Салли

Два с половиной года спустя.

     Центр вселенной школы Чикаго — это, само-собой, столовая. Тут происходят взлеты и падения, ссоры и примирения, новые отношения и старые связи. Весь свет, все сливки нашей школы стекаются именно сюда между сменами. Те, кто закончил учебу приходят сюда есть, тусоваться, общаться, драться, целоваться, писать, читать, есть и такие, кто умудряется даже доставить друг другу удовольствие и стравить пар. И только я одна хожу сюда ковыряться в запеканке.

     Хмуро сидя в углу, стараясь не привлекать к себе внимание, да, в общем-то, никто и не стремится мне его оказывать, уже полчаса я ковыряюсь в тарелке, глядя на Расти в обществе одногруппников. Точнее, в основном одногруппниц. Эти придурочные Эрудитки вешаются на него, всеми силами конкурируя между собой за его внимание и строя ему глазки. Их можно понять, я их очень хорошо понимаю.

     За это лето он сильно вытянулся, тренировки слепили из него отлично сложенного подростка. Плечи стали шире, осанка прямее, ни о каком лишнем весе и речи нет. Ясно, что всего он сам добился, это не моя заслуга и наши совместные занятия ни при чем. Походка у него, как у постоянно тренирующегося человека, пружинящая, будто он каждую минуту готов к нападению. Взгляд серых глаз стал гораздо увереннее и вообще… Красавчик он, оказывается. Вон как девки липнут, прямо как мухи на… мед. Блин. И тренироваться с ним все сложнее, когда я стою рядом, мой нос упирается ему чуть выше живота. Руки у него огромные, сильные, я могу его победить только реакцией и выносливостью. Он все чаще практикует захваты и броски. Ему ничего не стоит поднять меня, он делает это с такой легкостью, будто поднимает книгу или тетрадку, и швыряет меня на пол.

     И характер у него… Просто у-у-ух. Чуть что, сразу обижается, старается отомстить, сделать побольнее. Все время ему кажется, что над ним смеются, издеваются, не принимают всерьез. Недавно подрался с мальчишкой из Искренности, чуть не покалечил его. Мальчишка нарвался, конечно, но был бы на месте Расти Бесстрашный — наказали бы очень сильно. А с Эрудита чего взять? Конечно, я видела драку. Стояла в числе первых, наблюдала, как мое детище дубасит довольно крепкого Искреннего. Наши тренировки не проходят даром, конечно, он все впитывает как губка, все приемы, захваты и прочее использует правильно. Не хватает реакции немного и, чаще всего, он боится сделать больно. Если не злится, конечно. Когда злится — все, тушим свет. Разъяренный Расти зрелище не для слабонервных.

     А я все та же, маленькая, худая и плоская, как червяк. Все так же, никто не дружит со мной. Даже Расти никогда не подходит ко мне в общественных местах, все больше старается подловить, когда рядом никого нет.

     Была у меня Ким. И не стало ее. То есть сама девушка, конечно, жива-здорова, но вот только это больше не она. Она так и не оправилась до конца после того, как ее порезали на сетке. Пришла в себя тогда только через неделю после всего этого и замолчала. Не говорила полгода. Свои шикарные волосы она обрила почти наголо, оставив сантиметровый ежик. Одевается только в черное, никаких красных и оранжевых полосок, что частенько допускают Бесстрашные в своей форме. Только чернота. Набила себе тату — под грудью, вокруг туловища у нее, как бы, веревка и тугой узел между грудей. Проткнула уши и вставила колечки в них, по типу, как у Криса были. Только по этому я поняла, как она по нему тоскует.

     Инициацию она прошла на ура. После той ночи, когда ее сняли с сетки, не стало больше девушки из Дружелюбия. Теперь это холодная, расчетливая, железная Ким. Когда Фил сунулся было к ней, она проткнула ему мошонку ножом, с которым до сих пор не расстается никогда. Больше к ней никто не лез.

