Казнь намеченного преступника прошла на ура. Феб, как и обещал судье, никому ничего не сказал. Наоборот, постарался сделать все так, чтобы комар носу не подточил. Парижане и цыгане были целиком и полностью удовлетворены, даже старый Лоло, который пришел посмотреть, как будут вешать ублюдка, который его ограбил, был счастлив. Никто не заметил подмены, а преступник был слишком измучен пытками, чтобы протестовать. Он молился только о том, чтобы поскорее умереть. Судья с облегчением вздохнул, когда это все закончилось. Теперь можно было подумать о более важных вещах — об этом опасном артефакте. Фролло все же мучился вопросом: а нужно ли уничтожать эту вещь? Все-таки она — магическая, а вдруг будут какие-то последствия от ее истребления? Конец его сомнениям положила старая Тшилаба.

Бабка словно почувствовала нерешительность судьи, и через Эсмеральду передала весть, что хочет поговорить с ними обоими. Судья поморщился, но сделал так, как попросила его Эсмеральда. Вскоре Фролло и Эсмеральда сидели в шатре старой цыганки.

— Дети мои, — обратилась к ним бабка, — каменный фаллос, который попал в руки этого гнилого человека, должен быть стерт с лица земли!

— Почему ты так считаешь, бабушка? — спросил цыганку Фролло.

— Мы уже говорили об этом. Ты не сомневайся, делай то, что должно. Но чтобы твоя рука была тверда, я тебе кое-что покажу, — с этими словами старая цыганка снова достала свой хрустальный шар.

Поводив над ним руками и пошептав какие-то непонятные слова, она заставила его загореться голубым цветом.

— Идите сюда и смотрите! Смотрите внимательно, не пропустите ничего! — велела она.

Судья и Эсмеральда приблизились к шару. Они увидели Олега в компании очень красивой брюнетки.

— Видите? — сказала Тшилаба. — Сила этой штуки подействовала!

— Ну и что же тут плохого? — недоуменно спросила Эсмеральда. — По-моему, за него можно только порадоваться.

— А вот за эту женщину — нет! — фыркнула Тшилаба. — Смотрите дальше!

В этот же момент они увидели, как Олег и красивая брюнетка сидят в каком-то помещении, похожем на кабак и пьют вино из стеклянных бокалов. От их внимания не укрылось, как восхищенно смотрит на Олега эта девушка, что со стороны было очень странно. Олег был небрит и не ухожен, а она была очень элегантна. Через некоторое время она достала из своей сумочки деньги и заплатила подошедшему прислужнику в белой рубашке.

— Она, что… платит за него?! — удивилась Эсмеральда.

— Смотри дальше, моя девочка, — ответила Тшилаба.

В следующей картинке они увидели Олега и эту девушку, он называл ее Викторией, возле моря с тропической растительностью.

— Виктория — значит, «победа», — задумчиво пробормотал судья. — Получается, этот ублюдок одержал победу…

— Ты еще не все знаешь, сынок, — ответила ему старая цыганка. — Я видела их жизнь до того, как они попали в это красивое место. В их мире попасть туда стоит достаточно дорого. Так вот, как ты думаешь, на чьи деньги они там оказались?

Судья поперхнулся.

— Неужели это все за ее счет?! — с негодованием спросил он.

— Именно так, сынок, — кивнула Тшилаба. — Я скажу тебе даже больше. Сейчас он даже не работает, а сидит дома. Она же работает с утра до вечера, приносит деньги в дом, и, приходя туда, готовит ему разносолы и прибирается! Он очень неплохо устроился.

— Какой кусок дерьма! — вспыхнул судья. — И чем же он занимается? Просто сидит дома?

— А вот посмотри сам!

