому виску почти до подбородка, заглядывает в собственные ярко-синие глаза и трясет головой. Ножницы в пальцах дрожат, золотистые пряди падают на пол и свиваются тонкими змеями. Кончики волос щекочут подбородок, и Уни-Верс наконец останавливается, решая, что сойдет и так. Сама себя она еще короче постричь не сможет.
Уже выходя, Уни-Верс думает, что могла бы попросить Сорен, жену Талоса, фыркает и выбрасывает отрезанные пряди в мусорку.
— Мне плевать на Крии, — заявляет разряженный в блестящий наряд «главный».
Йон-Рогг украдкой оглядывает количество его охранников и готовится к драке. Задерживаться на этой паршивой планете он не собирается. «Главный» называет себя Грандмастером и смотрит на всех свысока, так что Йон-Роггу до зубовного скрежета хочется начистить ему рожу.
— Видишь ли, на Сакааре время течет иначе, — объясняет Грандмастер, жеманно прищуриваясь и постоянно поправляя воротник, — тебя никто не найдет, просто потому что специально Сакаар невозможно найти.
Йон-Рогг рычит и скалится, и Грандмастер стремительно отскакивает, давая сигнал телохранителям. Йон-Роггу плевать, скольких придется перебить и сколько времени это займет, он не собирается торчать на этой прогнившей планетке.
— Забыл сказать, — кричит Грандмастер из-за спины особенно крупного охранника и премерзко ухмыляется, — выхода отсюда тоже нет!
Йон-Рогг воет почти по-звериному и бросается вперед, терять ему все равно уже нечего.
Уни-Верс хихикает, глядя, как Сорен с дочерью корчат расстроенные рожицы из-за ее волос. Талос беззвучно усмехается, гладит дочь по голове и что-то клекочет на своем языке. Девочка смеется, хлопает в ладоши и смотрит на Уни-Верс доверчиво-доверчиво.
— Моника придет в гости! — радостно объявляет она и уносится в свою комнату.
Уни-Верс провожает ее взглядом, дивится детской непосредственности и улыбается. Сама она все еще не до конца доверяет Талосу и его товарищам.
— Давно вы обосновались на Земле? — спрашивает Уни-Верс.
— Чуть больше полугода, — отвечает Талос и усмехается, когда слышит звонок в дверь и топот.
Он не рассказывает подробности, отвечает односложно, тоже не доверяет. Но не прогоняет, позволяет жить в своем доме и даже по-отечески присматривает. Уни-Верс смущается и отмахивается, вслушивается в каждый звук и думает слишком много, чтобы просто расслабиться.
Две девочки выруливают из-за угла, радостно смеясь и переглядываясь. Одна из них, темнокожая и с пушистыми, торчащими объемной шапкой волосами, смотрит на Уни-Верс долго и оценивающе, хлопает черными ресницами и вскрикивает, когда натыкается взглядом на протез.
— Круто! — Уни-Верс не успевает ничего сказать, а девочка уже подскакивает, хватает руку и жадно разглядывает устройство; она склоняет голову набок, закусывает губу, а спустя мгновение вздрагивает и краснеет. — Меня зовут Моника, Моника Рамбо.
— Уни-Верс, — представляется Уни-Верс и осторожно высвобождает руку, — я еще не привыкла к ней и могу тебя поранить.
Она оправдывается перед ребенком, а Моника энергично кивает и просит тогда посмотреть попозже. Уни-Верс смеется и подавляет порыв погладить девочку по пушистым волосам.
— Вы очень красивая, — зачем-то говорит Моника, и Уни-Верс смущается и сбегает на улицу.
Йон-Рогг сплевывает кровь, отбрасывает в сторону бесполезный уже электрический хлыст и осматривается, выискивая затаившихся противников. В ангаре тихо и холодно, разбитые костяшки саднят, а глубокая запекшаяся рана от бластера тянет и пульсирует. Йон-Рогг вытирает губы грязной рукой, чертыхается и направляется к самому большому в ангаре звездолету. Он, вообще-то, здесь единственный, кроме него место занимают не предназначенные для выхода в открытый космос мелкие шаттлы и прогулочные крейсеры.
