Когда судья Клод Фролло проснулся и открыл глаза, солнечный свет уже успел залить всю спальню. Фролло зевнул, повернулся на бок, стараясь не потревожить сладко сопящую во сне Эсмеральду, и, подперев рукой голову, в который раз залюбовался своей женой. Вот уже шесть лет прошло с того момента, как судья женился на Эсмеральде, но до сих пор он ощущал эйфорию каждый раз, когда просыпался и видел ее рядом с собой, в давно уже их общей постели, хоть иногда ему и казалось, что это просто счастливый сон. Фролло осторожно коснулся пальцем ее щеки, лаская, и Эсмеральда улыбнулась во сне. По тонким губам судьи пробежала ответная улыбка, и он, нежно поцеловав свою жену в лоб, тихо выскользнул из постели. Собирался судья быстро, но очень тихо, чтобы не разбудить Эсмеральду. Прошлой ночью он долго не давал ей покоя, пускай поспит.

Судья прижмурился от приятных воспоминаний, промелькнувших перед его внутренним взором… вот ее ротик касается его члена, изнывающего от желания… вот она на нем сверху, прыгает так, что ее пышная грудь подрагивает от интенсивных движений… вот судья входит в свою жену сзади, а она — такая горячая и влажная, желанная… Фролло ощутил в паху тяжесть от приливающего возбуждения, и постарался отмахнуться от воспоминаний о прошлой ночи. В конце концов, Эсмеральда сейчас спала, а ему надо было по делам. Надо было проследить за тем, что сейчас творится в городе — там как раз начинался весенний праздник, День Любви, и это заставляло судью напрягаться больше, чем в обычные дни — мало ли что произойдет в суматохе? Судья бросил последний взгляд в зеркало, слегка подправил свой шаперон, и, нежно поглядев на спящую Эсмеральду напоследок, вышел из спальни.

Эсмеральда, наконец-то, проснулась. Она еще немного полежала, ощущая зыбкую дремоту, но все-таки открыла глаза и испустила вздох разочарования — муж, рядом с которым она так привыкла просыпаться, сегодня ушел рано. Нет, она понимала — праздники добавляют судье беспокойства, и он, как человек, любящий держать ситуацию под своим контролем, сейчас старается подольше быть в городе, подмечать все и вся, но как бы ей хотелось, чтобы хотя бы однажды он просто расслабился и перестал так нервничать на праздниках…

В конце концов, до сих пор ничего такого ужасного не случалось. Цыгане в основном жили тихо, обходя темные делишки десятой дорогой, им не было причины нарушать закон, тем более, что судья их прикармливал, чтобы они были его ушами и глазами, ибо не мог же он разорваться, дабы присутствовать везде. К тому же, судья вот уже шесть лет игнорировал циркачей, позволяя им заработать себе на хлеб, у людей просто не было поводов воровать и грабить, разве что это были уж совсем какие-нибудь опустившиеся ублюдки. Но такие очень быстро попадались в руки Фролло, и к ним судья относился совершенно без всякого снисхождения, напоминая людям о том, какая судьба может постигнуть того, кто нарушит закон. Так что в Париже было более чем спокойно, и обычные дни судья проводил размеренно и неспешно…

Но во время праздников он развивал поистине бешеную деятельность. Вот и сейчас он умчался с утра пораньше. И Эсмеральда даже знала, где он может быть. Наверняка судья сейчас находится на площади перед Собором Парижской Богоматери, где сейчас возводят цветочную Арку Для Поцелуев, и наблюдает за украшением города, сидя на своем черном, как сажа, жеребце. Эсмеральда вскочила с постели и начала спешно собираться. В конце концов, у нее тоже там дела — она хотела навестить Квазимодо, который наверняка помогал украшать город.

Фролло наблюдал за своим пасынком, бойко скачущим по крышам и стенам домов с цветочными гирляндами, которые звонарю было поручено навесить на дома. Помост и Арку Для Поцелуев уже возвели, и вокруг нее нарезал круги Клопен, как всегда фиглярствуя, вопя и кривляясь. Фролло только ухмылялся, глядя на эти выходки — все в Париже знали, кто такой на самом деле Клопен. Простачком цыганского барона мог назвать только очень маленький несмышленый ребенок или человек, который вот только что прибыл в Париж и еще ничего тут не знал. К судье подъехал капитан Феб де Шатопер. Фролло кивнул ему и спросил:

— Ну что, капитан, какие новости из другой части города?

