Частенько Дайре сама спускалась в подземелье к Кромешнику. Так было проще всего — они встречались посреди огромного зала, вместе выбирались наружу и прогулочным шагом добирались до ближайшего города. Кромешник был еще не в состоянии перемещаться слишком далеко от своего нынешнего жилища, поэтому они ограничились пока что только одним городом. Но и этого было достаточно. Очень скоро Кромешник знал всех мерзавцев в этом городе до единого.

— Погоди, ты что, пугаешь только ублюдков?! — он был удивлен.

— По большей части. Они этого заслуживают. Правда, хороших людей тоже иногда пугаю, чтобы форму не потерять, но не слишком сильно.

— Ты и вправду сильно изменилась, Дайре. Раньше тебя совершенно не волновало, хороший человек или нет. Хотелось бы мне послушать твою историю, — усмехнулся Кромешник.

Дайре пожала плечами.

— Как-нибудь расскажу, когда в настроении буду, — заявила она.

И вот однажды такой момент пришел. Они тогда знатно напитались кошмарами одного байкера. Дайре пошла провожать Кромешника в его пещеру, но они дошли только до маленького озера. Было лето, и Дайре уселась на бережку.

— Хочу посмотреть рассвет, — сказала она.

Кромешник опустился рядом, и она вдруг склонила голову ему на плечо. Сначала он застыл от неожиданности, затем протянул руку и осторожно обнял ее за плечики, прижимая к себе. Кромешник так давно никого не обнимал, и сейчас ему было ужасно приятно! Спокойно… Словно он больше не одинок.

Они смотрели, как солнце неспешно показывается из-за края земли, одаривая эту местность своими лучами и прогоняя ночную тьму. Дайре радостно вздохнула.

— Всегда любила рассветы, — сказала она. — Рассвет дал мне возможность снова стать собой.

— Ты так ничего мне и не рассказала… — пробормотал Кромешник.

— Вот и сделаю это сейчас, пожалуй. Сейчас у меня как раз то самое настроение, — ухмыльнулась Дайре.

Когда она сбежала от Кромешника, раздраженная его опекой, нотациями и контролем, то первой ее мыслью было — не показываться в детских спальнях. Она нисколько не сомневалась, что именно там он и будет ее искать в первую очередь. Теперь она устраивала кошмары исключительно во снах взрослых людей. И находила их кошмары более сытными и полезными, чем детские. Детские кошмары были больше похожи на леденцы, шоколадки, сладкие булочки, попкорн, словом, на еду, которая не дает настоящей сытости. Но вот кошмары взрослых… Они очень часто становились поистине изысканным блюдом!

Поначалу она не делала различий между людьми. Она ненавидела их всех, и ненависть жгла ее изнутри, заставляя насылать такие ужасы, что человек просыпался с рыданиями и воплями. Некоторые даже сходили с ума. А кто-то и умер от того, что у него разорвалось сердце во сне. Только спустя многие годы она почувствовала, как ее ярость слабеет. Иногда ей даже удавалось взять себя в руки и не насылать кошмар хотя бы вон на ту женщину, которая только что подобрала бездомного пса и унесла его к себе домой.

И, когда Дайре отправилась кошмарить людей куда-то в Азию, с ней кое-что произошло. После плодотворной ночи она присела под пальму на каком-то из пляжей с белым мелким песком. Перед Дайре было море, которое тихо шумело, накатывая волну за волной, а на горизонте показалось солнце. Это было так красиво, что Дайре забыла, как надо дышать. А когда сделала вдох, то поняла, что и дышать-то ей стало гораздо легче. Гнев не ушел, но скукожился до таких размеров, что она смогла его из себя вышвырнуть и, наконец, увидела, на что это было похоже. Тигр. Он подошел к ней с намерением вскочить обратно, но она цыкнула на него. Она сделала это просто от неожиданности, спонтанно. Но он ее послушался! И не выразил никакого протеста, когда она стала называть его Золотцем.

