Они прошли уже большую часть пути, когда долгое время стойко переносящий дорогу Хакс вдруг рухнул без сознания. Роуз тащила некоторые не очень объемные запчасти в рюкзаке, а Хакс вез большие модули на тележке, толкая ее впереди себя и заодно опираясь на нее. И все равно дорога по равнинной местности отнимала много сил.

      Уже темнело, и Роуз решила, что привал им не помешает. Разводить огонь в поле она побоялась — из Хакса сейчас так себе воин, даже если дать ему бластер, чего она делать, конечно, не собиралась. А сама Роуз не была уверена, что сможет отбиться от местных, если встретятся таковые на пути. Пока все было спокойно, но кто знает, что случается здесь, когда приходит ночь.

      Она привела Хакса в себя, поплескав ему в лицо водой, и они добрели до высоких валунов среди травы в человеческий рост. Немного расчистив полянку, Роуз устроила Хакса, прислонив его спиной к большому камню, и сама уселась неподалеку. Вытащила нехитрую провизию — воду и всё те же галеты, — и невольно залюбовалась двумя яркими спутниками на дантуинском небе.

      Хакс молча полулежал на камне и покручивал в руках небольшую палочку. Вопрос с наручниками больше не поднимался. После того, как Хакс пытался ее спасти чуть ли не ценой своей жизни, Роуз не могла больше сковывать его, тем более здесь, когда неизвестно, что будет дальше. Сам Хакс о наручниках благоразумно не вспоминал.

      Они договорились, что Хакс спит первым, но сон не шел, и они оба просто смотрели в небо и слушали тихий шелест травы.

      — Можно вопрос? — нарушила тишину Роуз.

      — Да. Говори.

      Роуз вдруг стушевалась. Там, на корабле, Хакс показался ей почти нормальным. Он фыркал, шутил, насмехался, откидывал влажные волосы со лба, щурился и пытался справляться с болью, и совсем не походил ни на имперского генерала, ни на фанатика, каким его все представляли, ни на кого бы то ни было из Первого Ордена. Сейчас от него веело холодом и отстранённостью, и Роуз вдруг стало жаль, что он снова пытается вернуться в свой генеральский кокон.

      — Зачем ты меня спасал? Когда мы врезались?

      Хакс окинул ее хмурым взглядом и выбросил палочку.

      — Сработал инстинкт. Спастись и спасти тех, кто рядом, если есть возможность. Она была, и я сделал это.

      — И что, ты всегда так делаешь? Спасаешь тех, кто рядом?

      Хакс откинул голову на камень и прикрыл глаза. Роуз приказала себе никогда ни о чем не жалеть — ни о неуместных вопросах, ни о своих импульсивных порывах. Она никак не могла понять, кто этот человек, что сейчас рядом с ней. Почему он здесь? Как получилось, что совсем недавно они были по разные стороны, и вдруг идут вместе в город, чтобы продать запчасти и попасть на базу Сопротивления.

      — Нет. — Хакс ответил коротко, словно рубанул. Роуз понимала, что он не настроен на разговор или откровения, что скорее всего он мучается от боли в груди и не хочет разговаривать с ней, хоть и не отказывается.

      — А информацию зачем сливал Сопротивлению? Какой резон?

      Хакс снова долго молчал — то ли не хотел отвечать, то ли не знал, что ответить, но потом все же сказал:

      — В какой-то момент я понял, что все это бесполезно.

      — Что бесполезно? — нахмурилась Роуз и невольно подвинулась ближе, потому что Хакс говорил очень тихо.

      — Война. Военная карьера. Вечные побегушки. — Хакс сорвал травинку и сунул ее себе в рот. — Вся эта война в какой-то момент превратилась в фарс.

      — Да, фарс, в котором умирают люди.

      — Не без этого, — пожал он плечами. — А самым главным источником фарса стал Рен с его идиотским способностями. Если Сноук хотя бы мог использовать их по назначению — порабощать планеты, наращивать вооружение, чтобы боялись и подчинялись, то Рен… Просто клоун.

      — Так все дело в мести или зависти? — удивлённо спросила Роуз. Однако в следующую же секунду поняла, что удивляться-то тут особо нечему. Гораздо удивительнее было бы, если бы Хакс вдруг понял ошибки Первого Ордена, раскаялся в них и из-за этого стал помогать Сопротивлению. Хакс усмехнулся.