Йон-Рогг щурится от слишком яркого света и безвкусной мелькающей отделки, смаргивает наползающую на глаза пелену и зависает над панелью управления. Громко ругается, вбивая заученные наизусть координаты, и оглядывается в поисках какой-нибудь еды.
— К дьяволу! — рычит Йон-Рогг и запускает двигатель.
Уни-Верс сидит на крыльце и вполуха в очередной раз слушает «удивительную историю тети Кэрол». Воодушевленная Моника рассказывает ее уже в седьмой раз за последние полгода, и Уни-Верс, кажется, уже знает все события наизусть.
На Земле тихо и спокойно, непривычно размеренная жизнь слегка напрягает в первое время, но Уни-Верс постепенно привыкает. Привыкает, но все равно каждый день занимает чердак и устраивает тренировку, борется с самой собой и желанием зачем-то вернуться на Халу. Уважение и почитание расы крии вбито в подкорку, даже несмотря на всю ее непокорность, Уни-Верс знает, кто она на самом деле.
Моника подскакивает к Уни-Верс, обхватывает ее за руку и тянет за собой:
— Пойдем скорее, там мама уже все приготовила!
Уни-Верс удивительно просто приживается на этой планете, находит общий язык с землянами и скруллами. Но мышцы все равно неприятно тянет, тело требует действий, взгляд цепко следит за каждым движением в зоне видимости. Уни-Верс чувствует себя готовой к нападению, ждет чего-то, но ничего не происходит.
Йон-Рогг почти не следит за траекторией полета, вместо этого залечивает раны и думает. Много думает, просчитывает стратегию и каждый раз разносит составленный план в пух и прах. Йон-Рогг злится, он потратил слишком много времени, чтобы выбраться с Сакаара, и теперь не знает даже, сколько прошло в остальном мире.
Двигатель мерно гудит, приборная панель сверкает разномастными датчиками, компьютер периодически отчитывается о состоянии корабля и следовании курсу. Йон-Рогг первым делом вырубает всю лишнюю дребедень, вырывает с корнем раздражающие взгляд детали и долго смотрит в потускневший потолок.
— Научи меня драться! — заявляет однажды Моника.
Уни-Верс качает головой, оглядывается на хихикающую Марию и похлопывает девочку по пушистой макушке. Моника тем временем продолжает упрашивать, строит глазки и обещает быть хорошей-прехорошей ученицей.
— Тетя Кэрол показывала мне несколько приемов, но она улетела, а я хочу научиться чему-нибудь еще!
— Тогда для начала покажи, чему тебя учила тетя Кэрол, — соглашается наконец Уни-Верс.
Моника радостно взвизгивает и подпрыгивает, встает в стойку и медленно исполняет несколько неуклюжих ударов. Девочка буквально светится от счастья, а Уни-Верс мрачнеет и задумчиво трет подбородок. Когда Моника останавливается и смотрит на нее в ожидании, Уни-Верс хмыкает, отмахивается от собственных мыслей и сходу делает несколько замечаний.
— Ты знаешь, кто учил тетю Кэрол этим приемам? — спрашивает Уни-Верс через несколько дней как бы между прочим.
Моника задумчиво морщится и кусает губы, встряхивает волосами и рвано кивает:
— Тот рогатый козел из крии.
— Рогатый? — переспрашивает Уни-Верс, едва сдерживая смех. — У крии не бывает рогов.
Моника смущенно кивает, перекатывается с пятки на носок и обратно и хихикает.
— Просто имя у него какое-то рогатое, — говорит она, — но я не помню точно.
Йон-Рогг вглядывается в приближающиеся очертания бело-голубой планеты и едва справляется с рвущимся наружу гневом. Сжимает кулаки, корректирует курс и ждет. Даже если Верс здесь нет, есть ее друзья. Йон-Рогг не готов оставить все как есть, он чувствует себя раздавленным, ярость клекочет в груди, вырывается наружу рыком и напряжением в заживающих мышцах.
