— Мы идём в парк аттракционов.

Повисает секундная тишина, показавшаяся вечностью. Бэкхён резко отставляет кружку с чаем, сгибаясь и чуть отъезжая на стуле. Он откашливается из-за попавшего не в то горло напитка, бьёт себя по груди, и только после того, как начинает ровнее дышать, поднимает слегка красные глаза на альфу. Тот совсем сбрендил что ли? Бён даже криво усмехается глупости данной фразы, потому что какой, к черту, парк аттракционов?

— Во-первых, тебе, наверное, хочется развеяться, не так ли? — правильно понимая его красноречивый взгляд, отвечает Чанёль. Будто они целую неделю течки не избегали друг друга из-за случившегося на второй день. Встречаясь всего лишь за завтраком или иным приёмом пищи, эти двое всё равно каким-то образом идеально увиливали от совместного времяпрепровождения. Особенно искусно это делал Бён. — Во-вторых, это будет довольно интересной статьёй, даже Сехун подтвердит.

Бён кидает взгляд на О и мельком думает, что эти двое точно не в своём уме. Может, не с той ноги встали? Лица какие-то добродушные, даже маленький намек на снисходительную улыбку есть. Набор для предельного недоверия и излишне колкого взгляда от омеги в ответ. Пак вздыхает и разводит руками опять же на немой вопрос: мол, нет, отказы не принимаются. Для Чанёля это действительно шанс хотя бы немного подружиться с Бэкхёном. По словам Сехуна. Сам же альфа верит в этот день несильно: пятьдесят на пятьдесят.

Омега кладёт ложку и отодвигает тарелку с ней и остатками обеда от себя, переводя дыхание. Он не хочет быть с Чанёлем целый день, он не хочет с ним разговаривать сейчас, он даже не хочет думать о нём, но этот альфа будто специально заставляет это делать. Бэкхён не хочет иметь с Паком ничего общего, а уж тем более играть на публику, когда этого можно и не делать. Наверняка это задумка, взятая с неба, чтобы просто была. Вот захотели в парк, а почему? Потому что статья хорошая будет. Оправдание даже на один балл из десяти не тянет.

Но, кажется, с его мнением сейчас опять не считаются.

— Через пятнадцать минут будь готов, хорошо?

От его голоса всё внутри злостно сжимается. Пак раздражает, бесит, он такой противный, что кулаки сжимаются. Двуличная тварина. Иначе не скажешь. Бэкхён скрипит зубами, сдерживая внутренний поток слов, которые уже на кончике языка и готовы в любой момент сорваться в лицо этому ёбнутому альфе. Не нужно с ним говорить и уж точно показывать хоть какие-то эмоции. Отодвинув стул, Бён встаёт из-за стола и молчаливо удаляется из кухни.

— Сейчас расклад явно не в твою сторону, — вздыхает Чанёль, на что Сехун пожимает плечами:

— Ещё не вечер.

Через действительно ровно пятнадцать минут Бэкхён вальяжно спускается по лестнице, осматривая некоторые новые вещи, которые ему услужливо поднесли. Прямые, чуть зауженные к низу, голубые джинсы с потёртостями, длинная, на пару размеров больше белая футболка и накинутая джинсовка. Его каштановые волосы разделены чуть смещённым пробором и красиво обрамляют худое лицо.

Чанёль хмыкает, сглатывая: Бён потрясающе красив. Омега же в ответ смотрит на него сверху-вниз, чуть вскидывая брови. Да уж, Пак и сам постарался над своим видом: лёгкая белая толстовка и чёрные спортивки. То ли лето удивительно прохладное в этом году, то ли погода просто зависит от настроения Бэкхёна. А оно всегда убогое. Альфа поправляет круглые очки в тонкой оправе и открывает дверь, пропуская омегу.

И своей этой тупой галантностью, читать как: игрой на камеру, раздражает.

Бэкхён плюхается в салон машины, тут же отодвигаясь к своему спасительному окну, подальше от севшего за руль Чанёля.

— Сделай лицо помягче, а то они могут раздуть какой-нибудь скандал за секунду.

В ответ всё та же звенящая тишина. Сам альфа слышал от Бэкхёна последний раз слова, кажется, в тот вечер, когда омега засыпал у него под боком. Больше он при нём ни звука не произнёс. И это огорчает сильно. Хочется хоть какой-нибудь реакции, и желательно положительной, потому что слышать из его уст одни лишь обидные прозвища, как ни странно, обидно.