      — Ничего ты не знаешь.

      — Так объясни!

      Роуз вдруг почувствовала непреодолимую тягу снова увидеть в Хаксе простого человека. Обычного, со своими ошибками и правотой, но живого, настоящего. Без маски жесткого генерала, фанатика с гнилой душонкой. Однажды разглядев нем что-то хорошее, ей отчего-то не хотелось это так просто отпускать.

      — Что тебе объяснить, девочка с Оттомака? Как тебя забирают ещё мальчишкой в армию и лупят по любому поводу? И единственная возможность избежать побоев, а иной раз и смерти — это быть лучше и сильнее других. Быть бешеным в желании выжить настолько, чтобы другие боялись одного твоего взгляда. Служить тем, кто ненавистью выжигает планеты… — Хакс прикрыл глаза, откинул голову на камень и снова попытался вдохнуть. И не смог. — А потом выясняется, что все это никому не нужно. Верховный лидер возит тебя по полу на глазах у подчинённых, и они потом обсуждают это, потешаются над тобой, — он горько хмыкнул и облизал сухие губы. — А дальше ему на смену приходит недоносок, и не потому, что лидер, а просто потому что может придушить тебя, выставив руку вперед. И только потому, что у него есть эта криффова Сила, он становится Верховным лидером, пускающим слюни на мусоршицу! Как я могу тебе это объяснить, если сам не понимаю, как такое могло случиться?

      — И ты все это подстроил, только чтобы насолить Кайло Рену? Это похоже на бред.

      — Какая разница почему я все это устроил? — Хакс поморщился, тяжело сглотнул и попытался изменить положение, но скрипнул зубами и перестал двигаться. — Мне все равно теперь нигде места нет. Ни в Ордене, ни в Сопротивлении. Чувствую себя так, словно вернулся с того света, да только совершенно зря. Все равно убьют, не свои, так ваши.

      — Это будет зависеть только от тебя, на самом деле, — пожала плечами Роуз, подавая ему воду. — Ты помог нам, спас много жизней тех, кто погиб бы, если бы мы не смогли так удачно скрываться от Первого Ордена всё это время. Люди, которые не погибли благодаря тебе, были кому-то дороги, и «наши» умеют это ценить. Если ты говоришь правду и действительно вывел Финна и По, спас их от расстрела, я уверена, что они всем об этом расскажут.

      — Если выживут, — бросил Хакс после того, как напился и снова откинулся на камень. — Рен объединился с Палпатином против Сопротивления. А вас, насколько я помню, жалкая горстка. Даже если ваши узнают, как пробраться на Эксигол, он просто перебьет их там, как мух.

      — Значит, нашим надо собрать армию! Сообщить всем системам, на всех изведанных территориях с просьбой объединиться против угрозы! — воодушевилась Роуз. — На Дантуине находится старая база Альянса, там есть мощный передатчик! Если мы попадаем туда, мы сможем передать сообщение из этой части галактики, кто-нибудь да услышит!

      — Это, конечно, все прекрасно, но как ты видишь, у нас нет транспорта, а долгие пешие прогулки я вряд ли могу сейчас совершать без того, чтобы не сдохнуть.

      — Хакс, но ведь это твой шанс! ― возбужденно воскликнула Роуз. Ей почему-то вдруг стало так важно, чтобы он у Хакса был. — Если мы отправим сообщение и приведем подмогу к Эксиголу, ты станешь героем для Сопротивления! Ты сможешь искупить…

      — Что искупить, полоумная? У меня не то, что руки по локоть в крови, я в этом дерьме по самую шею. И это никто и ничто не сможет искупить. Уж тем более не какой-то дурацкий призыв о помощи.

      — Я знаю, что где-то внутри тебя, возможно, очень глубоко, сидит хороший человек, которого ты боишься выпустить. Но этот человек спас меня во время крушения, несмотря на то, что это едва не стоило ему жизни. И он достоин хотя бы того, чтобы все о нем знали.

***

      Хакс поднял взгляд в темное небо и уставился на пару спутников. Горло его сжимало так, что даже если бы он хотел что-то сказать, то не смог. Глаза чесались и болели — скорее всего от всей той бакты, которая была у него снаружи и внутри. Он задрал голову повыше, чтобы Роуз не видела, как ему тоскливо и как сильно хочется выть от безысходности.

