В тихую ночь в пустующее имение проникла тень. Она неуверенно пролезла в узкое незастеклённое окно и, спотыкаясь, закрыла нижнюю часть лица длинным рукавом, чтобы не вдыхать запаха. Смрад с привкусом железа исходил от убитых прошлым утром людей.

Тень дала жизнь масляному фонарю и начала ходить от мертвеца к мертвецу. Она переворачивала их ногой — осторожно, с видимым раскаянием, — рассматривала цвет белка глазных яблок, проверяла состояние зубов и кожи, оценивала оттенок засохшей крови. Подмеченное заносила в небольшую книжку с чистыми страницами, шустро шурша по ним карандашом, пока вдруг не выронила его, позорно среагировав на завывания неухоженного здания. Тень, испустив вздох, наклонилась к предмету. Огонь в фонаре на поясе колыхнулся, играя с границами мрака вокруг, и отразился от чего-то, рассыпанного в щелях между плит.

Убрав книжку подмышку, тень поднесла к лицу ярко-голубую крошку, присмотрелась к полу и пошла по мелкому искрящемуся следу к верхней комнате. Ударом рукояти она сбила навесной замок со шкафа, у которого обрывались крошки, и медленно раскрыла створки. Внутри лежало нагромождение металлических ящиков, используемых гномами для транспортировки лириума, и у всех них отсутствовали крышки. Пусты.

Нет. Нет-нет, он должен быть где-то здесь, не существовало ни шанса, чтобы его признание являлось ложью, но тогда где…

Вдруг с первого этажа послышались голоса, что заставило тень поспешно приглушить фонарь. Эхо разнеслось от чёрного входа:

— Давай, Хоук, вынесем отсюда всех этих ребят.

— Агх. Опять трупы.

— Я знаю, большой парень, ради меня ты переборешь свою дамскую сторону. Вон тот в блестящих башмаках не такой уж испачканный, а? Прямо-таки просит тебя затащить его в колодку.

— Пошёл ты в драконью пасть, Варрик.

Раздался смех. Тень, колеблясь мгновение, неуклюже вышмыгнула вон.

***

Торговая Гильдия, не без помощи безбородой случайности, потеряла Бартранда Тетраса с карт. В Клоаке нашёлся уголок, где ни исследователя, ни безумца не побеспокоит правопорядок, однако всё же Варрик предпочитал переговаривать с Проводником исключительно в своём люксе. По непрофессиональному исследовательскому мнению, Бартранд был… слегка менее чем в порядке. Будучи откровенным с самим собой, Варрик смело перевёл это в «чокнутый, но в теории поддаётся лечению». У него имелись некоторые основания, чтобы думать так.

В большинстве своём Бартранд вёл себя спокойно — не кричал, не требовал крови — и вместе с тем много, много говорил. Сам с собой, от и до — околесицей. Жуть брала свидетелей того, как Проводник с обыкновенной улыбкой отвечал на неё, грешным делом потворствуя. Временами это выходило за рамки, хотя сиделку-гномку, казалось, это волновало в самой наименьшей степени, главным образом благодаря повышению зарплаты. Женщина подыскалась на диво практичная.

Проводник по-прежнему был тихой гаванью, меняющей берега от раза к разу, только теперь ни один моряк не мог точно сказать, где находится причал. Парень был повсюду и нигде. Если раньше он имел отвратительную наклонность исчезать за воротами по нескольку дней, то сейчас неравнодушие к отравлению разума потеснило всё. Исчезновения переросли во вздохи по ночному небу, затянутому смогом литейной, тихую задумчивость и нескончаемые прогулки. На природе — в числе прочего.  

Загадочный засранец вообще нередко слонялся по округе и занимался невесть чем и невесть где. Как бы ни была плоха его память, умение ориентироваться сполна покрывало данный недостаток, и многие, кто знал о той книжонке, не удивились бы, увидь однажды в ней карту Города Цепей. Потому что, будем откровенны, не находилось иного объяснения той неуследимости, с которой он перемещался от одного места к другому. Но это был Киркволл, средоточие взяток и невидимых ушей, поэтому никто не сомневался, что при крайней необходимости его легко найти.

Больше всего радости от оседания Проводника в городе получал Хоук. Пусть даже непосредственно с ними тот проводил неприлично мало времени, которое в общем насчитывало едва ли сутки за весь месяц, огорчался этим, похоже, только он. Не потому, что остальным Проводник не нравился (хотя с некоторыми давешними знакомцами, чего кривить, сплошь так и было), а скорее потому, что посиделки с его участием казались… богатыми на эмоции. Заполненными. Почти для всех.

