Джанин
Женщина стоит перед зеркалом… Как прозаично и обыденно. Нет, не так. Перед зеркалом стоит лидер Эрудиции, будущей правящей фракции! Да, вот так. И никаких сомнений! Будет только так, как я хочу, только так, как решу. Все, кто меня поддерживает, кто преклоняется передо мной, все готовы слушать и исполнять мои приказы. Всё идет по давным давно задуманному и постепенно выполняемому плану. Мы никуда не торопимся, у нас полно времени. Так не хочется думать о возрасте, благо внешность еще не подводит: на лице минимум морщин, подтянутая фигура. Так что время у меня есть, мне нужно другое. Не молодость, не богатство, и даже не власть. Мне нужна смерть.
Вообще, право на жизнь не дается просто так, его надо заслужить и не каждый его достоин. Не каждый получит от меня разрешение продолжить бренное существование. Все, кто находится в моем ближайшем окружении, знают об этом.
Смерть — это потрясающая вещь. Как и многие вещи в жизни, смерть триедина. Она воплощается в себе материальную сущность — был человек и нет его, духовную — была душа и она переродилась, и мерную — тот самый баланс между жизнью и смертью. Ради этого баланса, ради той самой минуты, когда душа в теле еще есть, а тело уже не функционирует, все и затевается.
Смерть смерти рознь, конечно. Есть смерти по необходимости, которые принесут с собой материальную выгоду, есть смерть, которая нужна для питания сущности, есть смерть — как жертва, как высшая степень приобщения к обществу, когда для того чтобы забрать жизнь, нужно быть достойным этого. Я знаю о смерти все. Видела ее, чувствовала, провоцировала. По моему приказу и для меня лично люди убивали, отдавали жизни и считали это высшей наградой.
Надо же, из-за чего сорвалось в этот раз жертвоприношение… Девчонку выследили. Какого хрена этот идиот Билли именно ее готовил в жертву? Почему не посоветовался сначала со мной, ведь Салли нужна была совсем для другого! Хоть она сто лет не нужна была никому, все равно ее нельзя было пускать в расход, но этот ублюдок решил отомстить! Теперь от девчонки обязательно надо будет избавляться. Салли Фьюри уже намеченная жертва, а смерть, если она определила жертву, обязательно должна ее получить, иначе она заберет что-то ценное. Но просто так убивать девчонку нельзя, сначала нужно использовать ее потенциал. Скорее всего, она — дивергент, в семье Сэма все дивергенты. Бен выдал себя и его пришлось убрать. Если отец такой, дочь в 90 процентах случаев дивергент. Сыновья в 50. Значит, из пяти сыновей как минимум двое дивергенты. Надо это учесть. До финала совсем немного осталось.
Программа моделирования идет своим чередом. Скоро, уже совсем скоро, будет завершена пролонгированная сыворотка, и можно будет начинать эксперимент. Пока все идет как надо. Расти, — Эрик, сын Федерика Эванса, практически выращенный мной, — послушный и преданный, как пудель, Салли слюни до пола на него пускает. Надо чтобы они непременно сошлись, иначе может ничего не получиться. Подросток в период полового созревания обязательно должен быть сексуально удовлетворен, в ином случае он может выйти из-под контроля. Так что, девочку мы придержим для него пока, хорошо, что они ее не убили. Все мы задним умом хороши.
Однако, обряд провести надо, а значит, надо искать новую жертву. Конечно, это не составит труда, но это опять время, опять проволочки…
За спиной чувствуется чье-то присутствие, и я поворачиваюсь резче, чем позволяет мне достоинство. Но это всего лишь Расти, стоит у входа, привалившись к косяку, рассматривает меня пытливо. Подавить улыбку не получается, и это очень беспокоит. Да, юноша за последнее время очень изменился, стал превращаться в молодого мужчину. Очень привлекательного… мужчину. Высокий, широкоплечий, мускулистый, эгоистичный и самовлюбленный, грубоватый, надменный. Определенно перспективный молодой человек. Яркие молодые серые глаза смотрят с интересом. Хм, я раньше ни у кого не видела таких глаз… Обычно, это либо серо-голубая радужка, либо светло-голубая, либо серо-зеленая. У Расти же радужка окрашена в цвет хмурого неба, с серебряным отливом, напоминающим блеск стали или расплавленное серебро.
