— Ты что?!

От громкого голоса Сехуна закладывает одно ухо, плечом к которому Чанёль прижимает телефон. Руки заняты кучей папок, которые нужно срочно передать только вышедшему из отпуска начальнику отдела. Этим, по сути, должна заниматься хотя бы секретарь, но та, на несчастную голову Пака, заболела. В самый неподходящий момент. На утро, когда у альфы и личных проблем полно.

— Чанёль, скажи, что ты пошутил, — продолжает Сехун, не слыша на том конце проводе никаких слов, только шелест бумаг и топот ног.

— Я не шучу, Хун.

— А он что?

— Заперся в своей комнате, — грустно вздыхает, тут же здороваясь с мимо проходящей компанией сотрудников. Успевает вручить кому-то из них всю свою стопку папок, бросает пару слов и перехватывает поудобнее телефон. — Сначала разозлился, побил меня полотенцем, а потом сбежал чуть ли не со слезами на глазах.

— Надо было тебя лучше той сковородкой и прибить, может, мозги бы на место встали. Я бы не отказался вдарить тебе за всё хорошее.

— Сехун!

— Что? Я говорю лишь правду, — секундное молчание. — Он тебе нравится?

Пак останавливается перед своей дверью, схватившись за ручку. Когда сам себе задаёшь такие вопросы, то почему-то легко отвечать за свои чувства, признаваться в чём-то, убеждаться, но когда тебе задаёт такой же вопрос другой человек вслух, то он загоняет в тупик. Интересный ли Бэкхён? Да. Красивый? Безумно. Нравится ли он Чанёлю?

— Да, — так легко и просто. Альфа всё же открывает дверь и заходит внутрь кабинета, отрезая себя от лишнего шума и постороннего мира. Прислоняется спиной к ровной поверхности и зачёсывает назад спадающую чёлку белоснежных волос. — Да, он мне нравится, Сехун. Вот я попал, — тянет почему-то с улыбкой.

— Тяжёлый случай, — отзываются в динамике. — Пак Чанёль и неумение обращаться с теми, кто ему нравится.

— Он хоть поел? — неловко чешет затылок и отходит от двери, проходя вглубь кабинета. Сехун на это хмыкает и что-то непонятное бурчит, заставляя Чанёля нахмуриться. Ему определённо не нравится такой ответ. — Сехун.

— Не выходил он ещё, сейчас вытащу, — вздыхает О, понимая, что план не видеть Бэкхёна сегодня целый день удачно провалился. А такой шанс был. — Вот обо мне бы кто позаботился, — недовольно причитает альфа, с грохотом ставя свою любимую кружку с кофе на стол. — А то в этом доме Сехун никому не нужен.

— Пожалуйста, только не говори с ним на эту тему, хорошо? Я в этом всём виноват, я и должен разбираться, — печально вздыхает Чанёль, открывая одну из папок на рабочем столе. Перед глазами высвечивается огромный список документов, только сути названия ни единого альфа так и не улавливает. — Знал бы, что он так отреагирует, то раз двести бы подумал.

— Было бы за что извиняться, боже, — закатывает глаза Сехун, бесцеремонно вытаскивая из холодильника пирожные, которые явно покупались не ему. — Не вижу в этом ничего страшного. Он готов вообще за любое прикосновение к себе убить? — откусывает огромный кусок, договаривая уже с набитым ртом. — Сумасшедший. И вообще, — проглатывает, — почему-то мне уже кажется плохим стечением обстоятельств, что он тебе нравится. Ему это всё явно не нужно и не интересно.

— Если бы ему это не нравилось, я бы точно схлопотал по первое число в какой-нибудь попытке найти с ним общий язык. Наверное, — затихает, но через пару секунд мычит от безысходности. — Это так странно, блин. Может, ещё истинность влияет, я не знаю. Не было у меня такого никогда, чтобы настолько тянуло к человеку.

— Это нормально, — доедая пирожное, выдаёт ему Сехун. — У меня с Ханем также было. Правда, мы не истинные, но это неважно.

— Помнится, что ломался-то как раз ты, а не он.

— Ой, блять, — красноречиво выдыхает О. — Просто не все такие смелые, как ты, Чанёль. Всё, ладно, сейчас я разберусь с вашими проблемами.

— Стой, Сехун, я же просил не… — но на том конце провода перебивают быстрые гудки. О спокойно положил трубку, совсем не задумываясь о том, как Паку работать весь день, зная, что этот альфа со словами к Бэкхёну особо не церемонится.

☆☆☆

К счастью, когда Чанёль вернулся домой, то никто на полу не валялся и в принципе стояла умиротворённая тишина, будто Сехун и не разговаривал с Бэкхёном. И почему-то ни одного из них не было слышно и видно. Махнув рукой на поиски хотя бы О, альфа прошёл в гостиную. Было уже довольно поздно и солнце мирно скрывалось за горизонтом, но эта идея не даёт ему покоя уже часов пять точно.

