Бэкхён медленно шагает по тёмному коридору, слыша приглушённую музыку с первого этажа коттеджа. Хочется спать, от выпитого алкоголя слипаются глаза. А ещё шатает не хуже, чем в поезде, и омега едва держится на слабых ногах. Он рукой ведёт по стене, иногда цепляя рамы картин и огибая их пальцами. Ни черта не видно, хоть глаз выколи. Он впервые пришёл со своим другом в новую компанию в незнакомый дом, поэтому ориентироваться не может в нём от слова совсем.

      Ведь знал, что нужно было попросить хотя бы минимальную экскурсию. Слова: «направо, налево, вверх, налево, вправо» совсем никак не помогают сейчас. Мозг отказывается думать напрочь. Икнув и сделав короткую передышку, что не слишком помогла хоть чуточку видеть в темноте, омега продолжает идти вперёд, надеясь, что не врежется лбом во внезапно возникшую перед собой дверь.

      Бён не понимает, в какой из моментов начинает слышать лучше и различает тихие шаги за собой. Он нервно сглатывает и оборачивается, замечая, как останавливается и кто-то за ним.

      Аромата он никакого не чувствует, и это точно его больная фантазия. Дожили. Или допили.

      Бэкхён ведёт руками по плечам и пару раз делает глубокие вдохи, чтобы вновь развернуться и идти к последней комнате в коридоре. Даже мотает головой, отгоняя странное наваждение. Шаг, ещё шаг, и следом уже идёт не один, а несколько. К горлу подступает ком, и омега точно слышит три запаха, в ужасе надеясь, что эти трое альф сейчас хлопнут дверями в комнаты, мимо которых он прошёл. Ладони вмиг потеют, а пальцы леденеют, и он спешит их размять, шагая быстрее.

      Быстрее, быстрее, быстрее.

      Закрыться в комнате и спокойно выдохнуть — это всё, чего он сейчас хочет. Внутри сердце делает кульбит, когда кто-то из них хмыкает. В голове пусто, из горла даже звука не вырывается. Единственное, что может Бэкхён — лишь бессильно прохрипеть и упереться носом в дверь.

      Рука хаотично находит ручку и крепко сжимает, только сзади кто-то впечатывается в него, вжимая в деревянную поверхность всем телом, и не дает открыть спасительную комнату. Сердце ухает вниз, отбивая свой ритм где-то в холодном паркетном полу.

      — Детка, ты рано ушёл. Придётся тебя наказать.

      И дикий, нет, животный смех ещё нескольких людей позади.

      Омега вскакивает в постели, загнанно дыша. Он чувствует, как что-то щекочет кожу и проводит рукой по лицу, понимая, что это слёзы. Бэкхён подгибает ноги и утыкается в колени лбом, стараясь успокоиться и прийти в себя. Этому воспоминанию лет пять, а оно всё продолжает его преследовать, противно скрести внутри и говорить, что он совсем никчёмный в этом мире. В ушах до сих пор стоит их противный смех и собственные стоны боли и отчаяния.

      Мурашки бегут по телу, и парень рвано выдыхает, щипая себя за кожу на плече. Не надо это вспоминать, а мозг словно специально подкидывает всё больше и больше воспоминаний той ночи.

      За окном щебечут птицы и солнце только-только встаёт, только такая прекрасная картина нисколько не улучшает поганое настроение. Бён спускает ноги на пол и никак не может решиться встать. Кажется, что только он ступит, как тут же упадёт. Ног совсем не чувствует, внутри будто вата, а ещё так сильно кружится голова. Будто он опять тем самым утром после пьянки.

      Правда, тогда было гораздо хуже. Настолько, что хотелось самоубиться.

      Три коротких стука в дверь, и Бэкхёну приходится встать, опираясь на рядом стоящую тумбу. Это Сехун. В середине недели омега предложил ему не врываться в комнату и не вытаскивать его из постели за шкирку, а просто стучать, как бы говоря, что после третьего раза он всё же войдёт. И, что очень понравилось Бёну, альфа принял это условие.