И, когда ей удалось приручить свой гнев, она стала замечать то, на что раньше просто не обращала внимания. На большие радости вроде удачно созданного кошмара для какого-нибудь мошенника. На маленькие — когда ты сидишь где-нибудь в уютной мансарде, а летний дождь стучит по крыше, и от этого так хорошо и спокойно.

Да и люди уже перестали вызывать в ней такую оголтелую злобу. Даже наоборот, некоторые ей нравились, и приходила она к ним исключительно днем, чтобы понаблюдать за ними, за тем, как они живут. Однажды ее даже умудрился увидеть ребенок из одной такой семьи. У мальчишки были проблемы в школе — его любили гнобить некоторые одноклассники, потому что он был тихим и хорошо учился. Дайре тогда очень сильно разозлилась и напустила на тех маленьких гаденышей такие кошмары, что на следующее утро те противные мальчишки были тише воды, ниже травы. А на следующий вечер Дайре пришла пожелать спокойной ночи тому парнишке, хоть он ее не видел. Но он увидел (и тут Кромешник вспомнил, что ощутил на одно мгновение ее присутствие, но тогда он отмахнулся от этого ощущения, решив, что ему показалось) и не испугался. Даже попытался научить ее читать. Самое смешное, что ему это удалось. А когда он вырос, то рассказывал о Дайре своим внукам, хотя вся его семья считала, что это дедушка так мило чудит. А Дайре с того момента днем спешила в библиотеку.

Сначала это были книги на английском — именно на этом языке учил ее читать тот мальчик. Затем она выучилась читать еще на одном языке. И еще на одном. И еще… И вот, она начала получать удовольствие от того, что она теперь такая. Дайре вдруг осознала, что понимает даже речь маленького племени бушменов где-то в Ботсване — наверное, это было преимущество от того, что она — не человек, а нечто другое. А она раньше даже не обращала внимания на это, воспринимая свое положение как само собой разумеющееся.

Какой же она была дурой! Да, ее никто не видит, но так даже лучше, потому что она теперь может беспрепятственно попасть в чью-нибудь обширную библиотеку. Или погулять ночью по музею. Или даже днем! Забраться в Белый Дом в Вашингтоне! Проникнуть в Кремль в Москве, причем туда, куда простых людей не пускают! А пирамиды! А побродить по затонувшему «Титанику»! Оооо, жизнь была прекрасна! И Дайре теперь дышала полной грудью.

— А как же ты тут оказалась? — спросил Кромешник, когда она закончила. — Здесь ведь нет ничего такого интересного.

— Не поверишь, но в основном я веду очень спокойный образ жизни. А такой городок подходит для этого как нельзя лучше. Я даже решила устроить себе здесь постоянное жилище.

— Если надо помочь — только свистни, — усмехнулся Кромешник.

— Я тебя свистну на новоселье! — Дайре задорно тряхнула волосами. — А то знаю я тебя, Питч, ты все попытаешься устроить по своему вкусу. Что-нибудь такое, связанное с пятым измерением — огромное, мрачное и готичное.

— Тебе не нравится мрачное и готичное? — Кромешник вздернул брови. — В прошлом ты была от этого в восторге.

— Я и сейчас люблю на это посмотреть, но у себя дома я предпочитаю что-то более… домашнее. Короче, увидишь, когда я все сделаю!

Кромешник постепенно входил в свою прежнюю силу. Потихоньку он начал опять летать, играть с тенями, как он умел это делать. Насылать кошмары на взрослых людей и поглощать их. К детям он решил не подступаться, покуда не станет так же силен, как и прежде. Да, он еще расстраивался от того, что его никто не видел, но теперь, по крайней мере, рядом с ним была Дайре, и он уже не был так одинок, как раньше. Однако, через некоторое время, он понял, что с ним творится что-то не то. Раньше, когда он был поглощен только детскими кошмарами, он такого не испытывал. Все, что ему было нужно — это только, чтобы дети его, наконец, увидели, чтобы они в него поверили. Это желание было его идеей-фикс.