Ночью всегда разговоры становятся откровеннее, особенно на природе. Почему бы не посидеть во дворе на газоне, правда? Чанёль отвечает себе, что это наилучшая идея, которая могла его посетить в жизни, поэтому ищет бегло глазами мягкий плед. Тот спокойно лежит в кресле в углу и ещё не подозревает, что будет расстелен на землю, а ведь предназначен-то он для тёплой и мягкой постели.

Альфа выходит на улицу и втягивает свежий воздух носом, проходя к левому боку дома. Отсюда как раз видно окна омеги и горящий свет в них переворачивает всё внутри. Он ещё не спит, и это отлично. Конечно, Бэкхён уже давно мог видеть десятый сладкий сон, но проверять парня сразу у Пака не хватило ума. И как же удачно вышло, что тот всё же бодрствует и пока точно не готовится к отдыху, ведь шторы открыты.

— Окей, Чанёль, не наделай глупостей, — воодушевляет сам себя, пока поднимается по лестнице. Сегодня, на самом деле, прекрасный вечер. Потому что именно в этих числах августа начинаются красивые звёздные ночи. Сделав три глубоких вдоха, альфа тихо стучит в дверь, слыша приглушённое шуршание одеяла и быстрые шаги.

— Чего надо? — грубо звучит из комнаты, сбивая с толку Чанёля. Он прокашливается и собирается с мыслями.

— Можешь выйти на пару на пару минут?

— А так ты это сказать не можешь?

— Это очень важно. Я жду, — и немного отходит, чтобы не слышать ответа. Прислонившись к стене, Пак пытается привести себя в чувства и не сдаваться. Все же Бэкхён обижен, и это правильно, что он так реагирует. Однако проходит две минуты, три, а омега так и не выходит, да и никаких звуков не слышно, словно он так и стоит около двери, раздумывая.

Щелчок двери как вспыхнувшая надежда, и представший недовольный Бён словно мираж для Чанёля.

— Что?

— Пойдём, — Чанёль подскакивает к нему и мягко тянет Бэкхёна за запястье, но тот настороженно не делает ни шага, наоборот, пытаясь даже сдать назад. — Я кое-что приготовил.

— Ночью? Ты меня пугаешь в последнее время, — Бэкхёну действительно страшно. То он его целует в висок, держит за запястье, не давая и шевельнуться, сейчас же хочет увести его непонятно куда в непроглядной тьме, где светит только яркая луна. С возвращения альфы прошло ещё часа два, и солнце окончательно скрылось.

— Пошли, — вновь пытается заставить его сделать хоть шаг по направлению к выходу. — Это во дворе, я не поведу тебя куда-то дальше дома. Пожалуйста, — смотрит настолько умоляюще, однако ничего внутри Бэкхёна этот взгляд не задевает, поэтому тот упрямо пытается вытянуть своё запястье из цепкой хватки.

— Отпусти меня.

Чанёль тут же повинуется, обессиленно вздыхая. Он понимает, что вся затея была плохой, и лучше Бэкхёна не трогать. Ему хочется с ним сблизиться, узнать побольше о его прошлой жизни, помочь ему выговориться, взять на себя роль слушателя, но сам Бён не хочет этого и вряд ли захочет. Кажется, Пак уже построил какие-то воздушные замки грёз и мечтаний об их будущем, совсем не думая о том, что это максимально несбыточно. Может, Сехун был прав?

— Ладно, забудь, — отмахивается, понимая, что до боли обидно. Так колет внутри, пробегается по венам это отчаяние и безысходность. — Спокойной ночи, — скрывается за поворотом в коридор перед лестницей, лишь бы сбежать от бесчувственного взгляда. Он должен был привыкнуть к тому безразличию вокруг себя, но почему-то именно от Бэкхёна не хочется его. Не хочется видеть этот холод и лёд.

Тот смеряет спину альфы долгим взглядом и закрывает дверь спустя какое-то время, когда шаги уже настолько удаляются, что их становится не слышно.

Бэкхён подходит к окну, всё ещё так и не поняв, что нашло на этого альфу. Он берётся за штору, чтобы запахнуть её и уже лечь спать, лишь бы не думать и поскорее закончить этот день, как взгляд падает на двор, где оказывается Чанёль. Сидит на небольшом пледе, расстеленном на зелёной траве, что в ночи уже тёмно-синяя, даже чёрная, а рядом стоит небольшой контейнер, видимо, с едой. Альфа подогнул ноги и обхватил их руками, задумчиво глядя куда-то перед собой. И от этой картины у омеги щемит сердце. Он быстро переосмысливает его приглашение, и всё складывается, как дважды два.

Нет, он не должен ему сочувствовать и как-то переживать. Рука легко закрывает плотные шторы, но так и не отпускает ткань, продолжая сжимать.

☆☆☆

— Ты прости Чанёля, — Сехун пронзает громким голосом стоящую тишину, входя в кухню. Он никогда не слышал настолько опечаленного друга, поэтому оставаться в стороне не может. Да и зная Пака как свои пять пальцев, О может отвечать за характер и цель его поступков. — Он не специально это сделал.