Поймав себя на слишком откровенном рассматривании парня, заученно улыбаюсь одним только уголком губ и, кивнув, приглашаю войти. Черт, ну надо же куда мысли убежали! Нет, с подростками много возни, надо чтобы он уже получил где-то опыт, и пришел ко мне уже готовым, иначе детский сад получится. Надо поскорее свести его с этой Салли, они и так в Бесстрашии все шлюхи с рождения, пусть она трахнет его уже.
— Здравствуй, Расти! — как можно приветливее улыбаюсь, расправляя плечи. — У тебя ко мне какое-то дело? Или ты просто так зашел?
— Да, Джанин, у меня к тебе дело, — кивает он и, отлипнув от косяка, делает пару шагов в направлении меня. — Понимаешь, одному хорошему человеку нужно помочь. Я знаю, что у тебя есть лекарства связанные с регенерацией. Хотя бы экспериментальные. Мне нужно такое лекарство.
— Для себя? — невозмутимость и вежливый интерес мне в помощь. — Или для твоей девочки?
— Какой моей… А, ну да, для моей подруги, Салли, — подросток как-то тушуется, но все же выдерживает мой прямой взгляд. — На нее напали и оставили на лице шрам. Я хотел бы помочь ей.
— Расти, не стоит так мямлить. Я все понимаю, девочка симпатичная, а шрамы красят только мужчин. Конечно, я помогу ей. Пошли со мной.
Я выхожу из кабинета, стараясь дышать ровнее в присутствии этого мальчишки, на автомате защелкивая дверь на электронный замок, и направляюсь по длинным коридорам штаб-квартиры своей фракции. Расти идет чуть позади, а я смотрю прямо перед собой и пытаюсь отвлечься.
Окружающее меня великолепие, созданное мною же, отрезвляет и успокаивает. Конечно, управлять должны только Эрудиты. Тут все шикарное, роскошное, даже люди все красивые и молодые. Не то, что эти Отреченные… На чем бы их подловить? Должно же у них что-то быть, что дало бы повод от них избавиться!
Мы подходим к двери потайной лаборатории, и только сейчас я понимаю, что зря я сюда привела Расти. Не то, чтобы у меня от него масса секретов, но кое-что он знать и не должен, как бы не вышло потом это боком. Надо было его отправить и потом отдать лекарство. Что со мной творится, что я начинаю делать какие-то несусветные глупости?! Но если его отправить сейчас, это будет выглядеть подозрительно. Разозлившись на свою недальновидность, я подхожу к аппарату сканирования, и едва видный белый луч проходится лицу, считывая информацию.
Велев ему все же подождать в коридоре, я беру из отдела разработок регенерацию и выношу смущенному подростку. Надеюсь, я все делаю правильно и не пожалею об этом…
— Вот, Расти. Это сыворотка глубокой регенерации эпидермиса. Никаких шрамов! — И морщин тоже, кстати! Почему-то рядом с этим головокружительно молодым человеком, возникает странное ощущение… Надо срочно пройти процедуру полного обновления. Сегодня же.
— Спасибо, Джанин, — улыбается юноша, не стараясь и не выдавая своей лучшей улыбки, но у меня внутри что-то скручивается в тугую пружину и становится трудно дышать. Вот черт, надо срочно с этим что-то делать, а то я уже на детей скоро начну кидаться.
— Передавай привет своей девочке, надеюсь у нее все наладится. Она исключительно хороша и очень тебе подходит. Вы потрясающе вместе смотритесь.
— Джанин, еще такой вопрос. Помнишь, ты учила меня распознавать дивергентов? Мне кажется, я знаю одного. Это Бильям Крамар. Он подает все признаки дивергенции по методичке, что ты мне давала. Я думаю, его надо проверить.
