Родителей не выбирают. И с трудностью этой фразы Чанёлю пришлось столкнуться ещё с самого своего рождения, ведь его отец любил показывать своё явное доминирование в семье. Его слово последнее, его мнение всегда выше чьего-то другого, он знает, как будет лучше для всех, и ему ни в коем случае не надо навязывать своих взглядов, потому что это бесполезно. Что в работе, что в семье старший альфа придерживался всех этих негласных правил. Было ли это правильно? Абсолютно нет.

В воспитании Ёнгам, отец Чанёля, не любил поблажек. Ударился об угол стола? Не смей рыдать, не выпячивай трясущуюся губу и не шмыгай носом. По учебе стало слишком тяжело? Ты должен вырасти образованным альфой, который станет моей заменой. И всё равно, если ты не понимаешь эту грёбаную химию от слова совсем, ты должен быть лучшим во всём. И не только он сам был холоден, но и предотвращал любые попытки окружающих вести себя со своим сыном иначе.

Расти в семье, где твои родители будто ангел и демон на разных плечах — трудно. Отец твердит одно, а мама шёпотом на ухо — другое. Отец говорит, что нужно слушаться его и поступать, как скажет он, а мама постоянно отвечала, что Чанёль волен выбирать, что делать, сам, думая своей головой. Но отвыкнуть от липкого страха перед отцом из-за своего непослушания невозможно. Ещё с малых лет будто в подкорку вбили, что это плохо, что это больно, что так делать нельзя. Поэтому Пак-младший покорно склоняет голову и следует его указаниям.

Нужно найти партнёра? Он обыскал весь город, собрал кучу досье омег и тщательно изучал их каждый вечер, думая, что вот-вот и стукнет кулаком, отказываясь от веления отца. Нужно насильно посадить незнакомого человека на цепь и так же, как и отец, указывать, что ему делать? Он, скрепя зубами, сделает это, этой же ночью коря себя за такую слабость. Нужно, чтобы этот человек вёл себя нормально и не подставлял его отца? Чанёль сделает всё, что угодно, против своей воли, чтобы видеть довольный блеск в родных глазах.

Чанёлю кажется, что он просто проживает не свою жизнь. За него постоянно всё выбирают, вечно тычут носом, что нужно делать. Где работать, где жить, с кем общаться, с кем стать врагами. Из-за этого всего он и перестал доверять людям, пытаться с ними сблизиться, открыться им, так как те уходили от него, даже если общались с ним довольно тесно. А потом использовали всю информацию, сказанную когда-то, против альфы. Сколько у него не было друзей, знакомых, даже партнёров, однако стоит Паку-старшему нахмуриться и сказать, чтобы те исчезли, то Чанёль разрывал все эти связи, скрипя сердцем.

Ладно, когда уходили друзья. Больше всего ранило то, когда от него уходили люди, которых он любил.

И сейчас, обнимая уже уснувшего Бэкхёна, Чанёль останавливает руку, которой он незатейливо перебирал его волосы, понимая, что делает что-то крайне не то. С одной стороны, он не мог бросить омегу одного здесь, а с другой — это всё лишнее. Пак медленно отодвигается, подбирая одеяло и укрывая Бёна им, а после садится на край, утыкаясь лицом в ладони. Всё идёт совершенно не так. Он не должен так поступать, ведясь на какое-то внутреннее притяжение к этому омеге, недовольно хмурящемуся во сне.

Он должен оставаться таким же бесстрастным к нему, но почему-то не может. Особенно после его слёз в ванне и такого убитого вида, от которого внутри всё свело так, что хотелось бы просто ничего не чувствовать. Чанёль опять ощущает эту тяжесть на плечах, даже слышит шёпот отца и матери. Один твердит вести себя как положено альфе, статно и высокомерно, а вторая — как настоящему альфе, заботливо и понимающе.

Испытываемые чувства настолько путают, что Чанёль невольно пропускает вдох, а после тяжело выдыхает, чувствуя горечь во рту. Хочется всё бросить к херам, отпустить уже Бэкхёна, вернуться к прежней жизни, а лучше — уехать куда-нибудь далеко. Однако злое лицо отца останавливает и блокирует все порывы хоть что-нибудь сделать против. Это неправильно, это ужасно, всё то, что он делает — просто убого и не красит его как человека буквально никак.

