К концу ночи даже немногочисленные завсегдатаи разошлись, а потому появление Лира и Патриции не привлекло такого внимания, какое могло бы привлечь, окажись вокруг больше зрителей. Странник, не оглядываясь, направился к столу, за которым сидели Мартериар и Кайра, замолчавшие, когда он вошел, и без предисловий сообщил:

— Храм Верховных.

Секунда тишины.

— Храм Верховных, — Кайра закрыла лицо руками. Она первая осознала смысл сказанного. — Ховард. Черли.

— Что? Опять храм? Да какого?! — сорвалась Патриция. — Да в мире просто прорва мест, а вы… вы, — она вздохнула. — Если я с вашими Заступниками не помешаюсь раньше, чем все это закончится, ноги моей здесь больше не будет!

Жрица подняла глаза на оруженосца, и от ее пустого отрешенного взгляда Патриции вдруг стало так не по себе, что заворчала совесть, задавшись неуместным вопросом: а что на самом деле чувствует Кайра, разрываясь между догмами, составляющими всю ее жизнь, и любимым? Усилием воли сомнение удалось подавить — эльфийка терпеть не могла размышлять над моральными дилеммами, а тем более не терпела пересматривать свое отношение к чему бы то ни было. Поэтому она только скрестила на груди руки и сделала еще более недовольное лицо.

— Там, в Храме, — заговорила Кайра спустя миг, — хранится несколько священных реликвий. Знак Заступников, оставленный ими на хранение жрецам перед возвращением на небо, как символ памяти и неразрывной связи их с нами, и венец Лиранэль Светлой, который…

— Мне плевать, — перебила Патриция, но уже не смогла высказать всего, что передумала перед воротами храма Светлой здесь, в Нэретльвее. — Пусть там хоть все ваши Заступники разом соберутся, я…

Никто ее не перебивал, но она умолкла сама, неловко потупилась, еще раз встретившись глазами с Кайрой, и нерешительно тронула Мартериара за руку.

— Медлить нет смысла, — подытожил он, поднимаясь на ноги и переглядываясь с Лиром. Тот едва заметно одобрительно кивнул, а рыцарь перевел взгляд на жрицу. — Кайра. Ступай в храм Светлой или до темноты найди посланца Верховных — не оставайся здесь. Тем более одна.

Утро за стенами таверны встретило их ярким светом, искрящимся снегом и сгущающимся туманом — от земли поднимались тонкие белые струйки пара. По всему городу, несмотря на ранний час, сновали гонцы и особенно часто проходили патрульные отряды — часовые видели с башен толпы пропадающих в рассветном сиянии мертвецов. По всем углам поднимался плач: предрассветное видение было самым наглядным доказательством, что проклятие Безликого начало свершаться.

— Ты знал? — Кайра подняла глаза на Мартериара. Тот рассеянно кивнул.

— Догадывался.

— Ступайте к посланцу Верховных, — распорядился Лир. — Велите им успокоить людей — Безликий зла на вас не держит, и карать ему вас не за что. Скоро все закончится. И заступитесь за Сильвера… если сочтете нужным.

Кайра изумленно воззрилась на странника, которого прежде видела только однажды, но ожидаемый вопрос так и не прозвучал, поскольку Мартериар и Патриция, казалось, не нашли во фразе спутника совершенно ничего странного. Жрица чуть склонила голову, давая понять, что не станет выспрашивать лишнего, чуть помедлила, глядя Мартериару в глаза и словно размышляя, стоит ли что-нибудь сказать, и зашагала вверх по улице сквозь сгущающийся туман.

— Храм Верховных, — повторил странник, когда ее силуэт пропал за поворотом дороги. — День до заката еще наш, а дальше уже на все воля Ховарда.

Не прошло и четверти часа, как спутники покинули шумный город, во весь опор направив коней по узкой горной тропке. Мартериар, единственный из всех трех знавший дорогу до храма, лишь молча последовал за Лиром, который повел спутников другим путем — рыцаря уже не удивляло, что странник знает то, о чем кому попало знать не положено. О том, где надо свернуть, чтобы попасть на короткую, прямую дорогу, знали только старшие адепты, всю свою жизнь посвятившие служению Заступникам. И Мартериар понимал, что Лир к их числу не принадлежит.

