«Ты такой ранимый человек,

Каждый раз, когда ты молчишь о боли,

Я отдам всё,

Чтобы ты вновь улыбнулся»

© DAY6 — When You Love Someone

Бэкхён в который раз смотрит на себя в зеркале, разглядывая каждую мельчайшую деталь на своих тесно сидящих брюках и атласной чёрной рубашке, застёгнутой под самое горло. Каштановые волосы разделены пробором и чуть закручены на концах чёлки так, что она идеально подчёркивает его красивый лоб и форму лица. Минджи с восхищением сцепила руки, тоже разглядывая омегу. Её глаза в прямом смысле сияют гордостью за свою проделанную кропотливую работу.

— Это уж слишком, — хмурится Бён через несколько минут, досконально изучив себя. На эти слова Ким лишь поджимает губы и подходит к нему, кладя ладони на плечи. Она такая лучезарная девушка, что на неё Бэкхён не может даже думать плохо, что уж говорить о словах.  

— Поверь, на этом вечере ты будешь выглядеть в таком совсем серой мышкой.

Дверь в комнату приоткрывается, и они одновременно вздрагивают от тихого присвиста: Чанёль ухмыляется, прислонившись к косяку плечом. Бэкхён смеряет его в отражении долгим взглядом без единой эмоции и выдыхает, отходя от зеркала. Он сегодня так сильно волнуется, внутри всё скручивается и щекочет, тем самым пугая бедного омегу. Какое-то странное предчувствие гложет изнутри, заставляя запнуться о ножку стула и прошипеть.

— Он в этот раз какой-то уж довольно неуклюжий, — мило улыбается Минджи, проходя мимо Пака. — Главное, не растряси всю мою работу, иначе… — проводит кончиком большого пальца по шее и вновь сияет своей беззаботной улыбкой, оставляя их наедине, махнув на прощание рукой.

— Ты сегодня хорошо выглядишь, — проходит альфа внутрь небольшого помещения, прикрывая дверь. Бэкхён фыркает и вновь поворачивается к зеркалу, рассматривая себя и поправляя рубашку. Как же давит самая верхняя пуговица на горло: оттягивает ворот, чтобы хоть немного вдохнуть полной грудью воздух, как тут чужие руки быстро её расстегивают и аккуратно раздвигают воротничок.

— Охуел? — внутри всё переворачивается от мимолётного касания, отчего Бён даже не сразу реагирует, так как слова возмущения застревают на языке.

— Тебе же неудобно, почему бы просто не расстегнуть? — невинно приподнимает брови Чанёль. — Так даже лучше смотрится.

— На первый раз отвертелся, за второй — получишь по самому дорогому, что у тебя есть. Воспринимай это как прямую угрозу.

— По самому дорогому… По голове? — сверкает всеми тридцатью двумя зубами ему в отражении Чанёль.

Бэкхён делает глубокий вдох, чтобы после также долго выдохнуть, скрывая рвущуюся улыбку. Вот же ж дурак. Он передёргивает плечами, в который раз чертыхаясь от неудобности грёбаной рубашки даже уже с расстёгнутым воротником и переводит тему:

— Раз ты сказал, что сегодня я выгляжу хорошо, то во все остальные дни выгляжу плохо? — будто незаинтересованно тянет, продолжая пальцами теребить ткань.

Пак не скрывает разочарованного выдоха, на автомате следя за этими незатейливыми движениями.

— Я думал, что ты скажешь что-нибудь получше, чем эта заезженная фраза.

— И всё же ты не ответил, — поворачивается к нему и смотрит уже не через зеркало, а прямо в глубокие карие глаза. Альфа усмехается одним уголком губ: Бэкхён ждёт от него комплимента? На самом деле Чанёль, и правда, очень часто говорит ему приятные слова, он и сам это замечает за собой. Они как-то невольно вырываются, когда омега попадает в его поле зрения. Потому что Бён чертовски красивый, особенно привлекательно контрастирует его милый вид с грубым и острым языком. Видимо, и самому парню это льстит, поэтому каждый раз, когда он надевает что-то новое, то, по глазам видно, требует вердикта Пака. — Ну так? — приподнимает брови, натянуто улыбаясь, будто одним взглядом говорит, что альфа слишком долго соображает.