— Почему ты извиняешься за него? — грубо спрашивает Бэкхён, грузно ставя кружку с чаем на стол. Ему это уже не нравится. Не хочется вообще обсуждать эту тему, но вряд ли Сехуна можно заставить заткнуться. Ему занудства не занимать.

— Потому что я его давно знаю, и знаю то, что он никогда бы не подумал о тебе в каком-то таком смысле. Как об омеге или еще о чем-то таком, так что не делай поспешных выводов у себя в голове.

— Ясно, — отпивает немного горячего напитка, совсем не желая слушать какие-то оправдания такому поступку. Все альфы одинаковые, и Бэкхёну глубоко плевать на эти выгораживания и попытку приукрасить Пака.

— А ещё я его близкий друг и знаю все его мысли о тебе, так что это была чистая благодарность и немного желания, доброго, конечно же.

— Да, а потом ему в голову придёт это желание, как ты выразился, довести до изнасилования. Но это же будет просто желание, по-вашему, — хочет даже глаза закатить от такой наглости. — Даже звучит по-ублюдски.

— Он просто не знает, как к тебе подступиться, чтобы ты немного начал с ним общаться. Нормально общаться. Вы вроде уже обсуждали это или я не прав?

— Блять, а захуя ему это, скажи? — уже в негодовании приземляет кружку о стол с громким звуком на всю кухню. — Может, я не хочу с ним общаться? Не хочу его видеть? Не хочу, чтобы совал свой нос, куда не следует? Меня спросить опять все забыли? Да, мне приятно, что он не ведёт себе как козлина, но не надо лезть ко мне в душу. Я тут просто живу, блять. И не по своей воле, — отодвигает стул, едва не роняя его на пол, противно скребя ножками по паркет.

— Не по своей воле? Тогда какого хера ты вернулся? Тогда у тебя был шанс уйти, что же ты с Чанёлем-то обратно пришёл? Скитался бы снова по своей улице. После этого случая всё пытался нормальным быть с ним, а за глаза всё равно всех хуями считаешь. А он свято верит, что ты, действительно, стал к нему относиться добрее. Лучше бы ты реально ушёл, от тебя одни проблемы. Чанёль с его отцом что-нибудь бы придумали по поводу твоего отсутствия и замены тебя.

☆☆☆

От последних слов, сказанных Сехуном, больно резануло по сердцу. Они до сих пор крутятся в голове. От него, и правда, одни проблемы. Бэкхён отпускает штору и присаживается на угол кровати, смотря себе в ноги. Перебирает пальцами и иногда кусает их, как и губы, пытаясь унять бушующее в груди чувство ненужности. Чанёль тогда в парке говорил то же самое. Правда, от него это слышать было больнее.

Он ведь здесь не по своему желанию, к нему никто не питает прекрасных чувств, и если надо, то выгонят за двери по щелчку пальцев.

«Нет, я пришёл сюда, потому что волнуюсь о тебе, глупый».

Запустив пальцы в волосы и сжав пряди, Бён заваливается на спину, совсем не понимая, чего хочет. Совсем не понимая, почему говорит такие вещи, почему эти слова вырываются изо рта, даже если в голове абсолютно другие. Ведь Чанёль вернулся тогда за ним, действительно, за ним. Сехун прав, что они могли найти другого омегу и придумать красочное оправдание, ведь это ничего не стоит. Но Пак не захотел этого делать? Почему? Если бы у Бэкхёна был человек, которому он бы смог задать эти вопросы, который бы разложил всё по полочкам в его голове. Но его, к сожалению, нет.

Прикрыв глаза и утерев уголки глаз от появляющихся слёз, омега решительно садится в кровати и смотрит на запахнутые шторы. Аккуратно отодвигает одну, убирая небольшую вазочку со свежими цветами, чтобы вновь разглядеть сгорбленную спину. Что же делает с ним этот альфа?

«Не надо лезть ко мне в душу».

Страшно, что когда ты расскажешь хоть что-нибудь, то на тебя будут смотреть иначе, то это буду использовать против тебя. Ведь зная все страхи, ты становишься уязвимым, слабым, абсолютно раскрытым перед этим человеком.

«Ты красивый».

— Чтоб тебя, ёбаный ты Пак Чанёль, — шипит сквозь зубы Бэкхён, вставая с кровати и делая глубокий вдох. Внутри клокочет желание выйти к этому альфе, и оно настолько сильно, что перекрывает второе — остаться в своём самом безопасном месте, в своём некоем бункере, где он один на один со своими же чувствами и никто его не тронет. Где одиноко. И это одиночество тебя медленно пожирает изнутри.

Бэкхён тихо подкрадывается сзади, не замечая, когда уже стоит не напротив окна, а на самой улице, смотря как Пак до сих пор сидит в той же позе, что и полчаса назад. Настолько долго он решался и боролся.