Теперь же он впитывал ночные кошмары взрослых. И чувствовал, как они начинают на него влиять. Кромешник вдруг заметил, как ему нравится запах, который исходит от Дайре. Он все чаще начинал думать о том, как бы было хорошо зарыться носом в ее рыжие волосы и как следует вдохнуть, чтобы насладиться этим ароматом. Когда Дайре настраивала чей-то сон на кошмар, а он стоял рядом с ней, чуть сзади, его взгляд все чаще упирался в вырез ее балахона, в ложбинку между ее грудей. Он даже замечал, как под тонкой тканью напрягаются ее соски. Завораживающее зрелище. Кромешник тогда непроизвольно начинал облизывать губы, он очень хотел дотронуться до ее груди своими пальцами. Или губами. А ее большой рот? О, он находил изгиб ее губ красивым и таким аппетитным… Мысли о том, как было бы приятно поцеловать ее, посещали его теперь постоянно. И как бы было хорошо обнять ее сзади за талию, прижаться к ней своим телом, потереться об нее… Об ее бедра. Вжаться в них своими. Прильнуть к ней так плотно, чтобы ощутить все ее тело.

Наконец, наступил момент, когда его тело принялось реагировать на Дайре. То было давно забытое ноющее ощущение в паху. Такое было в очень древние времена, еще до появления Хранителей, когда он насылал кошмары и на взрослых, и на детей. А теперь эта часть его тела наливалась силой, даже когда Дайре рядом не было, и Кромешник просто думал о ней. А уж когда она была рядом… В его голове яркой вспышкой проносились образы, где он ложится на нее, обнаженную. Или прижимает ее к стене и подхватывает ее под бедра… Он хотел почувствовать себя в ней.

Но и это было еще не все. Он теперь скучал по Дайре, не находил себе места, когда ее рядом не было. И, когда она появлялась, в Кромешнике волной поднималась такая радость, что он начинал задыхаться. Видеть ее стройную фигурку, когда она появлялась перед ним, стало одним из его тайных наслаждений, но он никогда не говорил ей об этом из боязни напугать ее. Кромешнику смертельно не хотелось, чтобы она опять от него сбежала.

Дайре видела, что с Кромешником что-то происходит. Его взгляд переменился. Светлые глаза его теперь так и горели от одного ее вида, а его зрачки… Они довольно часто становились просто огромными, когда она подходила к нему. И вроде бы он вел себя как всегда спокойно, когда она была рядом с ним, но его движения стали несколько скованными, словно он сдерживался, чтобы не сделать какой-нибудь жест, и каждый раз себя останавливал. И в такие моменты она почему-то чувствовала разочарование. Ей хотелось, чтобы он обнял ее, прижал к себе, и делал это почаще… ощутить его губы на своей шее… В отличие от Кромешника, она уже долгие века питалась кошмарами взрослых, и отлично понимала, что означают все эти позывы, нисколько их не стесняясь. Дайре ХОТЕЛА, чтобы он это с ней сделал, но Кромешника что-то останавливало. «Его надо подтолкнуть, — решила она. — Но осторожно, чтобы он сам допер, что надо делать! А то еще учудит что-нибудь…»

Кромешник с нетерпением ждал Дайре в своей пещере. Сегодня она запаздывала. Когда она появилась, то он старательно скрыл свою радость за недовольством.

— Ты опоздала! — строго сказал он.

Дайре только плечами пожала.

— Извини, Питч, мне надо было кое-что закончить, — бодро заявила она. — Кстати, приглашаю тебя к себе на новоселье.

— Так ты все доделала? И где поселилась? — он оживился.

— Да тут недалеко. Пойдем, покошмарим, а потом я тебе все покажу, — Дайре ухмыльнулась.

Они просочились наверх.

— Кого будем изводить? — уточнил Кромешник.

— Что-то я притомилась в хлопотах. Давай Самодовольного Ублюдка унизим, давно я к нему не наведывалась, а пугать его — все равно что отобрать леденец у ребенка, — предложила она.