В шаре вспыхнула следующая картинка. Олег сидел голый перед светящимся экраном. С того момента, как он ушел из их мира, он растолстел еще больше. На этом экране было много картинок с женщинами. Олег немного подвигал рукой возле экрана. Весь экран занял портрет одной из них. У нее были рыжие волосы и лицо самой последней проститутки. Олег достал какой-то непонятный предмет, потыкал в него пальцами и начал говорить в него что-то. Через некоторое время в этой самой комнате рядом с Олегом оказалась эта самая рыжая шлюха. На этом Тшилаба погасила хрустальный шар.

— Вот этим он и занимается, пока она зарабатывает деньги, чтобы он вкусно жрал, сладко спал и развлекался со шлюхами, — прошипела она. — И все это — на ее деньги!

Судья рассвирепел. Этой мрази, этому ничтожному, жалкому червяку досталась такая женщина, а он не ставит ее ни во что!

— Ну, что, сынок, — спросила старая цыганка, — теперь ты понимаешь, почему эта вещь должна быть уничтожена как можно скорее? Учти, если бы он увидел нашу Эсмеральду, ты мог бы ее лишиться в тот же момент.

Судья гневно зарычал.

— Я понял тебя, — прохрипел он. Эсмеральда с беспокойством дотронулась до его плеча, и судья посмотрел на нее.

— Нам надо во Дворец Правосудия! — хрипло сказал он девушке.

Они вышли из шатра старой шувани. Фролло вскочил на коня, подсадил Эсмеральду, которая села впереди него, и погнал Снежка ко Дворцу. Судья довел девушку до своего кабинета и вдруг резко остановился.

— Останься здесь, дитя мое, — попросил он Эсмеральду. — Я не хотел бы, чтобы ты при этом присутствовала. Возможно, могут быть какие-то последствия, если я попытаюсь уничтожить эту вещь, и я не хочу, чтобы это коснулось тебя, — сказал он.

— А как же ты? — ее глаза наполнились тоской.

— Я постараюсь быть осторожнее. Я прошу тебя… — он погладил ее по плечу.

Эсмеральда кивнула со вздохом. Судья коснулся губами ее лба и вошел в свой кабинет. Фролло прошел к своему столу, вынул ключ от ящика, куда он положил артефакт, и открыл замок. Каменный фаллос лежал там, целый и невредимый. Судья достал его и положил перед собой на стол. Вот она, эта вещь! Корень многих проблем и несчастий! Это из-за нее была троянская война! Это из-за нее чудная женщина досталась ничтожному ублюдку, который живет на ее деньги, жирует и изменяет ей! Это из-за нее могла пострадать Эсмеральда…

Судья, все сильнее свирепея, с ненавистью смотрел на каменный фаллос. Тот издевательски поблескивал золотыми прожилками, словно говоря: «Ну, и что ты мне сделаешь? Неужели сам не хочешь меня использовать, чтобы Эсмеральда полюбила тебя еще сильнее? Давай же, пожелай, я исполню все, что ты хочешь!» Фролло уже дошел до той точки, когда ему стало трудно дышать от гнева, переполнявшего его сейчас. Взгляд судьи упал на тяжелое пресс-папье, которым он обычно прижимал свои документы. Оно было из куска металла. Судья взял его в руки. Пресс-папье очень удобно легло в его ладонь, словно так и надо. Холодило ему кожу, оттягивало руку своей приятной тяжестью. «Давай, воспользуйся мной, — словно говорило ему оно. — Я славно тебе послужу». Судья размахнулся и с коротким ревом опустил пресс-папье на артефакт. Тот раскололся надвое. Судья опускал кусок металла на этот фаллос раз за разом, пока тот не превратился в каменную крошку. После этого Фролло выронил пресс-папье и вышел из-за стола. Он чувствовал усталость. Ощутил себя вдруг таким старым, словно прожил сотню лет, не меньше. И тут его настигла режущая боль в паху…

Фролло с хрипом прижал руку к промежности и опустился на колени. Боль была такой сильной, что у него помутилось в голове. Он выдохнул сквозь зубы, стараясь не стонать, памятуя о том, что за дверью стояла Эсмеральда. А судья не хотел ее беспокоить…

Эсмеральда вдруг почувствовала волнение. Оно отдалось в ее душе сильным уколом, и она поняла — не может она просто так стоять и ждать. Ей необходимо увидеть судью, немедленно, прямо сию секунду! Она решительно рванула дверь и вбежала в кабинет судьи. Фролло стоял на коленях, прижав руку к паху, и когда она ворвалась туда, посмотрел на нее затравленным взглядом.