Над городом вставало солнце, но чем дальше они продвигались по тропе вверх, тем сильнее сгущалась над ними вечерняя тьма. Патриция только стиснула зубы и крепче вцепилась в поводья, чтобы не обращать внимания на рваные тени, шевелящиеся на обочине и вылетающие из-под копыт. Храм Верховных предстал перед ними мрачной громадой, возвышающейся до самых небес и боком своим подпирающей островерхую скалу, уходящую в небо так же высоко, как и самый высокий шпиль его, теперь обломленный. Солнце еще золотило белые стены Храма и скользило быстро бледнеющими лучами по пробитой крыше и опаленным сорванным воротам. Ни души не было вокруг. Ни звука не доносилось из полуразрушенного здания.

— Во имя Безликого, — произнес вполголоса Мартериар, спешиваясь и выхватывая меч. — Вы были правы.

Когда Лир отпустил Пепла и напуганное животное так и осталось стоять поодаль, тревожно всхрапывая и стуча подковами в надежде заставить всадника вернуться, Патриция тоже спешилась и последовала за эльфами на небольшом расстоянии. Сгустились тучи, поднялся шквалистый ветер. Сверкнула молния. Загрохотало. Хлынул ливень.

Шаги и стук дождевых капель о камень отдавались гулким эхом под полуразрушенными сводами, но ничего больше слышно не было. Патриция беспокойно оглядывалась, против воли подмечая то одну, то другую недобрую деталь: пол залов и коридоров, по которым они шли, был устлан щепками и каменной пылью, но неизменно находилась тропа, от них свободная, словно что-то волокли по земле. Некстати подумалось, что такой след мог бы оставить за собой ползущий змееподобный дракон — вроде того, что унес Черли и Ховарда с того злополучного выступа.

Девушка помотала головой и перевела взгляд наверх. В лицо тут же брызнули капли дождя — крыша была пробита, стены коридора и колонны слева и справа иссечены глубокими тонкими штрихами. Драконьи когти. Тогда она перевела взгляд в самый темный угол, где уж точно ничего быть не могло, но спустя миг глаза все же различили полуобгоревший гобелен. Полотно почернело и порвалось, но картина на нем все еще была различима. Три Заступника изгоняют из земель эльфийских нечисть. Поодаль валялась верхушка сломанного канделябра с оплавившимися свечами на ней. В угол был отброшен обуглившийся молитвенник.

Лир и Мартериар шли впереди, заглядывая в каждую встречную комнату, но нигде не было ни души, а коридор все также вел прямо, пока не уперся в приоткрытые двустворчатые двери. Из-за них невнятным гулом слышалась речь.

Мартериар переглянулся с Лиром, тот кивнул, а потом осторожно налег на тяжелую створу, стараясь как можно незаметнее сдвинуть ее с места. Едва он коснулся двери ладонями, все смолкло на миг — и раздался голос.

— Входите, раз пришли.

Распахнутая створа со звоном ударилась о стену, жалобно скрипнула покореженными петлями. Лир решительно шагнул из полутьмы коридора в пятно мягкого багрового света, пробивающегося откуда-то сверху, из-под высокого купола, и через несколько шагов остановился, сжимая в каждой опущенной руке по мечу и дерзко подняв голову. Мартериар, словно зачарованный, последовал за ним, но так и не заставил себя поискать, откуда идет алый свет: все его внимание приковала к себе фигура на балконе на противоположной стене — если только у круглого зала могла быть противоположная стена. Напротив вверх устремлялись две спиральные лестницы с высокими ступенями, а за спиной поднявшегося по ним колдуна виднелась арка, закрытая тяжелой бархатной шторой с явными следами огня на ней.

— Я ждал вас, — Ховард чуть наклонился вперед, опираясь руками на широкие перила, и взглядом ястреба оглядел вошедших. — Не так долго, как мог бы. Приятно знать, что вы цените мое время.

С первого взгляда можно было понять, что эльф-некромант прибыл с юга. Отблески багрового света плясали на смуглой коже лица и рук, заставляя немногочисленные мелкие шрамы проступать белесыми полосками, некогда темные волосы выгорели на солнце. Держался он уверенно и немного надменно, но Патриция, все еще стоящая за порогом в спасительной тени, видела, что он вцепился в перила так, что побелели костяшки пальцев под тяжелыми перстнями. Глаза ложного Безликого потускнели, щеки ввалились, а полуулыбка показалась жалкой. Патриции было известно, как вылядит человек, бросающий на кон все, что имеет, в призрачной надежде на выигрыш и почти невероятное спасение. Эльфы в таких ситуациях, как оказалось, выглядят совершенно так же.