Он сейчас в таком положении, что хочется зарыдать и забиться в угол, чтобы никто не трогал.

Пак поднимается, хватая ключи с тумбочки, и выходит из комнаты, запирая ее снаружи. Первый шаг, чтобы убрать эти глупые мысли — это просто перестать следовать своим чувствам. Ему должно быть плевать, что может быть с Бёном, поэтому кладёт связку на полку в коридоре, на самое видное место, и уходит обратно в свою спальню, где всё же засыпает, внутренне борясь с желанием встать и забрать эти дурацкие ключи.

☆☆☆

Выспаться не получается от слова совсем. Чанёль ощущает себя настолько помятым и усталым, что даже зрение ухудшается, и он едва может разглядеть, что написано на банке в его руке. Чувство, будто альфа сейчас не здесь, а где-то далеко в своём мире и не понимает родного языка, читая слоги вслух и ровным счётом не вникая ни с какой попытки. Ситуацию ухудшает и яркое солнце, что освещает кухню и слепит и так ничего не видящие глаза.

— Эй, разве ты вчера не хотел всех убить за то, что они не могут подавить свои похотливые мысли? — оглушающе для Пака говорит Сехун, тряся связкой ключей в руках. — Я их сегодня нашёл в коридоре, точнее, их даже искать не пришлось. Они лежали прямо чуть ли не в моих руках.

— Плевать, — резко обрывает его Чанёль, щурясь.

О вопросительно приподнимает бровь.

— Окей. Я тогда подниму его к завтраку, — указывает большим пальцем себе за спину и уже хочет было развернуться, но его пригвождает к земле голос Пака.

— Сам захочет — поест, нет так нет, — продолжает водить пальцем по одной и той же строчке альфа, ещё больше удивляя Хуна своими словами. Разве это не Чанёль строго приказал ему насильно кормить этого засранца, чтобы он не помер с голоду? А сейчас ему «плевать» видите ли. В принципе, вслух он произносит то же, что и только что подумал. — Всё изменилось.

— За несколько часов?

— А что такого? — ставит глупую банку на стол, просто уже пытаясь её вскрыть открывашкой. — Мне абсолютно должно быть всё равно. Он только должен ходить со мной и улыбаться журналюгам. Остальное неважно.

— У тебя случайно нет противного брата-близнеца? Твои слова меня напрягают.

— Тебе же тоже он не нравится. Ты омег всеми фибрами души ненавидишь, почему сейчас-то защищаешь?

Сехун мнётся пару секунд, сам не понимая почему. Наверное, потому что привык к этому Бэкхёну, да и не такой уж он противный. Только если своей напускной агрессией, а так Бён вполне обычный человек. Он словно ломает все стереотипы про омег, которые альфа прочитал когда-то в интернете. Это молчание Чанёль понимает правильно.

— Поэтому я и говорю тебе прекратить с ним нянчиться. Теперь ты будешь его просто таскать, когда нужно, а дома на тебе ответственность только за то, чтобы он никуда не сбежал, — крышка банки прогибается внутрь и сгущенка летит на все окружающие предметы, заставляя Чанёля чертыхнуться. — Следи за периметром и всё.

— Ты сегодня просто не в настроении, да? Что-то случилось?

Альфа устало переводит взгляд на охранника и наугад роняет несколько ложек сгущенки в чай, попадая точно в кипячённую воду. Подхватывает её за ручку и садится за стол, шумно отодвигая стул. Приготовленная еда даже святыми руками Уми не лезет в горло, только что-нибудь сладкое и даже приторное, что поможет хоть немного улучшить самочувствие.

— Ты с ним переспал и теперь чувствуешь неимоверную вину, поэтому пытаешься отгородиться?

Чанёль усмехается.

— Скорее, он бы меня задушил, чем дал к себе притронуться. Да и у меня есть голова на плечах, чтобы не совершать необдуманные действия.

— Тогда в чём проблема? На тебе совсем лица нет.