— Почему не спишь? — как обухом по голове. Конечно, Чанёль его почуял, стараться быть до конца незамеченным — сложная затея. Альфа даже поворачивает голову к нему, оглядывая Бёна с ног до головы. Тот в своей большеватой пижаме, с ворохом волос на голове и слегка помятым видом. Всего-то чуть-чуть расчувствовался. — Уже за полночь, нельзя ложиться так поздно, иди спать.

И отворачивается, вновь возвращаясь к своим мыслям. Бэкхёна будто полоснули по живому. Внутри мгновенно становится пусто и больно. Разъедает. Он так долго собирался, чтобы пройти выйти к Чанёлю, но так быстро был отвергнут и развёрнут аккурат на сто восемьдесят обратно в свою комнатку на втором этаже. Омега мог бы уйти, но что-то заставляет стоять дальше, не решаясь сделать ни шаг вперёд, ни шаг назад. Даже дышит осторожно.

— Помимо цветов я ещё когда-то увлекался астрономией. Изучал звёзды, — начинает вдруг Чанёль и закидывает голову, смотря на тёмное-тёмное небо, усыпанное кучей мелких звёздочек. — Сегодня их так много. Я хотел тебе показать. Выглядит красиво, — Бэкхён и сам невольно переводит взгляд с сидящего на пледе альфы на небо, смотря на бессчётное количество ярких точечек. — Люблю август за такие ночи. А ты?

Омега робко делает шаг вперёд, но альфа не обращает на это внимание, продолжая разглядывать созвездия, делая для себя какие-то пометки в голове. Шаг, ещё шаг, и нога ступает на мягкий плед. Бэкхён аккуратно садится рядом, неловко потупив взгляд в траву. Чанёль же в ответ выжидает, не говорит больше ни слова, искренне надеясь, что парень скажет хоть что-нибудь на его вопрос. Достаточно даже не голоса — кивка.

— Мне нравится любое время года вечером. Любой месяц и любая погода: будь то ураган или удушающая жара, — тихо произносит Бён, садясь поудобнее в позу лотоса. Он продолжает изучать тёмные травинки перед собой, слыша добрую усмешку справа. Повисает странная и угнетающая тишина. Оба напряжены, и ни один не хочет кидать даже быстрого взгляда на собеседника сбоку. Бэкхён лишь дышит чуть глубже, позволяя аромату малины заполнить свои лёгкие и немного успокоить его внутренний страх, что скребет изнутри.

Чанёль ведь не страшный? Он же ничего ему не сделает? Так ведь? Если бы хотел, то давно бы уже совершил то, что сидит в голове каждого альфы. Но Пак ни разу не давал никакого намека на принижение или оскорбление омеги за последний месяц.

— Почему ты так ненавидишь альф?

Этот вопрос давно засел у Пака в голове. Крутился, варился, пытался как-то решиться с помощью своих собственных догадок и мыслей, каких-то сопоставлений ситуаций. Да, Бэкхён говорит, что у них всё время одно на уме: потрахаться с каким-нибудь омегой. И сам Чанёль осведомлён о таких прихотях, видя постоянно вокруг себя кучу людей. Но ведь не все кругом такие. Даже сам альфа сколько раз пытался доказать обратное, но в голове Бёна будто засела одна-единственная установка на всю жизнь.

— Зачем тебе знать?

— Снова увиливаешь от вопросов, — вздыхает Чанёль. В нём даже нет сил и желания с ним препираться и как-то найти общий язык. Он устал, он не видит смысла и будущего. Если Бэкхён стоит в своей позе, то он так и будет стоять до конца своих дней. И плевать, что Пак готов перед ним делать всё, чтобы заслужить хотя бы немного другого взгляда, особенного, не такого, как для остальных.

— Зачем ты так хочешь узнать меня получше? — перефразированный и более конкретный вопрос волнует Чанёля. Бэкхён сейчас не продолжает отговариваться, а наоборот, интересуется для чего. Даже его голос звучит мягче, легче, тише, образуя вокруг них какую-то глупую неловкость.

— Потому что я хочу понять тебя.

Так просто. Он смотрит на Бэкхёна, оглядывает с головы до ног такого сгорбишегося, хмурого. Такого маленького и беззащитного. Почему-то в глазах Чанёля омега выглядит именно так. Пак снимает толстовку с себя одним движением и накидывает ему на спину. Ветер стал прохладным, а Бэкхён в одной пижаме после горячей ванны. Простынет.

«Господи, когда ты стал таким чутким по отношению к нему?»

Спрашивает Пак сам себя, но быстро же отвечает: «Когда он вошёл в мой дом».

— Надень, заболеешь.

Бэкхён косится на свисающие рукава, ощущает как от вещи сильно пахнет малиной, удушающе, приторно, но аромат разливается по телу теплом. Он тушуется пару секунд, а после надевает на себя кофту, что чуть велика в рукавах, поэтому их приходится подтянуть.

— Зачем пытаться понять меня? Понять что? Почему я считаю всех вокруг уродами? Ты же уже много раз слышал почему. Неужели мне нужно снова это повторять?