Мрачная тевинтерская душа, отдающая слишком много себя пасмурным размышлениям, каждую нежданную встречу передавала мимикой желание не то проткнуть Проводника чем-то острым, не то филигранно развязать диалог. Вскоре, без ведома разума, это перешло просто во второе. Эльф на мгновение задерживался всякий раз, как они оставляли Проводника позади, открывал рот, хмурясь, и неизменно закрывал обратно, уходя. Они почти не разговаривали, и Фенрис был уверен, что Проводник определил себя как нежеланного собеседника для него. Он не собирался исправлять это в ближайшее время.

А вот Проводник, похоже, да.

Форменно неправильным поворотом событий стало очередное его возвращение. Сложилось так, что при каждом разе юноша умудрялся что-то приносить: для Варрика — приятно пахнущие при сгорании травы, для Мерриль — веточки чая, для Авелин — бодрящую настойку, а для Гаррета, по секрету, — горсти ягод. Проводник узнавал их предпочтения через просьбы, посыпавшиеся только и, поверьте, только тогда, когда всем надоело находить у себя плату, насильно отданную всерадетелю за «сувениры». Ничто в целом мире не могло заставить его оставить монеты себе. Андерс прекрасно знал, откуда у Лирен зелья для клиники, потому всегда отвечал резким отказом; Фенрис отворачивался, считая, что в лесу нет ничего, чего он не сможет достать сам, и всё равно каждый акт дарения носил выражение, в конечном счёте истолкованное Проводником по-своему.

В тот день скиталец наткнулся на них на Расколотой горе. На мысках он обогнул пятна крови пауков, дивясь количеству, и приблизился, ну, как выдавала траектория, целенаправленно к Фенрису.

— Большая удача — встретить тебя здесь, — стоя перед ним, Проводник достал что-то из-под пончо, которое теперь носил без плаща. — Он не дожил бы до таверны.

Вытянутые вверх руки опустили на седые волосы пёстрый венок.

Хоук и Варрик, до побеления сжимая губы, стойко повернули шеи в противоположные стороны, силясь не треснуть от натуги, покамест Андерс не без здоровой доли злорадства поглощал портрет, дабы в нелёгкий час поднимать себе дух и, не исключено, третировать врага. А Фенрис в лучших традициях статуй Пророчицы их Андрасте неподвижно уставился и смотрел, пока юноша не сказал:

— Это для тебя, — он легко улыбнулся. — Очень мило.

И, скромно махнув всем на прощание, ушёл.

— Не могу не согласиться, — кашлянул Хоук. Много раз. В последний — от прилетевшего под дых латного кулака.

В следующую встречу Проводник наткнулся на отряд Хоука, когда те были в середине исполнения. Стало неожиданностью встретить Проводника в Порту, который он стремился обходить седьмой дорогой, но сюрпризы лидеру были нипочём; юноше предложили присоединиться к неполной группе. Напоминание Андерса о прошлом опыте осталось висеть в воздухе без ответа. Фенрис с самого начала молчал, пока не уловил украдкой, как Проводник, словно прикипевший, запечатлевает в памяти узор с его ног.

Грудь ужалило знакомое раздражение, не отразившееся на непроницаемом лице, но живо толкающее наружу долго сдерживаемые слова:

— Я не предоставляю такие услуги.

— Что? — вашот со скрипом поднял подбородок. — Приношу свои извинения. Я не услышал того, что ты говорил до этого.

Гаррет с Андерсом переглянулись и сбавили шаг, давая паре пространство.

— Я ничего не говорил до этого, — Фенрис не позволил сбить себя с пути хладнокровия какой-то обаятельной вежливостью. То есть, конечно, она не… она не. — Это мой тебе ответ, — договорил он через заминку.

— Я задавал какой-то вопрос?.. — а вот растерянная улыбка вполне смогла дать хладнокровию пинка. Каффас.

— Нет, — Фенрис раздражённо выпустил воздух. — Ты открыто пожираешь меня глазами. Предложение, желание, вопрос — не важно, что из этого; важно, что я дал ответ.

«Но ведь ты делаешь то же самое», — читалось на лицах позади идущих.

— О, вот как, — понимающе протянул Проводник. — Прости, если оскорбил тебя. Меня заинтересовал не ты, — кожа покрылась мурашками под взглядом, — а они. Лириум, верно? Мне не приходилось иметь дело ни с чем подобным.

Вот так открытым текстом ляпнуть, что следствие принудительного эксперимента достойно большего внимания, нежели сама жертва? Если это не самоубийство, то точно неприятно близко к таковому. Старательно прикидываясь непричастным, Хоук потянул соседа за рукав, призывая замедлиться ещё немного и упуская, как маг розовеет.

