тело было таким легким, а сознание абсолютно пустым. в голове мелькали картины — ослепительная вспышка, детский смех, улыбка матери, нежная улыбка, первые слезы, капелька крови, бегущая из порезанного пальца, гребень с резной ручкой, алые розы на груди, пузырьки игристого шампанского… тэхен видел все и одновременно ничего. он лежал на чем-то мягком, но прохладном. пахло свежей травой и прогретой землей. юноша сжал с усилием воли руку в кулак и почувствовал пробегающие сквозь пальцы травинки и забивающуюся под ногти землю.

постепенно к нему начал возвращаться слух. где-то вдалеке он слышал тихие разговоры и смех, блеяние овец и кудахтанье кур. ветер шелестел листьями, но лежащего тэхена не трогал, словно не хотел холодить прохладными языками. было так… спокойно и умиротворенно, что не хотелось открывать глаза. но тут тэхен услышал тихие, аккуратные шаги, а после мягкое касание к щеке. он приоткрыл глаза, но из-за тусклого дневного света не сразу разглядел человека перед собой. то была женщина с морщинистым, очень добрым лицом и седыми волосами, убранными в изящный пучок. ее черное платье было приталено и стелилось по земле. длинные рукава доходили до запястьев, а высокий воротник прикрывал горло. прямо по центру горловины был бледно-зеленый изумруд. она ласково, совсем по-матерински улыбнулась тэхену, и присела перед ним на колени, помогая ему принять сидячее положение. ее теплые пальцы скользнули по искромсанным волосам тэхена, и она вздохнула с какой-то грустью.

— добро пожаловать домой, тэхен, — ее бархатный голос заполз в сознание юноши теплой патокой, и на душе вмиг наступило спокойствие. — теперь ты — один из нас.

— кто я? — шепнул парень едва слышно.

связки еще не до конца восстановились после его жестокого убийства. женщина вновь лучезарно улыбнулась, источая настоящую заботу, материнскую любовь и домашнее тепло. тэхену на мгновение захотелось прижаться щекой к ее груди и почувствовать, каково это — иметь маму, и она, точно почувствовав это, обхватила юношу руками, укрыв в своих объятиях. она была похожа на ворона, мудрую, но добрую птицу. тэхен не боялся. он просто чувствовал, что теперь все в порядке.

— ведьма. как я и все твои сестры и братья. с твоим первым днем рождения, тэхен.

женщина представилась герой — матерью всех ведьм, самой старшей ведьмой в поселении. она помогла ослабшему тэхену подняться на дрожащих ногах. сам тэхен был одет в длинную белую рубаху, доходившую почти до щиколоток. он внимательно осмотрел поселение, в котором оказался. ведьмы тут жили в обычных деревянных домах, коие были в деревнях, кое-где росли фруктовые деревья, даже стоял одинокий улей, над которым жужжали пчелы. гера объяснила, что ведьмам не нужна пища, и указал ладонью на пасущихся коров. эти животные — спасшиеся от смертной участи. некоторых выкинули из-за болезней, некоторых спасли от скотобойни, некоторые коротали век до смерти, но все они были спасены добрыми ведьмами. тэхен внимал все с особым интересом. ему не казалось, что что-то неправильно. он думал, что все именно так, как должно быть.

ведьмы были одеты в черные одеяния, и у каждого и каждой на груди блестел драгоценный камень небольшого размера. гера объяснила, что это Отец дарит каждой новообращенной ведьме свой камень, который она носит потом до скончания веков. в них заточена их ведьминская сила, и потерять его никак нельзя. она сказала, что тэхену будет вручен подобный уже совсем скоро, в вальпургиеву ночь. тэхену не терпелось узнать все и как можно больше, но гера остановила его пыл — всему свое время, а пока ему предстояло познакомиться еще с двумя новообращенными, которые ждали этой ночи намного дольше, чем тэхен. женщина завела его в небольшой домик с печью. внутри пахло сухими травами, свежими яблоками и дровами. тэхен прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— эй-эй, пока еще жива, — послышалось пение переливающегося серебром голоса, — эй-эй, пока горит трава, эй-эй, огонь тебе к лицу, — продолжил петь он, — танцуй, ведьма, танцуй!

