Все еще бледная и дрожащая то ли от страха, то ли от холода Черли сразу сменила направление. Едущий рядом с ней Сильвер не пытался даже скрывать своего раздражения и то и дело осыпал ее язвительными замечаниями. «Ведьмино отродье» звучало часто.
По полю проехали еще совсем немного, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы, минуя потревоженные курганы и петляя между насыпей, выйти в степь. Черли сверилась с положением солнца, оглянулась на дорогу в отдалении и, не пригибаясь больше к земле, уверенно направила коня к виднеющейся вдали темной громаде деревьев.
— Нет, — остановил ее Сильвер. — Знаю я этот перелесок; он маленький, обогнем — круг всего полмили. Не вздумай нас под деревья вести. Еще что-нибудь выкинешь.
Девушка обиженно поджала губы.
— Объезжать его нельзя, — веско сообщила она. — Иначе Ховарда мы никогда не найдем. Он должен был оставить знаки последователям, которые захотят отыскать его — и один из этих знаков должен находиться в лесу. Вы, конечно, можете остаться и отпустить меня одну, — лукаво предложила она, не сомневаясь, что рыцарь ни за что ее не отпустит.
— Ведьма.
Дальше ехали в молчании.
После ночного происшествия отряд плелся медленно и неохотно. Мартериар старался держаться поближе к Черли и Сильверу, а Лир и Патриция вновь оказались в хвосте. Девушка с самого утра вертелась рядом, стараясь подгадать момент, чтобы извиниться за резкие слова и поблагодарить за спасение, но момента все не предоставлялось — Лир то объяснял что-то Сильверу, то заговаривал с едущим рядом рыцарем, то окликал Мартериара. Так и получилось, что пока оруженосец только преследовала его взглядом, в котором смешались в равной мере вина, уважение и благодарность.
Изредка оглядывалась на него и Черли. После того, как Мартериар защитил колдунью от вспыльчивого Сильвера, почти весь отряд так или иначе выказал свое отношение к ней — в большинстве своем рыцари были согласны с командиром, лишь некоторые разделили убеждения Мартериара. Патриция собственной точки зрения не имела и высказывать ей было нечего, но отряд единодушно решил, что оруженосец поддерживает мнение своего сеньора, да так и оставили. Патрицию это волновало мало. А вот Лир до сих пор оставался единственным, кто ровным счетом ничего не предпринял — даже презрительным взглядом с пленницей не разменялся. Он ее не обвинял, но и не торопился защитить; не обращал особенного внимания, но и не делал вид, будто ее вовсе нет — и, казалось, именно за это особенно не понравился колдунье.
Патриция бросила нервный взгляд назад, на оставшиеcя позади курганы, вздрогнула, словно вновь ощутив прикосновения мертвых рук, и подергала Лира за рукав.
— Ты колдун, да?
Тот открыл глаза и поднял голову.
— Нет.
И снова отвернулся. Пегий конь умело выбирал дорогу по снегу, Лир сидел ссутулившись, с закрытыми глазами и опущенной головой, но оруженосец видела, что он не дремлет — одна рука крепко сжимала конский повод, другая — каменную подвеску.
— Знаешь, ты можешь рассказать мне, — заметила девушка. — Я, в конце концов, видела, как ты с тварями расправился. А потом еще и меня… ну… оживил, что ли? Колдун ты, не отпирайся.
— Нет, — повторил странник. — Не колдун. Есть много способов унять нежить, и далеко не все они — колдовство. Тебе следует это помнить. Кто знает, что еще нам приподнесут живые.
— Так ты все же думаешь, что это она? Занятно, занятно, — Патриция так оживилась, что напрочь забыла, зачем вообще потревожила уставшего спутника. Оруженосец кивнула на девушку впереди, которая гордо выпрямилась, словно чувствуя, что разговор идет о ней. — Подробнее.
— Я лучше промолчу, — решил Лир после короткого молчания. — Мое слово на чаше весов окажется лишним. Будь что будет. Решения должны принимать те, кто этому миру более… принадлежит.