— Все спокойно, судья, — отчитался капитан. — Жители продолжают готовиться к празднику. Никаких особых происшествий в ближайшее время не было.

— Ну и прекрасно, — улыбнулся судья.

Квазимодо в этот момент соскользнул со стены дома, к которой он привязал последнюю гирлянду, и к нему тут же кинулся маленький светловолосый мальчишка лет пяти, вопя, чтобы звонарь покатал его на своих плечах.

— Зефир, веди себя прилично! — окликнул мальчика Феб.

— Ну паааап… — протянул тот, а Квазимодо, радостно улыбаясь, посадил ребенка себе на шею.

— Мы будем тихими и осторожными, — пообещал он и вприпрыжку кинулся вокруг площади. Зефир на его шее заливался смехом.

— И вроде бы он выглядит, как ангелок, но характер у него, как у чертенка, — вздохнул капитан. — Характером мой сын весь в мать пошел.

Судья только хмыкнул. Шесть лет назад он лично обратил внимание капитана на женщину, которая стала Фебу женой и матерью его сына. Капитан стоял в Соборе Парижской Богоматери и как раз закончил молиться, как к нему приблизился Фролло и встал рядом.

— Послушай, капитан, — тихо сказал судья, — ты бросаешь на мою жену такие тоскливые взгляды, что мне уже смотреть на это тошно. Откровенно говоря, меня это сильно раздражает. Практически бесит.

— Простите, судья, — капитан виновато потупился. — Этого больше не повторится.

— Это не повторится только тогда, когда ты переключишь свое внимание на какую-нибудь другую особу, — пробурчал судья. — Будь любезен, найди себе уже другой объект для воздыханий, пока я окончательно не вышел из себя. Почему бы тебе не поговорить вон с той блондинкой? Она уже давно кидает на тебя взгляды украдкой.

— Но… Это же дочка покойного начальника Королевской Гвардии… — ошеломился Феб.

— Ох, капитан, видно, ты так долго пробыл на войне, что забыл о своем статусе дворянина. Флер-де-Лис де Гонделорье вполне подойдет такому человеку, как ты.

— Полагаю, что рядом с ней я буду умирать от скуки, — уныло пробормотал капитан. — Она выглядит такой светской…

— Что-то я в этом сильно сомневаюсь, — вдруг ухмыльнулся Фролло. — Не смотрел бы ты на этот напускной светский лоск, капитан. Поговори с ней, и откроешь для себя нечто новое.

Капитан с сомнением посмотрел на судью, который так и излучал ехидное веселье. Похоже, даже судья Фролло не считает эту блондинку скучной, так, может, попытаться? Он направился к девице де Гонделорье. Фролло с усмешкой смотрел, как капитан Феб заговаривает с ней, и она ему отвечает что-то такое, от чего его брови вздергиваются домиком, а уголок губы ползет вверх от восторженной улыбки. И вот, спустя шесть лет, перед глазами Фролло на плечах приемыша судьи сидит, вопит и дрыгает ногами светловолосый и пятилетний результат его невольного сводничества.

Фролло хихикнул про себя, но не успел он отойти от этих мыслей, как на его шею набросили легкую косынку, и кончика его длинного носа коснулись теплые губы. Эсмеральда. Он отреагировал молниеносно, схватил ее за талию и усадил к себе в седло спереди, стащив с помоста, на котором она стояла.

— Смотри-ка, Арку уже поставили, — промурлыкала Эсмеральда, поглаживая его по груди.

— Дитя мое, с тех пор, как наш новый архидьякон разорился на этот колокол, Ля Фидель, ты уже четвертый год пытаешься затащить меня под нее, — ухмыльнулся судья.

— Да, — хихикнула она. — И на этот раз ты не отвертишься.

— Ты так хочешь, чтобы я прокричал на весь Париж о свой любви к тебе? — судья вздернул свои тонкие брови домиком.