— юнги, джин, — позвала гера, положив ладонь на спину тэхена. — он пришел.

пение тут же прекратилось. из дверного проема с отсутствующей дверью показалась черная макушка с седыми прядями. парень выглядел едва старше самого тэхена, но был необычайно бледен, его кожа даже отдавала синевой. глаза его были черные, как сама ночь, а длинные опущенные ресницы кидали тени на высокие скулы. оплетенными сетью синих вен руками он держал сухие цветы, которым подрезал листочки. как и тэхен, он был одет в молочного цвета рубаху до щиколотки, а на ногах были плетеные лапти. следом вышел улыбающийся юноша лет девятнадцати — и как все они были молоды, как рано покинули царство живых. его тонкая, бледная шея была покрыта черным платком, на широкие плечи была накинута шерстяная накидка, а в руках он держал пяльцы. он отложил свой холст на дубовый стол и подошел к тэхену, заключая его в объятия.

— наконец-то, ты с нами, — тепло улыбнулся ему джин бледными губами.

— искупайте его и приведите в порядок его чудесные волосы, — гера провела молчаливому тэхену по грубо обстриженным прядкам. — мы увидимся с тобой вечером, тэхен, тебе не стоит бояться. юнги и джин — твои братья.

— я и не боюсь, — сиплым голосом сказал тэхен и улыбнулся уголком губ, оглядев свою новую семью. улыбнувшись ему в ответ, гера удалилась, оставив троих новообращенных провести время вместе.

ведьмы, обращенные примерно в одно время, всегда были друг другу ближе, нежели к старшим ведьмам. за последние года у них было не так много прибавления. и гера даже не знала, хорошо ли это или плохо, но за этот год на их участь выпало три новообращенных, и все с трагической судьбой. юнги был молчалив и явно не спешил идти на контакт с тэхеном, а вот джин сразу же взял его под свое теплое крыло. юнги, средний брат, спустился в подвал и принес оттуда мыло, пару полотенец и чистую рубаху с ножницами. все это они сложили в небольшую корзинку и двинулись к озеру, спрятанному в глубокой чаще леса. джин был первым новообращенным, прибывшим в поселение ведьм, поэтому его силы уже начали понемногу проявляться. старший брат взмахнул изящной ладонью, поднимая вверх густые заросли ветвей и травы, и все трое прошли в скрытое от простого глаза место — там было озеро, которое блистало и переливалось васильковыми искрами. аквамариновые брызги бегали по низко склоненным ветками с густой кроной, а маленькие волны набегали на траву, шелестели и зазывали к себе. тэхен замер в восхищении, рассматривая творящееся перед ним волшебство. в реальном мире так не бывает — так может быть только в их мире, в мире лесных ведьм.

— давай, — впервые подал голос юнги, развязывая шнурок рубахи у тэхена на груди. младший брат поднял ладонь, ласково касаясь мягких волос юнги. — у тебя тоже красивые будут, — сказал тот, снимая с младшего рубаху. джин мягко улыбнулся, опустившись на колени, и разложил на чистой зеленой траве полотенца, ножницы и мыло.

стояла холодная, пасмурная весна, но у этого озера было тепло. тэхен остался стоять обнаженным перед братьями, но его это ни капли не смутило. на его кожи еще багровели синяки и следы зубов, а на шее были видны следы пальцев. никто не спросил, что с ним случилось, как он умер и повстречался с Отцом — все это и так знали. приход тэхена был предначертан судьбой, его имя записано в старой книге с пожелтевшими страницами, и к его приходу (смерти) готовились с самого утра.