Патриция удивленно подняла брови, растерянно глядя, как странник подстегнул коня и поравнялся с Мартериаром, сразу завязав разговор.
Полутьма перелеска накрыла их с головой. Патриция, как истинная горожанка, не замечала ничего особенного, а вот привычный к путешествиям Мартериар заметил вдруг, что голые ветви редких лиственных деревьев отбрасывают слишком много теней. Но тревога эта прошла и забылась, когда отряд ступил под сень огромных, невероятных по высоте елей.
— Будьте начеку, — предупредила Черли, обернувшись к следующим за ней всадникам. — Здесь водится кое-что, так что старайтесь не шуметь. И лучше спешиться — чем дальше, тем ниже ветви.
Никто не двинулся, пока Сильвер не повторил ее совет приказом. Спешившись и ведя на поводу вздрагивающих и машущих хвостами коней, спутники двинулись за колдуньей нестройной толпой, благо, стволы стояли достаточно далеко друг от друга.
Над степью занимался день, заливая светом белые поля, но под сводами разлапистых ветвей клубился вечерний сумрак. В прямом смысле клубился — Мартериар уже дважды отгонял от себя сгустки тумана, возникавшие на уровне лица и грозившие заслонить обзор. Да еще из земли, скрытой слоем опавших игл, поднималась тоненькими струйками белесая дымка, как от прогалин по весне.
Снега здесь, к слову, не было вовсе; в хвосте кто-то предположил, что он весь осел на верхушках и ветвях деревьев, но удивляло отсутствие не только снега и ветра, но и холода — почва под ногами ни в коем случае не могла называться мерзлой. Напротив, достаточно рыхлый грунт легко продавливался под сапогами, оставляя отчетливые следы.
— А чего вы хотели? — ответила вопросом на вопрос Черли. — Мы приближаемся к магической сердцевине перелеска. Заклинание на ней сильное, долговременное — вот и потеплело вокруг. Скажите еще, что вы не рады!
Мартериар только кивнул сам себе. Холод действительно отступил, после почти бессонной ночи навалилась приятная усталость. Он мельком оглянулся на Лира, бредущего на несколько деревьев позади. В густой полутьме на лицо странника легли лишние тени, добавляя ему прожитых лет, в рыжих волосах почудились новые седые проблески — про себя Мартериар отметил, что не было бы ничего удивительного, если бы за минувшую ночь кто-нибудь поседел полностью, — но Лир шел спокойно, и даже вполне праздно глядел по сторонам, а ко всему прочему и камень свой обратно на шею повесил.
Спустя несколько минут успокоилась последняя тревожившаяся лошадь. Пепел перестал трясти серой гривой и тревожно ржать — умиротворяющее тепло подействовало благотворно на растревоженные нервы. Ленивые разговоры вполголоса утихли, и рыцари продолжали спокойно ступать вслед за выбирающей дорогу Черли. Сама девушка была плохо заметна во полумраке, но шедший рядом с ней Сильвер оказался надежным ориентиром благодаря пучку красных перьев на высоком шлеме, который он теперь нес в руке.
— Мартериар.
Рыцарь оглянулся. Его позвали откуда-то сзади, из неровного строя идущих. Он отступил на обочину импровизированной тропы, пропуская вперед Лира, и оглядел остальных. Негромкий голос если и сказал что-то еще, то остался неуслышанным.
— Патриция? — переспросил он, пропуская мимо еще несколько спутников. Одному из них он вручил поводья и пошел по обочине навстречу движению, отыскивая оруженосца. Девушки видно не было. Может быть, она уже ушла вперед?
— Нет, не Патриция, — также тихо поправил голос. — Иди сюда.
Мартериар остановился. Голос был женский — очень красивый, к слову, голос — и принадлежать он мог, разумеется, только женщине, а их в отряде всего двое: Патриция да Черли. Обе во главе колонны идут впереди. И ни на одну не похоже.