— Почему ты такой грубый? Почему ты всё равно видишь меня через ту же призму, что и других альф? Почему ты плакал вчера? Ты можешь мне сказать то, что тебя давно тревожит. Что с тобой случилось, что так поменяло твои взгляды на жизнь? Смерть бабушки, когда ты остался один? Ты же до этого был прилежным ребёнком, насколько мне известно, даже не матерился и не дрался, — смотрит в тёмный лес перед собой, что виднеется за высоким забором. Возможно, он задал слишком много вопросов. Слишком личных, сующих нос в самую душу, но Чанёлю хочется откровений.

Бэкхён сконфуженно одёргивает рукава толстовки, закусывая губу. Чанёль ведь не станет на него по-другому смотреть, правда? Бён продолжает винить себя за случившееся в том доме. Не нужно было туда ходить, он знал, что ничем хорошим это не закончится, но все равно пошёл. Он такой грязный и ничтожный, он во всём виноват. Всё это время жил в розовых очках, притворялся, что не замечает вокруг себя столько гнили, но тут его будто ударили чем-то тяжёлым по голове. Нет, кинули в канаву, перед этим побив, изрезав ножом, наглумились над ним.

— Бэк? — поворачивает голову к нему Пак, осматривая съёжившегося омегу, пытающегося скрыться в большой толстовке. Он часто-часто моргает глазами, прикусывая дрожащие губы. Что же с ним случилось? Кто его так обидел? Ненависть к этому человеку душит изнутри. Если бы Чанёль мог появиться раньше в его жизни и защитить от всех бед. Паку хочется оградить Бёна от злых оскалившихся животных вокруг, чтобы он мог чувствовать себя в безопасности, доверять ему.

Бэкхён делает громкий глубокий вдох.

— Когда мне было восемнадцать лет, — резко замолкает, сглатывая и переводя дыхание. Пак позволяет себе накрыть его перебирающие ткань толстовки пальчики своей широкой ладонью, согревая, поддерживая, говоря не бояться продолжить. Этот знак остаётся без особого внимания, когда как обычно Бён бы возразил, заехал бы локтем в бок и показал дорогу в хорошее место. — Я поехал с бывшим теперь другом на вечеринку к одному его приятелю.

☆☆☆

Огромный дом заставляет Бэкхёна в шоке разинуть рот, а рядом находящегося бету посмеяться над его выражением лица и мягко подтолкнуть к двери. Он слышал про богатых людей, но чтобы настолько — впервые. Такое ощущение, что в этот особняк вбухано столько денег, сколько Бёну и не снилось. Омега отвлекается от разглядывания дома лишь тогда, когда парень ещё раз толкает его в спину, запуская в дом.

Там уже гремит давно знакомая музыка, витает смесь чужих смешанных запахов, к которым Бэкхён, к сожалению, всё никак привыкнуть не может. Потому что иногда это сочетание вызывает ужасную тошноту, ведь не всякие ароматы сходятся вместе. Человек пятнадцать в гостиной обращают на них внимание, и кто-то кивает в знак приветствия, забавляя Бёна. Вечеринки в домах были его отдельной страстью, вызывающей бабочек в животе и огромную радость. Общественные места угнетали, загоняли в какие-то рамки присутствием людей разных возрастов, а здесь обычно собирались сверстники, у которых довольно схожие интересы.

— Это Бэкхён, — представляет его друг двум альфам, расплывающимся в улыбке. Те уже изрядно подвыпили, видимо, одними из первых прибыв на вечеринку. Омега чуть кланяется и пожимает им руки, слыша смешки. — Он у нас совсем малыш, — поясняет это действие бета, и они вчетвером смеются.

— Бэкхён, значит. Сонджэ уже бывал тут пару раз, мы с ним знакомы, а ты, получается, в первый?

— Да, — кивает Бён, свободно плюхаясь в кресло рядом и принимая протянутую стопку. Он выдыхает и залпом осушает её, расплываясь в улыбке. Альфы переглядываются, и один из них двигает бровями, говоря что-то второму. Омега этого не замечает, разглядывая уже людей вокруг себя. Сонджэ говорил, что все здесь приветливые и приятные в общении люди, а Бэкхёну очень хотелось завести себе друзей. Обычно он общался только с бетой, который ему помог с времяпрепровождением и даже с работой.

— Мы же не представились, — обращает на себя внимание альфа с копной ярко-зелёных волос. — Я Сону, это Джей, а ещё скоро должен подойти Марк.

— У вас двоих имена совсем не корейские. Вы иностранцы? — глаза Бэкхёна в прямом смысле сияют, потому что ему всегда было интересно, как живётся в других странах, а тут такая возможность поговорить, если парни, действительно, жили за пределами Кореи. Альфа с огромным энтузиазмом подбирается на диване.

— Да, Марк из Америки, я же жил пару лет в Европе. А Сону у нас не совсем путешественник. Максимум в Чеджу бывал, — и они втроём смеются. Бёну очень нравится всё это, он даже ногами по-детски болтает, так как они еле касаются пола в этом высоком глубоком кресле. Воодушевившись, что он может найти связи с такими людьми, омега совсем не видит искрящихся глаз подвыпивших альф напротив.