      — Выглядишь отвратно.

      — Отвали.

      Говорят они друг другу после того, как Бэкхён открывает дверь и выходит в коридор. Он и сам понимает, что вид его явно не на пять звезд, а максимум на одну жалкую и то с натягом. Обычно ему не часто снится этот сон, который почему-то всегда заканчивается одним и тем же, обрывается на этой двери, на этом чувстве беспомощности, но, когда такое происходит, омега довольно долго не может прийти в себя. И день можно считать по-настоящему испорченным, потому что единственное, чего хочет Бён — лежать на кровати и пялиться в потолок.

      — А где…?

      Обрывается на половине фразы Бён, заходя на кухню и не видя как обычно сидящего за столом Чанёля. Сехун отвечает, что альфа ушёл по срочным делам уже давно, и Бэкхёну отчего-то становится вмиг в разы хуже. Односторонние препирания словно стали обыденностью, и понимать, что сегодня, в такой херовый для него день, этого не будет — просто ужасно. Даже есть не хочется, поэтому он копается ложкой в ароматной овсянке, а после встаёт, так ни к чему не притронувшись.

      — Ты не выйдешь, пока не съешь, — останавливает его О, преграждая выход в коридор. Бэкхён смотрит на него таким тяжёлым взглядом, что альфа сдаётся и отходит в сторону. — Единственный раз закрою на это глаза, иначе Чанёль меня сожрёт. Он, кстати, сказал мне поручить тебе полив цветов во втором отсеке, так как может задержаться, а сделать это надо в определённое время.

      Хотя в прошлый раз Бэкхён не сильно язвил желанием смотреть на растения, однако каждый день таскался с альфой туда, кидая, что ему просто хочется побыть на улице и желательно без этого Сехуна, который своим присутствием его пугает. Истина была в том, что наблюдать за красивыми бутонами в абсолютной тишине ему чрезвычайно понравилось. Пак даже в какой-то из дней дал ему самому пару раз щёлкнуть ножницами и полить из лейки несколько цветов. Второй отсек с довольно неприхотливыми цветами стал для Бэкхёном его собственностью и ответственностью.

      Правда, сначала так думал только омега, но, кажется, Чанёль прочуял его заинтересованность.

      — Не хочу.

      Видно, как Сехун нервно дёрнул уголком губ, недовольный этой фразой.

      — Два раза закрывать глаза на поручения моего начальства я не буду, сказал же.

      — Делай, что хочешь. Мне хуёво, и я ничего не хочу делать, окей? — психует омега и отталкивает Сехуна, быстро поднимаясь по лестнице и закрывая дверь своей комнаты прямо перед носом охранника. О тяжко вздыхает и сжимает кулаки, но тут же расслабляется, уже давно поняв, что Бэкхёна заставить что-то сделать крайне сложно. Лучше один раз пойти на поводу.

      Омега же и сам не знает, почему вдруг вспылил.

      Он заваливается на кровать и закутывается в одеяло до подбородка, угрюмо смотря в стену. Та была нежного салатового цвета, но даже успокаивающее воздействие от него никак не может угомонить бушующие внутри эмоции. Перед глазами вновь эти картинки, их ухмыляющиеся рожи. После этого Бэкхён раз и навсегда понял, что все альфы и беты — животные. Противные и мерзкие, до трясучки.

      «Ты сам виноват, что заглушил течку и припёрся сюда».

      А после этих слов он понял, что даже его друг, которому он всецело доверял, такой же. Ведь никакой течки у него не было, ничего он не глушил, а тот так легко поверил полиции, в которую парень сразу же накатал заявление. Его просто разорвали у него на глазах, ухмыляясь и говоря, что в этом нет ничего страшного. Он даже сейчас слышит этот хруст рвущейся бумаги.

      «Вы слабые по природе и течёте при любой возможности. Ваш запах сам привлекает остальных, вы виноваты в том, что не можете его сдерживать».