— Иди сюда, — настаивала невидимая незнакомка. — Иди же. Нельзя, чтобы меня заметили.
Почему незнакомка? Голос был знакомым. Он его, конечно же, прежде слышал не раз. Вспомнить бы…
— Иди же, — послышались раздраженные нотки. Мартериар оглянулся на продолжающих идти мимо эльфов, успокоил себя, что их еще много — и шагнул с тропы в сторону, где, как ему казалось, находилась говорившая.
Ветви елей стали чаще и опустились значительно ниже, они били по лицу и царапали руки при попытке оттолкнуть их. Подошвы сапог оскальзывались на топкой почве.
— Мартериар! — позвали его еще раз. Голос стал громче, рыцарь понял, что избрал верное направление.
— Кто? Погоди… Кайра?
Сердце забилось чаще, рыцарь сорвался на бег. Неважным и ненужным стал вдруг оставшийся за спиной уходящий отряд; какое ему было, в общем-то, дело до Сильвера с его лжезаступником? Другое дело — Кайра. За нее в огонь и в воду, для нее все, о чем ни попросит. Сейчас она звала его откуда-то оттуда, из-за ветвей, которые вдруг начали подниматься и редеть. Мелькнула вдруг странная мысль, что Кайры быть здесь не должно, что это попросту невозможно — но он слышал такой родной голос; как можно было теперь обмануться? Решительно никак. Кайра не может быть здесь? Но она была. Наверно, отыскала их следы в степи и ехала следом, да заблудилась в перелеске; может, что-то случилось, может, их помощь нужнее теперь в столице. Заступница с ним, с этим Сильвером, который так бредит этими поисками, пусть ищет дальше, если хочет.
Деревья вдруг пропали, открывая взгляду новую картину, Мартериар остановился у крайнего дерева, положив руку на ствол и переводя дыхание. Перед ним раскинулось озерцо с мягкими, устланными мхом берегами. В его середине виднелся маленький островок с одиноким деревом, оплетающим корнями клочок земли. Из-под воды чуть показывались выступающие вверх камни, сверкающие в ярком свете, падающем через прорехи между разлапистых ветвей. Рыцарь поднял голову, глядя в ясное, по-весеннему голубое небо.
— Мартериар, — вновь позвала Кайра.
Он вдруг увидел ее. Девушка находилась там же, на островке, руки ее были связаны, а удерживающая их веревка несколько раз обматывалась вокруг древесного ствола. Запястья, стертые в попытках выбраться, заметно покраснели, коса расплелась, в волосах запутались опавшие иглы. Рыцарь бросился к ней, оскальзываясь на скользких камнях.
— Как ты здесь оказалась? — спросил он, пытаясь разрезать мечом грубые путы, не навредив эльфийке. Она покачала головой.
— Я отреклась, — тихо сообщила она. — Я ехала за вами. Звала. Вы не слышали.
— Отреклась? — рыцарь замер, не веря услышанному. — Отреклась от… от церкви?
Девушка только кивнула — медленно, обреченно.
— Они устроили облаву. Я… мне теперь идти некуда. Родные меня не примут, и церковь не даст приюта.
Мартериар со злостью бросил на землю последнюю веревку. Облава. Это слово набатом гудело в висках. Он видел однажды, с какой злобой, с какой яростью толпа травит опальных жриц, посмевших отступить от веры или не повиноваться Верховным. Отступить от догм Кайра не могла, значит…
— На что они гневались? — спросил он, убирая меч и за плечи привлекая дрожащую девушку к себе. — Неужели все из-за…
— Из-за нас, — закончила за него Кайра. — Я ведь давала обеты. Я клялась. А сплетники… Остальное жречество уже давно держит мне меч у горла. Мы сами виноваты.
Мартериар почувствовал, словно проваливается куда-то — самые худшие его предположения обретали основания, страхи твердо вставали на ноги. Подумать только, сколько проблем ей принесло его нежелание принять факты и подумать головой.