— То есть, — медленно проговорил Фенрис с обострившейся прохладцей, — тебе нужна от меня информация.

— Я уверен, ты знаешь не так много, — Проводник отвернул голову от напряжённого тела, — и вижу, что тебе неприятен этот разговор. Так что нет, не нужна, если ты сам того не хочешь, — успокаивающая улыбка снова украсила его губы. — Но я во всяком случае рад, что мы прояснили недопонимание.

Хорошо, справедливости ради всё же стоит признать, что и вежливость, и улыбка обаятельны.

Эльф долго изучал его открытую часть лица (Хоук с превеликим трудом вышел победителем в битве с желанием сказать, что рот обычно терзают не взглядом), прежде чем кивнуть:

— Ты уважаешь моё мнение. Я ценю это.

Ага, а ещё ты ценишь его рога и зад.

Хоук не сказал этого, потому что, во-первых, это поставило бы его сердце в зону риска, а во-вторых, Создатель, по-видимому, послал ему вразумителя, который, чтобы не дать глупцу совершить роковую ошибку, чуть не сбил его с ног. Серая груда мышц, идущая от ларька трясущегося торговца, одарила препятствие рычащим словом и строго ушла. Рык явно не звучал как извинение, да и не был им, судя по дёрганью брови Фенриса и незримо обострившимся чертам Проводника.

Парень пока ни разу не говорил этого прямо, но кое-кто на полном серьёзе не любил кунари.

Никак не комментируя, Хоук зашёл на рыбий склад.

— Ох. Запах… не очень приятный, — Проводник сглотнул тошноту, соглашаясь с эльфом, издавшим звук отвращения. — Что вам понадобилось здесь, мессир Хоук?

— Трупы, — он вполне мог поспорить, что с приездом в Киркволл говорил о них чаще, чем произносил имя собственной матери. — Все жертвы работали в порту и воняли несвежей рыбой. Как ты можешь оценить, место — абсолютно идеальная тухлая улика, — большим пальцем он стёр едкие слёзы. — У тебя вроде хороший нюх: есть что-нибудь?

Проводник снял капюшон и растёр горло под высоким воротником, смиряясь с необходимостью дышать носом.

— Что именно нас интересует?

— Всё, кроме рыбы. Может, люди или их кровь. Но орлесианские духи тоже были бы кстати. — На смешливый фырк Андерса Хоук возмутился: — Что? Ты представить себе не можешь, что я иногда нахожу в бочках.

— Хоук и его любимые бочки, — передразнил Фенрис, — об этом будут петь баллады.

— Рад, что тебе в кои-то веки весело без бутылки, Фенрис.

Проводник пошёл вперёд, медленно вертя головой. Гаррет, ожидавший сопения и вздувания ноздрями, проглотил вопрос, не хочет ли парень взять себе имя его мабари. Вышло бы неловко. Юноша тихо взошёл по гнилой лестнице, компенсируя массу тела правильной ходьбой, осмотрелся в отделе хранения и остановился перед громоздким заколоченным ящиком. Именно под ним тянулись тонкие бордовые полосы, прокладывая себе путь между досок.

— Новая улика: убийца не умеет держать молоток прямо, — установил сбоку Хоук. — Хочешь, научу открывать такое кинжалом?

— Благодарю, я умею, — отказал он, отвязав от пояса серп. — Только немного по-другому.

Прежде чем прозвучал встречный вопрос, без предупреждения изогнутое лезвие рухнуло на центр крышки, раскурочивая её на щепки, и дёрнулось вверх и в сторону. Кусок досок отлетел, а Хоук отшатнулся к груди Андерса, предплечьем закрывая трупному душку путь к обонянию. О, какая ностальгия.

В ящике лежало серокожее туловище недавнего живца.

— А здесь голова, — Андерс носком подвинул ящик поменьше, неохотно выпуская тёплые плечи мужчины из рук.

— Яйца, — обречённо бросил Хоук, брезгливо кладя дырявую крышку на место. — Аришоку это не понравится.

— Саам, — на полутонах ответил Проводник, смутив несведущих. Никто действительно не был уверен, с ними ли он говорит: капюшон перебазировался обратно. — Ала сала асит мараас Аришок сэй бас исаала исаам абан-атааши.

Ого, эм. Это… требовало некоторой обработки.

— Что? — моргнул Хоук, однако юноша уже скрылся внизу. Тогда он повернулся к Фенрису. — Что он сказал?

— Пристойно сообщил, где он видел мнение Аришока и его труп, — пожал плечами эльф и побрёл следом. — Мудрая точка зрения.

Что ж, было бы ложью не согласиться.

