Серёжа вообще никак не рассчитывал на то, что когда-либо прийдёт в универ к первой паре. Особенно он не собирался посещать пары Романова. Но священный долг и пестелевское «ты же всё равно встал, ну отнеси, ну Серёж» заставили. И не зря. Он готов был даже купить ничего не подозревающему Паше пива за то, что сейчас рядом с ним, чуть опустив голову, идёт столь милый молодой человек. Муравьёв его точно где-то видел, но понятия не имеет где. Да и не важно.

На телефон приходит третье гневное сообщение от Рылеева, что они уже заждались и всё такое, а количество восклицательных знаков, превышающее лимит даже у эмоционального Кондраши, заставляет ускорить шаг.

       — Они точно не будут против? Ты бы хоть их предупредил, — Миша смотрит с лёгким волнением. Он не бывал на такого рода сходках, но был очень наслышан.

       — Не бойся, они не против. Этим, собственно, всё равно кто, главное, чтобы не за Единую Россию. Ты в жизни хоть раз алкоголь пробовал? — Серёжа спрашивает насмешливо, как будто подростка какого-нибудь. А Миша немаленький, ему уже целых 19 лет, и такого обращения он не потерпит.

       — Пробовал, — отвечает Бестужев холодно, чуть сморщив нос. Он похож на воробья, что пытается выглядет большой птицей. Плохо выходит, особенно когда собеседник на голову выше.

       — Не дуйся, я должен быть уверен, что не девятиклассника спаиваю, — Серёжа уже во всю смеётся и скрывается в подъезде от разгневанного Мишеля.

***

      Кондратий понятия не имел, что с юристами так сложно. Особенно с одним очень вредным. Трубецкой со всем его логическим разумом холодным спокойствием иногда умел до ужаса раздражать.

       Они знакомы ещё со школы, когда Рылеев перешёл к ним в пятом классе. Мальчик тогда завоевал любовь всех учителей и одноклассников, но сам, общаясь со всеми, выделял именно Серёжу. Как говорит учебник физики, противоположности притягиваются, но не то, чтобы Кондратий её учил. Он вообще, кажется, во времени потерялся, а очнулся уже в квартире Трубецкого, им по 16, и они чертовски влюблены. Удивительно, как такой замкнутый Серёжа первым в любви признался, но это был именно он. 

      — Знаешь, Кондраш, — он зарывается рукой в тёмные кудри. Они лежат на кровати его комнаты. — Я тебя люблю.

        У Рылеева тогда чуть челюсть не отпала. Он в удивлении смотрел на Сергея. Поэт и не надеялся получить признания, так как всё было и так понятно. Только Трубецкой мог приехать к нему в час ночи, наплевав на родителей, которые их общение не очень одобряли, только потому что Рылееву страшно. Именно он мог слушать часами оды с явно революционными мотивами, а в конце ещё и начать их обсуждать. Только он заставлял тёмные глаза Кондратий светиться.

       Сергей взволнованно смотрит на юношу, принимая молчание за отказ. Он чуть поникает, делает глубокий вздох и смотрит прямо в глаза напротив.

      — Я приму любой твой ответ, даже если ты захочешь отказать, — Кондратий отмирает и смотрит на него как на больного. Ну кто от такого счастья отказывается?

       — Я Вас тоже, диктатор, — и улыбается как сумасшедший. — Не говори глупостей, как я могу отказать?

       В самом деле отказ уже кажется глупостью. Влюблённость Кондратия даже слепой заметит, она переполняет его и вдохновляет на глупые безумства. Такие как поцелуй. Нет, этот поцелуй не первый, с их одноклассниками, которые чуть ли ни «Давай поженимся» устроили, и девственником не останешься. Но Сергей всё равно касается губ осторожно, будто боится напугать, потом более уверенно, чувствуя вкус вишнёвой жвачки, что у Рылеева всегда с собой. У них всё впереди.

       Кондратий смотрит на часы и печатает очередное сообщение Муравьёву-Апостолу. Грех на их посиделки опаздывать, тем более с таинственным гостем. Потом поглядывает на Трубецкого, что сидит в другом углу комнаты. Они повздорили минут 20 назад из-за какой-то глупости, что и не вспомнить, но прощения так никто и не попросил. На Рылеева гордость давит, а Серёжа не хочет ни с чем разбираться при друзьях, хоть в их квартире лишь Паша, и тот на кухне. Слышится звон и отборный мат. Поэт поднимается с мягкого кресла и направляется за Пестелем и, мы надеемся, целыми фужерами.

***

      Встречать гостей надо не хлебом и солью, а разбитой посудой. И нет, это не слоган по жизни Пестеля (шуток про разбитую посуду много бывает). Как только Серёжа открывает Мише дверь рылеевской квартиры, слышится звон посуды и чуть ли не завывания Кондратия «ну Паш, ну это семейная реликвия, ну как так то?!».

       — У вас всегда так? — Миша осматривает небольшую прихожую, и ему уже здесь нравится. 

      — Часто, что не очень сказывается на сервизах господина литератора, — Муравьёв снимает лёгкую куртку и проходит в гостиную, где заседает Трубецкой, мирно читавший до инцидента с посудой. 

      — Я уже думал вы случайно потерялись. Или специально, — добавляет Сергей оглядывая Мишу. — Сергей Трубецкой. 

      Миша пожимает протянутую руку и улыбается. Именно в такие моменты он благодарит маму, научившую его улыбаться при знакомстве, объясняя это психологией, так как Серёжа улыбается в ответ, и уже не кажется таким грозным.

       — Господином литератором называю его только я, — Трубецкой чуть хлопает Серёжу по плечу и уходит в кухню. Тот лишь заговорщически улыбается.       Вскоре все в гостиной, первая бутылка шампанского опустошена, а Бестужев смело спорит с Пашей о власти и революции. 

      — Предлагаю поднять бокалы за новую часть нашей компании, — Кондратий резко вскакивает и подмигивает Мишелю, который заливается краской то ли от шампанского, то ли от смущения. 

      Серёжа смотрит в глаза Мише и понимает, где он его видел. В петле перед их повешением...