Когда перед затуманенным от боли взором судьи возникла Эсмеральда, он задохнулся. Девушка словно светилась, она была так прекрасна, так притягательна, что его дыхание сбилось, и он ахнул. По всему его телу пробежала чувственная волна, в паху возникло сильное напряжение, и он прошептал:

— Святая Дева Мария… Пречистая Божья Матерь… — никогда за всю свою жизнь он не видел ничего изумительнее, чем девушка, стоявшая перед ним. Она была словно ангел во плоти, но вместе с этим он хотел ее так, что сходил с ума от желания.

Эсмеральда смотрела на судью. Его седые волосы выбились из всегда такой аккуратной прически, его карие глаза резко потемнели, а сам он вдруг весь покраснел, и его лоб покрылся испариной… Он медленно встал на ноги, подошел к ней и прижал ее к двери своим телом.

— Боже, как ты прекрасна! — хрипло прошептал он.

Руки судьи скользнули ей на талию, и Эсмеральда ощутила жар его тела. Он был настолько силен, что чувствовался даже сквозь черную судейскую сутану… Судья слегка наклонился и накрыл своим ртом ее губы. Поцелуй был жадным, язык судьи проник в ее рот, касаясь ее языка, судья целовал ее так, словно делал это в последний раз в своей жизни. Он распалил девушку настолько, что Эсмеральда перестала осознавать, где она находится, она хотела только одного — чтобы судья взял ее прямо здесь и сейчас, не сходя с места. Его руки рванули ее рубашку вниз, обнажая пышные груди, и судья алчущим ртом впивался в ее соски, обжигал своим дыханием, терзая их губами, ненасытным языком, покусывая зубами. Эсмеральда теряла разум от его ласк, со стонами подставляя ему свою грудь, зарываясь рукой в его волосы, густые, мягкие… Судья завозился с сутаной, нетерпеливо поднимая подол, рванул шнурок от гульфика, выпуская свою плоть, ставшую такой твердой, такой… каменной. Он подхватил девушку за бедра и с тихим рычанием вонзился в нее, вызвав ответное «Ох!»… Настойчивыми толчками он двигался в ней, постепенно ускоряясь, его губы впивались в ее рот, тяжелое дыхание становилось все более прерывистым, мешаясь с ее дыханием… доставляя ей наслаждение… Эсмеральда вдруг с пронзительной четкостью поняла — она любит этого человека, любит так остро, самозабвенно, как никогда и никого не полюбит больше ни за что. И она выдохнула это между поцелуями, не в силах больше сдерживать в себе такое чувство, а судья в ответ застонал и задвигался еще быстрее, сильнее, вжимая ее в дверь, скрипящую под напором их тел, доводя девушку до экстаза, лишая разума… Их крики, когда они достигли пика, смешались в один сплошной, и они совершенно не замечали, что происходит на столе судьи, пока они так сильно заняты друг другом, что ничто иное не имело для них значения.

А происходило там вот что: каменная крошка, оставшаяся от артефакта, вдруг взметнулась вверх маленьким смерчем, заискрилась золотыми огнями, задрожала, словно стремясь слиться в одно целое, когда судья овладел цыганкой. Но, когда Фролло и Эсмеральда закончили, смерч вздрогнул, и крошка бессильно осыпалась обратно на стол…

Судья и Эсмеральда сползли на пол, прижимаясь друг к другу.