Разбойник с магом раздумчиво осматривали остатки периметра, пока снаружи вдруг не раздался знакомый крик: «Грязные маги!» — и пришлось нестись на подмогу. В самом пылу битвы они позволили себе задаться вопросом, как, сиськи Андрасте, Проводник умудрился уйти незамеченным от безумного мага крови, оставив его на них. Не то чтобы даже парочка одержимых способна доставить сплочённой команде неприятности.

Вообще-то, начало им ознаменовало другое.

— Ну что, теперь за Варриком? — Хоук потянулся до хруста позвонков, наконец втянув в лёгкие свежий бриз приморского гадюшника.

— Уверен? — Фенрис посмотрел в сторону, куда, предположительно, ушёл Проводник. — Мы могли бы догнать его.

— Ни за что. Он в этих переулках себя как наг в норе чувствует, — отказался лидер, поведя их в противоположном направлении. — Ставлю соверен на то, что Варрику невтерпёж разгрести в доме Бартранда весь мусор и поскорее его продать. Дом, не брата. Хотя я бы продал обоих. Давайте не будем заставлять Его Творческое Натуршество ждать.

Это ознаменовало начало неприятностей.

***

Варрик начал вести себя странно. В смысле… очень странно.

Хоук подозревал, но не был уверен в причине. Они перерыли весь дом, вынесли всю мебель, сожгли все тела и не нашли ни следа лириумной статуи. Так что он абсолютно не питал уверенности, но продолжал искать. До тех пор, пока Варрик, от щетины до носков башмаков городской гном, не вознамерился собрать манатки и уехать из блядского Киркволла, своего грёбаного дома. Абсурдность ситуации мгновенно всколыхнула настоящее треволнение среди друзей.

На желании в лоб допытаться до правды они попали впросак. Дело дошло до противостояния арбалета и кинжалов, ловушек и дымовых шашек, кулаков и колен. Хоук, чувствуя капли ледяного пота, стекающие за шиворот, со всей оставшейся силой протёр лицом друга липкий от пива пол и, самолично подхватив избитую тушу, отправился в Клоаку. Андерс, к счастью, пообещал присмотреть за гномом, пока «этот» не почтит их своим присутствием, но большего сделать не смог.

Подождать — легко сказать. Ожидание для Хоука длилось поистине бесконечно, ширя ток его унылости, которая не схлынула во всей полноте даже тогда, когда раздался заветный скромный стук. Бодан, слуга поместья, охнул и посторонился, пропуская несущегося господина к двери.

Гость оказался неготовым к стремительной хватке того, кто, игнорируя рассыпавшиеся из мешочка ягоды, втянул его внутрь. Он не издал ни звука ни тогда, когда его силком протащили через всю гостиную, и ни тогда, когда за несколько вдохов рассказали положение последних дней. Проводник только моргнул, осмысляя тираду, и слегка похлопал по обивке рядом.

— Мессир Хоук, пожалуйста, сядьте. Вы устали.

Диван прогнулся под весом тела в броне. Мужчина упёр локоть в колено и зарылся пятернёй в волосы, а Проводник нетвёрдо водил по его спине рукой, не торопя.

— Так на чём я… Ах. Вчера. Он намылился уезжать, якобы нашёл «кое-что важное», я высказал своё, возможно, несколько грубое мнение, немного вспылил и, возможно, сжёг пару книг с его полки. А потом он буквально сказал мне, цитата: «Я просто должен был дать тому ублюдку забрать твой кошелёк и пройти мимо, Хоук!» Мне. Сказал такое. Варрик! Мне! Ты можешь поверить? Я поступил как ублюдок, признаю, но у меня сложный характер, и он знает, что я работаю над этим! Я пытался выяснить, что не так, даже подрался с ним и раздел, чтобы понять, где он прячет эту штуку, которая прямо сейчас, вероятно, сводит его с ума, как сделала это с его старшим придурком, но не нашёл ничего, хоть отдалённо напоминающее статую или вообще что-нибудь. Пуст, чист, никакой причины поехать мозгами.

Последовал затяжной вдох и разовый выдох, скрючивший позвоночник.

— Нам оставалось ждать тебя. Я волнуюсь. Мы все. Но я почти в панике. Знаешь, сколько он должен мне за проигрыши в карты? А сколько я ему? Демон подери, я тоже не знаю, вести счета — его прерогатива. Давай ты пойдёшь и взглянешь на него, ладно?

Проводник неподвижно размышлял, а Хоук постукивал сапогом по безвозвратно притоптанному ковру. Нервозность хозяина не пощадила предмет декора.

— Вы пошли в то поместье в моё отсутствие? — светлые брови еле уловимо опустились в намёке на что-то, похожее на упрёк. — Не стоило так поступать, мессир Хоук. Где сейчас мессир Тетрас?