      Хакс хотел бы глубоко вздохнуть, почувствовать этот теплый ночной воздух, пахнущий травой и нагретой за день землёй, но он не мог — слишком больно. Он всю свою жизнь провел в космосе и пожалуй никогда вот так не сидел на какой-нибудь из планет и не ощущал умиротворение. Вся жизнь его — это муштра и приказы, никогда никому до него не было дела. Кроме нее.

      Он ничего ей не ответил, а она наверное, ждала какой-то реакции. Она ненавидела его, но в то же время ей не было все равно. Она лечила его раны и плакала — не все ли равно отчего: от жалости или досады. Или от страха, как она сама объяснила. Но Хакс чувствовал, это были другие слезы, он понял это каким-то внутренним чутьем. Ей было не все равно, что с ним будет. Он спас ее, но из-за этого ему стало хуже, и она знала это. Никто и никогда раньше не страдал от того, что причинил ему боль. Насмехались только.

      Он был злом. Он так долго был злом, что совсем забыл, как может быть иначе. А вот с ней было иначе. И лучше бы он этого не знал, потому что теперь вернуться в прежнее состояние было тяжелее, чем терпеть боль от смертельной раны.

      — Я всегда, сколько себя помню, хотел управлять галактикой, — сказал Хакс, чувствуя странную потребность выговориться. — Стремился к этому. Только не понимал, что это непосильная ноша. Нельзя подчинить галактику без насилия, Империя столько лет правила именно потому, что насилие было основой правления. А насилие, оно… Убивает внутри тебя что-то. Что-то важное, наверное, потому что когда ты это теряешь, ощущаешь на этом месте пустоту. И поздно уже что-то менять.

      — Меняться никогда не поздно, — тихонько прошептала Роуз совсем рядом. — Главное, чтобы эти перемены были к лучшему. — Он отчего-то очень остро ощущал ее присутствие, и от этого ему было лучше. Чуть менее больно. — Спокойной ночи, Хакс.

      — Меня зовут Армитаж, — вырвалось у него. Отчего-то захотелось услышать свое имя, не лающим голосом военных, а тихим, убаюкивающим женским. Ее.

      — Спокойной ночи, Армитаж, — сказала Роуз, и Хакс услышал в её словах улыбку.

***

      «Армитаж. Конечно, как ещё могли назвать мальчика, которому, видимо, с рождения пророчили будущее имперского генерала».

      Роуз слышала имена ещё более странные, но Хаксу очень подходило его имя. Однако теперь ей казалось, что это два совсем разных человека. Армитаж Хакс, который отдал приказ ее казнить — жёсткий и безапелляционный, и имя его звучало так же. Армитаж Хакс, что открылся ей здесь — раненый не столько физически, сколько истощенный своими внутренними демонами, живой — совсем другой. Изломанный, разбитый.

      То, что произошло сейчас, поразило Роуз. Она прикоснулась к чему-то настолько неизведанному и скрытому от посторонних глаз, словно к некоему артефакту. Она увидела человека, которого считала воплощением зла в Галактике, совсем с другой стороны, и боялась даже шелохнуться, чтобы не упустить это чувство.

      Роуз мельком косилась на Хакса. Он долго не спал, все пытался вздохнуть, но у него не получалось, и он надсадно стонал, ворочался и пытался найти удобное положение. Роуз искусала себе все губы — ей так хотелось подойти ближе и… Хотя бы взять его за руку, чтобы уменьшить его боль. Чтобы он почувствовал себя не так потерянно, чтобы понял — ещё не всё утрачено. Но она не решилась.

      Она совсем не долго знала этого нового Хакса, который должен был умереть по приказу своих же сослуживцев, но не умер, а здесь, с ней, идёт в дантуинский поселок. Она боялась, что это все лишь ее фантазии или его какой-то хитрый план, но то и дело мокнущая рана на его груди вызывала в Роуз такие острые приступы жалости, что она едва могла сдерживать слезы.

      Человек, который никогда никому не был нужен. Которого никто никогда не любил. Который всю жизнь шел не той дорогой, и наконец понял это или чувствует это, но хватит ли сил самому себе признаться? В галактике есть абсолютное зло, и этот человек был его частью. Но был ли это его выбор? И может ли все измениться, если этот выбор ему предоставить?