— У тебя шикарная улыбка.

Повисает секундная тишина, за которую Чанёлю хочется пробить себе лоб, а Бэкхён чувствует, как пылают щёки.

— Придурок, — пыхтит Бён и отходит к креслу около окна, распахивая форточку и присаживаясь в него. Ему нужно немного остыть. Спрашивается, почему он раскраснелся как самый настоящий помидор? Из-за всего трёх слов, которые ему никто никогда не говорил? Омега грустно улыбается одним уголком губ. Да, именно из-за этого.

— Да ладно, неужели тебе никто никогда не говорил о том, что ты привлекательный? — пытается спасти свой несущий не то, что нужно, язык Чанёль. Он облокачивается о тумбу, складывая руки на груди, точно так же, как и Бэкхён напротив. Тот скептически сводит брови, явно давая ответ.

— Мне говорили, что у меня классная задница, которую хочется отыметь, что ужасно тонкие пальцы, которыми бы все обязательно посмотрели, как я себя ими растягиваю, и вечно блестящие губы: ах, вот бы он мне отсосал, — жестикулирует руками, указывая на те три части его тела, которые обычно обсуждают вокруг эти животные. — Их не волнует моё лицо, им до лица вообще особо дела нет. Главное, чтобы стонал хорошо. Хотя, — тянет, возводя глаза к потолку, — да и на это им похуй. Самый важный пункт: чтобы был омегой. Этого достаточно. Всё остальное — дополнительные плюсы в подсчёт вероятности, что отымеют скорее тебя, чем омегу рядом. Так и живётся в этом ёбаном мире.

И вновь повисает гробовая тишина. Чанёлю кажется это ужасно странным, потому что такие люди, как Бэкхён, обычно тонут в изобилии комплиментов по поводу аккуратного носа, изящно подведённых глаз и острого подбородка. И это ни в коем случае не перекликается с какими-то пошлыми помыслами, а всего лишь просто способ поднять настроение другому человеку.

— Хорошо, я понял, — басит Пак, и Бэкхён отрывается от разглядывания своих пальцев, в ожидании хоть какого-то звука от альфы. — У тебя очень милая родинка на правой щёчке, на носу и над губой, тоже справа, совсем крохотная, также есть на виске, опять же, справа и ещё несколько мелких, как звёздочки.

Бэкхён проводит по родинкам, вспоминая про каждую и останавливается большим пальцем над уголком губ.

— Решил выебнуться что ли?

— Я, вообще-то, уже давно их заметил, — обиженно отвечает Чанёль. Часто Бэкхён говорит как-то грубо: то ли дело в подобранных словах, то ли в каком-то отсутствии эмоциональности в голосе.

— Ну-ну, — поднимается из кресла Бён, когда большая стрелка часов перешагивает пятьдесят пять минут шестого. Ровно в шесть начинается благотворительный вечер.

— Твоё дело — верить мне или нет, — снисходительно говорит Пак, не желая с ним препираться. Тем более в таком вопросе. — Только ещё про одну на большом пальце левой руки и про вторую на своём прекрасном левом ушке не забудь. Они у тебя буквально повсюду, такие красивые.

Бён внезапно замирает, держа дверную ручку, отчего Пак едва успевает остановиться, выставляя ладони вперёд. Бэкхён слишком не тактильный человек для представителей бет и альф, а лишний раз не хочется слышать его едкие фразочки. Он всё так и не шелохнулся за прошедшую половину минуты, поэтому Чанёль уже хочет подать голос, чтобы оживить омегу, как замечает его покрасневшие щёки.

— Ты! — резко разворачивается, лицом к лицу сталкиваясь с Паком.

— Такой милый, когда злишься, — довольно щурится, растягивая губы в улыбке, заставляя омегу буквально багроветь от смущения. — Думаю, не стоит опаздывать. Неприлично как-то. Тем более, что мы уже находимся в этом же здании, — переключает внимание на дверь позади омеги, на что тот фыркает и, вскинув подбородок, довольно резко открывает её, разворачиваясь к альфе спиной и окатывая его сладким ароматом персика.