     А потом пришла весточка от Криса. И девчонка сорвалась. Она рыдала так, что я думала, рухнет Яма. И, в конечном итоге, я нашла ее на мосту. Она прыгать собралась. Не могу, говорит, больше его ждать. Все, говорит, кончилась моя выдержка. Он, говорит, возвращаться не собирается, а когда вернется, даже не посмотрит на меня, я уродина. Вот дура-то, прости Господи. Это она из-за шрамов психует. Те ублюдки, что ее порезали, не скупились на глубину ран. На лице, на груди и вообще, по всему телу, остались белые ниточки-паутинки шрамов. А я слушаю и радуюсь, как дура, что она вообще говорит, а что до пропасти, так я ж не дам ей прыгнуть. И Крис вернется, и плевать ему на ее шрамы. Я его знаю, он на такие вещи вообще не посмотрит. Он, как и все в нашей семье, если залипнет на ком-нибудь, то все.

     Мысли плавно перескакивают на братьев. Матт с Ником увлеклись мотогонками. Стали трюкачами, прыгают с крыши на крышу на своих агрегатах. Мама уже рукой на них махнула, парни стали самыми настоящими адреналиновыми наркоманами. Когда у них соревнования, интересно, конечно, посмотреть. И выглядят, конечно, круто.

     Эван прошел инициацию, метит на пост командира патруля. Вместо Криса, который пропал полтора года назад. Он должен был вернуться, в Дружелюбие был отправлен отряд зачистки, всех торчков нашли и убили, взяли какую-то банду, судили их, посадили, кого-то расстреляли. А Крис исчез, как и Джош. Остались мы вчетвером. Ким тоже в патруле, Эван одним глазом присматривает за ней, помня о просьбе брата, но с каждым месяцем, которые уже складываются в года, надежды на возвращение братьев все меньше. И я тоскую, как же я тоскую по ним! Никогда не думала, что мне будет не хватать ворчания и криков Криса, трепок от Джоша… Они по-настоящему любили меня, заботились. А теперь неизвестно где они и что с ними

     За эрудитским столом взрыв смеха, Сара, высокая, конечно же, очень красивая Эрудитка, с синими глазами и прямыми светло-коричневыми волосами (явно красит) заливается колокольчиком, обнимая Расти за плечи и наклоняясь к нему так, чтобы был виден разрез ее блузки, как можно глубже. Черт. Может, ей космы повыдирать, а? А ему это, вроде, нравится, смотрит на нее с улыбкой. На меня он, чаще всего, смотрит или настороженно, будто ожидая подвоха, или обиженно, за то, что я его опять побила, или злобно, если я его чем-то разозлю. Вот так он мне никогда не улыбается. Но это и понятно, я ведь не Сара, у которой есть, на что посмотреть…

     Мне ужасно стыдно было себе признаваться, но он мне нравится, очень нравится. Мой взгляд, все чаще, останавливается на его губах, а когда он снимает футболку, чтобы переодеться, я всегда стараюсь отвернуться, чтобы не пялиться уж очень откровенно.

     В Бесстрашии в моем возрасте все подростки уже занимаются сексом и это ни для кого не секрет. Только мне не светит совершенно. Потому что никто в Бесстрашии даже не посмотрит в мою сторону. Да и я не позволю посмотреть, потому что мне из них никто не нужен. А тот, кто нужен, если когда и дозреет, то точно не сейчас и уж точно не для меня. Я для него навсегда подружка, тренер, жилетка, кто угодно, но только не девушка. Ну и ладно.

     Тяжело вздыхаю, поднимаюсь с лавки. Надо уходить уже отсюда, нет сил смотреть, как Сара сейчас просто съест его. Он конечно пока только слегка растерянно на нее посматривает, но ведь дойдет до него когда-нибудь, что именно она от него хочет. Блин, вот же я дура, надо перестать пялиться туда.

     Конечно, увлекшись рассматриванием процесса соблазнения моего друга, я совершенно не замечаю треклятого Билли, смысл шуток которого в отношении меня сместился на подкалывания в области ниже пояса и всего, что с этим связано. И я пропускаю звонкий, довольно ощутимый шлепок по попе. Останавливаюсь. Перебираю в голове, как можно его уебать так, чтобы он долго еще вспоминал и соплями захлебывался.

     — О-о-о, червяк так возбудилась, что забыла, как ходить? Ой, постой, я вспомнил, ты ж у нас не траханая еще, не знаешь, что такое возбудиться! Хочешь попробовать?

     — Член вонючий и волосатый попробуй, Билли, — советую ему, вдыхая поглубже, чтобы голос звучал ровно и не вибрировал. — Только сначала вынь его из своей жопы!