— Ну и пусть! — воскликнула она, размыкая кольцо рук. — Наплевать. Я не жалею. И ты не жалей. Отреклась — и ладно. Зато свободна. Ты ведь не оттолкнешь меня, правда?
При всем своем ужасе ситуация граничила с мечтой. Ее ищет церковь, Верховные мечут громы и молнии, в столице, наверняка, скандалы и бунты — но Кайра теперь свободна от всех своих клятв, вольна выбирать дорогу, по которой пойдет, вольна выбирать, с кем пойдет…
Мартериар замер. Что-то странное было в ее карих глазах. Почему карие? Неужели он столько лет не замечал, что…
Додумать он не успел — девушка отшатнулась, вскрикнула, одной рукой закрывая лицо, а другой указывая ему за спину. Из озера поднимались фигуры. Раньше без труда видимое дно пропало, скрытое тьмой глубин, эльфы оказались отрезаны от берега гладью черной воды и ползущими из нее трупами.
— Не кричи, — предостерег Мартериар, выхватывая меч и отталкивая Кайру в центр острова, подальше от скребущих по земле загребущих рук. — Черли говорила…
— Я знаю.
Он не стал спрашивать, что она знает и откуда; как догадалась о том, на что колдунья лишь намекнула. Мертвецы хлынули со всех сторон — изуродованные, нескладные, они не были вооружены, но их было так много…
— Они преследуют вас от могильников, — зачем-то сообщила Кайра. — Вы ввязались в то, во что не следовало — вы ищите Ховарда, и поиски вас погубят.
Твари вцепились в рукоять, невзирая на потери в своих рядах стараясь вырвать оружие из рук, и рыцарь ничего не ответил бывшей жрице, хотя очень захотелось вдруг напомнить, что она сама отправила его на поиски. Из воды рванулась особенно юркая тварь, на середине пути налетев на выставленное вперед острие. Мертвое лицо ее задергалось в судорогах — в следующий миг Мартериар узнал в этих чертах Патрицию.
— Лиранэль-Заступница, — выдохнул он, отшатываясь назад.
Мертвецы отпрянули, как от проклятия, зашипели, подобно змеям, оскалились, но вперед вновь не двинулись, держась на почтительном расстоянии несмотря на новых, вылезавших из воды. Рыцарь вдруг все понял.
— Лиранэль-Заступница, владычица живых и подруга мертвых, — начал он, — знающая пути, ведущие к Грани и уводящие от нее, поймавшая в ладони солнце…
Твари загомонили, попятились, в шуме и суматохе образуя давку, подались назад, стали бросаться обратно в воду, чтобы не слышать обращенных к ним слов одной из молитв Заступнице, которые Мартериар, как и всякий церковник, знал наизусть. Последняя тварь метнулась в воду с криком, от которого с верхушек деревьев слетели напуганные птицы.
Рыцарь обернулся к Кайре. Девушка стояла вся белая, дрожа, как осиновый лист на осеннем ветру. Губы ее беззвучно шевелились, но ни слова прочесть по ним было нельзя. Молитва должна была приободрить ее, а теперь пустой, потерянный взгляд вновь заставил неясное предчувствие шевельнуться в груди.
— Только тень будет ждать тех, кто проклят был солнцем, только тьма даст приют, да и то — до утра. А с рассветом исчезнет, и вновь по дороге побредут беспокойные души из сна…
— Что… Что ты делаешь? — задохнулась девушка.
— Девятый станс читаю, — преувеличенно спокойно сообщил рыцарь. — Твой любимый, правильно? Позови же печаль свою шепотом, пением; пусть навеки растает, сгорев на свече. Только духи — безликие, страшные, древние; только руны огнем на холодном клинке.
— Хватит. Замолчи, — отрезала она. — Не желаю слышать…
— И, истаяв навек под лучами рассветными, вновь появятся только по воле дурной, кто Заступницей был обречен на бессмертие; свою душу продав, обернешься золой.