Йон-Рогг больше не подавляет эмоции, дает им волю и путается в нахлынувшей волне чувств. Он не знает, чего ищет на С-53, но упорно летит вперед, пробивает себе путь и шагает, пока еще может. Йон-Рогг перебирает тысячи вариантов и собственных желаний и отбрасывает все прочь, глубоко вдыхает спертый воздух и смотрит, как расползаются синие пятна, растекаются зеленые и серо-коричневые всплески. Смотрит, как золотом мерцают огни и как серебрится чистая водная гладь. С-53 совсем не похожа на родную Халу, но и в ней есть своя изюминка, что-то притягивающее взгляд, очаровательно простое и понятное.
Йон-Рогг хмыкает и зачем-то называет С-53 Землей.
— Если вы улетели, то зачем вернулись? — спрашивает Уни-Верс после того, как Моника в очередной раз рассказывает любимую историю.
Они все — Мария с Моникой, Талос с женой и дочерью и Уни-Верс — сидят в саду за большим деревянным столом и разговаривают обо всем на свете. Уни-Верс вкратце рассказывает свою историю, Талос говорит о судьбе скруллов и войне с Крии, а Моника в который раз пересказывает события годичной давности.
Дом Талоса расположен в отдалении от остальных в городе, почти у самого леса, так что здесь он может не скрывать свой истинный облик.
— Мы решили разделиться и затеряться на разных планетах, слиться с местными жителями, — говорит он, глядя куда-то наверх, — так сейчас безопаснее.
— Прости, — извиняется Уни-Верс, и Талос кладет ей руку на плечо.
Они долго молчат, прежде чем Сорен спрашивает:
— А ты не хочешь вернуться? — и грустно добавляет. — Тебе хотя бы есть куда.
Уни-Верс качает головой, склоняется так, что подбородок касается груди, и перебирает бионическими пальцами край скатерти.
— Меня наверняка считают предательницей, — наконец отвечает она и усмехается, — так что дома у меня теперь тоже нет.
— Не-е-ет! — возмущенно кричит Моника и обхватывает Уни-Верс обеими руками за шею. — Твой дом — здесь!
Йон-Рогг приземляется где-то в лесу, неподалеку от раскинувшегося на холме поселка, вылезает из звездолета и долго крутит головой, стараясь определить, где находится. Затея, конечно, глупая, Йон-Рогг понимает, но все равно жадно рассматривает шелестящие на ветру кроны деревьев и ясное светлое небо. Неподалеку течет речушка, Йон-Рогг слышит плеск воды о камни, идет туда и долго умывается, пока кожа от холода не начинает неметь. Пальцы синеют и поджимаются, ледяные капли стекают за шиворот, и Йон-Рогг чувствует, будто что-то только что решительно изменилось.
— Нью-Йорк там, — машет рукой старик, когда Йон-Рогг спрашивает направление до ближайшего крупного города (благо, на корабле Грандмастера нашелся универсальный переводчик).
Звездолет остается в лесу под маскировкой, Йон-Рогг забирает разве что некоторые приборы, даже одежду не трогает. Напяливать на себя цветные тряпки Грандмастера у него нет ни малейшего желания.
Дорога змеится под ногами, идет то вверх, то вниз, лес вокруг сменяют деревушки одна за другой, и вскоре темнеет. Йон-Рогг не замечает, как день подходит к концу, думает только рассеянно, что неплохо было бы где-нибудь заночевать. Не то чтобы он не привык спать на голых камнях или ветках, просто уставшее за много лет тело требует нормального отдыха.
Уни-Верс задумчиво разглядывает «тетю Кэрол», прибывшую только что. Уни-Верс после слов Моники буквально поселяется в доме Рамбо, так что пропустить такое событие физически не может.