     Билли вскакивает, бросается на меня. О-хо-хонюшки, тело-то выросло, а мозги так и болтаются в черепушке, перекатываясь и звякая в пустом пространстве. Он конечно намного выше, сильнее и мощнее меня, но мой небольшой рост — это сейчас преимущество. Плюс реакция.

     Специально, чтобы он расслабился и подпустил меня поближе, пропускаю несколько ощутимых ударов, сама раззадориваю его мелкими кулачками, чтобы еще больше позлить. Пресс у него прокачанный, не пробьешь, не сломав пальцы, но и мы не лыком шиты. Смешно мы, наверное, смотримся, высокий накачанный подросток и мелкая вертлявая девица. Пока Билли машет своими кулачищами, от которых я непременно ухожу, выматывая его и еще больше потешаясь над ним, замечаю, что Расти напрягся и вроде как рванулся к нам. Надо же, ему что, не все равно? Мысль эта греет и приносит немалое удовольствие. И даже немного вдохновляет.

     — Ну что, червяк, решилась? Я смотрю, ты вокруг меня круги нарезаешь, не можешь спокойно мимо пройти?

     Ну вот, пора. Делаю обманный маневр, заставляя его принять более устойчивую позицию и расставить пошире ноги. Делаю стремительный кувырок вперед так, чтобы прокатиться у него между ног, поворачиваюсь, ножичком разрезаю его брюки на талии и сдергиваю с него штаны. Вскакиваю и даю ему пендаля.

     — Билли, теперь стало ясно, отчего у тебя все время на языке «червяк» вертится. Он ведь у тебя в штанах прочно поселился, вот ты и бесишься.

     — Ах ты, сука гребанная! — ревет придурок на всю столовую. — Ты мне ответишь за это, блядская девка! Я клянусь, ты пожалеешь, что вообще на свет родилась и никакой дядюшка тебе не защита.

     Интересно, это смешно, только когда такие слова произносит человек со спущенными штанами, одной рукой прикрывая свой стручок, а другой пытаясь натянуть разрезанные портки, или это вообще смешная фраза? Отсмеявшись, говорю так, чтобы все услышали.

     — Пожалею, конечно, пожалею, Билли. Бедный ты, тебя так жалко, просто до соплей! — подхожу, пресекая его попытки подняться несильным пинком. Потом, приставляя к его яйцам нож, говорю: — Попробуешь рыпнуться ко мне, это будет последнее, что сделал твой червячок, Билли. Придется, в таком случае, тебе с ним попрощаться. Тебе все понятно?

     — С-с-сука, ты ответишь, клянусь, ответишь мне за это…

     — Ты повторяешься, парниша. Пластинку смени.

     Подхватываю сумку и иду на выход. Через проход чья-то довольно сильная рука останавливает меня. Я так удивляюсь, что даже не пытаюсь сопротивляться. Смотрю на свою руку, ее обхватывают длинные мальчишечьи пальцы, поднимаю глаза. На меня смотрит парень, кажется из класса Николаса. Симпатичный, очень коротко стриженный, как и все Бесстрашные, уже успел подкачаться. Роста не вижу, потому что он сидит. Глубоко посаженные зеленые глаза смотрят хмуро.

     — Чего тебе? — спрашиваю, не всю же жизнь мне стоять и таращиться на него.

     — Ты с огнем играешь, ты знала? — говорит мне парень низким, уже начавшим ломаться голосом.

     — А тебе какое дело? Ты кто, вообще?

     — Я знаю Ника и Матта тоже знаю. В курсе, что ты их сестра. И если им плевать, то мне не плевать. Билли очень поганый чувак. У него есть приспешники. Он такое не простит, я тебя хочу предупредить. Ты должна быть осторожна.

     — Слушай, не помню, как тебя зовут…

     — Вайро. Меня зовут Вайро Тревис. Я учусь…

     — В классе с моим братом, знаю. Слушай, Вайро, тебе, конечно, спасибо за помощь и опеку, но я в состоянии сама о себе позаботиться. Билли мой старый знакомец, мы еще когда в детской комнате жили, уже дрались во всю. Он идиот и придурок, но он мне ничего плохо не сделает, не волнуйся.