тэхен ступил тонкой щиколоткой в воду, которая мягко обняла его, приглашая в свои аквамариновые пучины. там, где кожа тэхена касалась воды, исходили лазурные искры, как маленькие блестящие камешки бисера. он взял мыло, которое пенилось в руках и скользило, и принялся натирать грязное тело и волосы. юнги присел на колени перед водой и поднял вверх бледные ладони, следом за траекторией его рук поднялась и вода, обволакивая тело тэхена. она окружила его, как капсула, и волосы тут же взмыли вверх. юноша с восхищением смотрел на подводный мир, открывшийся ему благодаря юнги. тот сидел, по-прежнему держа руки, а тэхен тем временем едва не задыхался от открывшейся его взорву красоты. под водой плавали рыбы, которые ничуть не испугались появлению чужака. тэхен даже коснулся кончиком указательного пальца блестящей гладкой чешуи, отливающей серебром. с поверхности, до самого песчаного дна доставали длинные лунные лучи, сверкая драгоценными бриллиантами, и, тэхен мог поклясться, это — лучшее, что он видел за свою непродолжительную жизнь. но вдруг вода вокруг него стала темнее, плотнее, она окружила его, прилипая к коже и настойчиво закрывая глаза. на душе тэхена царило необычайное спокойствие. он словно лежал младенцем в люльке, а любящая матушка напевала ему песню.

— там, где ведьма, там жито не свячено, кони не подкованы. прахом пусть улетает, бродячая, во четыре, ой, стороны, — запели в один голос юнги и джин. их голоса слились, проникая в сознание тэхена, выталкивая оттуда прочие мысли. он слышал лишь соловьиное пение. — как завеет суховеем танец смерти, что иных древней, ведьма спляшет, а с верою нашей не справиться, да не сладить ей!

тэхен открыл глаза и вынырнул, глотая свежий воздух. саднящее горло больше не болело, а кожа, испещренная ссадинами и синяками, была чистой. на щеки вернулся легкий румянец, придающий тэхену живой вид. юнги не улыбнулся, но его холодные глаза потеплели, только тепло это он постарался скорее спрятать. а вот джин широко улыбнулся, развернув в руках чистое полотенце, приглашая к себе. тэхен с радостью вылез из озера и прильнул к нему, а джин в ответ укрыл его, усаживая на мягкую траву. юнги, взяв второе полотенце, принялся вытирать его волосы, а после взял в пальцы ножницы, подравнивая изуродованные пряди.

— почему у меня ощущение, словно… — тэхен задумался, разглядывая свои руки, — словно я только что родился?

— потому что так и есть, — ответил мягко джин. — ты родился.

— но ведь я уже большой, — удивился младший. — как я могу родиться, если я уже большой? так не бывает!

— бывает, — ответил сверху юнги. — в нашем мире так бывает.

— важен не факт выхода из нутра своей матери, тэхен-а, — сказал джин, согревая пальцы тэхена своими ладонями. — это не есть рождение личности. это — рождение оболочки. личность рождается и в тридцать, и в шестьдесят лет. только тогда можно считать, что ты по-настоящему родился.

— о… — тэхен приоткрыл губы, осмысливая сказанное старшими. как много ему еще предстоит узнать, чтобы приблизиться к ним. тэхен поднял взгляд на джина, который сидел перед ним, и взгляд непроизвольно задержался на повязанном на шее платке. джин не мог не заметить это. он коснулся пальцами своего платка, и начал рассказ:

— он был старше меня порядком на пять лет. взрослый парень, с влиятельным состоянием, небезызвестной семьей и… традиционным взглядом на мир. мы познакомились в таверне, где я подрабатывал, чтобы прокормить себя и свою пожилую матушку. наше знакомство — чистая случайность, ведь в тот день у меня поднялась высокая температура, и мне дали вечер на выздоровление. я уже был готов уйти, но после вспомнил, что совсем скоро вынужден буду отдать последние гроши за нашу съемную комнату. я там почти не появлялся, слишком много работы было, приходил лишь переночевать, а после — снова на работу. не представляю, как я тогда выкручивался, но мы сводили концы с концами, матушка была рядом, и я был… почти счастлив от этого. но после встречи с ним все изменилось. его звали пак чимин, и я никогда не видел молодых людей прекраснее, чем он. прекраснее и бесчестнее. я не помню момента, когда провалился в эту пучину страсти и сводящей с ума влюбленности, но он пел о любви так красиво, что я потерял голову. почти не появлялся на работе, да и он уверял, что незачем, давал деньги первое время, покупал для моей матушки еду, а что я? до беспамятства влюбленный, жаждущий быть рядом с ним, я постоянно врал ей, что работы слишком много. оттуда и ночи, которые я проводил не дома, оттуда и деньги.

— она совсем ничего не подозревала? — тихо спросил тэхен.