      — А вы не умеете сдерживать члены в штанах, — бурчит он в одеяло и укрывается полностью с головой, прерывисто выдыхая в мягкую ткань.

      Сколько он так пролежал — не знает. Омега даже не переворачивался на другой бок, продолжая сверлить взглядом уже темноту под одеялом и едва всхлипывать, чувствуя, как жжёт глаза от подступающих слёз. Сначала погибли родители, потом заболела бабушка, вскоре её не стало. Он остался один на один с этим жестоким миром, запятнанный таким липким и ярким словом «омега». Из-за вечных унижений и вседозволенности, из-за отсутствия родственников ему пришлось уйти после средней школы, бросив мечту стать хорошим юристом и отстаивать права омег. Пришлось скитаться по улице из-за вломившихся в квартиру качков, утверждающих, что его бабушка взяла кредит и так не рассчиталась. Он начал подрабатывать нелегально, мести дворы и получать копейки, чтобы не сгнить от голода и холода, чтобы снять маленькую комнатку хотя бы для сна.

      И только ему удалось хитрым способом украсть карточку у этого поганого Ли и снять с неё деньги, как его тут же схватили за шкирку и притащили сюда. Та огромная сумма до сих пор, наверное, лежит в комнатке под кроватью, запакованная в сумку. А возможно её уже стащили и раскидали на всех, даже не задумываясь, откуда у этого бывшего жителя такая сумма.

      — Ты там не умер? — звучит голос Сехуна и вновь три коротких удара. Оказывается, он уже стучит минуты две, но всё не решается зайти внутрь. Удивительно, ведь терпения у альфы хватает максимум на пару секунд.

      — Я же сказал тебе отвалить! — хрипло восклицает омега из-под одеяла, слыша щёлканье замка и тихий скрежет ручки.

      — Уже восемь вечера. Чанёль сказал, что приедет минут через десять, а ты так и не удосужился полить цветы и поесть хотя бы раз за этот день. Поднимайся, — дёргает за угол одеяла, откидывая его и открывая спину омеги, что вздрагивает от холодного дуновения. Он весь вспотел, но ни в какую не хотел вылезать из своего кокона, веря, что это его единственная и самая надёжная защита.

      О ведёт носом, странно вскидывая бровь. Запах Бёна усилился ещё больше, чем с утра.

      — Сходи к врачу, ты кажется глухой. Я никуда не пойду! — тянет покрывало на себя, упрямо сопя. Сехун выдыхает и даже, казалось бы, сдаётся, но резко вырывает одеяло из-под скрученного в него омеги и кидает в другой угол комнаты. — Блять, ты идиот?

      На мгновение мелькает вместо одного Сехуна, стоящего над ним, несколько тёмных фигур, нахально оскалившихся, и парень отползает на край кровати, хватая подушку и прикрываясь ею. О непонимающе хмурится: сегодня Бэкхён отвечает очень слабенько, даже ни разу не упомянув три мата в одном слове, а ещё от него фонит с каждой минутой всё хлеще. Омега пару раз моргает и видение пропадает, а вот ладони вмиг потеют, и он их вытирает о наволочку, прикусив изнутри губу.

      — Даю тебе ровно одну минуту, — грозит пальцем альфа и выходит из комнаты, прикрывая дверь. Бён смотрел на него так испуганно и загнанно, что внутри всё сжимается от странного чувства. Разве он так сильно пугает? Альфа разглядывает себя в зеркало, ни разу не припомнив, чтобы его пара говорила что-то по поводу этого. О максимум дотошный, но не устрашающий.

      Входная дверь громко хлопает, и охранник спешит туда, наблюдая, как Чанёль устало снимает ботинки, закидывая одновременно папку на тумбу. Он потирает заднюю сторону шеи и разминает её, наклоняя голову. Смачный хруст, и альфа чуть улыбается, выдыхая. Сехун как-то странно напрягается, и это заставляет Пака подозрительно сощурить глаза, понимая, что что-то не так.