     — Я тебя предупредил, — холодно произносит мальчишка, сверкая на меня зеленущим взглядом. — Ходи по Бесстрашию осторожно. Билли не такой плюшевый, как кажется. И у него есть друзья, если их можно так назвать.

     — А-а-а, я поняла… Ты хочешь оказаться поближе к лидерской семейке! Вайро, я должна тебя огорчить. Я не имею на Сэма никакого влияния и нигде не смогу тебя продвинуть. Могу только перед Эваном замолвить за тебя словечко, может, он тебя в патруль возьмет.

     — Ты дура, все-таки, непроходимая, — парень поднимается, и мне приходится натужено сглотнуть, потому что росточком он совсем не обижен. — Ты вообще понимаешь, что ты делаешь, идиотка? Билли совсем отмороженный чувак, он вообще ни на что не посмотрит. Плевать я хотел на твоего родственника и на патруль, я вообще в особую группу хочу. Так что, мне твои услуги ни к чему. Просто не хочется, чтобы тебя, дуру, изнасиловали где-нибудь в подвале.

     — Ладно, я все поняла, прониклась и вообще, спасибо тебе за заботу, очень трогательно. Теперь я могу идти, или ты еще как-нибудь хочешь меня уберечь от самой себя?

     — Ой, дура какая… — качает головой парень, но улыбка трогает его губы. — Довыебываешься ведь!

     Все ясно. Дура. Довыебывавшаяся. Здорово быть умным среди дур, правда? Подхватываю сумку и, обогнув Вайро, выскакиваю из столовой. За всеми этими разборками, опять опаздываю к Льюис и теперь она меня точно четвертует. В коридоре меня догоняет Расти.

     — Салли! — останавливает он меня, тронув за плечо. — Ты придешь сегодня?

     — Нет, — удрученно качаю головой и не могу подавить улыбку, глядя на него. — Мне надо позаниматься, иначе меня не переведут на следующую ступень обучения. Ты позанимайся пока с тренером, нам с тобой все меньше и меньше есть чем заняться вместе, слишком разная весовая категория.

     — Ну, что касается учебы, я уже говорил, могу помочь. А что касается тренировок, мне нравится тренироваться именно с тобой. Не забрасывай меня, Салли, пожалуйста! И, кстати, что это за Бесстрашный с тобой сейчас разговаривал? Что хотел?

     Мне показалось, или в его голосе промелькнула искорка ревности? Да?

     — Это друг Николаса, моего брата. Они в одной группе. Сказал, что я безрассудна в отношении Билли.

     — Но он прав, тебе нужно быть осмотрительнее, ты хоть и можешь за себя постоять, а против группы парней вряд ли выстоишь. Билли выглядел как человек, который хочет отомстить.

     — Расти, хоть ты мне нотаций не читай! —досадливо отмахиваюсь я от Эрудита. — Ничего такого со мной Билли сделать не сможет, он слизняк и болтун. Ладно, приду я сегодня потренироваться с тобой. Но, чур, ты поможешь мне с логическими задачками, у меня они совсем не идут. Окей?

     — Не вопрос. Во сколько?

     — Давай ближе к семи, встретимся в тренажерном зале, а позанимаемся в комнате отдыха.

     — Все заметано, до вечера.

     Мы с Расти прощаемся, и я бегу к Льюис тоненьким голосочком просить прощения. Может, она меня, ха-ха, и помилует.

***

     — Я никогда не пойму логику этой задачи! Я вообще никогда не пойму логику никакой задачи в мире! Кто вообще придумал эту сраную логику? — от раздражения я даже дышу через раз. Да что же это такое! — Ну, Расти, ну, они издеваются над нами, ну, вот что это за задача:

      В психиатрическом отделении Эрудиции есть главный врач и много психов. В течение недели каждый псих один раз в день кусал кого-нибудь (возможно и себя). В конце недели оказалось, что у каждого из больных по два укуса, а у главного врача сто укусов. Сколько психов в больнице?

     — Ну как можно решать такую задачу, я вообще не понимаю! Ты знаешь?

     — Я-то знаю, но ведь ты должна понимать, тебе же тесты сдавать, Салли!

     — Я понимаю одно: эту задачу придумали сами психи. Ну, Расти, ну пожалуйста-а-а… Я никогда не пойму, как это решать. Объясни мне, а следующую я попробую сама решить, а?