Значит, ты решил сдать мне Билли! Та-а-ак, это уже становится интересно. Стало быть, девчонка все-таки пожаловалась. А Билли подставился. Ну, вот и отлично, прекрасная кандидатура на роль жертвы. Как много бонусов сразу принесет его смерть. И основной обряд будет завершен, и Расти будет мне предан и почувствует свою власть над другими. И выполнит реверанс перед девчонкой, защитив ее. А победитель получает все. Ну что ж, браво, Расти, как хорошо, что я в тебе не ошиблась!
— О, это на самом деле ценная информация, Расти, спасибо. Я все проверю, и если ты оказался прав, это будет просто отлично, что ты умеешь распознавать дивергенцию без дополнительных приборов. Очень ценный навык, поздравляю!
— Ну что ты, Джанин, не стоит. Я всегда рад тебе помочь.
Юноша едва заметно наклоняет голову и уходит размашистой, пружинящей походкой. А я смотрю ему вслед. Черт, до чего хорош! Надо с этим что-то делать.
Эрик
Перед тем как заговорить с Джанин, я решаю за ней понаблюдать. Редко выдается застать ее вот так, наедине с собой, когда все маски сброшены. Я давно не питаю иллюзий насчет этой женщины, но не могу четко обрисовать ее себе… Она несомненно красива, выглядит молодо, но чувствуется в ней какая-то червоточина. Вроде как конфета, а внутри поганая начинка. Несмотря на это, она нужна мне, и я буду делать все, чтобы Джанин помогала мне и впредь. Чего бы это ни стоило!
Мне интересно все, что делает эта женщина. Какая бы она ни была, ясно только одно — она умна, талантлива и многому может научить. Знания — это самый ценный ресурс, и я стараюсь впитать в себя как можно больше из всех областей, потому что неизвестно, где я окажусь и что мне вдальнейшем пригодится.
Но я постоянно ловлю на себе заинтересованные взгляды миссис Метьюз и не знаю точно, с чем это связать. И это не просто профессиональный интерес, это те самые взгляды. Так на меня обычно смотрят… девушки. Я не тупой, и хоть много времени провожу за учебой и книгами, прекрасно знаю, какого рода интерес может быть у женщины к мужчине и наоборот. Но этого не может быть, я отдаю себе отчет в том, кто я и кто она, понимаю, что разница в возрасте у нас значительна. Я не могу заинтересовать такую шикарную женщину, значит, она рассматривает меня, потому что со мной что-то не так. Я все чаще стараюсь мельком осмотреть себя, понять, над чем она может смеяться. Да я высок стал ростом, и честно говоря, это немного мешает. Эрудиция не рассчитана на высоких людей, да и все, кому не лень, задают теперь вопрос: «Расти, ты куда растешь?» Куда-куда, вверх, блин. Вниз еще никто расти не умеет.
Сейчас, когда я удаляюсь от секретной лаборатории Джанин, меня не покидают мысли о том, что сказала миссис Метьюз. «Твоя девочка». Это она о Салли. Слова, будто толкнули в грудь, пробили брешь в глухой обороне. Я стараюсь не думать ни о чем, кроме своей цели. А цель у меня вполне себе понятная — стать Бесстрашным, пройти инициацию, выдвинуться в лидеры. Ради этой цели я живу, дышу, существую и не намерен от нее отступать.
Но Салли… Она может быть моей? Я никогда не рассматривал ее с этой точки зрения. Да нет, рассматривал, конечно. Но гнал прочь, далеко и надолго, такие мысли. Однажды чуть не сорвался. Когда оказался на ней сверху и увидел, как она на меня смотрит, как облизывает губы, как тяжело дышит. Я прекрасно знаю, понимаю, что это такое и уже давно хочу этого. Но отвлекаться нежелательно. За девушкой надо ухаживать, возиться с ней, признаваться, дарить подарки, водить куда-то, слушать ее глупую трескотню… Долго я это выдержу? С учетом того, как сильно это все раздражает?