— Господи, — простонала девушка, — такого еще не было…

— Словно наваждение какое-то, — сипло согласился с ней Фролло. Он кинул встревоженный взгляд на свой стол. Но там все оставалось в том же порядке, в каком было, когда судья почувствовал эту невыносимую резь в паху. Каменная крошка лежала там же, где ей и положено было лежать.

— Знаешь, что, любовь моя, — сказал судья, — надо выбросить в Сену все эти остатки. Развеять их над рекой.

— Это хорошая мысль, — пробормотала Эсмеральда, уткнувшись в его плечо.

— И я хочу навестить твою старую ведьму, — продолжил судья.

Эсмеральда слегка оторопела.

— Что?! — переспросила она. — Ты сам хочешь с ней увидеться?!

— Я должен знать, что с нами только что произошло, — настойчиво сказал судья. — Это вожделение было какое-то… Словом, это было уж слишком. Неспроста это все! Только что я чувствовал себя уставшим и старым, словно дряхлая столетняя развалина, но через секунду вошла ты, и я буквально сошел с ума от страсти! Мне это кажется очень странным, беспокоит меня.

Эсмеральда вздохнула. Если уж судья считает свою вспышку желания неестественной, то дело серьезное.

— Мы пойдем к ней завтра, — она нежно коснулась пальчиками его щеки и улыбнулась. — Но я не думаю, что ты должен так сильно об этом беспокоиться. Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Как мальчишка, — пробурчал судья. Он и вправду ощущал в себе живость и бодрость, больше характерную для юнца, чем для такого зрелого человека, каким был судья. Вопрос был в том, сколько это состояние еще продлится. Хотелось бы, конечно, подольше, но кто его знает? Потому ему и нужно было поговорить со старой цыганкой — уж она-то должна знать, что с ним и как долго он еще будет так резвиться.

На следующий день, как Эсмеральда и обещала, они поехали к старой цыганке. Но сначала судья остановился возле Сены и развеял по реке то, что осталось от артефакта. Себе он оставил маленький камешек, чтобы показать его Тшилабе. После этого Фролло был намерен и его утопить в Сене.

Когда Тшилаба увидела, кто к ней пришел, то всплеснула руками.

— Надо же, вы сюда зачастили как к себе домой! — захихикала она.

Фролло смущенно прокашлялся.

— Вопрос у меня к тебе один, бабушка, — хрипло сказал он.

— Ну, если вопрос, тогда садись, сынок. В ногах правды нет, — ухмыльнулась бабка.

Судья и Эсмеральда опустились на толстый ковер.

— Ну, рассказывай, что тебя беспокоит? — сказала Тшилаба.

— Вчера я уничтожил ту опасную вещь, — медленно подбирая слова, начал судья, — все было хорошо, я разбил этот камень, сделал из него буквально порошок, но потом кое-что случилось… — он неловко замолчал.

— И что же? — бабка пытливо смотрела на него своими маленькими черными глазками. От ее взора не укрылось то, как отчаянно покраснела Эсмеральда.

— Я ощутил резь в паху… — продолжил судья. — Но в тот момент в мой кабинет вбежала Эсмеральда, и я…

— Не смог сдержаться, так? — договорила за него Тшилаба.

Судья кивнул. На его скулах вспыхнули яркие пятна от сладостных воспоминаний. Фролло достал из мешочка, который принес с собой, последний камешек, оставшийся от артефакта, протянул его Тшилабе и сказал:

— Я бы хотел знать, что со мной произошло. Я чувствую себя сейчас, как совсем молодой юнец, полон сил, меня словно окунули в какой-то источник, дарящий молодость. И я в этом всем вижу какой-то подвох.

— Ну, давай посмотрим, — вздохнула бабка и взяла камешек из его руки. Она бросила на огонь щепотку каких-то трав, положила этот камень сверху и принялась что-то гортанно напевать, прикрыв глаза. Фролло и Эсмеральда терпеливо ждали, пока она закончит. Наконец, Тшилаба посмотрела на них и сказала:

— Ну и шутку с тобой сыграли те, кто сотворил эту вещь, сынок.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Фролло, уже не ожидая ничего хорошего.