Уни-Верс убирает прядь волос за ухо, поправляет тугую резинку и кивает, встречая заинтересованно-настороженный взгляд. Моника строго-настрого запретила Уни-Верс стричь волосы, так что ей приходится мириться с отросшими до лопаток прядями и стягивать их неудобной резинкой.
Кэрол Дэнверс смотрит на нее настороженно, оглядывает, склонив голову, и слегка улыбается, когда Моника дергает ее за рукав и говорит, что Уни-Верс своя. Уни-Верс тоже оглядывает новую знакомую, примечает мелкие движения, работу мышц, позу и мимику. Уни-Верс готова защищаться в любой момент, каждый новый человек для нее — угроза. Даже легендарная супер-пупер тетя Кэрол, так и искрящаяся от распирающей ее энергии.
— Уни-Верс, — она протягивает здоровую руку и растягивает губы в неровной улыбке, — Моника про тебя все уши прожужжала.
— А, — Кэрол Дэнверс как будто что-то вспоминает и улыбается, пожимая протянутую ладонь, — можешь звать меня Кэрол.
Ладонь у нее сухая и теплая, покрытая карамельным загаром и мозолями. Рука Уни-Верс белая-белая, почти прозрачная на фоне другой, но тоже теплая и мозолистая.
Йон-Роггу стоит огромных усилий сориентироваться в большом городе. Он ни капли не похож на города Халы, здесь нет нормального транспорта, толпы людей забивают улицы и еще совсем невозможно понять, где находишься. Йон-Рогг слоняется туда-сюда, обходит одни и те же места несколько раз, злится и в конце концов влипает в драку.
Йон-Рогг срывает напряжение, выпускает пар, колотит со всей дури, так что попавшиеся ему мальчишки едва могут двигаться. Йон-Роггу быстро надоедает молотить груши, и он бросает непутевых противников там же, уходит и долго бродит по округе.
Когда небо совсем темнеет, и зажигаются мерцающие неровным светом фонари, Йон-Рогг неожиданно для себя натыкается на знакомые дома. Он настораживается, обходит улочку вдоль и поперек, заглядывает в окна, но из-за темноты ночи не видит ничего, кроме задернутых занавесок.
Йон-Рогг тихо ругается, проводит ладонью по лицу и уходит, пообещав себе вернуться завтра. Сейчас ему не помешало бы помыться и нормально поесть. Йон-Рогг кривится и думает, что совсем расслабился.
— Уже знакома с Фьюри? — спрашивает Кэрол за завтраком.
Она говорит, что собирается улетать через несколько дней и торжественно вручает Уни-Верс право занять ее квартиру. Моника картинно устраивает истерику и заявляет, что никуда ее не отпустит, но Уни-Верс все равно берет ключ и прячет его в карман. В конце концов сколько еще она может стеснять этих людей?
— Ага, — Уни-Верс смеется и вспоминает этого забавного человека, — и с Гусей тоже.
Они сидят за большим столом, стучат столовыми приборами и изредка перебрасываются короткими фразами. Мария качает головой, сетует, что у нее на шее трое детей вместо одного, и с теплотой смотрит на Кэрол. Она не хочет, чтобы подруга снова улетала, но ни за что ей этого не скажет.
— Тренировка! — кричит внезапно Моника, и Мария отвешивает дочери легкий подзатыльник. — Хочу тренировку с вами двумя.
Кэрол и Уни-Верс переглядываются, смотрят на чересчур воодушевленную Монику и смеются. Все кончается тем, что Уни-Верс и Кэрол дерутся между собой, обмениваются пробными ударами, а младшая и старшая Рамбо следят за ними с безопасного расстояния.
Кэрол бьет резко, словно лупит кирпичную стену, она наполнена энергией до краев и почти светится. Уни-Верс обходит ее легко, парирует удары и чувствует, что за прошедшее время сильно растеряла сноровку. Тело медленнее, чем раньше, бионическая рука совсем не похожа на родную. Уни-Верс прикрывает глаза, слушает чужие шаги и дыхание и отбрасывает все. Кэрол дышит громко, топает и не контролирует эмоции. В ее технике масса недостатков, но Уни-Верс все равно нравится с ней драться. Потому что Кэрол не думает совсем, мчится вперед кометой и широко улыбается.