С другой стороны, мы дружим с Салли уже четыре года. И за четыре года она не только не начала раздражать меня, я все сильнее хочу ее видеть, жду каждой встречи с нетерпением, мне приятно ее трогать, смотреть в ее яркие васильковые глаза, страшно нравится, когда она улыбается необычайно красивыми полными губами. А когда я оказался на ней сверху, страшно, просто до рези, захотелось попробовать их на вкус. Но что если после этого нашей дружбе придет конец? Что если я поцелую ее, и она из отличного, прекрасного тренера, хорошего, надежного друга, превратится в капризную девчонку, надувающую губы? Я знаю, как это происходит, уже пробовал. Сначала все прекрасно, а потом… Начинается… Вот, если бы можно было бы сделать так, чтобы остаться друзьями и в то же время… Но так не бывает с девушками. Как только они допускают до своего тела, сразу начинают командовать, стараться подавить, воспитывать, чего-то требовать… Нет, пусть лучше остается все, как раньше.
Зачем Джанин сказала мне про Салли? Назвала «твоя девочка», сказала, что мы хорошо смотримся вместе? И ведь чертовски приятно это слышать, но очень настораживает. Насколько я успел узнать Джанин, эта женщина никогда не говорит и не делает ничего просто так. Зачем она хвалит Салли, что она от нее хочет? Я в ответе за эту девушку и не желаю, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое. А если Джанин интересуется ею, то это значит только одно — зачем-то Салли ей нужна.
Небольшая коробочка с мазью приятно тяжелит карман, воображение уже рисует момент нашей с Салли встречи, как она обрадуется лекарству, будет смотреть с обожанием.
***
Но в тот день мы не встретились, на следующий тоже. И вот, когда я уже начинаю думать, что Салли меня избегает, она все-таки приходит — через неделю после нашего с ней разговора. Войдя в тренажерный зал, она останавливается недалеко от меня пытливо рассматривает, как я отрабатываю ОФП, будто ищет недостатки, хотя в глазах мелькает одобрение.
— Привет! Не присоединишься? — спрашиваю, стараясь удержать дыхание в норме.
— Я форму не взяла сегодня. Думала, мы в тир пойдем.
— Для тира поздно уже. Во фракции после шести часов наступает режим «тишина». Ты можешь взять эрудитскую форму, в шкафу для вещей, ты знаешь где.
Салли кивает и исчезает в раздевалке. Крем, что я дал ей неделю назад, помог на ура. От шрама ничего не осталось. В душе поселяется чувство маленькой победы. А Билли скоро исчезнет. Джанин сказала, что данные подтвердились, и Билли признан опасным для нашего общества, так что с этим ублюдком можно попрощаться. Салли выходит, одетая в голубую эрудитскую спортивную форму, и мы приступаем к спаррингам.
Сегодня она что-то вся задумчивая и не разговорчивая. Видимо, переживает за брата, который разбился и обездвижен. Надо будет спросить у Джанин, можно ли ему чем-то помочь. Мысли пролетают в голове, пока мы отрабатываем удары и броски.
— Ну же, Расти, дерись уже нормально! Сколько можно мямлить? Я же знаю твой удар, почему ты не можешь нормально ударить?
Блин, ну что она от меня хочет? Да, я могу ее ударить, но ведь при этом я ее покалечу. Сила моего удара давно не мальчишеская. Чего она несет-то?
— Давай, хватит уже фигней страдать! Дерись давай, Расти! Если я захочу чтобы меня погладили, я уж точно не к тебе за этим пойду!
Интересное заявление. Почему не ко мне? Странно, мне казалось, что она ко мне все-таки неравнодушна. Волнуется, тренирует, беспокоится… Чего она сегодня такая агрессивная? Злость поднимается во мне. Что это еще за явления? Она хочет разозлить меня? Нападаю уже более уверенно, наконец-то у меня стали на автомате получаться все приемы, мне даже несколько раз удается попасть по Салли. Вот странно как, вроде девчонка, должна ныть от боли, а она радуется, что у меня получилось. Я даже начинаю подозревать, что она специально пропускает удары, вот только зачем ей это надо?