     — Ладно, решу тебе задачку, но не просто так. Ты меня проведешь в Бесстрашие. И поучишь стрелять. Идет?

     — Вообще-то задачка одна, а желаний у тебя много.

     — Ну, давай пока остановимся на тире. А там, глядишь, еще одна задачка будет. Согласна?

     — Ну тир, так тир, — говорю я, хихикнув в кулачок.

     — Чего смешного-то, — моментально начинает злиться Расти.

     — Ничего, просто у нас, обычно, бывает наоборот.

     — Что? — серые глаза становятся удивленными. Блин, как же он мне нравится. Тьфу.

     — У нас, когда парень хочет поухаживать за девушкой, он ее приглашает в тир, пострелять. Ну, это, вроде как… Не знаю, как объяснить. Ну вот, представь: я в тире, встаю и вытягиваю руки, как будто держу пистолет, парень подходит ко мне сзади… Подойди, Расти, — он подходит, не понимая, что же я от него хочу, — положи свою правую руку на мою правую, а свою левую на мою левую, — Расти обнимает мои руки своими, по моему телу разливается теплая волна и спускается куда-то вниз. Дыхание приостанавливается, сердце пропускает удар, а потом все опять начинается, только в уже ускоренном режиме. — Это называется «стойку поправить девушке». Теперь понимаешь?

     — Теперь понимаю, — выдыхает он мне в макушку. Вот интересно, мне кажется, или он дышит чуть тяжелее, чем обычно? Я еще немножко позволяю себе понежиться возле широкой груди, однако надо и задачу все-таки решить.

     — А ты мне предложил тебя научить. Ха, мне, чтобы твою стойку скорректировать, придется встать на табуреточку.

     — Ну не всем же быть мелкими задохликами, — Расти прищуривается, а мне вдруг обидно становится.

     — Уж, не меня ли, ты имеешь в виду?

     — Нет. Салли, ты что, — вот не замечала я раньше, а у него, оказывается, красивая улыбка… — я имел в виду парней мелких, как Ллойд, например.

     М-да, Ллойд — Эрудит и староста своей группы, едва выше меня, а по комплекции, наверное, такой же, как я. Расти улыбается, пристально меня разглядывая, а я умом-то понимаю, что надо бы глаза отвести, но все равно продолжаю пялиться на умопомрачительную улыбку… Хм…

     — Ну что там с задачкой у нас? — отмираю наконец я.

     — Вот смотри, — Расти берет бумажку и начинает рисовать на ней каракули. Ну то есть решать задачу, но для меня это одно и то же. — Обозначим за Х число больных. Тогда каждый псих за неделю кусанул по 7 раз себя и своих корешей и главврача. Получим 7Х укусов всего было сделано. Главврач не кусался, слава богу. У каждого психа оказалось по 2 укуса — это 2Х, а у главврача-бедняги (не любили психи его, блин) стало 100 укусов. Имеем уравнение:

     7Х=2Х+100

     В итоге 20 больных.

     Вот вариант более красивый и простой, если без всяких уравнений — 100 не кратно 7 и 6, а кратно 5 и отсюда психи кусали доктора 5 дней в неделю и два дня себя.

     — Блин, Расти, вот, когда ты все объясняешь, кажется, как я сама не додумалась, все легко. А когда на задачку смотрю, то правда — вижу фигу. Ну как так?

     — Тебе надо больше практиковаться. Решай задачки просто для развлечения и научишься быстро.

     Блин, ну, как можно решать задачки для развлечения? Вот, что за хрень? Теперь придется еще и стрелять его учить. Чего-то меня сегодня все раздражает. У Расти последний год навязчивая идея, он хочет инициироваться в Бесстрашии, Джанин Метьюз его в этом очень поддерживает. А мне она не нравится. Расти меня с ней познакомил, а меня аж передернуло. Показалось, что она гнилая какая-то, хотя и выглядит супер, но ткни ее чем-нибудь острым, и потечет гной, вонючий и зеленый. Фу-у-у.

     И, вот эта ее идея, что Расти нужно быть Бесстрашным… Ну, какой он Бесстрашный. Он Эрудит эрудитский просто. Он очень умный, умеет делать операции, знает очень много. Я так поняла, что Джанин сначала хотела его сделать своим приемником, и было бы здорово. Но она удумала другое, теперь Расти должен стать лидером Бесстрашия. Как у него это получится — ума не приложу. Но он слушает ее, развесив уши, а я что могу сделать, я всего лишь подружка, да еще и мелкая.