Пак проводит рукой по лицу снизу-вверх, зачёсывая волосы назад. Смотрит отрешённо в стол с пару секунд, только потом решаясь сказать Сехуну, что его тревожит. Всё же О ему близкий человек, стал таким за столько лет их общения. И как же хорошо, что отец не запретил ему тогда с ним продолжить общение, а даже похвалил такое стремление Сехуна стать его личным охранником.

— Проблема тут начинает копиться довольно большая, — делает вдох, ещё больше настраивая себя, но тут же мотает головой. — Так не пойдёт. Давай лучше где-нибудь, где точно не будет лишних ушей.

Сехун не имеет ничего против, он очень хочет услышать о проблемах Чанёля, помочь ему как-то распутать клубок своих мыслей и эмоций. Он отходит на шаг ближе к косяку, пропуская вставшего из-за стола альфу с кружкой вперёд. Пак отхлёбывает немного чая со сгущёнкой и кривится: слегка переборщил всё же. Они поднимаются по лестнице медленно, каждый думая о своём. Но сладкий, насыщенный, такой густой запах персиков ударяет в нос обоим альфам, заставляя нахмуриться.

Какого же было удивление Чанёля наткнуться на дрожащего Бэкхёна на коленях на полу. Он сжимает до побелевших костяшек свою пижамную футболку, крепко сжав челюсти. Взгляд альфы спускается по слегка вытянутой вперёд руке, натыкаясь на то, как та крепко держит гранёный пустой стакан. Видимо, Бён хотел сходить налить воды на кухню, но его хватило только до середины второго этажа.

Сам омега же приподнимает голову, улавливая сочный аромат малины и натыкаясь расфокусированным взглядом на слегка растерявшегося на секунду Чанёля. Он пытается пересилить вмиг ослабшие мышцы ног и подняться, но те упрямо не подчиняются, поэтому Бэкхён только и может скользнуть по полу ладонью, вновь возвращаясь в ту же самую позу. Живот ломит острой болью, и он едва вдыхает сквозь зубы, стараясь успокоиться. Ужасно тяжело.

— Бэкхён? — Сехун делает шаг вперёд, и от этого действия слегка покалывает в груди. Чёрт возьми, почему не Чанёль? Тот же останавливает альфу рукой и подходит со всей своей напускной спокойностью к двери кабинета, доставая ключи и отпирая его. Бэкхён рассеянным взглядом следит за его действиями, стараясь даже тихо не поскуливать от боли, от стоящего запаха.

— Отведи его обратно, — грубо кидает Чанёль кому-то в сторону. И Сехун с Бэкхёном замечают ту самую горничную, которая ещё в первый день пыталась по-доброму перебинтовать руки омеги. Сам же Пак хватает О за запястье и затаскивает его в кабинет, не давая произнести ни звука. Бён в растерянности смотрит ему вслед, тут же глупо улыбаясь своей тупости. Поверить в то, что Чанёль другой, было каким-то сумасшествием на больную голову. В области груди резко щемит. Проклятье, ему даже в какой-то степени тяжело видеть такое противоположное поведение. Его в прямом смысле отдают на растерзание нервно сглатывающей девушке-бете, что до сих пор не шелохнулась. Она в испуге переваривает вчерашнее поведение начальства с сегодняшним, не понимая, действительно ли нужно помогать этому омеге?

— Ты совсем свихнулся, — причитает Сехун чуть ли не истерично, когда дверь позади захлопывается. — Память отшибло, что вчера около его комнаты происходило? — он эмоционально машет руками, негодуя с поведения Пака.

— Я же тебе сказал, что с этого дня ты больше не бегаешь за ним, — прикладывает пальцы к вискам Чанёль, локтями упираясь в стол. — Сехун! — восклицает он, когда альфа машет на него рукой и хватается за ручку, выходя в коридор.

— Ну вот надо было тебе вытащиться за этой водой — недовольно ворчит О, отпихивая горничную и приговаривая ей скрыться подальше, присаживаясь рядом с омегой. В нос опять бьёт сильный аромат персика, что голова слегка кругом. Такой приторный, реально с Чанёлем два сапога пара. — И оба левые, черти бы вас побрали, — договаривает вслух, тяжело выдыхая. — Давай руку, я провожу тебя до комнаты.