«Ну, ничего, Чанёль. Главное, спокойствие. Ты и сам, и правда, давно не развеивался», — даже кивает в подтверждение своим словам, чуть сильнее сжимая руль и смотря в окно: по бокам от впереди проезжающих машин мелькали деревья, плавно переходящие в приближающийся город: небольшие домушки, маленькие магазинчики и забегаловки, а после уже широкие улицы, куча спешащих людей и стоящая пыль в воздухе. Да уж, ничто не сравнится с жизнью за городом, где воздух хоть немного, но чище и свежее, чем здесь, в самом центре мегаполиса.

☆☆☆

Бэкхён чувствует себя какой-то глупой героиней дорамы с дурацким ободком с кошачьими ушками на голове и палкой с гигантским облаком сладкой ваты. Жёлтой, между прочим. Очень нежный цвет, можно сказать, его любимый, но даже он не поднимает настроение и не меняет каменное выражение лица. Если бы не было стоящего напротив счастливо улыбающегося Чанёля, то Бён с огромным удовольствием бы уплетал сладость за обе щеки и бегал здесь, искрящимися глазами рассматривая аттракционы.

Альфа улыбается с того момента, когда они только пересекли черту парка. Кажется, что это выражение лица сфотографировали, распечатали и приклеили ему, иначе не объяснить того, как можно настолько быть жизнерадостным уже больше двух часов. Омегу внутри иногда царапало гадкое осознание, что он может просто отпустить всю свою ненависть и также насладиться днём в месте, где с самого детства мечтал побывать, но глупый мозг твердит иначе сердцу. Именно поэтому Бэкхён тяжело вздыхает и отводит взгляд с Пака, что руками отрывает сладкую вату, отправляя себе в рот.

Он не хочет открываться Чанёлю. И твердит это себе уже неделю. Альфы двуличные, мерзкие, и даже пытающийся быть святым Пак, оказался таким же. От этого опять колет в груди. Если честно, Бэкхён устал жить под маской безразличия и ненависти ко всему живому, но окружающие постоянно тычут его носом при попытке избавиться от второго «я», что этого делать не надо. Что ты потом пожалеешь.

— Она очень вкусная, — отвлекает от мыслей Чанёль. Он отрывает небольшой кусочек, протягивая к губам Бёна. — Попробуй.

Слышны частые щелчки фотоаппаратов, которые подкашивают ноги, а сердце ухает ещё ниже. К самому ядру Земли. Хоть какой-то даже малый настрой стремится туда же за сердцем. Всё это не более, чем игра на публику. Всего лишь для ярких заголовков и одобрения обществом. Всё это не по-настоящему, не от всей души.

Чанёль выжидающе смотрит на омегу, лицо которого куда больше, если это возможно, сереет. Он ощущает как вата медленно начинает таять на пальцах, поэтому отодвигает руку, съедая уже сам этот жалкий кусочек. До вечера времени много, осталось больше половины парка, он точно сможет расшевелить Бэкхёна и заставить сказать хоть что-нибудь ему.

— Ладненько, не будем стоять на месте, — вытирает руки влажной салфеткой, выкидывая её в близстоящую урну. — Пойдём дальше. Прокатимся на американских горках? Не думаю, что такое стоит оставлять на конец, — берёт его за руку, словно отрезвляя этим движением, так как Бён вздрагивает, и тащит к аттракциону, раскинувшемуся на добрую часть парка.

Протягивает два билета, чуть сильнее при этом сжимая чужие пальчики. Возможно, от перевозбуждения. Но что-то поддерживающее проскальзывает в этом, поэтому Бэкхён взволнованно сглатывает. Он всё же выдергивает свою ладонь из тёплой и широкой, передавая вату Сехуну. Просто прикрывается этим действием.

— Садись, — Бэкхён хмуро опускается на твёрдую поверхность, следя как Пак уж слишком воодушевлённо плюхается рядом и берёт его ремень безопасности, пристёгивая. Проверяет, дёргая, и пристёгивается сам. Омега вздыхает и складывает руки на груди, смотря куда-то в сторону, лишь бы не на альфу. Жаль, что от его запаха нельзя сбежать, нельзя как-то выключить, заставить исчезнуть. — Волнуешься?

Бён молчит, продолжая рассматривать большую петлю, по которой им придётся проехаться. Даже улавливает какие-то фразы садящихся позади людей. Такие радостные, счастливые, с дрожащим от страха или радости голосами. Чанёль косится на него, делая глубокий вдох-выдох и стараясь не обращать внимание на довольно холодное отношение омеги ко всему происходящему. С каждой проведённой вместе минутой это становится всё сложнее и сложнее. Даже в первый день омега был куда приятней в разговоре, чем сейчас. Сейчас этого разговора в принципе нет.