Чанёль инстинктивно втягивает воздух и довольно прыскает в кулак. Незаметно. Так, чтобы Бён не увидел этого, иначе зацепится как за возможность столкнуться рогами и в который раз показать своё превосходство. Такой гордый и величественный и одновременно крошечный и забавный, который, кажется, поместится у него в ладонях, омега идёт на два шага впереди, заставляя сердце Пака биться в два раза быстрее.

☆☆☆

— Это… — испуганно тычет пальцем в толпу людей Бэкхён, ухватывая второй рукой Чанёля под локоть. Пак непонимающе смотрит в ту сторону, пытаясь найти источник такого ужаса омеги среди кучи людей. — Это же…

— Ли, да, — найдя, наконец, человека, на которого указывает Бён, кивает Чанёль. — Он каждый год приходит, потому что любит покрасоваться, особенно своими деньгами, — ухмыляется Пак. Бэкхён тяжело сглатывает вставший в горле ком, делая шаг назад, потому что этот альфа направляется прямо к ним, тоже разглядев в толпе. — Не поддавайся на его провокации только, — успевает кинуть шёпотом Пак.

— Пак Чанёль собственной персоной! — этот голос пугает до мурашек, отчего Бэкхён едва сдерживает пару гнусных слов в сторону этого жирдяя. Так и хочется сказать ему в лицо, что он ублюдок, однако весь запал выбивает мягкое касание чужой руки на пояснице. Чанёль даже придвигает его ближе к себе, продолжая мило улыбаться Ли. Бён не может понять, в какой момент касания Пака стали так на него воздействовать.

— Какая встреча, — отвечает на его приветствие Пак. — Я смотрю, ты опять не один, — кивает на трёх омег, трущихся позади мужчины. Те хихикают и вздёргивают свои носы, показывая, что они здесь очень важные гости в компании такого богатого человека. Одна из омег даже веер раскрывает, уж совсем по-аристократски спасаясь от духоты.

— Как позволяет видеть моё зрение — ты тоже, — стреляет взглядом прямо в Бэкхёна, что смотрит в ответ исподлобья и выглядит прямо противоположно тем омегам. — Как мило, что только я знаю об одной маленькой проблемке между вами, — наклоняется он ближе к ним, понижая голос. — И как грустно, что ты выбрал именно его, — театрально вздыхает, чуть ли не роняя скупую слезы. — У меня есть ещё куча прекрасных омег, только посмотри, — разворачивается к ним боком, обводя рукой трёх человек, которые снова смеются. — Они бы стали твоими друзьями. Представляешь секс втроём или вчетвером?

Бэкхёну иногда кажется, что он один в этом мире, кто не доволен своей жизнью и положением в обществе. Уже четырёх омег он встретил за эти два месяца, и каждый из них улыбается и кокетничает, не скрывая, что могут прыгнуть в постель при любом условии, что предложит альфа. От этого становится настолько мерзко, что Бён опускает взгляд, кривясь. Неужели они действительно делают это по собственной воли? Ради чего? Неужели деньги?

— Я ведь изначально не хотел тебе голову прострелить, — говорит так невинно, вгоняя Бэкхёна в ещё больший тихий ужас. — Ты смог бы стать частью нашей прекрасной семьи. Поверь, такого омегу, как ты, хочет оттрахать буквально каждый, — тянется своей рукой к его лицу, как её тут же грубо перехватывает Чанёль. Ли кривит лицо, так как альфа стискивает его пальцы с такой силой, что чуть-чуть и точно сломает.

— Давай не будем забывать, что ты сейчас всё это говоришь про моего возлюбленного, — его милая улыбка выглядит теперь устрашающе, на что Ли поджимает губы и выдёргивает свою ладонь из захвата. — Поэтому ещё один писк, и ты будешь лежать к верху жопой, и, поверь, это не просто слова, — улыбается шире, создавая со стороны иллюзию, что между ними тёплый и душевный разговор. Только вот это совсем не так. — Не порти вечер ни себе, ни нам.