      — Что случилось?

      Самое страшное — это побег Бэкхёна. Даже если это буквально невозможно, этот вариант до сих пор имеет вероятность события. Слова, которые Чанёль не готов услышать. Он напрягается всем телом и пытается уловить запах омеги, но Сехун прерывает его.

      — Он целый день не ел, заперся в комнате, а ещё так и не выполнил твою просьбу, — аж камень с плеч. Пак выдыхает и делает шаг вперёд, снимая с себя лёгкое пальто. К вечеру опять похолодало и заволокло небо тучами. Будто предвестники беды.

      — Просьбу?

      — Цветочки полить.

      Чанёль понимающе мычит и откидывает это невыполненное задание подальше. Оно не слишком важно. Важно лишь то, что омега не ест и не выходит из комнаты. Это заставляет понервничать, и альфа, кинув сумку с документами на диван в гостиной, идёт прямиком к знакомой двери. Слабый запах персиков начинает ощущаться уже около лестницы, и с каждым шагом всё больше и больше усиливается. Пак жестом приказывает Сехуну остановиться и идёт дальше уже сам, дрожащей рукой дёргая за ручку.

      — Свали нахуй! — звонко разносится сразу же по всей комнате. Чанёль сглатывает и открывает дверь, наблюдая, как Бён вжался в стену, всё также сжимая подушку. Перебирает наволочку пальцами, натягивая ткань, что та скрипит под ними. В комнате удушающая жара из-за закрытых окон и этого сладкого запаха омеги на кровати, поэтому Пак медленно входит внутрь, прикрывая за собой дверь. Лишние проблемы ни к чему. Бэкхён смотрит на него с яростью и бушующим огнём на дне зрачков, дыша через рот.

      Альфа настигает окно за пару шагов и открывает его нараспашку, впуская уже прохладный вечерний воздух внутрь. Где-то вдалеке гремит гром, а из-под двери начинает свистеть ветер.

      Чанёль сразу смекает, что у Бэкхёна течка. Как только альфа почуял аромат у лестницы, это было единственное и, как оказалось, верное предположение произошедшего. Однако оставлять омегу в таком состоянии нельзя, нужно срочно найти подавители. В тумбочке должна лежать специально упрятанная служанкой аптечка на случай чего. Но стоит Паку встать чуть ближе к омеге, как тот ещё сильнее вжимается в несчастную стену, вытягивая руку вперёд.

      — Я сказал тебе убраться отсюда, — шипит сквозь зубы, и Чанёль улавливает сквозящий в его голосе страх.

      — Закройся, а? — кидает он, даже не зная, как правильно ему ответить. Он и сам волнуется, ощущая, как слегка трясутся руки. Парень отодвигает ящик, доставая небольшую коробочку с таблетками. Быстро перебирает связанную кучку стандартов, читая названия на них. Выудив нужные и кинув себе на руку две штуки, он замечает вазу с цветами на подоконнике. Отбрасывает уже почти распустившиеся бутоны в сторону и подходит с сосудом к омеге. Опирается коленями на кровать и протягивает. — Пей, живо.

      Бэкхён осматривает протянутые предметы в его руках сквозь пелену на глазах и смаргивает подступившие слёзы, принимая таблетки, быстро закидывая их в себя и выпивая застоявшуюся воду. Она такая противная на вкус, немного затхлая, но омега пьёт жадно, не обращая на это внимание. Отдаёт вазу обратно, вновь сжимая подушку в руках. Утыкается носом в наволочку и смотрит исподлобья на Пака, что поправляет чуть спавшую чёлку. Лихорадит омегу знатно, отчего он хочет впиться зубами в ткань.

      — Так и знал, что это произойдёт именно в первый месяц, — почему-то решает бросить альфа, присаживаясь на край. Аромат персика в каждом углу и окутал его всего, но он держится, тяжко проводя рукой по лицу, утирая выступивший пот на лбу. Бэкхён же решает промолчать, что это из-за Пака, из-за их истинности, ведь это будет ни к чему и глупо звучать.