— У Андерса, — Хоук подскочил как по команде и пошатнулся, с удивлением ощутив, насколько расслабилась спина. — Воу, парень, что ты сделал? Отгладил меня какой-то волшебной перчаткой?

Ответная пара смешков неизбежно вызвала более позитивный настрой. Да, этот смех. Не один Фенрис его любил.

Наверное, Хоуку пора прекращать вести одностороннюю борьбу за внимание исследователя. Эльф изначально жульничал, оставляя мужчину в проигрыше. Пусть даже сам не знал об этом.

Спуск к клинике лежал через подвал. Очередь нервных людей жалась к выходу, и ещё с порога становилась ясна причина: из комнаты без двери, где обычно спал целитель, лились нескромные ругательства и зов к «ёбаному Андерсу», от которого требовали немедленного освобождения. Адресат криков стоически пропускал мимо ушей все до последнего.

— Где находится нарушитель спокойствия ты услышал, — он ослабил на руках синий свет, но не поднял взгляда на подошедших личностей. — Мне нравится наш гном, но даже моей выдержки оказалось недостаточно, предупреждаю сразу. Пусть потерпит и посмотрит на мир одним здоровым глазом. — Возмущённый взгляд Хоука был встречен усталым, а оттого безапелляционным: — Он не давал мне спать.

Проводник оставил их. Он переступил через обломки, валяющиеся посреди проёма, и, вздохнув тихо, поставил в вертикальное положение опрокинутый стул, к которому был привязан пленник. Виной падению, нетрудно догадаться, стало старание высвободиться. Может быть, позже над этим посмеётся сам Варрик, в рассказах превратив в ситуацию ещё более нелепую, но сейчас неприветливый вид гнома заставлял маленькие иглы неуюта пронзать сердце.

Наточенный язык сбросил последнее глухое ругательство и перескочил на наказ снять верёвки. Проводник сделал вид, что пропустил это мимо ушей, полез в закрома сумки и выуженным платком стёр с щетинистой щеки грязь, не касаясь оплывшего глаза. Красная с золотой отделкой рубашка, как всегда расхлёстанная, приняла на себя остальной урон, поэтому платок пропал, а Проводник сел на табурет напротив, ставя свои и медовые глаза на один уровень.

И протянул пустую ладонь.

Варрик сдвинул брови — глубже и враждебней, чем когда-либо.

— Если я должен взять тебя за руку, парень, то мои накрепко связаны.

— Нет, мессир Тетрас, — качание головы и вопрос: — Где он?

— Тебе не помешала бы конкретика, если уж собрался выбивать из меня дерьмо, — усмехнулся он нагло.

— Не нужно вранья, — осерчалый вздох. — Ваш брат рассказал мне, что перед тем как продать статую, он отколол от неё часть для себя, но выронил в бою с вами. — Проводник решил не упоминать, что мессир Тетрас-старший также умолял принести этот осколок ему. Вряд ли это поднимет кому-нибудь настроение. — Прошу вас, — пальцы раскрытой ладони шевельнулись настойчивее, — рядом с вами осколку не место.

— Какому осколку? — спросил Хоук. Он опирался о косяк, сложа руки на груди.

— Без понятия, — цокнул гном. — Слушайте, со мной всё нормально, ясно? Я и так потратил на ваши беспочвенные истерики слишком много времени и в сотый раз говорю с абсолютно ясным рассудком: мне нужно в траханный Ривейн.

— Зачем? — вздохнул Хоук. Не в первый раз.

— Не твоё нажье дело.

Прискорбно, но ожидаемо. Проводник, поджимая губы, достал из связки инструментов алхимика маленький ножичек.

— Также ваш брат рассказал, — он поднялся, — где вы имеете склонность прятать личное.

С сожалением сообщив это, он отвернул край красной рубашки и приставил к внутренней стороне острый конец. Варрик заволновался:

— Эй, какого ты!..

Подшитый карман разорвался, и в руку Проводнику выпал красный маленький кристаллик. Хоук озабоченно сделал шаг вперёд, чтобы посмотреть, и моргнул, когда найденная вещь, обёрнутая в платок, осторожно перекочевала к нему.

— Подальше отсюда, пожалуйста, — попросил юноша. — Мы побудем здесь.

Варрик задёргался, крича удаляющейся спине, чтобы вернули его вещь, и стукнул зубами, когда Проводник молча наложил на опухший глаз припарку. Горло гнома сдавило чем-то, что он не отважился опознавать, и больше оно не смогло вымолвить ни слова. И под молчание, разделённое с Проводником, потекла рефлексия.