Мужчина в который раз оглядывает сникшего омегу, переводит взгляд на Чанёля и разворачивается, громко хмыкнув. Три омеги тут же засеменили за ним, недовольно фыркая и даже махая веером на них, оставляя после себя шлейф смешанных запахов. Чанёль расслабляется, когда спина Ли исчезает в толпе, и смотрит на Бэкхёна, у которого кулаки сжаты так, что костяшки побелели.

— Ублюдская гадина, — сквозь зубы шепчет Бён, грубо убирая руку Чанёля со своей поясницы. Альфе кажется, что это обращено к нему, и фраза грубо царапает сердце, но Бэкхён продолжает: — Надо было его тебе тогда пристрелить.

Даже дышать становится легче.

— Согласен, — смеётся легко Пак, вновь желая приобнять его. Но рука так и повисает в воздухе, а после опускается. Не стоит на него так давить. — Но не думаю, что я бы вышел сухим из воды.

— Зато стало бы на одну скотину меньше в мире. До сих пор помню, как он говорил, что и трупов неплохо трахает. Какой же… Блять, — беснуется омега, едва сдерживая нахлынувшую ненависть. Хотелось просто подойти и ударить его. Не раз, не два, а желательно как можно больше. Выплеснуть всю свою злость, пока не станет легче, пока он не получит по заслугам. Бить, бить, до самой крови, чтобы выбить всю дурь, все пошлые мысли, которые только существуют в этой голове.

— Эй, у тебя вид, будто ты хочешь пристрелить тут всех, — взволнованно усмехается Чанёль, кладя с опаской руку ему на плечо. Ведь Бён, в самом деле, выглядел очень устрашающе.

— Хватит меня трогать. Сколько можно? — сбрасывает его ладонь, отходя на шаг назад и отворачиваясь, пытаясь отдышаться.

Чанёль ничего не отвечает, только лишь поджимает губы и долгим взглядом смотрит на чуть сгорбившегося Бэкхёна. Тот то сжимает, то разжимает кулаки, словно пытаясь отогнать от себя какое-то глупое наваждение. И Пак уже хочет отойти и дать ему время прийти в себя, как Бён разворачивается, обессиленно прислоняя одну из ладоней себе ко лбу.

— Прости. Просто… это мои проблемы, мне сложно сдерживать свои эмоции, но я стараюсь, — он помнит обо всём, что произошло до этого, помнит слова Чанёля и старается, правда, старается хотя бы к нему относиться как к обычному человеку. Только выходит пока что очень плохо.

— Всё хорошо, — утешающе берёт его за руку Чанёль, замечая подрагивающие губы. Бэкхён плакал всего три раза перед ним, всё остальное время он вот так сдерживает себя, начиная кусать губы и бегать взглядом по полу, пытаясь за что-нибудь зацепиться и прийти в себя. — Забей, всё нормально, слышишь? Не думай об этом Ли, он тот ещё уёбок. Я его знаю уже довольно долгое время, и он не меняется, так что лучше просто не брать в голову, понял?

— Это не только из-за него. Ладно, похуй.

Отмахивается Бэкхён, всё же позволяя себя до сих пор держать за руку.

— Пойдём к нашим местам, а то стоять посреди зала утомительно, а также это притягивает Ли и ему подобных, — почти едва слышно шепчет ему на ухо Чанёль и тянет за руку, заставляя пойти за собой сквозь толпу богатых людей вокруг, что обсуждают у кого кошелек больше и тяжелее, а не о том, ради чего все здесь собрались. Ведь вечер-то благотворительный. — Садись, — отодвигает ему стул около маленького круглого стола у широкого окна. Бён хмыкает на такую излишнюю галантность, но садится, закидывая ногу на ногу и складывая руки на груди. Как хорошо, что спинка мягкая и не врезается острыми прутьями в спину. Омега даже позволяет себе расслабиться, тяжело выдохнув.

Альфа огибает стол и садится напротив, кладя руки на стол и сцепляя пальцы в замок. Он упирается взглядом в свои пальцы, изредка поглядывая на людей в зале, что с каждой минутой всё громче и громче распаляют свои обсуждения, всплёскивая руками и строя всякие гримасы.