      Его потряхивает от страха, что Чанёль так непозволительно близко сейчас. Что он может в любой момент сорваться, а Бён даже нормальный отпор не даст. Только вот сам альфа сидит спиной к нему, кажется, не дыша совсем. Он изредка поглядывает на часы, а после вновь возвращается в ту же позу. Бэкхёну хочется выть от непонимания, почему он всё ещё здесь, почему продолжает сидеть, терзая омегу.

      Кажется, что проходит вечность. Бэкхён немного расслабляется, совсем чуть-чуть, бдительности не теряет, с опаской глядя на Пака. Он начинает дышать через нос, понимая, что огонь внутри немного поутих, однако запах малины всё равно удушает и действует прямо противоположно подавителям. Когда альфа хлопает себя по коленям и встаёт, вернувшееся обратно сердце Бёна вновь ухает вниз.

      — Вроде тебе полегчало, твой запах стал слабее, — оглядывает его, сглатывая. — Пойду в теплицу, — разворачивается, тут же хмурясь из-за опять этого острого аромата. Бэкхёну становится страшнее вдвойне. Сейчас Пак уйдёт, а придёт кто-нибудь другой. И он точно не станет церемониться. Омега взволнованно прикусывает губу и неведомый чем нагибается вперёд, ухватывая Чанёля за запястье. Тот замирает, как и сам Бён, на доли мгновений, а после поворачивается к нему.

      — Ты чего?

      — Я хочу с тобой.

      Произносят в унисон. Чанёль глупо смотрит на него, но тут же смекает, что к чему и усмехается, мягко перехватывая чужую руку и отцепляя от своей.

      — Куда ты пойдёшь в таком состоянии?

      Бэкхён часто-часто вертит головой в стороны.

      — Всё в порядке.

      — Бэкхён, — строго басит альфа, разворачиваясь к нему полностью. — Давай ты сегодня отлежишься, а завтра посмотрим, хорошо? Вот, держи, — вкладывает в его руку дополнительную связку ключей от комнаты. — Тебе лучше закрыть дверь изнутри. И сюда точно никто не сунется.

      Омега сникает и садится ровно, кротко кивая. Пак тянет руку к его голове, но одёргивает себя, сжимая пальцы и выходя из комнаты, прикрывая дверь. Стоит до тех пор, пока замок внутри не щёлкает, и со спокойной душой идёт на улицу, кидая Сехуну, что тот на сегодня свободен.

      Бэкхён медленно прошагивает к своей кровати, сжимая ключи в руке. Он только сейчас понимает, что Чанёль отдал их ему, потому что хочет защитить? Пак сидел с ним эти долгие минуты, ждал, пока ослабнет аромат. Зачем? Для своей уверенности в том, что Бёну стало лучше? Омега не понимает, что ощущает после такого. Благодарность? Возможно, это она. Разве хоть один альфа так поступит? Те, которых он встречал, вряд ли. Они бы точно не стали этого делать.

      От этих мыслей внутри всё сковывает, и Бён заваливается на мягкий матрас, так и не удосуживаясь поднять одеяло с пола. Его ужасно клонит в сон, и глаза слипаются, что он не понимает, через сколько мгновений засыпает глубоким сном, ровно дыша. Сквозь пелену сознания только слышит слабый щелчок и ощущает на доли секунд аромат малины, а после опять темнота.

☆☆☆

      Чанёль понимает, что не может уснуть. Он в который раз переворачивается на другой бок, подминая подушку под головой, но веки всё никак не опускаются, а перед глазами то и дело возникает Бэкхён. Опять этот неизвестный Бэкхён. Бэкхён, который смотрит на него испуганно и пытается слиться с подушкой и стеной позади. Бэкхён, который хватает его за руку и просит пойти вместе, потому что боится. Боится, что если Пак уйдёт, то случится что-то плохое? Альфа вздыхает и неосознанно проводит ладонью по запястью, где недавно держал его омега.