Лицо Варрика переходило от стадии острого гнева к замешательству, от замешательства — к мутному волнению, от волнения — к осмысленному испугу, на котором вихрь и решил остановиться. Гном бездумно потирал освобождённые запястья и, мимолётом, разрезанную ткань, серея при взгляде на неё.

— Дерьмо, — он заговорил свистяще, на грани шёпота. — Дерьмо, дерьмо, вот дерьмо.

— Всё в порядке, — улыбнулся Проводник и единожды сжал покатое плечо. Варрик смекнул, что лёгкая конечность лежала там уже давно. — Ничего непоправимого. Вы справились, — подавшись назад, он раскрыл свой дневник и пролистнул несколько записей. — Как ваша голова? Никаких странных образов или навязчивых идей?

— Странных образов? — хмыкнул Варрик без намёка на веселье. — Есть только те, где я делаю и говорю то, чего бы… Фу. Я правда говорил такое? — он поморщился, как от недельного мяса. — Проклятье. Прости, Мотылёк, я немного… запутался во всём этом. Давай отложим допрос на следующий раз, ладно? Мне ещё предстоит найти свою… Подвязки Андрасте, — отчего-то только сейчас нотки приобрели неподдельную тревогу, — где я мог оставить свою Бьянку?

Проводник, сбитый с толку незнакомым именем, кивнул невпопад как раз в тот момент, когда Хоук просунул в проём голову. Исследователь, захлопнув дневник, оставил их наедине.

***

На следующем разе Варрик хмелел в молчаливой рогатой компании, оставив позади короткую, но ломающую голову на составляющие беседу. Проводник неясным образом отчитал его, посочувствовал, успокоил и пошутил — и всё в вежливой форме, с кроткой улыбкой и под запись. Пожалуй, небольшая документация личного происшествия — скромная плата за большую помощь, так что он покорно снёс всё и в довесок презентовал мальчонке томик по металлургии, чудом целый после мародёрских лапищ Хоука. Обрадованно-признательное выражение, совершенно уникальное, уж точно стоило того.

Понемногу на партию в алмазный ромб начали стекаться остальные, занимая стол и содрогая воздух голосами. За вопросами о случившемся игра постепенно забылась, а Варрик как раз брал драматическую паузу в рассказе о геройстве вашота и борьбе обманутого гнома, когда дверь громко вдолбилась в стену.

— Где он? — женщина в смелых ривейнский одеждах захлопнула её ногой.

— А вот и ты, Ривейни, — вздохнул Варрик. — Украсть всё внимание моей аудитории обнажённым пинком? Браво.

Она по-дружески пихнула его, смеясь, и вдруг замолкла.

— Милый, да ты просто прелесть, — сладко сказала женщина паузу спустя, скользя взглядом по экзотичному лицу. — И они прятали тебя от меня всё это время? Так, так бессовестно, — она потеснила Фенриса в его кресле и, под звяк украшений и сердитое шипение, оставила между своим и шрамированным лицом считанные сантиметры. Щедрое декольте коснулось худого плеча. — Но у нас ещё есть шанс всё исправить, как думаешь?

Чарующая близость не нашла ожидаемого отклика: Проводник, приподняв брови, смотрел только в окружённые тенями глаза и никуда ниже.

— Эй-эй, Ривейни, остынь. Неужто приставаниями к бедному Мотыльку ты хочешь повторить несчастный опыт? — встал на защиту Варрик. — Оттаскивание за уши от Солнышка со стороны не выглядело приятно.

— Мальчишка — не его сестра, — вздёрнула та точёный нос. — У нас что же, день «Высветим чужое грязное бельё»? Почти мой любимый! Вспомним тогда, как ты на прошлую Сатиналию весь вечер не мог остановить свой смех и запрещал нам помочь пьяному Хоуку вытащить свою верхнюю часть из бочки, м-м?

Гаррет, собравшийся было их устаканить, обомлел. Фенрис отвернулся и подозрительно закашлял в кулак, чётко видя перед собой воспоминание о дрыгающихся ногах без одного сапога, Андерс зажевал губу, трясясь, а Мерриль открыто хихикнула. Авелин закрыла глаза и мысленно отсчитала десять пойманных законопреступников, чтобы не уподобиться бесстыдникам.

— Тебе лучше соврать, что такого не было, — серьёзно посоветовал Хоук.  

