Эсмеральда изнемогала в объятиях судьи. Она извивалась под ним со стонами, обвилась вокруг него руками и ногами подобно виноградной лозе, пока он мощными толчками вжимал ее своим телом в постель. Кровать под ними скрипела все жалобней, их стоны разносились по комнате, пока они оба не достигли разрядки.

После этого они молча лежали, прижавшись друг к другу, но Фролло даже после такой бурной любви продолжал поглаживать девушку своими теплыми ладонями, целуя ее то в лоб, то в висок, или в плечо… Кто бы мог подумать, что этот человек, слывший таким жестоким, высокомерным мизантропом, с ней был так нежен и заботлив. Вот уже три недели прошло с того момента, как Эсмеральда в первый раз оказалась у него в постели. Она думала, что после этого он охладеет к ней, как это частенько бывало у тех, в ком вспыхивала внезапная страсть, но судья… Он становился с каждым разом все ненасытнее, жаждал ее все сильнее, провоцируя цыганку на любовь в самых неожиданных местах.

Однажды он даже начал приставать к ней в соборе, втолкнув в самый темный и неприметный угол. Судья тогда вошел в раж и сильно распалился, его ласки становились все более настойчивыми и непристойными. Несмотря на свою набожность, он позабыл о том, что они находятся в храме божьем, и хотел только одного — взять девушку прямо там, возле стены, и Эсмеральде с трудом удалось остановить его («Ваша честь, мы ведь в церкви! Это же кощунство, побойтесь Бога!»), когда он начал задирать ее юбки, лаская своими руками бедра цыганки, вжимая девушку своим, так и пышущим страстью, телом в каменную стену… Но после того, как они вышли из собора и сели в его карету, судья буквально набросился на нее. Правда тут Эсмеральда уже не протестовала, ей и самой хотелось, чтобы Фролло с ней это сделал… Казалось, что его желание, которое он подавлял в себе столько лет, от раза к разу возрастало. Это было похоже на снежный ком, катящийся с горы, делающийся все более объемным, таким огромным. И Эсмеральда тонула во всем этом.

Этот человек притягивал ее, будоражил, и она не могла с этим ничего поделать, несмотря на то, сколько несчастья он принес ее народу. Да, поначалу она пошла с ним только ради того, чтобы он перестал издеваться так сильно над цыганами — с ее стороны это было жертвой, и он, кстати, выполнил свое обещание. Но теперь… Эсмеральда места себе не находила, когда судьи рядом с ней не было. Он ничем не стеснял ее, и девушка, как и прежде, могла ходить, где хотела, танцевать на площадях, гулять по Парижу и его окрестностям. Только вот мысли ее теперь были не свободны. Эсмеральда впадала в тоску и ждала вечера, как манны небесной. Ей хотелось быть рядом с Фролло, вот до чего доходило. Хотелось видеть его, слышать его низкий глубокий голос, которым судья так виртуозно владел. Разговаривать с ним — о, с судьей было, о чем поговорить, он знал так много, а его острый, как бритва, ум приводил ее в полный восторг! Эсмеральда грезила о поцелуях судьи, жадных, настойчивых, обжигающих. О его ласках. О том, как он заполняет ее собой, даря ей ни с чем не сравнимое наслаждение… Это ее пугало. Фролло словно околдовал ее.

Какая ирония! Называл ведьмами и колдунами цыган, а сам словно навел на нее какие-то чары, заставляющие ее трепетать и покрываться сладкими мурашками от одного вида его гордой фигуры в черной бархатной сутане, одного взгляда, брошенного в ее сторону украдкой, мимолетной улыбки, которой он одаривал ее, когда ехал мимо на своем страхолюдном черном, как сажа, жеребце — никто из них не был готов объявить о том, что между ними происходит, во всеуслышание. Судья сам начал казаться ей колдуном. Как он это сделал? Почему этот, казалось бы, такой чудовищный человек теперь так ее волнует? Все эти мысли не давали девушке покоя.

