Для бессмертных детей Эру Илуватара время бежит не так, как для других обитателей Средиземья. Годы для них подобны песчинкам, незаметно утекающим сквозь пальцы и даже не стремящимся быть удержанными. Зачем, когда впереди вечность? Но что если ожидание вечности лишь усугубляет бег времени? Тогда возникает неосознанное желание его остановить и остановиться вместе с ним; или же наоборот — ускорить до невероятности, чтобы можно было закрыть глаза, а когда их снова откроешь, с облегчением понять, что вечность миновала.

Тауриэль не знала, чего же ей хочется больше, и потому металась, не в силах обрести решимость для последнего шага. Она тенью бродила по Имладрису, не находя себе пристанища. Порой она подолгу сидела на резных скамейках в засыпанном снегом саду. Зима стала ей напоминать собственную душу — остывшую и лишенную красок.

— Не помешаю? — в один прекрасный день спросил Элронд, присаживаясь рядом. Отплытие корабля было назначено на завтра, и потому легкая тень волнения все же витала в воздухе.

— Кажется, это я у вас в гостях, — слабо улыбнулась эльфийка, отводя глаза.

Отвернувшись, она стала изучать соседний куст — один из немногих, что цвел зимой. Его нежно белые цветы скромно проглядывали сквозь блестевший пушистый снег, и эта картина представлялась девушке еще одной загадкой сего волшебного края.

— Откуда это у тебя? — Элронд всмотрелся рыжую макушку Тауриэль и заметил две небольшие серебряные заколки, скрепляющие косу.

Тауриэль с непониманием обернулась.

— Заколки у тебя на голове — откуда они?

— Заколки? — девушка инстинктивно потянулась рукой к своей единственной косичке, но остановилась на полпути. — А что с ними? Почему вы спрашиваете?

— Наверное, потому, — улыбнулся владыка, — что эльфы такие не носят. Подобные украшения носят лишь гномы Синих гор, если не ошибаюсь. Вот и задаюсь вопросом, откуда такая вещица у жительницы Сумеречья.

— Я… — Тауриэль не знала, что ответить: этот комплект парных заколок был старым и единственным подарком ее погибшего отца. Тауриэль и подумать никогда не могла, что эта безделушка может на самом деле принадлежать гномам. Но откуда та взялась у ее отца, и зачем он подарил ее дочери? Странные вопросы и такие неожиданные.

Наблюдая за сменой чувств на ее лице, лорд Элронд не мог не улыбнуться вновь — похоже, он опять оказался прав. Когда проживешь на этой земле гораздо больше положенного и увидишь больше возможного, невольно начнешь читать в сердцах других, как в открытых книгах.

— Тебе еще рано уходить в Бессмертные Земли. Еще не время.

Немой вопрос так явственно отразился в девичьих глазах, что эльф не мог не ответить:

— Ты еще не готова отказаться от прежней жизни. В ней еще есть секреты, чувства, цели.

— В ней больше нет чувств… — тихо произнесла Тауриэль, опуская голову. — И цели больше нет.

Властитель Ривенделла вздохнул, как это делают умудренные опытом взрослые, снисходительно объясняя детям их ошибки, после чего встал и подошел к тому самому кусту, на который еще недавно взирала Тауриэль. Сорвав один из белых цветков, он протянул его девушке.

— Это камелия — красивый цветок, но без запаха. Ты похожа на нее — такая же красивая, но внутри словно нет самого важного. Жизни нет, огня нет. И ты сама его губишь в себе.

Тауриэль приняла подарок, невольно наслаждаясь бархатистым прикосновением. Как печально осознавать, что такая красота лишена того самого, что является ее сутью. Цветок без запаха, как женщина без любви, без жизни. Но ведь еще совсем недавно она чувствовала жизнь каждой клеточкой тела! Держала эту любовь в руках! И потеряла, едва успев коснуться… И теперь она словно эта камелия, что не пахнет.

Тауриэль трепетно провела подушечкой пальца по нежным лепесткам, когда слуха достигли слова:

— Однако кто знает? Быть может, однажды кто-нибудь сможет почувствовать ее аромат…

Закатное солнце медленно плыло к горизонту, окрашивая воду и падающий снег в нежный алый цвет. Корабль едва покачивался в небольшой гавани. На его борту уже стояли несколько мужчин и женщин, решившихся на последний путь. Тауриэль с потаенным волнением в душе взирала на эту умиротворяющую картину, но не чувствовала и толики спокойствия.