— Это клевета, Хоук, уверяю! — защитился ладонями Варрик. — Наверное, Ривейни, будет к месту упомянуть тот случай с пациентами Блондинчика, когда ты…

— А как насчёт того дня, когда твоя писательская задница…

Авелин пробормотала что-то о: «Когда-нибудь её „дела“ должны были закончиться…», а затем, набрав побольше воздуха, гарком призвала всех к тишине, для пущего эффекта ударив кулаком по столу. Посуда подпрыгнула, настало безмолвие, и Хоук, улучив момент, представил незнакомых друг другу. Проводник ответил вежливым приветствием, впрочем, не выглядя так, будто имя задержалось в голове дольше необходимого. Пока нет. А Изабела оценочно потёрла подбородок.

— «Проводник», а? Никогда не пробовал пойти в пираты с таким имечком? Назвался бы «Проводником к Смерти» или кем-то вроде. Там у половины рядов что-то странное на уме, ты бы хорошо вписался, — она пожала плечами и, не дожидаясь ответа, заинтересованно спросила: — Так как твоё настоящее имя?

Хоук закатил глаза, собираясь повторить, однако по какой-то причине Фенрис надавил ему на стопу, послав страшный взгляд.

— Моё имя Авиюс, — буднично представился П… А. Ох.

Так и сказал.

Фенрис был удивлён, что их компания вообще способна на такую тишину. Он степенно сложил на нагруднике руки, примеряясь, подходит ли вашоту названное сочетание букв. Андерс заломил брови, как если бы никогда не задумывался, что «Проводник» может быть лишь прозвищем, которые придумали ему Серые Стражи. Варрик, будто и не он вовсе хлебал эль все последние часы, раньше остальных вышел из окаменения и живо достал письменные принадлежности. Изабела изящно округлила глаза (впрочем, не преуспев в размерах больше Мерриль), спрашивая так, правда ли они не додумались просто спросить.

Хоук поглядел на топтателя с обидой. Моров умник. Его замечания о невнимательности к мелочам резко обрели более ценное значение, и задетое эго это совсем не восторгало. Спутники стали головастей его самого. Дофлиртовался.

— Ну, Авиюс так Авиюс, — озвучил общую мысль Хоук, скребя в затылке. Движение сочилось стыдом. — Приму к сведению. Наверное. Раньше-то почему не сказал?

Ожидалось всё, от недоверия к ним до нелюбви к себе, но растерянное: «Вы не спрашивали?» стало сюрпризом. По его разумению, между «Как тебя зовут?» и «Как твоё имя?» имелась разница. Так и объяснил. Только предположение, но отростки из черепа всё-таки на что-то там давят, демон бы побрал эти кунарийские заморочки с именами…

— Прекрасное имя, милый, — Изабела очертила кончиками пальцев скулу юноши и приняла поджимание губ за повод томно спросить: — И куда же мне нужно прийти, чтобы навестить его ещё более прекрасного владельца?

Стараясь скрыть, что не задействует нос рядом с ней, он стеснённо выдавил:

— В лес, монна.

Прямо-таки вечер откровений.

Хотелось бы сказать, что ничего нового из трёх слов они не узнали. Это, к огорчению, было бы ложью. Стал ясен хотя бы тот же ответ на вопрос, почему исследователь на целые дни пропадал в природных чертогах.

С подачи Авелин, недовольной открывшейся новостью (как же, ребёнок живёт в лесу! один!), разгорелся спор.

Обитание вашота в эльфинаже или Церкви изначально отсеялось как нежизнеспособный вариант. Варрик, пусть не одобрял житья под открытым небом, вычеркнул свой уголок из конкуренции в угоду личному пространству. Андерс по понятным причинам готовился стукнуть Гаррета посохом, когда тот почти открыл рот в его сторону, а сам Хоук признался, что у матери, к сожалению, существовали некоторые стереотипы насчёт друзей сына и рогатых друзей в частности. Тогда он щёлкнул пальцами, вспомнив о безбедности исследователя, но Проводник… Авиюс? Он не запрещал себя так называть, так что сойдёмся на этом. Он заверил, что доволен текущим раскладом, и все, казалось, поверили милому тону, пока Мерриль из праздного любопытства не поинтересовалась, как часто к нему заглядывают хищники и где он, в таком случае, спит. Пылкий спор возобновился, и тогда, отказавшись от идеи тайного внедрения вашота в казармы, озарённые взгляды обратились к Фенрису.

— Нет, — категоричный ответ.

— Да ладно, сладкий, — проворковала Изабела, — все мы знаем, как тебе одиноко с этими неразговорчивыми скелетами, впусти радость в свою жизнь.

— Той радости, что приносит мне тишина, вполне достаточно.

— Ты только что проигнорировал часть об одиночестве, не так ли? — широко улыбнулась она, теребя «радость» за щёку. — Ну же, рогатик, поддержи красивую даму.