— Пошёл нахуй, — голос Бэкхёна ломается на втором слове, и он едва слышно прокашливается, сдерживая слёзы от обиды. Сехун вздыхает, но всё же грубо выдёргивает стакан из его руки, оставляя на холодном полу, и резко поднимает омегу. Однако Бён сразу начинает падать обратно, совсем не держась на ногах. — Я же сказал тебе съебаться, блять.

— Слабенько, придумай что-нибудь новое, — кряхтит О и обнимает его за поясницу, перехватывая поудобнее. — Лучше направь свою энергию материться на то, чтобы перебирать ногами.

Бэкхён ничего не отвечает, он потихоньку идёт обратно, ощущая, как смазка противно течёт по бедру. Как же бесят течки, до трясучки просто. Сехун рядом тяжело сглатывает, но продолжает вести его, чуть встряхивая головой, чтобы убрать прилипшие пряди чёлки со лба. Перед глазами Бёна пелена то ли от этого идиотского возбуждения, то ли от тех же слёз, до сих пор стоящих. Одна из них всё же срывается и катится по щеке.

— Блять, придурок, — горестно, хрипящим голосом шепчет Бён, утирая тыльной стороной свободной руки щеку. Сехун смеряет его долгим взглядом, только потом отпирая дверь и заваливаясь с ним внутрь. Бэкхён совсем стоять не может, любое неверное движение чуть не роняет их обоих на пол. Но всё же О доводит его до кровати, и омега валится на мягкое одеяло, тут же закутываясь в него.

— Сейчас принесу тебе воду.

Сехун прикрывает дверь на ключ и проходит обратно в коридор, поднимая стакан и только потом замечая привалившегося на косяк своего кабинета Чанёля. Выглядит он ужасно недовольно. И, скорее всего, по большей части из-за себя.

— Дай мне две минуты, — проходит мимо него Сехун, тряся стаканом, и спускается по лестнице. Быстро налив воду, он уже обратно заходит на второй этаж, тут же останавливаемый какой-то красочной коробочкой перед глазами.

— Отдай ему, это лучшие подавители, что есть. С утра успел съездить. По одной три раза в день, — вздыхает и пропускает сквозь пальцы чёлку, тут же скрываясь за дверью своего кабинета. О краешком губ улыбается и хмыкает даже, возвращаясь к Бэкхёну. Вращает ключ два раза и аккуратно приоткрывает дверь, слыша звенящую тишину.

— Эй, ты там живой?

— Твой голос такой же убогий, как и ты в принципе, — отвечает он неровно и надрывно.

— Значит, живой, — секундная пауза, за которую Бён сильнее сжимает пальцами одеяло, ощущая, как смазка начинает течь обильнее. — Может, повернёшься? — однако ответа даже в виде движения или звука не последовало. — Окей. Вот, — оказывается внезапно прямо за спиной омеги, и Бэкхёна даже слегка трясёт от ужасающего страха. Хоть Сехун пару минут назад и вёл его, держа слишком близко к себе. — Это самые сильные подавители, что есть. Чанёль вроде как сказал, что нужно принимать по одной капсуле три раза в день.

Замок щёлкает, позволяя Бэкхёну развернуться в кровати и увидеть полный холодной свежей воды стакан рядом с небольшой упаковкой с каким-то ярким и сложным названием. Руки быстро разрывают коробку, выуживая одну капсулу, которую кладёт себе на язык омега, тут же запивая это всё водой. В мыслях до сих пор вертится имя альфы, а его запах будто стоит вокруг, мешая нормально дышать.

— Ёбнутый урод.

Падает обратно на подушку, прикладывая ладонь к горящему лбу. Он проснулся сегодня в хорошем расположении духа, вспоминая то, как адекватно вчера Пак относился к нему. Это даже несколько затронуло Бэкхёна, что где-то в подсознании уровень шкалы дебилизма у имени Чанёля сбросился на несколько отметок вниз. Омега полчаса лежал и глупо пялился в потолок, понимая, что, наверное, можно немного доверять альфе.

Да, он поступил как последняя скотина, но все совершают ошибки, и Бён не особо близко его знает.