Бэкхён за последние годы своей жизни в принципе привык к шумным местам, но почему-то каждое вот такое событие среди живущих не бедной жизнью альф заставляет болезненно пульсировать в голове. В ушах периодически закладывает, а к горлу подступает ком, когда мимо проходят несколько человек, оставляя после себя удушающий шлейф смешанных ароматов. Приоткрытая форточка нисколько не помогает.

Он за такой промежуток времени успел оценить пребывающих на таких вечерах людей, даже припоминает лица, мелькавшие в прошлый раз. Все они как под копирку: деловой костюм, уложенные волосы, начищенные до блеска ботинки, обязательно дорогущие часы на левой руке, желательно украшенные бриллиантами или ещё чем-нибудь сверкающим. А также спутник или спутница, чаще всего выступающие в роли удовлетворения животных потребностей. Серьёзные отношения тут будто запрещены: между кем-нибудь Бён не замечал интересной искры, которая бы говорила о нечто большем.

Даже между ним с Чанёлем ничего нет. Просто игра на публику. Бэкхён не понимает, в какой момент всё в этом мире остановилось и пошло в обратную сторону развития человечества. Он не удивится, если через пару лет тут снова будут палки-копалки и рабство. Хотя второе уже во всю процветает в какой-то мере.

— У тебя вид, будто ты задумался о какой-то глобальной проблеме, — прерывает его мысли Чанёль, усмехаясь. — Даже брови нахмурил, — указывает пальцем у себя выше переносицы, и Бён спешит расслабить лицо, понимая, что, и правда, сидел в напряжении, которое сам не заметил.

— Хватит пялиться на меня. Ты как маньяк.

Пак дёргает уголком губ вверх, но молчит.

— Так о чём задумался-то? Опять о том, какие все вокруг идиоты?

— В точку, — щёлкает пальцами Бён и поворачивается к нему, садясь уже нормально и ощущая, как кровь приливает к ногам. Придвигается к столу, опираясь на него буквально всем телом. — Думаю, тебе не нужно подробностей. А ещё открой окно нараспашку, я сейчас сдохну здесь, — Чанёль вскидывает насмешливо брови и встает, еле как дотягиваясь через стол до окна над Бэкхёном. Свежий вечерний воздух залетает в помещение, взъерошив волосы обоим. — Почему все эти мешки с деньгами не подходят к тебе? Ты же вроде тут главарь вечеринки, нет?

— Поверь, им абсолютно плевать, кто здесь заправляет всем действом. Главное покрасоваться, завести связи и оставить хорошее впечатление, чтобы на следующий день тебе разрывало телефон от звонков. Вся эта благотворительность, — машет рукой на одиночные плакаты на стенах, — просто повод показать себя как хорошего человека. В кавычках, естественно.

— М-м, и все деньги ты оставляешь себе? — приподнимает одну бровь Бэкхён, упрекая взглядом альфу.

— Нет, я их действительно отдаю в благотворительные фонды по собственной воле. Поверь, меньшее, что я хочу — это жить на их грязные деньги. Лучше пусть они пойдут на доброе дело.

— Какие красивые слова. Святой человек и ангел во плоти — это всё Пак Чанёль. Нимб на голову не давит? Крылья не мешают жить жизнью обыкновенного смертного?

— Какой же ты, — щурит глаза, после отводя взгляд и выдыхая с лёгкой улыбкой. — Знаешь, лопатки иногда чешутся.

Бэкхён понимающе мычит и откидывается на спинку стула, вновь рассматривая зал. Многие лампы выключили, оставляя небольшие разноцветные вдоль пола, что хоть немного освещают огромное помещение. Все как-то разошлись в стороны, открывая вид на небольшую сцену, где стоял довольно радостный и весёлый мужчина, осматривающий собравшихся здесь. До этого он уже выступал и приветствовал всех, а сейчас вновь напоминает, в честь чего сегодняшний вечер.