— Да. А еще я хочу прокричать на весь Париж о своей любви к тебе, — Эсмеральда так нежно посмотрела своими изумрудными глазами на судью, что у него сбилось дыхание.

— Господь Всемогущий, что ты со мной творишь? — прошептал он. Эсмеральда с улыбкой потянулась своим нежным ртом к губам судьи и прильнула к ним. На мгновение судья и Эсмеральда забыли, что находятся на площади, где полно людей, для них существовал только вот этот миг, словно вокруг них сейчас никого не было. И они совершенно не обратили внимания на то, что Квазимодо вдруг застыл, с тоской смотря, как они целуются.

— Фу, ужас… — пробурчал у звонаря над ухом детский голос. Это Зефир выразил свое отношение к подобным, как он считал, телячьим нежностям.

— Да, ужас… — с печальной улыбкой согласился Квазимодо и спустил мальчика вниз.

Зефир тут же побежал к отцу, а Квазимодо поспешил скрыться в соборе. Звонарю еще надо было отполировать колокола. Очень тоскливо было думать о том, что ему не светит ничего подобного тому, что происходило между судьей и его женой. Тяжко быть уродливым горбуном, в чью сторону не посмотрит ни одна девушка. Да, жители города уже давно относились к Квазимодо с теплотой, спасибо Эсмеральде, но о том, чтобы какая-нибудь девушка пожелала быть с ним, не могло быть и речи. Уж слишком он был уродлив…

Цирк Саруша сделал привал совсем недалеко от Парижа. Саруш вышел из своего шатра и задумчиво посмотрел на раскинувшийся перед ним город. Еще шесть лет назад он и не подумал бы о том, чтобы войти туда — с судьей Клодом Фролло шутки были плохи. Но в последнее время до Саруша начали долетать слухи о том, что этот лютый, кошмарный судья смягчился, совершенно не обращая внимания на циркачей и позволяя им выступать в городе. И виной тому была некая цыганка. Из-за нее судья настолько потерял голову, что даже женился на ней. «Эге, да он совсем размяк! — с торжеством подумал Саруш. — Надо этим воспользоваться. Похоже, украсть Ля Фидель теперь будет детской игрой! Надо только сделать так, чтобы звонарь собора забыл обо всем и утратил бдительность. И в этом мне поможет моя марионетка Маделлен… А чтобы дело прошло как можно лучше, ей надо влюбить в себя этого горбатого монстра. Пожалуй, в этом мне поможет артефакт в виде каменного фаллоса. С ним у Маделлен не возникнет вообще никаких проблем».

Саруш кое-что слышал об этой вещи и даже знал, в каком месте она спрятана. Он уже послал Маделлен в часовню рядом с Булонским лесом, чтобы она поискала его, но, увы, эта глупая корова ничего не нашла и вернулась с пустыми руками. Видно, плохо искала. Что еще ждать от этой красивой, но такой тупой телки… Ни на что она не способна, кроме как вертеть своим задом и отвлекать внимание толпы от фокусов на представлении, которое давал Саруш. Он был в бешенстве.

— Значит, ты вывернешься из-под себя и обойдешься своими силами, но чтоб горбун за тобой таскался хвостиком! — прорычал он ей. — Воспользуйся своей внешностью, мой эклерчик, иначе я шкуру с тебя спущу!

Маделлен только грустно посмотрела на него своими зелеными, как у куклы, глазами. Но пойти против Саруша не посмела — он ее хорошо запугал, обещая сдать властям за то давнее воровство, когда она, будучи шести лет от роду, украла с его стола пару монет, потому что была голодна.

Саруш довольно улыбнулся. Да, Ля Фидель будет его, и никакой судья Фролло ему не помешает! А артефакт он поищет лично, но это будет чуть позже… Ему и самому пригодится такая штука, возможно, даже и лучше, что Маделлен ничего не нашла… А судья так и не поймет, что воры были у него под носом — слишком он был поглощен этой своей цыганкой!

Саруш вернулся в свой шатер и полюбовался на свое отражение. Все-таки он — гений! И так хорош собой… Даже подумать смешно, что кто-то может встать у него на пути.