Однако совершенно другая, холодная реакция Пака в коридоре ударила под дых, в который раз показывая, что ни за что в жизни нельзя верить никому. Сегодня он святой, а завтра ведёт себя как последний ублюдок. От этого больно. От своей глупости и наивности, ведь внутри теплится всё равно жалкая надежда, что не все вокруг бездушные твари.

Голова трещит, а штаны промокли до ужаса, надо бы сходить в душ, но этот путь омега вряд ли осилит. Единственный верный выход — это уснуть. Желательно, чтобы не проснуться или проснуться, но в своей обычной жизни и понять, что это идиотский долгий сон, который длится уже почти месяц. Может, он в коме? Мало ли что, вдруг тогда Ли прострелил ему голову?

Сехун же за время кучи мыслей Бэкхёна у себя в комнате заходит в кабинет, находя Чанёля в своём кресле, пододвинутом к широкому окну. Альфа смотрел на шикарный сад за домом, что сейчас красиво купался в лучах яркого утреннего солнца. Где-то внутри проскальзывает нотка гордости к себе и к своему увлечению, однако её прерывает вошедший О.

— Так ты не хочешь поделиться тем, что тебя волнует? — косится Сехун на друга, что мнёт чек из аптеки в руках, незатейливо пытаясь сложить его в какую-то фигуру. Альфа присаживается на широкий мягкий диван у стены, закидывая ногу на ногу. — Ты знаешь, что я могила и никому не расскажу, если сомневаешься сейчас только из-за этого мне говорить.

Чанёль поворачивается к нему, смерив взглядом, где прямым текстом читается, что он в Сехуне ни разу в жизни не сомневался.

— Всё с самого начала было глупым, — вздыхает Пак, запрокидывая голову и рассматривая белый потолок.

— Тут соглашусь, — кивает Сехун. — Твой отец выдал что-то дебильное, на самом деле. Дальше что?

— Он омега, я поступаю как урод, не такому меня мать, блин, учила. Да и держать кого-то против его воли для меня просто ужасно. Хочется убиться, чтобы не метаться в сомнениях, понимаешь? Я сегодня даже поспать нормально не смог из-за этих долбаных ключей. Просыпался каждый час и пересиливал себя, чтобы не забрать их обратно себе.

— Как всё запущено у тебя, — тянет Сехун, невесело улыбаясь. — Ты не хочешь подводить отца, но и воспитание не позволяет тебе так себя вести, — Чанёль на эти слова кратко кивает, закрывая глаза рукой. — А что у тебя в голове не увязалось с этими ключами? Почему ты, как бы сказать, — чешет затылок, подбирая слова, — так переживал из-за них, не мог найти себе места? Что двигало тобой, просто взять и оставить их в этом сраном коридоре?

— Потому что я не должен позволять себе слабости, Сехун.

— Почему?

Чанёль кривится и отворачивается вновь к окну, нервно стуча пальцами по подлокотнику. Действительно, почему? Он сглатывает, останавливаясь взглядом на яблоне, что едва колышется на ветру, явно тихо шурша листьями. Ему точно нужен психолог, если уже не психиатр, потому что альфа сам понимает, что медленно сходит с ума. Причём это началось не после того, как он привёл Бэкхёна к себе, а с дня своего рождения. Двадцать пять лет назад.

— Так почему ты не можешь быть просто собой? Боишься, что он тоже сбежит от тебя по первому щелчку пальцев, когда ты ему откроешься?

Сехун бьёт по нужному месту, зная Пака вдоль и поперёк. Чанёль на это лишь молчит. Внутри всё сжимается от напряжения, пальцы перестают стучать, уже до скрипа сжимая несчастный подлокотник.

— Скажу тебе неутешительную весть, но он до сих пор хочет отсюда уйти, — и правда, Пака его слова нисколько не утешают. — Но, — чуть громче добавляет он, — я думаю, что это из-за того, как ты себя ведёшь. Когда ты себя показываешь настоящего, то он по-другому на тебя смотрит, поверь. Я не знаю, что у него было в прошлом, но вряд ли Бэкхён придерживается своей позиции на пустом месте. Не любит альф и считает их всех животными.