      Он до сих пор слышит его запах, которым пропитались волосы. Чанёль сам себе говорит, что не мыл голову, потому что у него точный распорядок, а не потому, что он хотел оставить этот аромат, чтобы чувствовать его. Сладкий до умопомрачения, с небольшой кислинкой, но такой острый и горький, когда Бёну страшно.

      Омега очень таинственный, и Пак не может утверждать, что тот, которым он себя показывает практически каждый день, настоящий. Скорее всего, Бён в реальности вот такой: загнанный и испуганный зверёк, который из-за страха отрастил иголки. Почему-то ему очень хочется видеть Бэкхёна без всех этих напускных грубостей и нахальства. Может, тогда бы они быстрее нашли общий язык?

      Ложью можно назвать, что с самого начала, когда он увидел это фото, холодно смотрел на омегу. С первого взгляда он его чем-то зацепил: то ли отстранённым взглядом, то ли просто внешностью. Бён удивительно красив, даже когда злится. В принципе, это глупо отрицать.

      — Спишь? — Сехун неожиданно открывает дверь его спальни, прерывая раздумья. Чанёль приподнимается на локтях, отвечая на вопрос и задавая вскинутыми бровями уже свой. — Бэкхёну плохо, кажись, — он впервые между ними называет его по имени, что заставляет сжать от волнения одеяло руками. — Там некоторые только и успевают мельтешить. Парочку даже поймал держащихся за ручку.

      — Уволю, блять, — грузно выдыхает альфа и поднимается на ноги. Видимо, Чанёль настолько погрузился в свои мысли, что совсем не слышал шагов за своей дверью. Не слышал пробегающих мимо прислуживающих, которым бы по головам надавать за такое активное поведение ночью около комнаты текущего омеги.

      Он выходит в коридор, сталкиваясь с уборщицей, что ойкает и замирает на месте, крепче сжимая швабру. Её глаза блестят, а на лбу появилась испарина, только грозный взгляд начальства опускает на землю. Взгляд девушки устремляется в пол, как и ещё нескольких человек неподалёку.

      — Разошлись все, — гневно обводит взглядом их Пак, и те быстро скрываются в своих небольших комнатках, боясь получить нагоняй от альфы. — И долго они тут носились? — обращается к Сехуну, но тот лишь пожимает плечами. Альфа и сам проснулся только тогда, когда на первом этаже около его комнаты бета уронил поднос со стаканом воды.

      — Я могу быть свободен?

      — Да, иди.

      Сехун кивает и уходит, провожаемый взглядом Чанёля. Тот трёт глаза и даже бьёт себя слегка по щекам, доставая привязанный на шее ключ и вставляя его в скважину. Вращает пару раз и жмёт на ручку, открывая дверь и тут же ощущая ужасно сильный и приторный запах персика. Окно, видимо, захлопнулось из-за сквозняка, поэтому, закрыв дверь, альфа первым делом распахнул его.

      Бэкхён, к счастью или нет, спит. Сжимает край подушки пальцами и едва елозит ногами по простыне, сминая её. Альфа подходит к омеге и кладёт руку на лоб, ощущая, как он горит. Бён весь источает жар, словно в бреду шевеля губами и пропуская тихие вздохи. Пак позволяет себе выйти на минуту, чтобы смочить полотенце, взять стакан воды и вернуться обратно.

      В коридоре никого нет, абсолютная тишина.

      Он прикладывает ткань к голове Бэкхёна, мягко переворачивая его с бока на спину. Почувствовав прохладу, омега чуть приоткрывает глаза, моргая пару раз, и после осознания дёргается, но руки Пака пригвождают его обратно.

      — Исчезни, — едва выговаривает он, слабо пытаясь убрать его руки. Внутри сердце заходится в бешеном ритме от одной лишь мысли, что альфа пришёл не просто так.

      — Может, ты не будешь кусаться? — хрипит Чанёль, зачёсывая его спавшую на глаза чёлку назад. — И примешь помощь от других, не сопротивляясь?