— Твоя несдержанность была частью обряда для истребления артефакта, ты бы не смог ничего сделать, даже если бы сопротивлялся. Без этого вещь никак нельзя было уничтожить, она бы собралась воедино вновь. Видимо, ее не раз пытались разрушить, но не смогли из-за вот этой заключительной части, — задумчиво пробормотала бабка.

— Поверить не могу! — фыркнул судья. — Неужели у этих олухов не нашлось под рукой того, с кем бы они могли бы… утолить свою похоть?

— Здесь дело не в утолении похоти, все гораздо сложнее! — хмыкнула бабка. — Человек, по отношению к которому возникла похоть, должен испытывать сильную любовь к тому, у кого возникло такое непреодолимое желание. Поверь мне, подобное далеко не часто совпадает.

— Хорошо, здесь все сложилось, но со мной-то что теперь происходит? — судья не находил себе места. — Ты говорила про какую-то шутку, и я хочу знать, что это была за шутка!

— Те, кто создал этот артефакт, обладали довольно черным чувством юмора, — вздохнула бабка. — Чтобы уничтожить такую вещь, надо обладать определенной силой духа, они это уважали, поэтому они наградили тебя — ты еще лет тридцать-сорок будешь чувствовать себя так, как сейчас. Одним словом, тебя омолодили, сынок, на это время, хоть это никак и не отразилось на твоей внешности. Твое старение надолго отодвинули, проще говоря.

— А подвох? — нахмурился судья.

— Да, подвох… — бабка закусила губу. — Подвох в том, что ты посягнул на их творение. И за это они тебя наказали. Ты теперь неспособен зачать отпрыска, отныне и навеки.

Судья похолодел.

— Ты имеешь в виду, что я стал бессилен, как мужчина? — уточнил он, бледнея. Как же он теперь сможет быть с Эсмеральдой?!

— Нет, в физическом смысле с тобой все более чем хорошо, — поспешила успокоить его Тшилаба. — Я говорила всего лишь про твое семя. Оно стало совершенно пустым, бесплодным.

Судья с облегчением вздохнул, но его тут же пронзила мысль: а как же Эсмеральда?! Вдруг она захочет детей, а он не сможет, и тогда она… Судья, леденея от ужаса, перевел свой взгляд на девушку и обомлел. Она вся сияла от радости.

— Это значит, что мне больше не придется пить ту горькую мерзость? — восторженно спросила она и с писком кинулась на шею судье. — О, какое счастье! Меня уже тошнит от одного вида склянок с этой гадостью!

— Ты не огорчена? — судья все никак не мог поверить в свое везение. — А вдруг ты потом захочешь ребенка?

— На улице полно несчастных детишек! — бодро ответила Эсмеральда. — Усыновлю кого-нибудь из них, если уж очень сильно припрет. Я больше удивляюсь на тебя, Клод! Ты ведь дворянин, а дворяне очень сильно страдают насчет продолжения своего рода.

— Пффф, — судья фыркнул и брюзгливо поджал губы, — у моего отца есть брат-распутник. Он продолжил наш род с лихвой, там то ли семь продолжений, то ли одиннадцать, я уже со счета сбился. Я уж не говорю про внебрачных отпрысков, думаю, что в Париже их полно бегает. Кстати, один из законных детей моего похотливого дядюшки до жути похож на меня в молодости. Я через десятые руки помогаю ему с учебой и деньгами. Правда, этот мальчишка гораздо легче сходится с людьми, чем я. Видно, сказалась какая-то часть крови его отца. В общем, продолжение рода меня не беспокоит, а с детьми я навозился, когда воспитывал Квазимодо. Больше не хочу.

— Я смотрю, вы прямо два сапога пара, — хихикнула Тшилаба.