☆☆☆

— И когда все уже хорошо выпили, я пошёл спать, — он вновь замолкает, из последних сил сдерживая слёзы и накатывающую истерику.

☆☆☆

— Я, наверное, пойду спать, — вдруг едва лепечет Бён и косится на Сонджэ, приземлившегося с альфами.

— Бэкхён слаб на алкоголь, я же говорю: совсем малыш, — поясняет и усмехается бета, поджигая сигарету. Затягивается, после испуская большое облако дыма в сторону Джея. К ним уже давно присоединился Марк, который своим состоянием ничем не отличался. Все были пьяны в стельку.

— Может, тогда тебя довести? — предлагает заплетающимся языком Сону. — Мы можем помочь тебе дойти до комнаты, — кладёт по-собственнически руку ему на плечи, притягивая омегу ближе к себе. Тот, совсем не соображая, медленно переводит взгляд на близко, практически вплотную, находящееся лицо альфы. Мотает головой и робко улыбается.

— Я сам дойду, всё в порядке, — выкарабкивается из загребущих рук и поднимается, едва стоя на ногах. Он кивает Сонджэ и неровной походной скрывается в коридоре. Бета смотрит на трёх альф.

— Мы всё же поможем ему дойти, — встают они чуть ли не одновременно.

— Только не порвите его там, он наверняка девственник, — единственное, что кидает им вслед Сонджэ и слышит громкий смех, ловя поданный рукой знак: «окей».

☆☆☆

Перед глазами мелькают короткими вспышками воспоминания. Ужасные, страшные, неприятные, болезненные воспоминания. Даже в ушах стоит собственный стон боли, на щеках чувствуются застывшие слёзы, а в носу смешанный запах этих уёбков.

— И меня... Меня, — голос совсем затихает, срывается на каждом слоге. — И меня изнасиловали. Трое.

Гробовая тишина. Даже ветер стих, не колыша тёмные деревья в лесу.

Чанёль поражён, он выпадает из реальности. В голове лишь один вопрос: как? Как с таким хрупким и миниатюрным, совсем юным и светлым человеком могли так поступить?

— Это всё моя вина, — плачет уже он, утыкаясь лбом в руку альфы. Всё так давно копилось в нём, сидело где-то в глубине души секретом, который знает только он и ещё пара людей, что, поди, уже давно вычеркнули эту ночь из своей жизни. Они сейчас веселятся, пьют и также спокойно живут, не зная, насколько поломали жизнь омеги. Всхлипывает часто-часто, каждый раз пронзая этим звуком сердце Чанёля. Альфа притягивает его к себе, крепко прижимая к груди. — Я виноват, что это случилось, — шепчет надрывно, сильнее сжимая пальцами футболку Пака, носом утыкаясь ему в плечо.

— Зачем ты винишь себя, Бэк? Ты в этом не виноват, абсолютно, — отвечает ему на ушко Чанёль, вновь позволяя себе вольность вдобавок нежно провести одной рукой по виску, заправляя за аккуратное ушко пряди волос. — Ты не виноват в том, что случилось. Виноваты эти уёбки, что посмели тебя тронуть, — аж зубы скрипят, как же хочется их за это чуть ли не убить, заставляя в мучении молить о пощаде. А продолжающиеся всхлипы омеги оседают тяжким грузом внутри.

☆☆☆

— Так, Бён Бэкхён, верно? — омега реагирует на своё имя, утирая слёзы на щеках, и часто-часто кивает, вставая со скамьи и кривясь от боли. Он с самого утра в участке, написал заявление на тех трёх альф, имена которых даже вспоминать не хочет, как и их лица, и всё это время смиренно ждал, когда офицер выйдет к нему, допросив другую сторону инцидента. — Заявление об изнасиловании, — читает он, ломая сердце Бэкхёна на тысячи осколков. Ему и так сейчас ужасно плохо, а слышать из чужих уст такие слова, зная, что они произошли с тобой, — невыносимо.

— Да, меня…

Не успевает он договорить, как его бумагу рвут пополам. На четыре части, на восемь, а после кидают всё это в урну.

— Иди домой, малыш, — пытается приветливо улыбнуться альфа напротив, но получается отвратительно.

— Что вы наделали? Как же? — растерянно смотрит на офицера омега, вновь заходясь в слезах. — Зачем? Они же…

— Знаем мы вас, омег, которые сами лезут на альф, а потом приходят тут плакаться и говорить, что их жизнь кончена. Так что проваливай отсюда, те трое уже всё объяснили и довольно подробно. Прежде чем идти с течкой на вечеринку, надо головой своей думать, — и открывает дверь в кабинет, входя в него. У Бэкхёна внутри всё ухает вниз, а уши закладывает. Они останутся безнаказанными? Просто нафантазировав то, что сам Бён в этом виноват!?

— Нет, вы не можете! Это не правда! Они сами… Они сами ко мне пристали и… — залетает за ним следом омега, уже ловя взгляд нескольких пар глаз. Офицер тяжко вздыхает и недовольно хмурится.