      — Отстань, ублюдское животное, — бьёт его по предплечьям. — Все вы одинаковые. Сгинь.

      — Вот же ж упрямый, — чертыхается Пак и садится на кровать, упрямо двигая сползшее полотенце обратно на лоб, а после доставая ещё две таблетки. Бэкхён обессиленно мычит: он понимает, что не может пошевелить никакой частью тела. Слишком тяжело. — Пей. Сейчас же. А лучше, — выдавливает ещё таблетку, — вот так.

      Бён жадно глотает чистую воду, прикрыв глаза и чуть приподнявшись, не без помощи Чанёля, в кровати. Подавители были одни из самых обычных, только вот из-за альфы рядом они действуют чрезвычайно короткое время, нежели написано на упаковке. Отдав кружку Паку, он откидывается на подушку, прижимая одной рукой уже нагревшуюся мокрую ткань на лбу. Его взгляд слегка расфокусирован, а веки едва-едва открываются, следя за альфой напротив.

      — Они ломились ко мне, — шепчет Бэкхён устало, совсем растёкшись по кровати. — А ты обещал, что сюда никто не сунется, — горько произносит он почти слышно. Пак вмиг ощущает вину за это, кто же знал, что не все могут держать себя в руках. Омега же сдавленно вновь мычит, даже дышать ужасно утомительно, не то что двигаться. Чанёль опять проводит рукой по его волосам, заботливо зачёсывая их назад.

      — Я знаю, мне уже рассказали. Спи, я прослежу, чтобы никто сюда не вошёл, теперь можешь быть точно уверен в этом, — отворачивается от него, горбясь и смотря на запертую наглухо дверь. Запах опять потихоньку слабеет, а распахнутое настежь окно уносит его ещё быстрее, приятно охлаждая кожу.

      Бэкхён смотрит на его спину долгим взглядом из-под полуопущенных ресниц. Где-то глубоко щемит из-за того, что альфа вероятнее всего не будет спать, а ведь он только вернулся после тяжелого рабочего дня и наверняка хочет отдохнуть. Омега из последних сил, отбрасывая свои страхи, двигается левее, к стене, заставляя Пака развернуться и вопросительно вскинуть бровь.

      — Ложись.

      — Спи, — усмехается Чанёль, зная, что Бёну это стоило последней воли, чтобы предложить такое.

      — Я снизошел своей милостью, а ты нос воротишь, тупой альфа, — причитает омега, недовольно хмурясь.

      — Ладно-ладно, если ты так просишь.

      Он укладывается рядом, на самом краю, оставляя Бэкхёну большую часть кровати. Поворачивается лицом всё к той же двери, выдыхая долго сквозь зубы. Всё же он не железный, и такой притягательный аромат Бёна на него действует ещё убийственней, чем остальные. Да, Чанёль может держать себя в руках, но с каждой минутой это становится куда сложнее. Омега и сам отворачивается к стене, спиной к нему, закусывая губу. Внутри всё язвит от глупого желания, которое появилось в голове за доли секунды.

      «Дожили, Бён Бэкхён, ты сошёл с ума», — он вновь тихо мычит уже от своей слабости. — «Плевать». Единственное, что успевает мелькнуть в голове до того, как они разворачиваются друг к другу одновременно. Быстро, мгновенно, как молния, стреляют в друг друга взглядами.

      — Иди сюда, — первым произносит Чанёль, раскрывая руки, и Бэкхён ластится к нему в поисках тепла, утыкаясь носом в грудь. Сам не знает почему в его объятиях так непозволительно хорошо, хотя на дне души противно скребут сомнения, ведь Пак — альфа. Делает пару вдохов и понимает, что этот тошнотворно-приторный аромат малины успокаивает, убаюкивает как маленького ребёнка, и он засыпает, ощущая перед окончательным впадением в глубокий сон, как его нежно гладят по голове.

      Совсем как в детстве.