Уни-Верс хихикает про себя, крутится на пятках и посылает серию ударов в живот. Кэрол моргает и трясет головой, ей совсем не больно, разве что голубоватые искры вспыхивают на мгновение в местах ударов. Уни-Верс уворачивается, припечатывает ее к стене и подсекает под голень. Кэрол тяжело дышит, смотрит искрящимися глазами и снова мажет, едва задевая Уни-Верс.
Они обе серьезны, тренировка постепенно перерастает в настоящую драку. Уни-Верс по привычке комментирует ошибки, и Кэрол, кажется, это раззадоривает еще больше. Она из последних сил сдерживает рвущуюся из кулаков энергию, и Уни-Верс едва успевает увернуться, когда яркая вспышка пробивает хрупкую деревянную стену. Кэрол спешно прячет руки за спину и смотрит виновато, а Уни-Верс смеется, поправляя растрепавшиеся волосы.
Чертовы одинаковые дома сводят Йон-Рогга с ума. Он бродит по округе день за днем и в конце концов снова ввязывается в драки. Йон-Рогг, кажется, отметелил уже большую часть хулиганов в этом городе, разжился местными деньгами и одеждой и уже почти смирился с тем, что не знает, что делать дальше, когда странный импульс толкает его, силком тащит по неширокой улочке мимо одинаковых домов к самой окраине.
Дом стоит на отшибе, отделенный от ряда остальных таких же высокой живой изгородью, а прямо за задним двором начинается узкая полоса пролеска. Он кажется Йон-Роггу подозрительным не потому что почти сливается с зеленью деревьев, а потому что доносящиеся оттуда громкие голоса кажутся подозрительно знакомыми. А еще плоская тарелка, висящая у одного из окон, если присмотреться, совсем не похожа на земные такие же.
Йон-Рогг прячется между деревьев, выжидает подтверждения и отбрасывает мысль о бессмысленности своих действий. Йон-Рогг до сих пор не знает, чего ищет на этой планете, он просто идет вперед и не хочет признавать, что следует зову сердца, а не разума.
С работой у Уни-Верс не ладится. Она не хочет стеснять приютивших ее людей и настаивает, что уж с чем-нибудь да справится. Она перебирается в квартирку Кэрол, Фьюри, конечно, помогает с документами, и Уни-Верс устраивается на самую простую по ее мнению работу. Она много раз видит, как продавщицы в магазине приветливо улыбаются и «пробивают» товар, и думает, что должна справиться.
На деле оказывается, что кроме подсчета стоимости нужно принимать поставки, пересчитывать продукты и мило разговаривать даже с самыми неприятными людьми. В конце концов Уни-Верс понимает, что постоянно следит за посетителями и дергается на каждый шум. Работать оказывается гораздо сложнее, чем она представляла.
Уни-Верс не может подружиться ни с кем из своих коллег, подозрительно смотрит на всех и говорит невпопад. Уни-Верс чувствует себя глупо, когда в очередной раз слышит, как девочки-сплетницы навешивают на нее ярлыки.
Скрыть бионическую руку не слишком сложно, но многие любопытные спрашивают, почему она постоянно ходит в перчатках и длинных рукавах, и Уни-Верс устало вздыхает, ссылаясь на какую-нибудь не слишком приятную на вид болезнь или аллергию. Избегать ее начинают еще больше.
Фьюри однажды предлагает ей работать на Щ.И.Т., но Уни-Верс отмахивается. Связывать себя по рукам и ногам еще раз у нее нет желания. Уни-Верс постепенно понимает, что на этой относительно мирной планете совершенно бесполезна.