— Вы слышали? Этот течный омега утверждает, что пришёл на вечеринку и был изнасилован, хотя сам на этих альф полез, — обращается он к своим коллегам, и те смеются, кто-то даже говорит, что уже столько раз такое было, а всё равно забавно. Там же, на допросе, ещё не отпущенные сидят и трое альф, счастливо улыбающихся и показывающих непристойные знаки, напоминающие об этой ночи. Кольцо из большого и указательного пальца медленно натягивается на два на другой руке, и Бён задыхается. Его будто пронзили тысячью ножами, боль сковывает в груди, и он делает шаг назад, впечатываясь спиной в дверь.

Ему не верят.

Слёзы, ещё не высохшие на щеках, снова текут по ним. Омега разворачивается и выбегает из участка, лишь бы не видеть никого из этих альф и бет, сидящих в том кабинете. Лишь бы не слышать их смех над болью и страданиями Бэкхёна, которые он испытал этой ночью.

☆☆☆

— Дело замяли, опозорив и унизив меня ещё больше не только перед этими уродами, но и перед всем участком. Для них это в порядке вещей, для них омеги — никто. Как я ненавижу альф и бет, как же я их ненавижу, — шипит сквозь слёзы, сильнее натягивая тёмную ткань чужой футболки. — Хочу, чтобы они все сдохли. Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — утыкается лбом ему в плечо, пряча вновь бегущие по щекам слёзы, что быстро впитываются, расползаясь мокрым пятном. Чанёль молчит, продолжая сжимать его в своих руках, вслушивается в каждое слово. — Все, с кем я сталкивался, такие же. Такие же животные, которым лишь бы член в кого-нибудь запихать, — его голос звучит приглушенно, но всё также болезненно и надрывно.

Пак ждёт, что сейчас Бэкхён закончит: «Даже ты такой», как он всегда говорил. Но тишина затягивается, разрушаемая лишь тихими всхлипами. Омега до сих пор крепко держится за него, как за единственный спасительный круг в большом океане акул. Чанёль должен помочь ему с собой быть слабым, потому что Бён сильным может быть и сам, без чьей-либо помощи. Хочет, чтобы парень всегда мог на него положиться, поплакаться, рассказать о чём-то, тревожащем душу.

А омегу продолжают разрывать накатывающие воспоминания.

☆☆☆

— Ты же сидел тогда вместе с ними, почему ты им позволил пойти ко мне? — Сонджэ привычно курит сигарету, недовольно хмурясь на повышенный голос омеги. Тот смог прийти к нему только через пару дней, пытаясь отойти от всей ситуации, пытаясь жить дальше. — Почему!? — хватает его за грудки, притягивая ближе и ловит кривую ухмылку. Она настолько пугает омегу, что тот делает шаг назад.

— Больно было что ли? Я их вроде предупреждал, что ты девственник.

— О чём ты вообще говоришь!? — вспыхивает Бэкхён, совсем не понимая, почему бета совсем не беспокоится о нём. — Неужели тебе всё равно?

— Блять, да с кем не бывает. Все друг с другом трахаются. И двое, и трое, хоть десять. Или надо было всё же мне пойти вместе с ними, как думаешь, малыш Бён? — приближается к его лицу и выдыхает дым, заставляя омегу закашляться и вновь отойти. — Я бы их направил в нужное русло, не впервой с такими, как ты, обращаться.

— Ты сумасшедший…

— Привыкай, малыш Бён Бэкхён, в этом мире всё не так красочно. Тебе повезло, что я тебя не первый нагнул ещё тогда, когда мы впервые встретились.

Слова тяжким грузом оседают в груди. Омега делает пару глубоких вдохов, понимая, что на него опять накатывает страх и ужас, истерика. Он не может поверить в то, что такой всё время хороший человек оказался гадким подонком. Как и те альфы, рассказавшие буквально всё о жизни за границей, смеявшиеся и приветливо улыбающиеся, смогли сотворить с ним такое.

☆☆☆

Выговорившись незнакомому человеку обо всей ситуации в самых ярких красках, в слезах, дрожащим голосом, Бэкхёну становится легче. Он, утерев щёки, выпивает предложенную барменом стопку и переводит взгляд на глубоко поражённого бету рядом. Тот настолько обескуражен, что у него чуть ли глаза не выпадают от услышанного.

— Как всё могло произойти вот так? — трясущимися руками вертит омега пустую стопку. На его плечо заботливо ложится рука собеседника. — Я не могу до сих пор нормально спать, всё время эти кошмары, их лица, мои слёзы и крики. Я устал, очень устал. Не знаю, как дальше жить. Словно моя жизнь разделилась на до и после.

— Да уж, это ужасно, — поддакивает незнакомец, нежно гладя его кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Бэкхён благодарно смотрит и знаком говорит налить ещё. Хоть он и не переносит алкоголь, но от трёх стопок вряд ли что случится. Нужно немного расслабиться. Эти две недели его вымотали всего, иссушили.