— Время твое вышло, — Лир воздел руку с мечом, демонстрируя вспыхнувшее лезвие. — Спускайся и ответь за все содеянное.

Ховард покачал головой и тихо рассмеялся.

— А с чего это ты вдруг заговорил? — бархатный голос некроманта разнесся под сводами. Красноватый свет загорелся ярче и начал подрагивать. — Мне больше нравилось, когда ты молчал. Лир… так тебя теперь кличут? И ты согласился так называться? Не слишком ли просто для тебя? Нет? А то ни блеска, ни уважения. Хоть бы прозвище звучное какое-нибудь, а?

Мартериар покосился на странника, чувствуя, что дело неладно. Крепче стиснул рукоять меча и чуть развернулся, стараясь держать в поле зрения обоих. Откуда бы они друг друга ни знали…

— Спускайся и предстань перед судом, — повторил странник. — За все, что ты натворил…

— Ты думаешь, что в праве карать меня или миловать? — Ховард выпрямился, по-прежнему опираясь на перила.

— Ни один из нас не может судить другого. По многим причинам. И все же ты взял на себя смелость упорствовать в том, чего я не одобрил. Час расплаты.

— Ховард!

Штора за спиной некроманта отдернулась, на балкон вырвалась услышавшая разговор Черли. С ее лица сошли все краски, колдунья побледнела как полотно и вцепилась в просторный рукав балахона спутника, отступая и стараясь увести его с собой.

— Нет. Не говори с ним. Ховард, идем. Только не с ним. Он, он ведь…

— Я знаю, — Ховард вырвал руку из ладони девушки. — Меня это не пугает. И тебя не должно. Слышишь? — возвысил голос он. — Я тебя не боюсь.

— Напрасно, — прохладно заметил Лир.

— И что ты сделаешь мне? У тебя осталось мало времени… здесь. Помнишь об этом? Сегодня полнолуние, и полночь уже скоро.

— Ховард. Ховард, идем! — воскликнула Черли, с неожиданной силой отталкивая его от перил вглубь балкона и отступая назад. Следующий ее возглас явно предназначался тому, кого вошедшие не видели. — Атакуй их! В бой! Чего ты ждешь?

Лир бросился вперед, к лестницам, за миг до того, как багровый свет полыхнул огненной вспышкой, и в один миг пропал за стеной пламени. Мартериар отступил в тень, уклонившись от падающей балки, Патриция вскрикнула, подняла голову. По сводчатому потолку, цепляясь за выступы колонн и стен, полз змееподобный алый дракон, на чешуе которого плясали огненные блики, вырывающиеся из полураскрытой пасти. Тварь сорвалась на пол, по-кошачьи перевернувшись в полете, и приземлилась на свои непропорциональные лапы, отрезав рыцарю и оруженосцу путь вперед.

Из-за спины дракона, с лестниц, балкона или из коридора за ним, раздался грохот, удар грома, словно в пол вонзились десятки молний, крики и брань. Высоко взвизгнула Черли, послышался звон бьющегося стекла. Мартериар слышал, что Лир начал нараспев читать какой-то текст, подозрительно напоминающий анафему старообрядцев, но голос Ховарда прервал и заглушил слова. Под потолком один за другим стали взрываться масляные фонари, в густом дыму поднялся морок — такой же, как из земли в памятном перелеске.

Дракон взревел и бросился вперед, выбрав наиболее уязвимую цель. Мартериар успел только подрубить сухожилие на передней лапе, но не остановить тварь прежде, чем она отбросила его крылом и сбила с ног оруженосца, до хруста впиваясь ей клыками в бок и плечо. Но боли не было — в один миг вместе с черным дымом вернулось колдовство проклятых могильников. Патриция вывернулась из захвата с легкостью, несвойственной живым, выхватила клинок и по самую рукоять вонзила его в сустав драконьей лапы под надсадный скрежет чешуи. Сталь хрустнула и обломилась у самой рукояти, дракон взвыл и неловко отпрянул назад, не имея возможности наступить теперь ни на одну переднюю лапу, ни на другую.