     Поезд Расти освоил почти сразу же. Ну, пару раз пришлось его подстраховать, и сначала мы тренировались у самой станции, где поезд притормаживает совсем, потом уже на ходу запрыгивали. Я вижу, как ему нравится тренировки, о да, я знаю этот сумасшедший блеск в глазах, когда ты запрыгиваешь и поезд несет тебя куда-то, а ты свешиваешься из открытой двери, и ветер полощет твою одежду… Поезд — это огромная часть жизни Бесстрашия, и если с ним все сложилось, то и остальное получится.

     Наступает время тренировки. Мой подопечный сегодня отчаянно филонит. Ни одного сносного удара, хотя я подставляюсь, как могу. Если так будет и дальше продолжаться, не видать ему, не то что лидерства, а вообще Бесстрашия, как своих ушей. Надо его разозлить, тогда он начнет нормально драться.

     — Так не пой­дет, Рас­ти. Те­бе на­до боль­ше за­нимать­ся фи­зичес­кой под­го­тов­кой, ес­ли ты хо­чешь ов­ла­деть на­выка­ми борь­бы! — хотя я прекрасно знаю, что он все свободное время проводит в тренажерке, я его подначиваю.

     — Но я и так тре­ниру­юсь каж­дый день. У ме­ня да­же что-то по­лучать­ся ста­ло.

     — Ни­чего у те­бя не по­луча­ет­ся. Ты толь­ко-толь­ко дви­гать­ся на­чал. А на­до из­мо­тать про­тив­ни­ка, что­бы он ус­тал и по­терял си­лы, — а-ха-ха, это надо видеть. Лицо прямо в одночасье меняется.

     — Ты что, хо­чешь ска­зать, что ты мне под­да­ешь­ся?

     — Ко­неч­но, я те­бе под­да­юсь, я же не хо­чу по­кале­чить те­бя, сколь­ко вре­мени мы по­теря­ем на ле­чение. Ты, ес­ли хо­чешь во­об­ще хоть че­му-ни­будь на­учить­ся, дол­жен каж­дую сво­бод­ную ми­нуту про­водить в спор­тза­ле. И не есть маф­фи­ны на ночь. Тог­да мо­жет что-то и по­лучит­ся. — Бинго! То, что надо. Сейчас выдаст мне реакцию, что и требовалось! — Ну! Че­го сник? Да­вай, на­падай на ме­ня. А то са­ма на­деру те­бе зад­ни­цу и уло­жу на обе ло­пат­ки!

     Лицо ожесточенное, верхняя губа приподнята, глаза сощурены, само презрение и гнев. Ух, какой плохой мальчик. Делает выпад, ставлю блок, еще не время. Пусть пока не получается, пусть раззадорится. Пытается провести контратаку, да еще и левой, которая у него слабее, делаю захват и валю его на пол. Смотрит злобно и немного растеряно. Ну понятно — обидно, когда тебя повалила девчонка, которая весит в два раза меньше тебя.

     — Не вес име­ет зна­чение, Рас­ти, а рас­пре­деле­ние ве­са. В при­емах са­мо­обо­роны ты ис­поль­зу­ешь свое те­ло как ры­чаг, пе­рено­сишь центр мас­сы и тем са­мым ли­ша­ешь че­лове­ка ус­той­чи­вос­ти. Мож­но ска­зать, что я те­бя тол­каю, а ты сам се­бя ва­лишь. Я на­учу те­бя, не вол­нуй­ся. Но ты сам дол­жен хо­теть драть­ся. Не дол­жен бо­ять­ся сде­лать боль­но дру­гому. Те­бе это по­нят­но?

     — По­нят­но, — Расти вздыхает. — А по­чему ты уме­ешь так хо­рошо драть­ся? Мы ведь ро­вес­ни­ки с то­бой!

     — Ох, Рас­ти, луч­ше те­бе не знать… — ну что ему сказать? Как есть?

     — А что та­кое? Это ка­кая-то тай­на?