А вдруг он нашел какое-то средство, чтобы приворожить ее к себе? Эсмеральда вспомнила о том, что ей однажды рассказала старая шувани из ее табора. Какая-то вещь, наделяющая человека счастьем в делах любовных… Эсмеральда вспомнила название из одной книжки, которую она прочитала в библиотеке судьи, куда он ее допустил в ту же минуту, когда узнал, что она умеет немного читать и писать. Ар-те-факт, вот как можно было назвать эту вещь. Могло ли быть так, что судья нашел эту вещь и воспользовался ею, чтобы влюбить в себя ее, Эсмеральду? Она не знала. И ей очень хотелось узнать ответ на этот вопрос. Но и так просто спросить судью она не могла — боялась его обидеть или, того хуже, разозлить. Кто его знает, как он поступит в этом случае — вдруг она заденет его настолько, что он больше не пожелает касаться ее? Подобные опасения заставляли ее нервничать — девушка ни за что не желала отказываться от того, кем для нее стал судья за такое короткое время. Эсмеральда решила дождаться подходящего момента. И однажды вечером ей показалось, что такой момент настал.

Был глубокий вечер. На Париж опустились густые сумерки. В спальне судьи уютно потрескивал камин. И судья, и Эсмеральда любили такие тихие вечера, когда они сидели перед огнем: он — в удобном кресле, она — по старой привычке на ковре, прислонившись к его колену. Оба что-то читали, потягивая сдобренное медом и пряностями, терпкое вино из бокалов. Судья настолько углубился в чтение, что не заметил, как Эсмеральда смотрит на него.

Она часто на него так смотрела, пока он не видит. Ей доставляло удовольствие это зрелище. Его спокойное умиротворенное лицо, мягкий задумчивый взгляд, устремленный в страницы книги, которую он читал — необычная картина для тех, кто видел Фролло только на улицах, Эсмеральда даже сказала бы — экс-клю-зив-ная. Ее словарный запас сильно пополнился с тех пор, как судья дал ей возможность брать книги из его библиотеки. Девушка даже тихонько вздохнула от того, что ей сейчас придется прервать всю эту благостность. Но уж больно момент был хорош. Она с еле слышным стуком захлопнула книжку и скользнула к судье на колени. Фролло тут же обвил рукой ее талию и перевел на нее взгляд, в котором был немой вопрос.

— Что? — хихикнула она. — Я соскучилась!

— Соскучилась, не смотря на то, что я рядом, дитя мое? — он улыбнулся. — Это обнадеживает.

— Я теперь все время по вам скучаю, ваша честь, — откровенно призналась цыганка. — Даже странно…

— Что же тут странного? — его рука начала поглаживать ее талию.

— Вы меня словно околдовали. Все время о вас думаю… — Эсмеральда смущенно покраснела. — Тоскую по вам, когда вас нет рядом. Вы меня приворожили, признайтесь честно, ваша честь?

— Ну-ну, моя дорогая, к чему такие мысли? — судья пытливо смотрел в ее глаза.

— Все время у меня перед глазами стоите, даже когда вы далеко… Меня это пугает. У нас в таборе была одна парочка. Девушка приворожила мужчину, а они совсем друг другу не подходили. Постоянно скандалили, но, как только расходились, бедный парень становился похожим на привидение. Не мог без нее, — вздохнула Эсмеральда. — И вот я думаю, не становлюсь ли я похожей на него? Это страшно.

— Вот как? И как же она его приворожила? — в глазах судьи вдруг заискрился смех.

— Не смейтесь надо мной, ваша честь! — Эсмеральда нахмурилась. — Есть много разных способов. Любовное зелье, менструальная кровь, добавленная в пищу жертве. Ар-те-фак-ты.

— Я вижу, что моя библиотека идет тебе на пользу. Я рад, что ты пополняешь пробелы в своих познаниях. Ты с каждым разом говоришь все лучше, — судья поцеловал ее в шейку и тут же заинтересовался. — И что же это за артефакты? Мне кажется, что ты специально подводишь разговор именно к ним, моя прелесть, — видно, очень хочешь со мною этим поделиться, — он беззлобно усмехнулся.

Эсмеральда смутилась, но отступать сейчас было последним делом.

— Старая шувани из моего табора как-то упомянула такую вещь, — сказала она. — Она сказала, что здесь, в Париже, спрятана одна штука. Ею можно воспользоваться только один раз, она дарит человеку подходящую ему любовь. Вы что-нибудь об этом знаете, ваша честь?

