По площадке разносится громкое «стоп. снято», а Донёль срывается с места и сгребает вышедшего человека в своих объятиях. Тот смеётся, устраиваясь удобнее в чужих руках.

Донёль всё ещё боится, что это иллюзия или розыгрыш. Что снова отберут так горячо любимое и жизненно необходимое. Что снова будет рассыпаться в пыль от чужой боли и своей беспомощности.

Но Усок никуда не исчезает. Уже несколько дней как. Улыбается довольно, держит за руку, переплетая пальцы. Шепчет на уши такие вещи, что Донёль вспыхивает мгновенно до кончиков ушей. Следом неловко оправдываясь на непонимающие взгляды, что жарко как-то. Продолжая кутаться в пуховик.

Усок чуть не мурчит от удовольствия.

Донёль жадный. Донёль дорвался. И если днём ещё приходится терпеть, то ночью, забираясь под чужое одеяло, он не намерен делиться самым сокровенным ни с кем.

Усока это полностью устраивает.