Следующий удар пришелся по крыльям. Когда меч рыцаря вспорол тонкую мембрану по всей длине правого крыла, ящер в бешенстве вскинулся, с ревом завертелся на месте, размахивая крыльями и хвостом. Длинный хвост наотмашь ударил рыцаря, отшвырнув за стену пламени, к подножию высокой лестницы, и выбив меч у него из рук, Патрицию во второй раз прижала к земле оскаленная пасть, но облику мертвой тварь навредить не могла.

— Иди к Лиру! — голос оруженосца несмотря на чары звучал необычайно живо. Девушка прибавила еще несколько фраз на грубом человеческом наречии. Их заглушил несмолкающий рев огня и идущий отовсюду рокот.

Земля дважды вздрогнула, с потолка сорвалась огромная люстра со множеством потухших свеч, со стен посыпались кусочки мозаики, из втражных окон вылетели цветные стеклышки. Сверху посыпался бесполезными осколками один из огненных мечей странника. Оружие чернело на глазах, словно вместо хозяина приняв на себя чудовищной силы проклятие, продолжало скручиваться и сжиматься; над ним поднимался черный дым, в котором металась какая-то тень и надрывался мученическим визгом чей-то голос. Там, за огненной стеной, дракон еще раз взревел, бросаясь на Патрицию, но промахнулся — Мартериар слышал, как рога ящера воткнулись в каменную стену и один из них, кажется, переломился пополам.

Сверху продолжали доноситься проклятия Черли и угрозы Ховарда, но голос Лира, до этого читавший анафему, больше не звучал. Мартериар взбежал вверх по лестнице, свернул за угол, из-за которого доносились голоса, и, миновав длинный узкий коридор, оказался в таком же круглом зале, как и тот, где оставалась сейчас Патриция, но менее просторном и с более низким потолком. Крыша здесь была проломлена почти вся, на полу валялась искрошенная черепица, а сквозь прорехи в настиле хлестал обезумевший дождь, перемежающийся с крупным градом. Могильным холодом дохнуло с самого порога.

У противоположной стены, около расколотого алтаря, полулежал на полу Ховард, одной рукой прижимая открытую рану на груди, а другой сжимая ладонь Черли, исполосованную свежими надрезами. Девушка стояла на коленях возле некроманта, накрыв его кровоточащее запястье второй ладонью, и не убирала руку даже понимая, что не может исцелить. Оба они смотрели на Лира, возвышающегося над ними с пылающим мечом в руке. Странник уже занес клинок для удара, но почему-то медлил.

Стоило рыцарю переступить порог, как взгляд колдуньи метнулся к нему — совершенно холодный, пустой взгляд карих глаз. Не было в нем ни мольбы, ни сожаления, ни заискивания, ни даже того фамильярного огня, какой Мартериар видел в первую встречу. Совершенно ничего. Вся ее застывшая фигура теперь напоминала статую — правильную, даже красивую, но бездушную. По щекам девушки бежали слезы, но и они смотрелись частью продуманной скульптором композиции — сама она словно и не замечала их.

Лир спиной почувствовал вошедшего. Чуть повернул голову, не выпуская при этом из поля зрения поверженных противников, и кивком подозвал к себе. Стоило рыцарю приблизиться достаточно, как странник вложил ему в руку рукоять огненного меча и, отвернувшись, бросил через плечо:

— Эти двое потеряли дар и отныне не могут зваться чародеями. Нэртельвей в безопасности. Нужна ли церкви расплата кровью — решать должен кто-то, кто к вашему миру более… причастен.

С этими словами странник скрылся из виду — оставалось только надеяться, что он поможет Патриции справиться с разбушевавшимся драконом. Черли дернулась было встать, но рыцарь тут же направил пылающее лезвие ей к горлу — поднес так близко, что пламя опалило прядь волос. Расплата кровью была церкви определенно нужна. За всех тех, кто погиб и пострадал во время мятежей, за всех тех, кто пал в бою, отстаивая истинную веру. За то, через что колдунья заставила пройти отряд — его самого, Патрицию, Сильвера, за то, как пережитое Сильвером отразилось на судьбе Кайры. Кровь за кровь. Жизнь за жизнь. Судьба за судьбу.