— Не имею ни малейшего понятия, моя дорогая, — судья отрицательно покачал головой и серьезно сказал: — Я никогда не поступил бы так с тобой. Колдовство противно Господу. К тому же, это крайне опасно — за колдовство сжигают на костре. Да, а на что этот ваш артефакт похож? — судья с его пытливым умом просто не мог удержаться от этого вопроса.

— На каменный фаллос, — смутилась Эсмеральда, и на ее щеках ярко вспыхнул румянец.

Фролло прыснул.

— На фаллос, говоришь… — со смехом произнес он, и его глаза заблестели. — Кстати, о фаллосах…

Его рука скользнула по ее плечику и потянула рубашку Эсмеральды вниз, обнажая грудь, нежно сжимая ее, лаская.

— Мой фаллос уже весь в ожидании, — прошептал судья и жадно прильнул ртом к ее соску, слегка прикусывая его. Эсмеральда ахнула и зарылась рукой в его волосы, полностью отдаваясь его ласке, ощущая бедром его возбуждение и нетерпение. Они поспешно раздели друг друга и даже не стали перебираться в постель, судья взял девушку прямо в своем кресле. После этого они, обнаженные, еще какое-то время сидели, обнявшись.

— Нет, дитя мое, — вдруг задумчиво протянул судья, — полагаю, что в таком деле я справлюсь своим… Своими силами. Тебе просто нравится все, что между нами происходит, никакие артефакты или прочие колдовские ухватки тут ни при чем. Возможно, ты просто начинаешь меня любить так же, как я люблю тебя, без всяких договоров. Я успокоил тебя?

— Полагаю, что — да, ваша честь, — счастливо вздохнула Эсмеральда, прижимаясь к его груди. Но тут же встрепенулась. Судья только что сказал, что он ее… — Постойте, ваша честь, вы сказали, что… любите меня? Но мне казалось, вы просто хотите… желаете меня?

— Возможно, так оно и было, когда я только тебя увидел там, на сцене, на том дурацком празднике, — кивнул судья. — Но с некоторых пор я понял, что вожделение переросло в нечто большее…

— Не ожидала от вас… — изумленно проронила Эсмеральда.

— Я сам от себя не ожидал, моя дорогая, — хмыкнул судья и нахмурился, вспомнив что-то, по всей видимости, не очень приятное. — Я не думал, что смогу после того, как… Ну, неважно! — он улыбнулся. — И раз уж мы все выяснили, быть может, ты уже перестанешь называть меня «ваша честь»? Ты ведь знаешь, как меня зовут. Давай, дитя мое, скажи мне это вслух.

— Клод? — она хихикнула.

— Верно! — обрадовался судья. — Ты — умница!

Они еще некоторое время посидели молча. Затем судья, уткнувшись носом в волосы Эсмеральды, пробормотал:

— Пойдем в постель, уже довольно поздно…

Когда они улеглись, Фролло вдруг навис над Эсмеральдой и спросил:

— Кстати, что та женщина еще говорила про артефакт?

— Кажется, из-за моих слов ты утратил покой и все время будешь теперь думать об этой штуке, Клод, — засмеялась Эсмеральда.

— Такая уж у меня натура, — вздохнул он. — Я должен знать все обо всем. И обо всех. Даже если это просто глупости и сплетни. В конце концов, сплетня может оказаться правдой, а я должен быть в курсе всего, что творится в этом городе.

— Она сказала, что этой вещи уже около тысячи лет. Раз в сто лет ее находят и пользуются ею. По ее, шувани, словам, сейчас как раз должно прийти время. Нашедшим артефакт будет темный человек, пришедший из царства стали и камня. Не знаю, что она имела в виду, — задумчиво сказала Эсмеральда.

— По-моему, все это чушь, дитя мое, — хмыкнул Фролло.

— Хорошо бы так. Но шувани до сих пор редко ошибалась, — Эсмеральда сонно зевнула.

— Что ж, там будет видно. А теперь спи, моя дорогая, ты утомилась, я же вижу, — судья нежно провел пальцем по ее скуле и поцеловал в лоб. Эсмеральда прильнула к нему и вскоре засопела носом во сне. Судья еще немного полежал, обдумывая то, что она ему сказала, махнул рукой и, прижав девушку к себе, заснул и сам.