С глаз словно исчез дурман. Знакомые черты поплыли, плавясь, словно упомянутая в стансах печаль, нежить, лишившись облика молодой жрицы, заметалась на месте, затравленно озираясь. Утопленница, поднятая со дна озера черной магией и ведомая черным магом. Не разъяренный мертвец из могильников, который должен был исполнить обычное убийство, но куда более совершенная марионетка темного чародея, призванная отвлечь, одурачить, усыпить внимание и нанести точный смертельный удар, когда жертва будет менее всего этого ждать. Что-то подсказывало, что исполнить все утопленница должна была одна, а остальных позвала, почувствовав, что жертва начала сомневаться.
Успокоить ее без всякого труда удалось с двух ударов: один пришелся точно под ребра, заставив тварь упасть на колени, другой отсек голову. Нежить завалилась на бок и затихла. Рыцарь вытер меч от гнилой крови о густой мох и поспешил покинуть островок.
К собственному удивлению, он прекрасно помнил, откуда вышел, и дорогу обратно нашел скоро. При здравом рассуждении, когда пропала опутавшая разум колдовская сеть, а на смену ей пришло раскаяние в своем легковерии, видение показалось отъявленной нелепицей: чтобы Кайра, вечно правильная и верная своему слову Кайра — и отреклась? Отказалась от всего, чем жила не один год, и очертя голову бросилась в омут безрассудства? Нет. Он понимал, что скорее звезды сорвутся наземь, чем жрица предаст Заступников — и это осознание отдавало горечью.
Протоптанная лошадьми широкая тропа привела его к импровизированной стоянке, которую устроили прямо на дороге. В центре ее, у костра, молча сидели Сильвер и Черли. На лице девушки светились новые синяки, ворот, за который ее, должно быть, основательно встряхнули, сбился набок. Еще трое воинов также молча расположились за спиной командира, подальше от костра. Судя по их виду, по крайней мере двое из них совсем недавно попытались прекословить Сильверу, когда он вновь обвинил колдунью в заговоре.
Тот поднял на подошедшего Мартериара какой-то растерянный взгляд.
— Рад вас видеть, — скупо обронил он, держась так, словно последней ссоры и взаимных оскорблений в помине не было. — Вас, стало быть, тоже с тропы сманили. Кого хоть видели-то?
— Родителей, — солгал на всякий случай Мартериар. Черли посмотрела на него более чем просто удивленно, он был прочти уверен, что она готова возразить и прекрасно знает правду, но колдунья продолжала хранить молчание.
— Понимаю, — кивнул Сильвер, потирая оставшийся на щеке свежий след когтей. — Знают, твари, как больней ударить… Знают, потому что чернокнижница натравила! — вдруг сорвался он.
— Сэр Сильвер, я уже говорил, что, — начал вновь Мартериар.
— Знаю, знаю! — отмахнулся он. — Знаю, демон вас дери вместе с этой тварью! Только на руки, на руки-то ее посмотрите! Ну же! Ладонь, левая. Покажи руку, ведьма!
И девушка, вся сжавшаяся под скрестившимися на ней взглядами, протянула вперед загорелую хрупкую ладонь со свежим порезом на ней.
— Я… я порезалась. Еще в курганах, — лепетала она заплетающимся языком. — Ножичек кто-то уронил, а я и не заметила…
— Порезалась! Демонов ты призывала, — перебил ее Сильвер. — Правильно, в курганах еще, потому что и тех, которые в мертвецов вселились, ты призвала, и тех, которые сейчас моих солдат с тропы сманили.
— Послушайте, Сильвер, я действительно видел потерянный нож, — вмешался Мартериар.