Он не понимает, что не так. Как ещё подступиться к омеге, чтобы он немного смягчился по отношению к нему? Наверное, если Чанёль совершит самоубийство на его глазах, то точно увидит довольную улыбку, других вариантов нет от слова совсем. Альфа хватается за опущенное на плечи крепление, надеясь на то, что хуже просто-напросто не станет, иначе он не выдержит. А терпения и нервов у Пака настолько мало, что практически нет.

☆☆☆

— У меня сердце сейчас точно выпрыгнет, — Пак в самом деле вываливается с сидения на разгорячённый асфальт, прижимая ладонь к груди. Он не знал, что настолько боится высоты: сначала разглядывал окружающие аттракционы и недалёкие домушки, а потом его душа покинула тело, когда они зависли на самом верху горки, тут же стремительно съезжая лицом вниз, к самой земле. Альфа оборачивается на неживого Бэкхёна, что закинул голову, прикрыв глаза рукой. Второй же он вцепился мёртвой хваткой в крепление перед собой, сжимая с огромной силой.

Оттого запястье Чанёля и горит огнём, так как Бён грозил попросту сломать ему кость, стискивая чужую руку до побелевших костяшек. Перед глазами до сих пор зажмурившийся омега, его стянутые в ниточку губы и заломленные от страха брови. Неужели хоть немного, но он начинает растряхивать Бэкхёна на эмоции. И Пак был бы не против проехаться ещё раз, ловить своё сердце, прыгающее от ужаса, но смотреть на такого милого омегу и чувствовать его тонкие пальчики, больно сжимающие руку.

— Блять, только ненормальному это понравится, — голос Бэкхёна звучит так незнакомо. Альфа уже забыл, какой он, и это заставляет замереть, чуть улыбнувшись.

— Ты просто не был ещё там, — указывает пальцем на аттракцион, что медленно уже достигает вершины высотой с шестнадцатиэтажный дом, замирает, а после резко летит вниз. Крики настолько громкие, будто орут рядом в самые уши. Бэкхён со всей дури пинает Пака:

— Нет, Пак.

Только его не слушают, а сам омега уже трясущимися руками сжимает какую-то хиленькую защиту и пытается слиться с креслом, когда они тягуче медленно поднимаются ввысь. Парень позволяет опустить взгляд и чуть вздёрнуть ногами, когда видит, что под ним метров десять высоты. Ладони резко потеют, а в горле пересыхает. Активный и бесстрашный на вид Чанёль сейчас сидит белый как мел, стараясь дышать ровно и едва моргать, сдерживая нарастающую панику.

— Ты точно убить меня хочешь, ебанутый альфа, — шепчет сквозь зубы Бэкхён и протяжно мычит, когда слышит рядом чей-то взволнованный голос, а после видит улетающий на землю тапочек. Раз, два, три, четыре, хлоп. Тот падает с тихим шлепком, и хоть Бён совсем не шарит в физике, но понимает, что если он упадёт, то точно также схлопнется.

— Зато сколько адреналина.

— Когда мы спустимся, я тебе тот тапочек запихаю в задницу, и мне похуй, что он чужой, ты понял?

— Прибереги свои извращённые методы на конец, потому что есть ещё колесо обозрения.

— Урод, ты…

Бэкхён за разговором даже не замечает, что они уже давно зависли в воздухе на огромной высоте, с которой город словно на ладони. Он смотрит перед собой, но озадачен лишь тем, как ответить Чанёлю, поэтому его сердце делает кульбит, когда все сидения, словно по невидимому щелчку, ухают вниз, стремительно приближаясь к земле. Но на этаже десятом они резко останавливаются и снова начинают чуть подниматься ввысь, и омега уверен, что живым отсюда не выйдет.

— Как же я тебя ненавижу, грёбаный Пак Чанёль.

Зажмуривается до звёзд перед глазами, истошно вопя от ужаса. Теперь они не останавливаются в который раз, чтобы вновь подняться, а с огромной скоростью приближаются к земле, будто к неминуемой смерти. На его бедро ложится горячая рука такого же кричащего уже от радости Чанёля, что немного освоился на высоте.

— Сука, отрублю тебе все пакли твои!