— Я отойду ненадолго, хорошо? — наклоняется через стол Чанёль и, дождавшись кивка, скрывается в толпе по направлению к уборной. Бэкхён пару мгновений пытается вслушаться в слова ведущего, но потом забивает и отворачивается к поднесённому обслуживающим персоналом бокалу с шампанским. Вообще, пить в людных местах, особенно здесь, где вокруг все только и желают перепихнуться, омеге совсем не прельщает. Он крутит ножку бокала, ощущая, как опасливо скребёт внутри. В самый первый вечер его особо, конечно, не заботило всё это, но сейчас странное предчувствие говорит отставить спиртное подальше.

С Паком находиться среди альф куда легче, чем сейчас без него. Будто уйдя, Чанёль оставил его на съедение этим голодным гиенам, которые косятся и шепчут какие-то слова друг другу. Некомфортно. Хочется выйти.

— Здравствуй, — чужой голос, прозвучавший над ухом, заставляет бедного Бэкхёна чуть ли не подпрыгнуть на месте. Он резко разворачивается, сталкиваясь взглядом с незнакомым мужчиной. Тот, чуть пружиня, обходит его и садится на место Пака. Он кидает взгляд на бокал с шампанским и невзначай пододвигает ближе к Бёну. — Ты сегодня прекрасно выглядишь.

«Берега не попутал?»

— Я вообще-то не один, если вы помните, — пытается сгладить ситуацию и подобрать мягкие слова, хотя хочется послать далеко и надолго, чтобы знал своё место. Только вряд ли Чанёль такому рад будет. Всё же себя надо вести как минимум доброжелательно по отношению к другим.

— Помню, но, думаю, Пак не будет против, если я тебя украду на всего одну ночь.

Бэкхён делает тяжёлый вдох-выдох:

— С чего вы взяли, что он не против?

— Брось, — смеётся так противно, что аж кулаки чешутся. — Все знают, что здесь можно у любого человека взять за небольшую сумму к себе на ночь поразвлечься какого-нибудь омежку.

Бэкхён осматривает недалеко стоящих альф со своими «собачками», верно служащими и готовыми прийти на любую помощь ежесекундно. Даже на помощь в постели. Омега сглатывает и возвращается к разговору, ощущая на себе пристальный пытливые взгляд незнакомца.

— Ты ему заплатил, и он согласился? — недоверчиво спрашивает Бён.

— Да.

Сердце отчего-то ухает вниз, как и все внутренности тоже. Внутри в возникшей пустоте растекается жгучей смесью нарастающая ненависть и злость по отношению к Паку, однако последние капли здравого смысла и хоть какого-то знания поведения альфы за это короткое время, цепляются надеждой. Не должно быть всё так.

— Вы точно уверены, что это был Пак? Поверьте, ему точно не понравится, если он узнает о том, что вы про него тут говорите, — хмурится, гордо и надменно приподнимая голову, будто сверху-вниз смотря на своего собеседника. Старается его принизить, запугать, но действует это крайне противоположно.

Незнакомец разражается громким смехом, вновь незатейливо пододвигая к Бёну бокал шампанского, что не ускользает от цепкого взгляда омеги. Да и сам альфа источал странную ауру, говорящую, что лучше скорее прекратить с ним разговор и найти Чанёля, который словно провалился в своём сраном унитазе. Если слова этого чокнутого окажутся правдой — в груди болезненно колет — Бэкхён даже не знает, что будет делать и как себя чувствовать.

Наверное, он будет разочарован. Ужасно разочарован.

— Да даже если ему что-то не понравится, то он не будет сердиться. Знаешь, Пак только на словах страшный, — указательным пальцем беззастенчиво ведёт по лежащей на столе ладони омеги, подбираясь к воротнику и цепляя его уголок кончиком.

— Да, я не буду сердиться, я буду вне себя от ярости, — словно гром посреди ясного неба звучит голос Чанёля, и для Бэкхёна это как спасение. — Что тебе нужно? — грубо хватает альфу за запястье, отрывая его руку от одежды омеги, хватая уже за ворот рубашки его самого, поднимая на ноги. — Ну так? Твоих рук дело? — достаёт из кармана небольшое приспособление для блокировки дверей. В зале внезапно стало тихо, так, что даже звенит в ушах. Бён неловко оглядывает людей, с интересом наблюдающих за развернувшейся сценой.