— конечно же, подозревала, — тихо рассмеялся джин. юнги, приведя волосы тэхена в порядок, сел рядом с ним, уперев ладони в землю. джин немного помолчал, а после продолжил: — родители, особенно любящие, каким-то образом всегда понимают, что происходит с их детьми. так и моя матушка поняла. она говорила мне о том, что я должен быть осторожнее, что мне не следует ввязываться в нечистые дела, но разве влюбленное сердце прислушается к разуму? конечно же нет, и мое не стало исключением. я любил его… и думал, что он меня тоже. но вдруг он начал относиться ко мне все более холодно, вел себя жестче, иногда позволял себе отпускать крепкое слово в мой адрес. я обижался, порывался уйти, но стоило ему только поманить — и я у его ног. он ловко распоряжался моим сердцем и разумом. в мой последний вечер я пришел к нему, как и всегда, в прекрасном расположении духа. у меня уже были большие проблемы на работе, но я даже не обращал на это внимания, ведь все, чего я хотел — это быть с моим пак чимином. я сразу же заметил ту витающую в его спальне тяжелую атмосферу. он был очевидно нетрезв и зол. стоило мне переступить порог, он начал на меня кричать и оскорблять, требовать, чтобы я «навсегда убирался из его жизни», а я просто… расплакался. я же любил его, как я мог уйти? — джин словно погрустнел. тэхен прикусил губу и потянулся к нему, аккуратно положив ладонь на его колено.

— дальше — хуже, — сказал юнги, уже слышавший эту историю. джин кивнул, подтверждая.

— да. дальше и вправду было хуже. я должен был уйти сразу же, как только он мне сказал это, но я, глупец, не ушел. я ведь и вправду думал о высоких чувствах и о его словах, которыми он меня каждый день осыпал. если бы я только знал, что все это — пыль…

— если бы, если бы, если бы. в наших историях всегда слишком много «если бы», — юнги сжал губы, отведя взгляд в сторону. тэхен глянул на него, тот явно был не в расположении духа. тэхен не знал, но юнги не любил вспоминать свой последний день, и слушать о чужих не любил, хотя слышал только историю джина, но такое просто невозможно стереть из памяти за ненадобностью. они живут с этим всю свою жизнь, даже после смерти.

— да, юнги прав, ведь все сложилось именно так, и я могу говорить лишь сухие факты. я не хотел уходить, и тем самым разбудил зверя. пак чимин славился своим жестким характером, но никогда этот характер не был использован на мне, а потому я попросту в него не верил. тогда он просто выхватил нож, которым разделывал тушки кроликов, и вспорол мое горло, — джин коснулся платочка, развязывая его, и обнажил уродливый шрам на своей шее.

— какой ужас… — прошептал тэхен, прикрыв губы ладонью. он бережно, боясь навредить, коснулся кончиками пальцев загрубелых рубцов, отливающих перламутром. джин ласково ему улыбнулся, потрепав по волосам.

— уже не болит, не стоит сочувствовать, — сказал старший, чувствуя эмоции тэхена на ментальном уровне. он перевел взгляд на притихшего юнги и сказал: — теперь твоя очередь, — юнги недовольно сжал губы, хотя прекрасно понимал — никуда ему не деться. ни от джина, ни от воспоминаний, ни от самого себя. он сжал бледные пальцы, сгребая траву и землю, и распахнул свинцовые губы, через силу начиная рассказ:

— я был влюблен в него бешено и был готов отдать ему весь мир. мы познакомились в ювелирной лавке моего отца — я там подрабатывал продавцом в свободное время. не то, что бы моя семья была богатой, но отец смог оплатить мне первый курс колледжа. я мечтал стать литератором, а он был музыкантом, едва начавшим восходить на сцену. его голос… знаете ведь, от песен сирен невозможно спрятаться, они везде достанут и утянут на дно. так было и с ним. хосок был… мастером своего дела, но творческие люди, знаете, очень часто прибегают к тяжелым способам для получения вдохновения. я не виню его, нет. чаще всего люди не видят грехов тех людей, которых любят, не так ли? — с горькой усмешкой юнги посмотрел на джина. — мы виним всех вокруг, но только не их. так и я винил америго веспуччи, альберта ниманна, майша и вильяма лессен, но никак не хосока, нет.