     — Да нет ко­неч­но, тай­ны ни­какой тут нет, прос­то… Я ведь шес­той ре­бенок в на­шей семье. У ме­ня пя­теро брать­ев и все стар­шие. У нас де­ти на­чина­ют тре­ниро­вать­ся тог­да же, ког­да на­чина­ют хо­дить. А еще мой отец свод­ный брат ли­дера Бесс­тра­шия, Сэ­ма. Зна­ешь, как неп­росто жить в Бесс­тра­шии, где все, ко­му не лень, счи­та­ют твои зас­лу­ги пок­ро­витель­ством родс­твен­ни­ка. Да еще… А, лад­но…

     Как же ему объяснить, он же не поймет ничего, в Эрудиции вообще все по-другому.

     — Что, ска­жи мне! Ты же зна­ешь, мне мож­но ска­зать!

     — Жизнь Бесс­траш­ных — от­кры­та, в ней нет ни­каких тайн. Мы все дол­жны де­лать быс­тро, по­тому что в лю­бую ми­нуту мо­жем по­гиб­нуть. К десяти го­дам для нас не ос­та­ет­ся ни­каких воп­ро­сов в пла­не от­но­шений меж­ду по­лами. Пос­то­ян­но яв­ля­ешь­ся сви­дете­лем чу­жой лич­ной жиз­ни… И во­об­ще. Вот у вас тут все ти­хо, спо­кой­но, ник­то не орет, нет су­еты, нет пос­то­ян­ной дви­жухи. У нас не­воз­можно ос­тать­ся од­но­му, ес­ли ты не ли­дер и не шиш­ка ка­кая-ни­будь. Ты всег­да на ви­ду, мо­ешь­ся в од­ной ду­шевой, спишь в од­ной спаль­не. Все вмес­те, пар­ни, де­вуш­ки… Все это зас­тавля­ет ра­но взрос­леть и не ос­тавля­ет вре­мени прос­то нас­ла­дит­ся жизнью.

     — Ты хо­чешь уй­ти из Бесс­тра­шия? — кто о чем, а Расти о переходе.

     — На са­мом де­ле нет. Там мой дом, мои друзья, семья, братья, я уже при­вык­ла, но вот смо­жешь ли ты при­вык­нуть? Мне иног­да ка­жет­ся, что сле­дуя ве­лени­ям Джа­нин, ты про­жива­ешь не свою жизнь. Ты не ду­мал над этим?

     — Бесс­траш­ным я сам за­хотел стать. А Джа­нин хо­чет мне по­мочь. И не толь­ко мне, все­му на­шему об­щес­тву. Она хо­чет из­ме­нить на­ше об­щес­тво, сде­лав его луч­ше, силь­нее, из­ба­вить об­щес­тво от вра­гов. Раз­ве это пло­хо?

     Ох, сел на своего конька…

     — Нет, сде­лать об­щес­тво луч­ше — не пло­хо. Толь­ко от­ку­да ей знать, как луч­ше? Она хо­чет всех и вся дер­жать под кон­тро­лем. А ес­ли что-то не дер­жится под ее кон­тро­лем, она это унич­то­жа­ет. Жизнь че­лове­чес­кая очень цен­ная, Рас­ти. Са­мое цен­ное, что мо­жет быть. И по­жер­тво­вать ею бы­ва­ет не­об­хо­димо, но это дол­жна быть дей­стви­тель­но ве­ликая цель, ра­ди бу­дуще­го. А Джа­нин уби­ва­ет лю­дей ра­ди нас­то­яще­го. По­нима­ешь?

     — Ну во­об­ще-то… Джа­нин уби­ва­ет вра­гов ра­ди на­шей жиз­ни, в том чис­ле, и бу­дущей. Ди­вер­гентов ста­новит­ся все боль­ше и боль­ше. Они опас­ны.

     — От­ку­да ты зна­ешь, что они опас­ны? Те­бе лич­но хоть один ди­вер­гент сде­лал что-ни­будь пло­хое?

     — Так, не бу­ду я с то­бой это об­суждать, — внезапно начинает злиться Расти. — Те­бе, ко­неч­но, спа­сибо, что ты ме­ня тре­ниру­ешь, но та­кие раз­го­воры я с то­бой вес­ти не бу­ду, яс­но?

     Ну теперь он хотя бы злится по-настоящему.

     — Ко­неч­но, яс­но! Что ж тут мо­жет быть не яс­но­го? Да­вай, раз уж ты весь на взводе, по­кажи-ка мне свою злость на рин­ге. Са­мый луч­ший спо­соб. Впе­ред!