— Мне даже рассказать некому было. Тот придурок отвернулся, а больше друзей нет, родных тоже. Я даже думал, что с ума сойду такими темпами. Спасибо, что выслушал.

— Да не за что, — его пальцы крепче сжимают чужое плечо, плавно спускаясь на лопатки и всё ниже, ниже. Бэкхён заметно напрягается, испуганно пропуская вдох. Что он делает? Рука достигает кромки штанов, тут же резко хватая за карман на заднице, придвигаясь вплотную к его уху. — Какого принимать в себя два члена сразу?

— Что? — отстраняется Бён, непонимающе глядя на бету. Тот ухмыляется.

— Да ладно тебе, все омеги сначала вот так ломаются и строят драмы, а потом сами стонут, прося ещё. Ты же не просто так подошёл ко мне и начал душу изливать, за мой же счёт выпивая. Можем организовать тройничок, но если что, думаю, никто не откажется присоединиться.

Звонкая пощёчина мгновенно злит бету, а омега быстрее спрыгивает с барного стула, ошеломлённый его словами. Либо раньше никто так не разговаривал, либо он не слышал и пропускал всё мимо ушей. Будто Бэкхён оказался резко в другом мире, с другими абсолютно людьми.

— Стоять, блять, твоя задница не отвертится! — звучит позади, отрезвляя Бёна словно ушат ледяной воды. Он ускоряется, уже переходя на бег, слыша позади себя топот чужих ног. Нескольких. Страх окутывает всё тело, леденящим ужасом накрывая вмиг похолодевшие пальцы, сковывает грудь, заставляя делать глубокие вдохи, чтобы не задохнуться окончательно. Он не может позволить произойти такому второй раз. Нет, нет, нет, только не это.

Позади речи становятся всё более радостными, насмехающимися, красочными, и Бён сворачивает в переулок, чтобы скрыться в темноте от них. Только запах всё равно предательски сдаст его со всеми потрохами. Омега петляет вдоль домов, между ними, в узких проулках, бежит и бежит вперёд, чувствуя, как отнимаются от усталости ноги. И только спустя долгие минут десять всё затихает, а оживлённая улица окончательно поглощает в себя Бэкхёна, скрывая его ото всех.

Он устало доползает до лавочки и плюхается на неё, руками закрывая лицо и позволяя себе разрыдаться. В голос, громко, привлекая внимание окружающих, на чьё мнение ему абсолютно становится всё равно. Потому что все вокруг, с ужасом признаёт Бён, такие же.

☆☆☆

Альфа мягко перебирает чужие волосы, давая время успокоиться, выплеснуть всё то, что жило внутри такое огромное количество времени, разрасталось, распространялось по телу. И Бэкхён постепенно, спустя долгие минуты, затихает, продолжая изредка шмыгать носом. Он расслабляется в его руках, перестаёт натягивать ткань футболки, и в какой-то момент попросту чуть съезжает вниз.

Уснул.

— Конечно, от такого переизбытка эмоций нельзя не отключиться, — тихо сам себе шепчет Пак, продолжая гладить каштановую макушку.

Он рад, что Бэкхён позволил ему услышать о своём прошлом, о событии, которое так его надломило. И теперь он всецело понимает поведение Бёна за всё это время: обидные слова, фразы, действия, взгляды. Всё то, что до сих пор было неизвестно, вдруг стало таким понятным и ясным как солнечный день. И как же всё разрывается в груди от этого понимания. Он не представляет, как сильно пошатнуло тогда Бэкхёна. Такого ранимого, милого, с его детским ребячеством, которое довелось видеть альфе по чистой случайности. Аккуратно подхватывая омегу на руки, Чанёль не может избавиться от засевшей внутри злости по отношению к этим трём альфам, которые посмели вообще притронуться к нему.

Омега сейчас тонет в безразмерной толстовке, останавливая этим сердце альфы на мгновение. Такой восхитительный, домашний, совсем не тот острый на язык Бён, которого он встретил первый раз в той подворотне.

Чанёль быстро доносит его до комнаты, отворяя дверцу ногой. Шторы плотно запахнуты, значит, омега собирался уже спать, но всё же решил к нему спуститься? Альфа опускает взгляд на всё такое же умиротворённое лицо и мягко улыбается. Даже настолько скромный момент, что Бён позволил себе уснуть рядом с ним, заставляет сердце учащённо биться.

Он со всей осторожностью укладывает Бэкхёна на постель, сомнительно разглядывая свою толстовку. На улице прохладно, но в комнате ему точно будет жарко. Однако и трогать его вот так без разрешения, раздевать, кажется совсем безумным и непозволительным. Отчего Чанёль принимает решение распахнуть шторы, чтобы воздух с улицы беспрепятственно проникал в комнатку, а также откинуть подальше тёплое одеяло, чтобы Бён не смог им накрыться и перегреться.

— Спокойной ночи, — шепчет уже давно видящему неизвестный по счёту сон омеге и позволяет себе очередную за сегодня вольность — чмокнуть его в пушистые, пахнущие персиком, волосы.