Мы сидим в тренажерном зале, как всегда, после тренировки. Интересно, какие залы в Бесстрашии? Если в Эрудиции такие впечатляющие, то уж в Бесстрашии должны быть на высоте.
— А в Бесстрашии хорошие тренажерные залы? — спрашиваю я Салли, искоса поглядывая, как она расчёсывает свои длинные вьющиеся волосы, влажные после душа.
— Ну вообще-то в Бесстрашии нет как таковых залов, как тут, например. Там просто Яма, где все занимаются, это невозможно объяснить, сам увидишь.
Она сидит на коленях, волосы ароматным облаком распущены по плечам. Последнее время она изменилась, стала какой-то другой — улыбается все время как-то загадочно, смотрит на меня и опускает взгляд. Может, смеется? Я, наверное, все не так делаю. И спросить не могу. Слежу за ее размеренными движениями, как гребень проходится по волосам, и вдруг возникает непреодолимое желание их потрогать. Черт, вот сколько мы знакомы… Почти четыре года. И я как-то за это время не обращал внимания на ее волосы. А тут вот обращаю.
— В Бесстрашии вообще все по другому, не как в Эрудиции, — Салли откидывает назад прядь, что упала ей на лицо. — Вот, например, форма. Почему у вас тренировочная форма похожа на пижаму? Ведь в ней не так удобно двигаться, как в облегающей тело. Залы тренажерные хорошо оснащены, но они маленькие, мне тут воздуха не хватает. Нет, здорово, конечно, что прямо из зала можно сходить в душ, но оно и понятно, если в таком крохотном пространстве заниматься, это нужно в разы чаще. И я не заметила тут ни разу никого, зачем вам вообще они нужны Эрудитам?
— Эрудиты не очень любят физические нагрузки. Очень редко занимаются, — начинаю объяснять, но заметив, что Салли посматривает на часы, перевожу тему: — Тебя кто сегодня забирает? Ты не опаздываешь?
— Нет, Сэм пришлет машину к восьми. Ты иди, если спешишь, я тут побуду, подожду его. Он мне сообщение скинет на пейджер.
— Ладно, пойду.
Встаю, начинаю собираться. Так, все взял, форму переодену в своей комнате. Ах ты, черт, очки забыл!
— Расти, зачем ты очки носишь? — насмешливо спрашивает Салли, поднимаясь на ноги и наблюдая, как я собираюсь. — Все забываю спросить, у тебя ведь очень хорошее зрение.
— Это атрибут, — объясняю, стараясь на нее не смотреть. Она какая-то слишком… странная, движения мягкие, это непривычно и определенным образом… волнует. — Таким образом мы чувствуем принадлежность к фракции, понимаешь? Вот у вас татушки, а у нас очки.
Салли подходит ко мне, неторопливо и глядя прямо мне в лицо своими яркими, васильковыми глазами. Я стою, не в силах двинуться, в груди вдруг становится горячо и тесно. Салли поднимает обе руки и снимает с меня очки.
— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя очень красивые глаза, Расти? — шепчет она, приблизив свое лицо так близко, что я чувствую ее теплое дыхание. — Ты ведь уже точно решил, что будешь Бесстрашным, сними дурацкие очки и сделай татушку, вот и будет у тебя принадлежность.
— Эрудиция не одобряет раскрашивание тела… — бормочу я и чувствую, что фигня это все, кроме того, что ее тело так близко от моего.
— А тебе есть дело до того, что одобряет Эрудиция, а что нет?
Она стоит так близко ко мне, что еще сантиметр, и между нами не будет вообще никакого расстояния. Становится почему-то трудно глотать. Ее губы оказываются совсем рядом с моими так, что я чувствую легкие покалывания от возможного касания. Мне кажется, что она сейчас прижмется своими губами к моим. А через секунду мне ужасно хочется этого.