Они пробрались в спальню жертвы. Ублюдок в своем сне опять стоял на трибуне, принимая почести.

— Ну что, наденем на него подгузник? — захихикал Кромешник.

— Ага, — она лениво щелкнула пальцами, и Ублюдок в страхе заметался по трибуне.

— Погоди-ка… — Кромешник коснулся пальцем ее огненного шара, в котором они видели сон жертвы. На голове Ублюдка возник младенческий чепчик, и Дайре взвыла от смеха.

— Да он же сейчас свихнется от ужаса! — простонала она.

— Ты ешь давай, — нежно усмехнулся Кромешник и слегка подтолкнул ее. — После вас, барышня.

Они поделили между собой этот довольно вкусный кошмар. Затем наведались к одному мачо, который менял женщин, как перчатки. Мачо этот очень гордился размерами своего мужского достоинства, поэтому Кромешник испортил засранцу сон, сделав его член размером с пипетку. Красотки так и шарахались в стороны с воплями «Да что я его, с лупой, что ли, искать буду?!» Дайре рыдала от смеха. Следующим был бездарный графоман, который очень любил критиковать всех, кто попадался ему под руку. Хотя сам при этом делал ошибку на ошибке. Они напустили на него стайку зубастых орфографических словарей и учебников английского языка. Полюбовались, как он бегает от них с воплями, и впитали его сон. Из его спальни они выбрались жутко довольные и сытые. На улице уже светало.

— Ну что, идем ко мне? — предложила Дайре.

— Давай! — согласился Кромешник.

Он не ожидал, что ее жилище будет настолько уютным. Вход в него был устроен через дупло столетнего дуба, и Кромешник подумал, что она явно использовала пятое измерение, но дворец Дайре делать не пожелала. Комната была небольшой. Когда они вошли, Дайре щелкнула пальцами, и все осветилось веселым пламенем, полыхающим в камине. Перед камином стоял широкий, удобный диван, рядом — столик с чайными принадлежностями. Здесь же, недалеко у стены, поместилась довольно большая кровать.

— Не думал, что тебе нужен сон? — удивился Кромешник.

— Не нужен. Но я очень люблю поваляться под одеялом с книжкой, — заявила Дайре и подумала про себя: «А еще я бы с удовольствием повалялась там с тобой».

— Какой чай пить будешь? — спросила она.

— Черный, очень крепкий.

Они устроились на диване, прихлебывая из чашек. Дайре все ждала, что Кромешник коснется ее, но он не делал ровно никаких попыток. Только все поглядывал на нее. Дайре словно невзначай шевельнула плечом, и балахон стек с него обнажая ее кожу. Кромешник слегка поперхнулся и закашлялся.

— Упс, — весело сказала она. — Иногда он с меня спадает.

Она с улыбкой смотрела в его глаза, в которых зрачки расширились так, что скрыли почти всю его золотистую радужку. Кромешник дернулся, с грохотом поставил чашку на столик и вскочил на ноги.

— Извини, мне уже пора! — поспешно сказал он. — Увидимся!

Он метнулся к выходу и исчез, а Дайре задумчиво оперлась подбородком о ладонь.

— Вот болван… — вздохнула она. — Питч, ты — самый натуральный, старомодный болван.

Кромешник, задыхаясь от нахлынувших чувств, летел в свою пещеру. Проклятье, он чуть не набросился на Дайре! Когда ее плечо обнажилось, открывая эту нежную белоснежную кожу, он был уже готов впиться в нее своим ртом, прижать ее к себе, коснуться языком этого места! На него обрушилось такое возбуждение, что его затрясло! Нет, он точно когда-нибудь не выдержит, сорвется и тогда… Вдруг она исчезнет? Сбежит от него? Не захочет быть рядом с озабоченным животным, которое не в состоянии контролировать позывы своего тела? Он этого просто не вынесет. А вдруг она больше не придет к нему?! Кромешник тихо взвыл.