     Встает, потягивается. Глаза стальные, злющие до нельзя. Так тебе, будешь знать, как расточать улыбки Эрудиткам своим, хе-хе. Конечно, я дразню тебя, ты не слепой, сам прекрасно видишь, как двигаешься, как дерешься. Как девки глазки строят. И я туда же, одна из многих. Нет, не бывать этому. Не буду сама на него вешаться, а то возомнит о себе невесть что.

     Стойка, нападение. Уворачиваюсь от первого удара, потому как стопроцентно знаю каким он будет, теперь наступление, обманка и получи в бочину. Умничка, успевает пресс напрячь. Колено его летит мимо, реакции тебе не хватает, вот так. Обхожу его и впечатываю ногу ему в бок. Его аж корежит от злости. Кажется, я доигралась, с ним можно играть, но очень непродолжительно и так, чтобы он выиграл. Проигрывать мы не любим, м-да.

     И точно, хватает меня поперек корпуса, валит на пол, кулаком разбивает лицо. Боль — это такая вещь, к которой можно привыкнуть, особенно, если получаешь кулаком в лицо почти каждый день. Так что, почти даже и не больно. Только вот, обидно немного почему-то. Ладно, милый, молодец, справился со мной, ура.

     — От­лично, Рас­ти. Сов­сем не пло­хо, — стараясь не обращать внимание на кровь, встаю в стойку. — Че­го сто­ишь, на­падай!

     Пытается пройти по тому же пути, перехватить поперек корпуса, но я уже знаю, что он хочет сделать и, хватая его за руку, провожу бросок через бедро. Прижимаю коленом грудь, добиваю его кулаком в челюсть. Удар за удар, дорогой, привыкай.

     Бьет меня по голове, заставляя отшатнуться, поднимается с кошачьей грацией. Делает выпад, уворачиваюсь и даю ему поддых так, чтобы обездвижить на время. Хватает ртом воздух, а я, пока он не успел очухаться, бью его по лицу и корпусу. Наконец, он падает. Можно праздновать маленькую победу.

     — Ну что, еще пов­то­рим или на се­год­ня за­кон­чи­ли? — спрашиваю с издевкой.

     — Соп­ли кро­вавые по­дот­ри сна­чала…

     Он злится, очень злится. У-у-у, с огнем играю, дурочка…

     — За ме­ня не вол­нуй­ся, свои под­бе­ри, пар­ниша!

     Ой, не могу, лицо кровавого мстителя. «И мстя моя будет страшна!»

     — Дай ру­ку, Сал­ли. Ты мне силь­но по го­лове да­ла, кру­жит­ся…

     Ох, ну, подумай, какие мы нежные. Я вообще-то ничего такого и не подозреваю. Думаю, сейчас встанет и покажет мне, все приемы, которые мы выучили, все выпады-нападения-атаки. Но он дергает меня на себя, и я, не удержавшись из-за такого мощного рывка, падаю на него. Он моментально переворачивается, чтобы занять позицию выше, а значит, выгоднее. Кажется, сейчас мне наступит труба.

     И она наступает. Но только не от того, отчего я думала. Он лежит на мне сверху и… ничего не делает. Просто лежит и смотрит мне в глаза. А я на него смотрю. Че-е-ерт, ну до чего хорош, ну нельзя таким быть… Стальные глаза смотрят изучающе, как будто он меня впервые видит, осматривают внимательно, щеки, губы… Я и думаю, если он меня сейчас поцелует, я сойду с ума или нет? Непроизвольно дотрагиваюсь до ранки на губе языком. И тут его глаза заволакивает… и я пугаюсь. Я видела, к чему приводят такие валяния на рингах, и чувствую, что именно упирается мне в ногу.

     Толкаю его в грудь.

     — Слезь с ме­ня, Рас­ти! Ты ме­ня сей­час раз­да­вишь!

     Он краснеет и торопливо поднимается, стараясь сразу же отвернуться и незаметно поправить одежду, чтобы скрыть свое возбуждение. А я, не глядя на него, скрывая собственное смущение, бегу в душ, ни сло­ва не го­воря. Расти меня хочет, поверить не могу! Черт, как же это все… волнующе и приятно.