— что сделали все эти люди? — вскинул брови тэхен.

— а ты не знаешь? — юнги выдавил улыбку, посмотрев на младшего. — они внесли большой вклад в развитие и изучение кокаина, того демона, который завладел разумом моего любимого. когда мы повстречались, он только начал употреблять его, но с каждым месяцем становилось все хуже. его поведение, обусловленное долгой ломкой, становилось все агрессивнее, его разум все больше погружался в пучину кокаина, и все, о чем он думал — это наркотики. беспрерывный поиск наркотиков. он занимал деньги у семьи, у друзей, у меня, даже воровал, только бы купить новую дозу и успокоить себя, а я становился его грушей для битья, но я не желал уходить. я был рядом, я терпел, я помогал ему переживать ломку, чтобы потом он избивал меня до полусмерти и выплевывал в лицо о том, что я — мерзкая потаскуха. он заставил меня переспать с влиятельным человеком, чтобы получить желаемое, — джин на этих словах вздохнул. историю юнги было тяжелее слушать, чем вспоминать свою. лицо тэхена вытянулось от удивления, а голос юнги срывался. он, казалось, вот-вот расплачется, но лицо его было непоколебимо спокойно. — и я сделал это, ведь я любил его. я любил его бешено, пока он мешал меня и себя с грязью. и вот, однажды… он вновь захотел получить дозу, но никто больше не давал ему для этого золотых, и тогда он вновь вспомнил обо мне. жалкий соплежуй, который пойдет ради него на все — так он тогда подумал. теперь-то я об это понимаю, и знаешь, единственное, о чем я не жалею — это мой последний поступок. он даже не попросил меня, а приказал вновь принести ему дозу. ему было плевать, как, где я ее достану, главное получить. угадаешь, что я сказал ему? — юнги ухмыльнулся. — я сказал: «нет. пошел ты». это была последняя капля в чашу моего терпения, а его — злости. я не успел сделать и шага, как он схватил меня за волосы и потащил за собой в ванную. он, видимо, принимал ванну, поскольку она была наполнена ледяной вспененной водой.

— что было дальше? — тихо спросил тэхен, одновременно желая услышать ответ и не слышать ничего.

— он убил меня, — пожал плечами юнги. — думаю, это было очевидно. его агрессия взяла над ним контроль, и он начал меня топить. я вырывался, как мог, но что я мог сделать? абсолютно ничего. воздух стремительно кончался, и знаешь, этот непроизвольный инстинкт, когда ты открываешь рот и делаешь вздох изо всех сил… я захлебнулся, — у тэхена на глазах заблестели слезы. юнги сморщился чуть крупноватый нос и покачал головой. — ну, не стоит плакать. зато теперь я могу делать это, — юнги вновь вытянул руку к озеру и взмахнул пальцами, отчего над гладью появилась небольшая арка из воды, а после плюхнулась, создавая брызги.

— но какой ценой тебе это досталось, — с грустью сказал тэхен, теплее кутаясь в свое полотенце. — вы как… ангелы.

джин и юнги переглянулись и одновременно засмеялись, только смех юнги был каким-то неестественным. тэхен оглядел себя, замечая, что его кожа была абсолютно чистой, без единой царапины, а волосы в отражении озера были аккуратно уложены благодаря юнги. джин помог ему надеть белую чистую рубаху и протянул новые лапти, чтобы ноги не мерзли. юнги сложил в корзину полотенца, мыло и ножницы, а тэхен тем временем задал единственный интересующий его вопрос:

— почему мои раны прошли, а ваши… нет?

— потому что, — ответил юнги, не поднимая головы, — такие раны могут нанести только любимые люди, а теперь пойдем, завтра у нас важная ночь.

— а что будет завтра? — поинтересовался младший, взяв джина за любезно предложенную руку.

— вальпургиева ночь, — улыбнулся джин. — завтра мы станем полноправными ведьмами и встретимся с нашим Отцом.

джин и тэхен ушли вперед, а юнги немного помедлил, опустив взгляд в землю. он не знал, как им сказать, что не все из них станут полноправными ведьмами, но пока… ему не хотелось портить сестрам и братьям приближающий праздник.