Эсмеральда довольно прижалась к судье, а он подцепил пальцами ее подбородок и заглянул ей в глаза.

— Ну, если уж мы так похожи, быть может, ты согласишься на еще один маленький обряд в церкви? — спросил он.

— Ты имеешь в виду… — она с радостным ожиданием умолкла.

— Да, именно это. Я хочу, чтобы ты была моей женой.

Эсмеральда, приоткрыв рот, молча смотрела на судью. У них было слишком разное общественное положение, но все-таки он решился.

— Ну, так что ты скажешь? — выдохнул Фролло. — Не молчи, не томи меня!

— Только чтобы тихо и без пафоса. Я не хочу больших сборищ, — ляпнула она.

— Боже! — судья засмеялся. — Мы можем сделать это прямо сейчас! Не думаю, что старый архидьякон Собора Парижской Богоматери нам откажет.

— А свидетелем будет Квазимодо!

Они наспех попрощались с Тшилабой, которая повалилась от смеха на подушки, как только они ушли. Похоже, связь судьи и Эсмеральды после заключительной части обряда только сильнее упрочилась — уж больно одинаково они смотрят на вещи.

Старый архидьякон был шокирован — судья Клод Фролло решил жениться на цыганке, это просто нонсенс! Он не мог поверить своим глазам и ушам и переспросил судью несколько раз, пока тот не потерял терпение и не закипел. И тут же Фролло немного охладила Эсмеральда, просто положив судье руку на плечо.

— Святой отец, прошу вас, — сказала она архидьякону. — Мы оба этого хотим.

Тот смущенно прокашлялся.

— Дочь моя, ты крещеная? — задал он необходимый вопрос, и судья похолодел — как же он мог забыть об этом, ведь Эсмеральда была цыганкой, язычницей?! Но то, что ответила девушка, заставило его затрепетать от радости.

— Да, святой отец, меня крестили в католическую веру, еще когда я была ребенком, — сказала она.

— Что ж, тогда начнем! — вздохнул архидьякон. — кольца и свидетель у вас есть?

Судья жестом подозвал Квазимодо, скромно стоявшего возле одной из колон собора, и достал мешочек с кольцами, которые он купил у Мойши Герцмера по дороге в Собор. Священник провел свадебный обряд и, когда судья и Эсмеральда обменялись кольцами, сказал:

— Можете поцеловать невесту!

Фролло коснулся губами нежного рта своей, теперь уже жены, и вот, кроме нее для него уже никого и ничего не существовало. Он упивался этим поцелуем, этой сладостью губ Эсмеральды, такой нежной, такой ароматной, похожей на вишни, и никак не мог от нее оторваться… Судью привело в чувство деликатное покашливание и слова священника:

— Полагаю, что всем остальным вы спокойно можете заняться дома, дети мои.

Эсмеральда смущенно вспыхнула, а судья прочистил горло и неловко сказал:

— Вы правы, святой отец. Пожалуй, мы пойдем.

Они разжали объятия далеко за полночь, и судья устроился рядом с Эсмеральдой, чтобы не давить на нее тяжестью своего тела. Эсмеральда потянулась и обняла его, уткнувшись в грудь судьи.

— Похоже, теперь Квазимодо — и мой пасынок, — вдруг хихикнула она.

— Не думаю, что бедолага был в восторге, когда понял это, — вздохнул судья. — Мальчишка влюблен в тебя всеми фибрами своей души.

— Жаль… — огорчилась Эсмеральда. — Все-таки я надеюсь, что он это переживет, и ему встретится девушка, которая его полюбит.

— Хорошо бы, если так, — судья поцеловал ее в висок.

Через некоторое время они уже спали глубоким сном. И никто из них не заметил, что последний камешек от артефакта, который судья в своих свадебных хлопотах забыл выбросить в Сену, и который теперь лежал на одном из столиков в спальне, вдруг раскалился так, что прожег мешочек, в котором он хранился, заискрился золотистым цветом и рассыпался в прах…