      Хакс наконец затих, и Роуз подобралась ещё ближе к нему. Его рыжие волосы, которые в полумраке ночи казались темными, растрепались, всклоченные, и Роуз осторожно, одними пальцами убрала те, что упали на лицо. Хакс дышал размеренно, но поверхностно, видимо ему все ещё было больно. Голова его свесилась в сторону, и Роуз могла разглядеть его мертвенно бледную кожу, которая казалась почти прозрачной, освещённая дантуинскими спутниками. На щеках уже начала пробиваться щетина, а возле уха запеклась кровь — Роуз не замечала раньше, что он весь в ссадинах и царапинах после их жёсткого приземления на Дантуин. Она, наверное, не лучше. Во всяком случае руки все ободраны.

      Роуз глубоко вздохнула и подняла глаза в полное звёзд небо. Где-то там ее друзья бьются за свободу, ждут помощи, надеются на победу. Как бы ей хотелось быть сейчас там, среди них! Но отчего-то она чувствовала, что здесь и сейчас, рядом с этим странным человеком, она делает что-то важное. И очень правильное.

***

      Роуз проснулась, когда было уже совсем светло. И свежо, да так, что ее буквально пробирало до костей, несмотря на то, что она куталась в свою куртку.

      Осознание того, что что-то не так, пришло не сразу. Около камня никого не было. Роуз вскочила и принялась оглядываться вокруг, но везде были только поля да редкие деревья с кустарниками, и к своему ужасу она поняла, что… Осталась совсем одна. Хакс ее бросил.

      Вещи их лежали тут же, рюкзак и тележка на месте. Там, где спал Хакс, трава была примята, а на камне осталось совсем крохотное пятно крови. Роуз почувствовала себя полной дурой. «Надумала себе ерунды, пожалела, раскисла. А он просто взял и ушел, как только ему стало лучше себя лучше. Боится за свою шкуру. Глупость какая, что на меня нашло? Такие люди никогда не меняются».

       Роуз вдруг почувствовала странное опустошение, щедро разбавленное разочарованием, а слезы сами покатились из глаз. Она уселась возле камня, где спал Хакс, подтянула колени к груди и уткнулась в них, стараясь заглушить невесть откуда взявшуюся боль.

      «Зачем все это было — откровения, разговоры? Сказал, как его зовут. Даже не взял ничего, просто ушел, как только я вырубилась, наверное. Глупо, как же все это глупо…»

      — Тебе что, плохой сон приснился? — послышался вдруг голос, и она резко подняла голову. Хакс подошёл так тихо, что она не услышала звука приближающихся шагов, и вот он теперь стоял рядом с ней и недоуменно взирал сверху вниз.

      — Я… — хрипло и сдавленно промямлила Роуз, — я думала… что ты ушел.

      — Ну да, я отошёл тут, недалеко… Ты спала, и я не стал тебя будить. Не думал, что ты так рано проснешься. Рассвело совсем недавно.

      — Я думала ты совсем ушел, — проговорила Роуз, снова утыкаясь в колени. — Сбежал.

      Она не видела, но почувствовала, как Хакс подошёл совсем близко и присел рядом с ней на траву. Он провел пальцами по ее щеке и, подцепив подбородок, заставил посмотреть на себя.

      — Ну подумай, куда я тут уйду, глупая? — Роуз смотрела на его лицо, которое было так близко. А больше всего взгляд притягивали его губы, уголок которых сейчас приподнялся вверх, и эта полуухмылка делала лицо Хакса таким забавным. — Тут кругом одни луга. Далеко я уйду? И что мне делать тут одному? Пока ты рядом, в моей жизни есть хоть какой-то смысл.

      Роуз смотрела на него, широко распахнув глаза. Неужели все, что она увидела в нем — может быть на самом деле? Или он просто понимает, что его ранение не позволит ему выжить здесь одному? Хакс поднялся на ноги и протянул ей руку.

      — Поднимайся, нам нужно идти. Чем быстрее мы избавимся от деталей, тем легче нам будет идти дальше. И можно уже будет нормально поесть. С тех пор как я воскрес, основной моей едой были галеты и вода.

      Роуз вложила свою ладошку ему в руку, и он потянул ее на себя, поднимая. Она чувствовала себя так, словно ей удалось избежать смерти или что с души свалилась целая глыба. Она ещё не знала точно, что происходит, но где-то в груди у нее зародилось странное чувство, что, может быть, теперь все будет хорошо.