— Без разницы, как я себя веду, он не меняет своего отношения ко мне. Так что твои догадки неверны.

Сехун вспоминает тихую, брошенную омегой фразу, когда он его доводил до комнаты, и ладонь, что утирала стыдливые слёзы. Вряд ли Бэкхён говорил это про себя или про самого О. Чанёль не видит, как тот меняется в своем поведении, хоть и на самую малость, когда альфа не ведёт себя как последний идиот.

— Ты просто не видишь, Чанёль, — разрезает повисшую тишину О, говоря это всё также в спину отвернувшегося на стуле от него Паку. — Тебя кидает из крайности в крайность, конечно, тут трудно увидеть хоть что-то другое в его отношении к тебе.

— Хорошо, — прокручивается лицом к нему, складывая руки на груди. — И что мне тогда сделать, чтобы я якобы увидел твои иные его эмоции по отношению ко мне? — альфы смотрят друг другу в глаза: один выжидает, а второй быстро перебирает разные варианты у себя в голове.

— Просто наладь с ним взаимоотношения. Думаю, тут всё ясно, как божий день.

— Я уже пытался это сделать, — косится в сторону Чанёль, ни в какую не желая принимать советы Сехуна по поводу Бэкхёна. Он уже сделал всё возможное за эти двадцать восемь дней, которые омега живёт здесь. Что-то поменялось? Абсолютно точно нет. Что-то изменится? Вряд ли.

— Ладно тебе, пытаться сдружиться завтраками и ужинами — такое себе. Ваши теплицы и то, что ты был с ним вчера — это намного лучше. Почему бы тебе просто не дать ему хоть на улицу выйти? Он сидит тут в четырёх стенах и у любого человека уже крыша поедет, а у такого бойкого Бэкхёна она уже в первый день улетела.

— Он же выходит во двор. Я боюсь его выпускать за пределы забора.

— Никто не говорит отпускать его одного. Я могу с ним выйти куда-то, если что. Но, на самом деле, лучше это время проводить тебе с ним. Вам нужно между собой отношения наладить на более дружеские, а не мне с ним, — Сехун пересаживается поудобнее.

Чанёль смотрит на него долгим взглядом, явно передавая им весь свой отрицательный ответ по этому поводу. Он крайне твёрдо убеждён, что от этого ничего не изменится. А альфа напротив уж слишком уверен в своих словах, выражая это всем своим видом.

— Нет, Сехун, — не выдержав всё-таки это выражение лица О, вспыхивает Пак. — Давай не будем испытывать судьбу, хорошо?

— Да чего ты такой упёртый-то? Ты же сам хочешь, я вижу, с ним общаться по-нормальному, а не слышать в свою сторону одни обзывательства и унижения! — Сехуну кажется, что ещё немного и он точно отвесит Чанёль подзатыльник, если не ударит хорошенько куда-нибудь.

— Ладно, и какие у тебя варианты, куда можно с ним сходить, а?

— Да в тот же парк аттракционов, господи. Ты посмотри на него, он вряд ли куда-то ходил, тем более в такие места. Развеешься и ты сам, тебе точно нужна встряска эмоциональная.

— С Бэкхёном она дома бесплатно каждый день, — вздыхает Чанёль. — Всё равно ничего не изменится, вот увидишь.

— Окей, если завтра ничего не поменяется совсем, то мы переходим к тому плану действий, что ты говорил на кухне: Бэкхён сам по себе, никто с ним не нянчится и так далее. Он просто существует в этом доме, чтобы иногда выходить в свет с тобой. Согласен? По рукам? — даже протягивает ладонь, чтобы закрепить этот уговор. И почему-то Сехун сильно уверен, что он окажется прав и дело сдвинется с мёртвой точки. Однако Пак скептически сводит брови: он не полностью готов вот так заверять, что точно сможет забить хер на Бэкхёна, но уговор есть уговор, и он подъезжает на стуле, пожимая руку Сехуну. Тот разбивает их замок, показывая после большой палец.

— Временами ты слишком нудный. Вынуждаешь просто идти тебе на уступки.

— Поверь, ты потом мне спасибо скажешь.

Говорит это так хитро, будто в самом деле знает будущее Чанёля.