— Вы убьете нас, — произнес Ховард и тут же закашлялся, на губах выступила кровь.

— Милосердия нам искать не у кого, — закончила за него Черли. — Будь по-твоему. Жаль, что ты не смог выполнить обещанного.

Мартериар еще медлил. В груди по-прежнему клокотал праведный гнев — один из лишившихся сил чародеев посмел назваться Заступником, а другая обманула церковь, согласившись помочь в поисках лишь чтобы выйти из стен темницы. Мартериар мог сомневаться в правильности пути, но в искренности раскаяния не усомнился бы никогда. Однако рука все еще не поднималась прервать их жизни двумя короткими взмахами. Оставалось еще что-то недосказанное.

— Видит Безликий, я сдержал бы слово, если бы его сдержали вы. Я в самом деле хотел помочь. Я поверил вам, Черли.

— Не скажу, что мне жаль, — губы колдуньи искривила вымученная улыбка. — Даже если бы могла, я не стала бы ничего менять. Поначалу я тоже была честна с тобой. А потом? Ты предложил мне спасти свою жизнь ценой жизни Ховарда, — девушка перевела взгляд на лжезаступника и протянула руку, убирая с его лба несколько упавших прядей. — Нет. Но если сейчас моя смерть хоть чем-то ему поможет — быть посему. Я за свою любовь готова на все. А ты? Согласился бы подписать смертный приговор своей возлюбленной, если бы это спасло тебе жизнь?

Мартериар прекрасно понимал, что она знала все, что привиделось ему в перелеске. Он так хотел, чтобы Кайра оставила пост жрицы — но не стал ничего менять, даже когда получил такую возможность. Потому что не жалел об избранном пути, как не жалела Черли. Даже если идти по этому пути было тяжело.

Рука дрогнула, рыцарь опустил меч острием в пол.

— Что же вы? — вновь подал голос Ховард. — Я знаю, что мне причитается. Безликий… учил смирению.

Мартериар взглянул на пылающее лезвие. Рукоять была горячей, а сам меч словно ничего и не весил. Предал бы он Кайру? Разумеется, нет. А она жалела Сильвера несмотря на все, что он совершил. И, вне сомнения, она вступилась за него. Как она говорила? Светлая учила состраданию?

Рыцарь отступил на шаг назад. Черли взирала на него столь же безразлично, как и секунду назад. Эльф не был уверен в том, что делает, и медленно, готовый каждый миг изменить свое решение, вытащил из небольшой сумки у пояса оставшийся бинт и несколько завернутых в него целебных листьев. Он бросил их Черли, убеждая себя, что делает это потому, что Светлая учила состраданию, а Верный — милосердию. Не потому, что эти двое до звона в ушах напоминали ему Кайру и его самого.

— Идите. Здесь оставаться вам нельзя. Есть другие земли. Другие народы. Если вы и правда не причините вреда больше никому… Где-нибудь вас примут.

Он отступил еще на шаг и бросил меч на пол. Лезвие мгновенно погасло. Рыцарь не оглядываясь миновал коридор, поворот, арку и половину лестницы. С середины ее было видно, что огонь погас, а убитый дракон раскинул крылья во всю ширину зала, и так и лежит, обратив морду к выходу. На упавшей балке сидела Патриция — прежняя Патриция, совершенно живая, разве что слегка потрепанная; она подняла заинтересованный взгляд на рыцаря. Действие чар, очевидно, сошло на нет. Дальше, у высоких дверей, Лир беседовал с только что прибывшим отрядом рыцарей Верховных. Среди них виднелся воин с красными перьями на шлеме.

— Где лжезаступник? — подал голос Сильвер, заметив брата по ордену. — Где колдунья?

Голоса смолкли. Тишину нарушал только утихающий ливень снаружи.

— Мертвы. Тела преданы огню.

Раздался одобрительный гул, толпа зашумела, без опаски зазвенели радостные голоса. Лир на мгновение поймал взгляд рыцаря, склонил голову и прикоснулся к каменной подвеске. Из всех собравшихся только находящаяся ближе всех Патриция смогла разглядеть, как у него посинели кончики пальцев и насколько сильно дрожат руки.