Они резко останавливаются, и фраза Бэкхёна, кажется, разносится на весь парк, так как люди вокруг тоже затихают, лишь испуганно шепча. Чанёль смеётся, чуть сжимая чужую ногу, утешающе, приободряюще, на эмоциях, но тут же убирает ладонь, зная, что Бён слов на ветер не бросает. А вокруг столько свидетелей.

И действительно, Бэкхён бьёт его со всей силы в плечо, пинает в голень и материт всеми словами на свете, получая от немного шокированного Сехуна обратно свою вату, и гордой походкой следуя к следующему аттракциону.

☆☆☆

Солнце медленно заходит за горизонт, и Бэкхён ловит последние его лучи, что скользят по лицу. Он сидит напротив Чанёля в колесе обозрения, впервые за день ощущая себя спокойно. На такой высоте нет этих камер, нет кучи посторонних людей. Если бы ещё можно было вдохнуть свежий вечерний воздух и убрать отсюда этот источник приторного малинового аромата, то цены не было бы. Бён медленно выдыхает, переводя взгляд на альфу, что скучающе и молчаливо тоже смотрел в окно, только в другую сторону.

За эти пять часов нахождения в парке они порядком устали и выдохлись. Это место будто высосало все эмоции, оставив после себя лишь горькое послевкусие и сонливость. Сейчас бы в ванную, в мягкую пижаму и спать под лёгкое одеяло с распахнутым окном. Бэкхён ощущает даже некую раздражительность от того, насколько всё это далеко. Кажется, что малейшая фраза, сказанная не так, встанет поперёк горла и всколыхнёт нервы.

— Интересно, а ты когда-нибудь сможешь упомянуть меня в предложении без какого-либо обзывательства или мата? — Чанёль вроде хочет сказать немного с шуткой, не удручая только-только наладившуюся немного атмосферу между ними. Однако слова вылетают почему-то грубо, нахально, не так, как он задумывал. Бэкхён тут же хмурится. А вот и та самая фраза.

— Боже, — он театрально прикрывает рот. Всё, Чанёль, ты всё просрал. — Но мне глубоко похуй, что ты хочешь, ясно? Почему-то с моим мнением никто не считается, с чего бы я должен прислушиваться к твоим желаниям, ебанутый альфа?

— Вот почему я ебанутый, скажи?

Если бы Чанёль мог вовремя закрыть рот, то, наверное, всё в его жизни было бы проще. Гораздо проще и спокойнее. Но нет, надо ответить, спросить, наехать. Пак понимает сам, что вспыхивает как спичка за доли секунды, только искоренить это не может.

— Я тебе уже по пальцам перечислял всё то, что ты сделал. Хотя бы за то, что ты существуешь, я могу тебя так называть. За то, что ты альфа. Понятно? Или повторить по слогам? Написать на бумажке?

Чанёль сверлит его взглядом, долго и мучительно. И в это же мгновенье их кабинка подъезжает к земле. Он хватает омегу за запястье, вытаскивая на улицу и широким шагом направляется к машине. Бэкхён подозрительно молчит, и это ещё больше бесит. Они останавливаются посреди парка, Пак резко разворачивается к нему.

— Почему же я про тебя так не говорю, хотя могу также отвечать, а? Почему я, блять, стараюсь относиться к тебе благосклонно, а ты не удосуживаешься хоть немного войти в положение? Ты не можешь адекватно воспринимать людей вокруг себя: постоянно бегаешь как агрессивная собака и скалишь зубы на любого мимо проходящего, — активно жестикулирует руками. Эмоции переполняют, обида и горечь скапливаются на кончике языка.

Бэкхён впитывает слова как губка, исподлобья смотря на него. Вокруг становится всё больше зевак, и их тихие шепотки начинают давить и нервировать.

— Я пытаюсь хоть как-то установить мирную атмосферу, даже сегодня вышел с тобой сюда, чтобы хоть немного тебя расшевелить, а ты то и делаешь, что ходишь с кислым лицом и поносишь меня. Да, я альфа. Я не выбирал, кем рождаться и не ущемляюсь с этого. Да, я повёл себя как идиот тогда, но, блять, это не значит, что я сразу становлюсь ничтожеством. Все ошибаются, и я это искренне понимаю. Что мне сделать, чтобы искупить свою вину? Застрелиться?

Его голос такой надломленный, хриплый временами, а на лице — полная безысходность и безнадёжность от того, что происходит в жизни. Пак будто очень долго копил в себе эти слова, собирался духом. Один неверный ответ пробудил желание выплеснуть всё своё негодование на Бэкхёна, что стоит, втянув голову в плечи.