— Я. Живу. Один, — медленно, для особо повреждённых умов, растолковал Фенрис. Изабела надула губы:

— Тогда я заберу его к себ…

— Нет! — Авелин и Андерс подпрыгнули, хлопая руками по столу, и воительница воскликнула: — Он ещё ребёнок!

— Пожалуйста, — по гримасе мага гулял молящий протест, — последнее, чего я хочу, это его развращённая версия. Никаких исследований оргий и открытия созвездий трахающихся людей. Нет, ни за что, никогда, большое спасибо.

Проводник… нет, эм, Авиюс. К этому предстоит привыкнуть. Авиюс безучастно заправил за рог светло-пшеничную прядь и, надев ту извиняющуюся улыбку, с которой всегда прощался, отодвинул стул.

— Стой-стой! — Хоук встал первее. — Мне нужно отдать тебе кое-что, чему лучше быть у тебя. Фенрис, — кивок на выход, — прогуляешься со мной? — и снова к вашоту: — Жди здесь! Мы быстро. — Дойдя до двери, он повернул корпус и строго указал в пол: — Здесь, Авиюс. Не весь город. Таверна.

Фенрис, прекрасно понимая, что именно ему придётся выслушать на «прогулке», но не имея желания выслушивать ещё больше при отказе, залпом допил эль и вышел следом. Авиюс, который был, похоже, до самого конца уверен, что всё обсуждение — одна большая несерьёзность, озарился беспокойством. Варрик, который с недавних пор начал понимать ход мыслей под этим рогатым черепом, попытался его успокоить:

— Не переживай, Мотылёк, наша вольная птица не позволит себя уговорить, если сама будет против. Просто позволь Хоуку приволочь тебя поближе.

— Он очень заботится о всех нас, — с нежностью объяснила Мерриль.

— Именно, — поддакнула Авелин. — Не пристало ребёнку жить в лесу.

Андерс бросил на неё взгляд, полный мрачной иронии, тогда как Авиюс с извинением улыбнулся:

— Я не так молод, как выгляжу. К тому же, вместо того, чтобы обременять мессира Фенриса своим присутствием, я мог бы…

Дерево ударилось о дерево. Посох упал в ладонь хозяина, сам он чуть не уронил кресло, вставая, и удалился злой стрелой, ничего не роняя в оправдание. Недоумение выразили все, кроме последнего говорившего.

— Мотылёк? — непривычная хмурость на лице вашота заставила Варрика обеспокоиться.

— А? Ох, прошу прощения, просто задумался. Наверное, вы правы, — этим он заставил присутствующих обратить на себя пристальное внимание. — Я имею в виду… Если мессир Фенрис будет не против, я сделаю всё возможное, чтобы впредь у вас не возникало проблем с моим нахождением. Для предотвращения случаев, подобных недавнему.

Варрик оставил вопросы на другое время (когда на лице паренька не будет этого отстранённого сожаления, взявшегося непонятно откуда) и кивнул.

По возвращении отлучившихся Авиюс ожидал их снаружи «Висельника»: одного — непомерно довольного, второго — излишне ворчливого. Хоук всучил ему маленький предмет, завёрнутый в материю, подтолкнул сутулую спину мечника и исчез в трактире, пожелав весёлой ночки. Слегка поражённый, Авиюс убрал кулёк в сумку, точно зная, что в нём. Он не надеялся получить эту опасную вещь обратно, поэтому только сейчас понял, насколько Хоук доверял ему.

Улыбка коснулась его губ. Он был тронут.

Фенрис, безрезультатно предприняв попытку своим возмущением спалить дверь в трактир (или весь трактир вместе с Хоуком и теми невозможными людьми, с которыми он нянчится), забормотал на тевене и холодными когтями коснулся переносицы, на секунду закрывая глаза. Он не видел в затее плюсов, но и прочных минусов не находил. Для самоуверенности Хоука аргумент «безопаснее держать имение под контролем одного лица», услышанный как «я — одиночка», — всё равно что пустой звук. Лидер почему-то был стойко уверен, что им понравится сожительство. Обоим. Фенрис был совершенно противоположного мнения, однако, чтобы окончательно всё взвесить, открыл глаза вновь.

Вашот стоял на том же месте и через секунду, и через пять, и через минуту тишины, дожидаясь вердикта. Молча и бездвижно.

Перед ним — фигура. Живая, еле различимая в темени трюма фигура. Фигура прислоняется к ящикам, сутулясь, скрещивает ноги, кладя на них сумку, нурит голову и проваливается в сон под всплески волн. Молча. Бездвижно.

Фенрис, хмурясь, кивком показал следовать за ним. Ладно, Хоук. Не исключено, что эту личность он всё же способен стерпеть.