— Ты все-таки не передумала? Что ж… — подошедший Элронд успокаивающе улыбнулся, затем проследовал мимо и поднялся по трапу на борт маленького судна. Там он чинно обнял на прощание других эльфов и обернулся к замершей на пристани девушке, давая понять, что время настало.

С колотящимся сердцем Тауриэль взошла на корабль. Каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего, но она не остановилась. Какой смысл, если уже все для себя решено? И все же… Владыка Ривенделла сошел вниз и махнул рукой в знак прощания. Треугольные белые паруса тут же натянулись от заметно покрепчавшего ветра, затрещали. Все спокойно и размеренно. Как отход ко сну. К вечному сну.

Но далеко не весь Имладрис был погружен в тягучее состояние умиротворенности: где-то внизу, на подступах к городу молодой гном и пожилой волшебник в спешке преодолевали вдруг ставшие невозможными расстояния. Вот входная арка осталась позади, наконец показалась стража — преодолеть бы их и потом… Резкий лязг металла быстро остудил горячую голову гнома, решившего, казалось, брать Ривенделл штурмом.

— Пропустите! Мне нужно пройти! Сейчас же! — Кили правой рукой попытался вцепиться в рукоять одного из скрещенных мечей, но был грубо оттолкнут в сторону. — Саурон вас побери, дайте пройти! Чтоб вас!

— Что здесь происходит? — верный Линдир, как всегда, выполнявший роль встречающего гостей, не спеша сошел вниз.

— Линдир, будь добр, прикажи вашим стражам пропустить нас, — подал голос Гендальф. — У нас тут, знаешь ли, дело есть.

— И ты считаешь, что это повод вести себя, как вторженцы? Что вам нужно?

— Мне некогда! — уже физически ощущая, как бесценное время убегает, Кили выхватил меч, бросился вперед, успешно обходя охрану, и устремился наперерез молодому помощнику Элронда. Тот хотел было помешать столь бесцеремонному поступку, но неожиданно вмешалось провидение. Или же так и должно было быть?

— Не надо сейчас мешать парню, — дружелюбно произнес Гендальф, опуская преградивший путь Линдиру свой посох. — Пусть попытает счастье.

Вода за бортом мягко ласкала деревянную обшивку корабля, а закатное солнце призывно манило в свои объятья, но Тауриэль не чувствовала, что уже готова отдаться его воле. Холодный ветер трепал рыжие волосы, играя с ними, кружа в белом зимнем танце. Этакий притихший огонь, пляшущий под покрывалом снега. Красиво. Как и тот цветок камелии, что эльфийка держала в руках. Отчего-то она не смогла расстаться с ним, чувствуя, как неосознанно сжимает белые лепестки.

Камелия — цветок без запаха. Как женщина без любви… без жизни.

Неужели действительно вся жизнь покинула ее безвозвратно? Неужели больше не осталось ничего, что бы связывало ее с родными землями? Неужели все кончено, и она готова проститься? Со своими мечтами… со своими воспоминаниями… со своей любовью?.. Да, любовью, которая все еще горит в груди! Гаснет, неумолимо гаснет, но еще не все искры сгорели дотла. Еще алеет слабый огонек света, надежды и счастья. Горького счастья утраченного прошлого, потерянной любви. Но настоящей. Быть может, жизнь еще…

Вдруг налетевший порыв ветра выхватил из рук девушки цветок, взметнул вверх и унес прочь, не позволив в последний раз коснуться мягкого бархата его лепестков.

Ветер-озорник проворно надувал паруса, заметал волшебную долину, вырывался изо рта белыми рваными облаками. Легкие жгло от быстрого бега, а грудь рвало на части от губительного напряжения; рука болела, а по лбу катился горячий пот. Но это не имело никакого значения для гнома, рвавшегося вперед изо всех сил. Вперед… Только вперед… Лишь бы успеть…

Очередная лестница, поворот, спуск, гавань… пуста… И лишь маленький корабль, одинокой точкой таявший на алом горизонте.

«Не может быть… — слова уже не давались, а разум отказывался верить. — Потерял. Потерял…»

Снег безучастно заметал волшебный город, ветер трепал пустой рукав плаща, холод обжигал глаза, не давая слезам скатиться вниз, и лишь неожиданный сладкий аромат едва уловимо долетел откуда-то издалека. Кили посмотрел вниз — у его ног покоился маленький белый цветок.