Бён сглатывает стоящий комок в горле, переводя дыхание. Чанёль абсолютно прав. Он привык воспринимать всех вокруг, как врагов. И любая провинность человека тут же опускает в рейтинге его таблицы нормальных людей на миллиард позиций вниз. Он понимает, что Паку это не нравится. Тот выдавливает из себя фальшивые эмоции, смеётся в ответ, но глубоко в душе ему обидно. Просто Бэкхён сложный, а альфа этого не понимает.

Да и вряд ли это кто-нибудь когда-нибудь сможет понять. Попытается.

Бэкхён нервно сжимает пальцы, ощущая, как они мелко дрожат. Закусывает губу, глубоко вдыхая и понимая, что, пытаясь успокоиться, лишь делает хуже, ведь глаза начинает щипать. Делает шаг назад, ещё, ещё и ещё. Срывается на бег. Не знает куда бежит, лишь бы вперёд и вперёд, подальше от этой толпы и редких вспышек камеры, а также гнусных комментариев в его сторону.

От слёз тяжело дышать, будто невидимая рука обхватывает горло, сжимая сильнее. Омега бежит из последних сил, не разбирая дороги. Город он знает, но сейчас даже не понимает, куда идти. В бар ему путь закрыт после того, что случилось месяц назад, точно. Комнатка явно уже сдана кому-нибудь другому. А больше места и нет. Он останавливается в тёмном переулке перед выходом из него на главную улицу, рассматривая проезжающие кучи машин и яркие фонари. Браслет мёртвым грузом висит на руке.

Отключенный.

Чанёль дал ему уйти. Только идти-то Бэкхёну некуда.

Он растерянно оборачивается, думая, что вряд ли альфа действительно отпустил его. Сехун всё равно должен быть здесь, но нос не улавливает и слабой нотки цитрусовых, как и глаза не видят силуэта альфы в темноте. Слёзы скопились в уголках глаз, но никак не могут ринуться дорожками вниз по щекам, потому что омега из последних сил сдерживает себя.

Он столько лет учился жить под этой маской безразличия, что трудно сбросить её. Точнее, просто страшно. Бывало, что он срывался, но это так редко и от накопленных эмоций. Однако сейчас всё внутри хоть и бурлит, но никак не может вырваться наружу. Так плохо, что Бэкхён начинает кашлять, сползая по стене на холодный асфальт. Подбирает колени к груди и утыкается в них носом, слыша смех и торопливый говор со стороны оживлённой улицы.

Его запах ещё не до конца устаканился, и от ужаса, что сейчас его запросто может найти кто-нибудь неадекватный, сводит низ живота. Сердце сжимается, остро пульсируя в груди.

Бэкхён вспоминает слова Чанёля. Он замечает уже сколько раз, что альфа старается к нему относиться с каким-то уважением. Или он просто ведёт себя по-настоящему, а не как мудак, которым притворяется. То, что сказал Пак, — правда. Такая горькая правда, бьющая в самое сердце, потрошащая душу. А вот сам омега только и делает, что твердит одно и то же, не меняясь и будто не желая меняться.

Потому что в конце концов Чанёль его выставит за дверь в один из дней, устав терпеть поведение омеги. Просто сейчас он ускорил этот момент.

— Так звучит, будто я не хочу этого, — шепчет Бэкхён, слабо усмехаясь. Улыбка держится ровно секунду, тут же спадая и давая понять, что Бён почему-то правда не хочет. Может, привык за этот, казалось бы, небольшой срок к тому, что живёт в тепле, каждый день сталкивается рогами с Сехуном и ест с Чанёлем. Вторая его личность продолжает материться и бросаться колкими словами, а настоящий Бэкхён внутри просто позволяет ей так себя вести.

Всё с самого начала было глупым.

Если начало было глупым, то почему оно не может стать нормальным сейчас? В чём проблема Бэкхёна просто делать свою работу, получая за это жильё, еду и одежду, а также различные блага для хорошей жизни? Он не получает никакого ущерба и ущемления со стороны альф: Чанёль ведёт себя адекватно и поучает этому окружающих людей. Почему омега просто не может вдарить себе по голове и посмотреть на ситуацию под другим углом, найти в ней плюсы, потому что их намного больше, чем минусов, которые Бён так придирчиво выявляет, выкапывает, высасывает из пальца.