Йон-Рогг следит за домом скруллов, ходит к нему как к на работу, но никак не решается сделать шаг вперед. Он должен либо уйти совсем, либо уже подойти ближе, сотворить какую-нибудь ерунду, за которую Уни-Верс непременно отругала бы его, а Верс скептически закатила глаза, и продолжает медлить. Йон-Рогг видит скруллов, тех самых, что забрали у него обеих Верс, и отчего-то не испытывает к ним ненависти.
Йон-Рогг видит счастливую семью и зачем-то подставляет себя на их место. Он закрывает глаза, видит перед собой очаровательно сердитую Уни-Верс, но видение рассеивается прежде, чем Йон-Рогг успевает всмотреться в черты знакомого лица.
Уни-Верс рядом с ним нет, нет уже давно, нет даже призрака, жалкой выдумки. Она ушла вместе с Верс, испарилась, и Йон-Рогг остался один, погруженный в текущие через край эмоции и распарывающие душу рамки. Йон-Рогг хмурится, жмурится так, что перед глазами плывут разноцветные пятна, собирается наконец уйти, вернуться на Халу и делает шаг вперед.
— Уна! — окликает Уни-Верс начальник, когда она опять делает что-то не так.
Уни-Верс смотрит на него устало, качает головой и соглашается со всем, что бы он ни сказал. Уни-Верс долго смотрит в зеркало на свое осунувшееся лицо и решает наконец все бросить. Она попросту не создана для нормальной работы.
Уни-Верс спотыкается по пути домой, стоит на одном месте почти десяток минут, разворачивается и быстрым шагом устремляется в другую сторону. Уни-Верс едва не хлопает себя по лбу, когда вспоминает, что Талос просил зайти именно сегодня. Уни-Верс напрочь забывает, что прошел ровно год, как она проснулась.
До отдаленного дома Уни-Верс добирается уже в темноте, замирает на пороге растерянно и несмело стучится в дверь. В окнах нет света, и не слышно голосов, и Уни-Верс стыдно, что она заявляется так поздно.
Уни-Верс слышит сдавленный крик с заднего двора и бросается туда, не раздумывая. Усталость как рукой снимает, она собирается и подтягивается, вслушивается в воцарившуюся снова тишину и крадется так, чтобы ее шагов не было слышно. Уни-Верс чувствует себя поразительно уютно, предчувствуя опасность.
Йон-Рогг останавливает ногу в последний момент, шагает назад и прислушивается. На деревянной скамье во дворе сидят две женщины и девочка, вокруг них носится еще одна, говорит и говорит, перебивая других. Йон-Рогг слышит знакомое имя краем уха и решает удостовериться, скрывается в тени деревьев и даже задерживает дыхание.
— Уни придет? — в который раз спрашивает надоедливая девчонка и смотрит в небо. — Уже вечер.
Небо постепенно темнеет, затягивается облаками, дует легкий прохладный ветерок. Девчонка кутается в кофту и качает головой, оглядываясь на виднеющуюся калитку. Одна из женщин окликает ее и говорит что-то еще, Йон-Рогг плохо слышит из-за всколыхнувшего листья ветра. Он ждет неизвестно чего, вслушивается в каждое слово и не думает.
Девчонка забегает в дом и вскоре возвращается с большим блюдом в руках. Следом за ней неспешно идет Талос — предводитель скруллов, и кулаки Йон-Рогга непроизвольно сжимаются. Звериный рык подкатывает к горлу, но он сдерживает порыв разорвать мерзавца на куски и глубоко и часто дышит сквозь зубы.
Они говорят о чем-то еще, Йон-Рогг выхватывает одно-единственное имя, прежде чем разум окончательно отключается. Он буквально вываливается из-за деревьев, яростно рычит и рыщет глазами по двору.
— Где она?! — ревет Йон-Рогг, не слыша собственного голоса.
Пелена перед глазами ярко-синяя, как небо над головой и глаза Уни-Верс, Йон-Рогг не видит ничего, кроме смазанного зеленого лица скрулла.
— Рогатый козел! — визжит девчонка, и Йон-Рогг выдыхает сквозь зубы, сдерживая порыв сломать ей шею.
