Сильване не нравятся лордеронские кладбища.

Не нравятся покосившиеся кресты и ржавые ограды, не нравятся гранитные склепы, полные темноты, не нравятся вековые деревья, скрывающие небо кронами. Если бы её спросили, каким должно быть кладбище, она первым делом подумала бы о пустыре, продуваемом всеми ветрами, где мёртвых не закапывают, а оставляют на земле, глядеть в желтовато-голубое, вечно чистое небо.

На съедение птицам или зверью — всё равно. Лучше, чем на съедение тьме в том безымянном мире, из которого она чудом выбралась.

Сильвана ступает легко, но сухие листья всё равно хрустят под её ногами, хоть и кажется, что лишённое души тело должно быть самую малость легче живого.

Кладбище маленькое, но здесь кого-то хоронили не больше месяца назад, что странно и смешно сейчас, в век живых мертвецов, в эпоху нежизни, когда самый верный выбор либо сжечь, либо не хоронить вовсе.

Сама Сильвана Ветрокрылая умирала трижды, и каждый раз был хуже предыдущего. Но мысль о том, каково быть навсегда закопанной и придавленной тяжёлой могильной плитой, всё равно ей не нравится.

Смерть — это не покой, вот что она знает теперь. Это вообще не то, что все представляют. И страдания немёртвого даже близко не сравнятся со страданиями мёртвого.

Тропинка заканчивается в центре кладбища, напротив стелы с падшим ангелом, закрывшим лицо руками. Сильвана слышит трепетание крыльев других ангелов — теперь уже её ангелов, — за спиной, но не оборачивается.

Они единственные понимают её без слов. И знают, ради чего она собирается это сделать.

Сильвана поднимает руку, и валь’киры дружно повторяют за ней.

Всех, чьи тела ещё можно поднять, всех, чьи души ещё можно разорвать, чтобы они не достались целиком тому, кто был с ней рядом во тьме, всех, кто метался перед ним, не имея материальной формы и возможности убежать, всех, кто понял, что Король-лич был лишь каплей в море, Сильвана Ветрокрылая зовёт обратно из их могил на Азерот.

Не так, как тащил её Артас Менетил — против воли, когда дух, покинувший тело в тюльпановых полях Кель’Таласа, стремился в то посмертие, которое ей не суждено было познать — пустырь и желтовато-голубое вечное небо.

Она, для начала, просто зовёт их. Без принуждения, без волевого усилия, без каких-либо требований.

Но откликаются все до единого.