Тихие шаги, и рядом кто-то останавливается. Аромат малины успокаивает окаменевшего вмиг омегу, заставляя его вцепиться пальцами в рукава одежды, обнимая себя за плечи. Чанёль проводит рукой по волосам, собираясь с мыслями, рвано выдыхая и прокашливаясь. Он смотрит в сторону, убеждаясь, что стоит вне зоны видимости для проходящих людей.

— Ты вернёшься?

Звучит неровно, всё также слегка надрывно, однако Бэкхён не может сдержаться.

— Что, твой отец наругает тебя, поэтому прибежал сюда? — хрипло спрашивает, отчего-то боясь услышать «да». Ведь Бэкхён убежал, Чанёль отключил браслет и дал ему шанс исчезнуть, однако как-то нашёл его. Зачем-то нашел, будто вспомнив о чём-то важном.

— Нет, я пришёл сюда, потому что волнуюсь о тебе, глупый, — спокойно отвечает Пак, будто и не слыша грубости в вопросе. Такой ответ будоражит Бэкхёна. Он прикусывает губу сильнее, ощущая, как горит в груди, но слезы всё же предательски бегут по щекам, и омега всхлипывает, оттягивая рукава джинсовки, стараясь успокоиться.

Чанёль позволяет себе посмотреть на него только услышав то, что Бён плачет. Он быстро разгорается, но также быстро и потухает, коря себя за свою несдержанность и неуместные слова в адрес Бэкхёна. Невозможно измениться даже за месяц, даже бывает и за год, и за несколько лет. Альфа и сам хорош, что уж говорить об омеге. Присаживается на корточки рядом и не знает, что делать. Бён слишком необычный, ужасно противный временами, но интересный. Со своими тараканами внутри и ошибками и ранами в прошлом. Этот омега настолько потрясающий, что от одного взгляда на него всё внутри начинает трепетать.

Пак никогда такого не испытывал.

Как же он испугался, когда тот убежал, оставив после себя шлейф насыщенного запаха персика. Рука сама потянулась к пульту, отключая дурацкий браслет, а только неделю назад он бы от ужаса волосы на голове рвал. Пак мог бы развернуться и тоже уйти, вернуться домой, открыть ноутбук, получить нагоняй от отца во все тяжкие, но найти нового человека. Только вот… А как же Бэкхён? Куда он убежит? Где он будет жить? Что с ним могут сделать, он же такой глупый временами: говорит то, что лучше не произносить вслух.

Чанёль протягивает руки и подхватывает Бэкхёна, поднимая его с асфальта. Чужие тонкие пальцы тут же вцепляются в плечи, комкая и так помятую толстовку. Чанёль смотрит на его прилипшие к мокрому лбу волосы, спускается взглядом ниже, очерчивая ровный нос и останавливаясь на коралловых, искусанных до крови губах. На щеках омеги блестят слёзы, и это подталкивает Пака приблизиться, жарко выдыхая ему в губы.

Однако Бён громко всхлипывает, возвращая альфу в реальность. Он тяжело сглатывает и выпрямляется, подхватывая его покрепче, позволяя уткнуться носом в шею и прикрыть глаза.

Омегу слегка трясёт, лихорадит от слёз, льющихся градом. Он плачет совсем беззвучно, и Чанёль знает это, только ощущая влагу от промокшей насквозь кофты на плече. Еле как одной рукой альфа достаёт ключи от машины и отпирает её, решая усадить Бэкхёна на задние сидения, а сам — за руль, тут же заводя мотор.

Автомобиль плавно отъезжает от бордюра, выруливая на широкую дорогу, освещённую вечерними огнями.

На ближайшем светофоре Пак облокачивается локтем о дверь, задумчиво потирая подбородок, прислушиваясь к идеальной тишине в темноте салона. Поворачивается, чтобы проверить состояние Бэкхёна, натыкаясь на его спящее и умиротворенное лицо. Он подложил ладошки под голову, скрючившись на узком сидении, пододвинув колени к груди. Словно эмбрион тихо посапывает, иногда всё же позволяя себе пропустить шмыганья носом.

Отворачивается от милой картины, дёргая рычаг коробки передач и нажимая на газ, едва жёлтый сменяется зелёным светом.

Когда он говорил Сехуну про истинность, то боялся признаться, что проблема в том, что она усиливает привязанность к Бэкхёну. Кому он врёт, это просто ещё больше усиливает его чувства, ведь Бён ему нравится.

«Да, Чанёль, он тебе нравится. Дожили», — мелькает в голове, и альфа медленно выдыхает, понимая, что проиграл. Проиграл второму себе, который не хотел больше ни к кому ничего не испытывать.