Сильвер шагнул к пленнице, наотмашь ударил ее по лицу так, что голова безвольно мотнулась, а из носа пошла кровь, и, сорвав пуговицу на запястье, по локоть задрал рукав ее рубахи. Вся внутренняя сторона предплечья левой руки была иссечена свежими, едва успевшими затянуться тонкой пленкой глубокими порезами, некоторые из них, ближе к локтю, еще кровоточили. Рыцарь насчитал девятнадцать, не считая царапины на ладони. Девятнадцать демонов на девятнадцать воинов — по одному на каждого. Пока Мартериар спешно соображал, какое еще объяснение кроме очевидного это может иметь, Сильвер вернул рукав на место и продолжил:
— Я ту тварь, что со мной заговорила, сразу распознал. Слишком мало девчонка обо мне знала, чтобы демона на хорошую мысль натолкнуть. Сразу понял, что к чему, выбрался, стал остальных искать. Выхожу сюда, и вижу: этот ваш Лир, — слова «этот ваш Лир» он произнес с особенным уважением, — к земле ее прижал и один из своих пылающих мечей к горлу приставил. Как пить дать удрать хотела под шумок. Говорил ей о чем-то, но замолчал, как только я подошел, я, почитай, ничего кроме имени Безликого и не слышал. Передал ее мне, эти шрамы на руке показал, и пошел остальных вытаскивать — нежить от него как от огня разбегается. Остальным не так повезло, как нам с вами, видно, о них ей довелось как-то узнать…
— Туман, — догадался Мартериар.
— Что?
— Туман, — повторил рыцарь, близкий к тому, чтобы признать свою неправоту относительно пленницы. — Вы видели? Клочьями летел в лицо. Тоже, наверно, какие-то чары, по-другому нельзя было узнать, что… — он запнулся, не договорив, что именно нельзя было узнать по-другому. Черли могла сколь угодно наблюдать за ним, но без этих чар она ни за что не узнала бы, что больше всего на свете он хочет, чтобы Кайра ради него оставила церковь — ровно как и то, что он никогда ее о таком не попросит.
— Вот оно, значит, как, — подвел итог Сильвер. — Скверно.
Как не растерян был Мартериар, он не мог не заметить, что командир слишком уж вцепился в рукоять меча, а недобрый взгляд его не отрывается от пленницы.
— Она нам еще нужна, — на всякий случай напомнил Мартериар. Черли только всхлипнула, беспомощно спрятав лицо в ладонях. — Вы не можете…
— Я не могу, — просто согласился второй эльф. — Лир так же сказал. Мол, могу ударить, если очень уж хочется, но убить или покалечить — никак.
Постепенно к костру потянулись притихшие потрепанные солдаты. О видениях своих они предпочитали молчать, и Мартериар вполне их понимал, хотя по сравнению со многими дешево отделался. Одной из последних вернулась Патриция. Села подальше от яркого пламени, обняла колени, поставила на них подбородок и задумалась, глядя куда-то в просветы между деревьями. Лир вернулся последним, ведя кого-то под руку — вновь, казалось, на какие-то секунды опоздал, позволив нечисти начать страшный обряд превращения живого в себе подобного, но вновь успел прервать его как нельзя вовремя. На Черли он даже не глянул, проходя мимо и бросая короткую фразу Сильверу — но колдунья обхватила себя за плечи, словно на поляну вдруг обрушился ледяной буран, и устремила напуганный взгляд в землю.
— Мессир, — прошептала пленница Мартериару, когда Лир отошел на несколько шагов. — Мессир, вы знаете, кто он такой?
— Нет, — холодно ответил рыцарь. — Мне он не назвался. Или, — заинтересовался он, — может, он назвался тебе?
Черли через силу кивнула.
— Сказать не могу, — предупредила она. — Он под страхом смерти заставил меня дать обет молчания. Скажу — погибну. Но ведь вы рыцарь веры, правильно? Подумайте, сопоставьте факты — теперь-то я вижу, как все очевидно, особенно с вашей точки зрения. Вы впутались в страшное дело, если только он не солгал. Горе тому, кто решится ему перечить.
Мартериар поднял на Лира изучающий взгляд и пришел к выводу, что Сильвер все-таки слишком сильно ударил девушку в висок. При взгляде на странника, такого же потрепанного, как и окружающие его солдаты, ее слова предстали в лучшем случае простой бессмыслицей.