Незнакомец кряхтит в ответ, так как одной рукой Чанёль продолжает крепко держать его за воротник, заставляя привстать на носочках, чтобы не задохнуться от сжимающейся вокруг шеи ткани. Аромат малины становится резче и жёстче, но на Бэкхёна он действует настолько успокаивающе, что теплеет в груди.

— Да ладно, Пак, неужели тебе жалко отдать всего на одну ночь своего омежку? Ничего же странного в этом нет, так? — окружающие согласно закивали головой, потому что это действительно было в порядке вещей. Который ни Бэкхён, ни сам Чанёль никогда не принимали. — Зачем так злиться? Хочешь я правда заплачу? Сколько он стоит? Тысяч пятьсот хватит? Или миллион?

Незнакомец из последних сил пытается нахально улыбаться, заручившийся поддержкой зала. Обводит их рукой, якобы спрашивая не столько у Чанёля, сколько у них самих.

— О, поверь, он стоит целых пятнадцать миллионов! — голос Ли удручает и так накалившуюся донельзя ситуацию. Все сразу навострили уши.

— Закрой свой рот, Ли, — говорит одному альфе, а встряхивает и душит сильнее второго. — Ещё хоть одно твоё слово, и ты точно будешь на том свете, я тебе обещаю. Я — не все, как и Бэкхён тоже не как те шлюхи, у которых каждого навалом. Он мой возлюбленный, и если хоть кто-то ещё раз откроет свою пасть, чтобы так высказаться про него, то вы по гроб своей жизни будете жалеть об этом. Ты понял? — смотрит в глаза уже вовсю покрасневшему альфе, когда ощущает лёгкое касание к своей руке.

— Отпусти его уже, реально задушишь.

Пак разжимает руку, давая незнакомцу отскочить к ближайшему стулу и отдышаться. Музыка вновь заиграла, как и ведущий, сориентировавшись, начал отвлекать гостей от двух альф, заговаривая всем зубы и придумывая разные интересные мини-игры. Чанёль косится на этого придурка, понимая, что, и правда, перепугался до смерти, когда не смог открыть дверцу, когда услышал обрывки фраз и увидел, что к Бэкхёну пристают. Всё же здесь полно ебанутых на всю голову, и это его промах, что он так беспечно оставил омегу одного. Но и взять его с собой тоже была бы не слишком хорошая идея.

— Всё в порядке? — обращает внимание на стоящего рядом Бэкхёна. Вид у него перепуганный, но парень старается явно его скрыть.

— Да, я почувствовал, что какая-то херня будет, поэтому не пил, — кивает на стоящий полный бокал шампанского. — Знаешь, ещё бы чуть-чуть, и я бы ему и сам смог вставить мозги на место. Так что можно было и не доводить его до предсмертного состояния на всеобщее обозрение, — с упрёком говорит Бён. Опять.

— Вот и вся твоя благодарность, — вздыхает Чанёль, поправляя свой костюм и выпавшие пряди чёлки. Становится обидно, пустеет в груди и весь накал спадает, оставляя после себя неприятное послевкусие. Будто всё было напрасно. Действительно, Бён же и так самостоятельный, зачем ему излишняя опека со стороны других? Но почему-то Паку хотелось его защитить. Нет, объяснение всё же этому есть: Бэкхён погряз в чувстве того, что вокруг опасность и в тяжёлую минуту никто не придёт на помощь. А Чанёль хочет показать, что всё не так плохо, как кажется.

— Спасибо, — едва слышимо звучит рядом. За своими мыслями Пак и не заметил, как прошли долгие минуты молчания между ними. — Правда, спасибо. Просто всё это на публику было лишним, — мнётся, заламывая пальцы. Люди вокруг уже позабыли об этом инциденте, вовсю играясь меж собой в дурацкие конкурсы, которые проводятся из года в год.

— Мне нужно было его отвести в тёмный дальний угол и там уже высказывать свои недовольства? — отвечает на удивление мягко, без какой-либо холодности в голосе. — Поверь, это даже в плюс сыграет для общественности, если ты об этом. Но в тот момент меня это не заботило. И я говорю честно.

Бэкхён понимающе кивает. Он сильно хочет верить, что Чанёль искренен в своих словах. Всегда.