Он смотрит на Талоса, не мигая, не обращает внимания на подобравшихся женщин и сквозь шум крови в ушах слышит чей-то голос:
— Кэрол здесь нет.
Йон-Рогг тяжело поворачивает голову и скалится. Темнокожая женщина смотрит на него прямо и уверенно, но он даже в таком состоянии видит, что она напугана.
— Мне не нужна Кэрол, — хрипит Йон-Рогг и снова замолкает.
Кровь в пальцах ощутимо пульсирует, Йон-Рогг чувствует, как стремительно бьется затихшее раньше сердце.
Уни-Верс перескакивает через ограду и в два шага достигает заднего двора. Она резко останавливается, на губах сама собой расплывается широкая улыбка. Уни-Верс медленно двигается, специально хрустит веткой и встречает обеспокоенный взгляд Талоса.
— Идите внутрь, — приказывает она и больше не смотрит ни на кого.
Уни-Верс ждет щелчка закрывшейся двери, моргает, скидывает куртку и стягивает перчатку. Йон-Рогг смотрит на нее налитыми голубой кровью глазами, тяжело дышит и крепко сжимает кулаки. Уни-Верс вздыхает, отмечая, что он сильно изменился, и шагает вперед.
Пальцы беспрепятственно касаются разгоряченной кожи и падают вниз, вскользь задевая ткань футболки на груди. Йон-Рогг следит за ее действиями одними глазами и совсем не двигается, разве что вздрагивает всем телом, когда ее рука исчезает. Уни-Верс качает головой, ухмыляется и бьет под дых.
Рука у Уни-Верс по-прежнему легкая, но боль ощущается такая, словно шрапнель напрочь разрывает брюхо. Йон-Рогг делает шаг назад, долгое мгновение смотрит в мерцающие глаза Уни-Верс и оборачивается, силясь найти другую, что все это время была рядом с ним.
Уни-Верс-видения нет, нет уже давно, и Йон-Роггу кажется, что перед ним тоже мираж. Врезавшийся в висок кулак вопит об обратном, Йон-Рогг моргает, уходит от нового удара в последний момент. Он не бьет, лишь встречает удары и изредка уворачивается, позволяет Уни-Верс избивать себя. Чувства Йон-Рогга слишком сложные, чтобы он сам мог их понять, но в местах ударов сладко тянет, и он продолжает наслаждаться подернутой дымкой неверия картиной.
У Уни-Верс длинные, собранные в низкий хвост волосы, поблескивающая в свете фонарей бионическая левая рука и длинный тонкий шрам на лице. Уни-Верс потрясающе живая и настоящая, Уни-Верс улыбается и бьет в полную силу.
— Давай же! — азартно шепчет Уни-Верс ему в самое ухо, и Йон-Роггу не остается ничего, кроме как подчиниться.
Он на мгновение прикрывает глаза, смотрит на замершую перед ним Уни-Верс и улыбается, подхватывая ее улыбку. Уни-Верс радостно кивает, бросается вперед, и Йон-Рогг встречает ее бесполезной чередой смазанных ударов.
Уни-Верс смеется, обходя все его попытки ударить, теряется среди темных деревьев, и Йон-Рогг несется за ней в глубину леса. Он не понимает, как ему удается прижать ее к дереву, чувствует только гулкое биение сердца и расползающийся от мест соприкосновения их кожи жар. Уни-Верс улыбается ему в лицо, сверкает белоснежными зубами и подается вперед. Йон-Рогг жадно ловит мягкие губы, терзает их, пока хватает воздуха, и прижимает Уни-Верс к себе так крепко, как только может. Уни-Верс тихо смеется ему в ухо, перебирает пальцами волосы, и Йон-Рогг жмурится от удовольствия.
Места ударов неприятно ноют, но это совсем неважно, пока Йон-Рогг сжимает в руках теплое тело живой самой сильной крии, слушает ее глубокий голос и чувствует, как мерно бьется ее сердце.