Ее полные губы растягиваются в улыбке, и все так же, глядя мне в глаза, она говорит:
— Не надо так меня бояться, — отворачивается и идет в сторону тренажеров.
— Очки отдай, — несколько разочарованно окликаю ее.
— Не отдам, — бросает она через плечо, но я могу смотреть только на ее плавно покачивающиеся бедра. — Ты сделай себе тату в виде очков. Будешь ходить, как панда.
— Салли, если я буду ходить без очков, это как… Это все равно, что тебя в рыжую юбку обрядить!
Черт, вот что за девчонка, а? Догоняю ее, хватаю за локоть, поворачиваю к себе, и она, едва слышно охнув, впечатывается в мою грудь. Я слегка зависаю от неожиданности, потому что ее губы опять слишком близко от моих. И я не могу думать ни о чем, кроме как об этих губах. Расстояние сокращается между нами, дюйм… полдюйма, четверть… Первое прикосновение, легкое, но такое головокружительное, что ноги едва не подкашиваются, а по телу разливается ноюще-тягучее удовольствие, граничащее с блаженством. И постепенно простого прикосновения становится бесконечно мало, хочется большего и не просто посильнее втянуть в себя ее верхнюю губу, слегка посасывая, до рези не терпится попробовать ее на вкус всю, без остатка…
Она отвечает мне, мягко прихватывая, язык ее обводит мои губы, оказывается, мне невероятно нравится ее целовать. Что-то звякает и разбивается, а ее руки уже обвивают меня за шею, тихонько гладят по плечам. От Салли пахнет чем-то сладким, ванильным, как от конфеты, я шумно тяну этот ее аромат, стараясь погасить рвущийся из груди стон.
Проходя ладонями по спине, чувствую, как она выгибается и сильнее ко мне прижимается, и тогда я плюю на все, и проскальзываю рукой ей под футболку, ощущая нежную кожу, все ближе подбираясь к упругой девичьей груди. Пальцами нащупав затвердевший сосок, немного подрагиваю от вожделения, и когда ее язык в очередной раз проникает мне в рот, я немного всасываю его в себя, прикрыв глаза и растворяясь в новых для себя ощущениях.
И тут она тихонько стонет. Черт, ну надо так, а, как же это все… У меня такой стояк, что кажется, член сейчас лопнет! И че теперь с этим счастьем делать? Блин, а она-то что делает?
А она стягивает с меня футболку. Серьезно? Че прям здесь?
— Салли, ты что делаешь? — спрашиваю я между бешено-рваными поцелуями.
— Я просто хочу на тебя посмотреть! Мне нравится твой торс, что в этом такого…
Мне, может, тоже много чего нравится… Она слегка толкает меня к стене, и я, почувствовав опору, едва удерживаю стон облегчения, потому что ноги не держат совершенно. Девичьи маленькие нежные ладони водят по груди, то лаская, то слегка царапая ногтями, и я точно лопну сейчас, черт. Я совершенно не думая ни о чем, притягиваю Салли к себе за бедра, чтобы хоть как-то сдержать этот пожар, беспардонно сжимая ладонью ее ягодицу через одежду, и очень хочется, чтобы на ней сейчас ничего не было.
Салли выдыхает мне в лицо горячим сбившимся дыханием, а меня начинает потряхивать от мысли, что она хочет меня не меньше… Или мне так кажется? То, что она чувствует мою эрекцию, я точно знаю, потому что она слегка водит бедрами, а я в очередной раз задыхаюсь от накатившей похоти. Огромные голубые глаза темнеют, губы, слегка припухшие, она обводит языком, чтобы смочить немного… Как там это называется? Само… что? А-а-а, самоконтроль. Ну да, ну да!
И тут Салли делает совершенно невообразимую вещь. Ее маленькая ладонь, так и гуляющая мягкими движениями по моей груди, сползает дальше, ниже пояса брюк, пробираясь туда, где все горит и ноет невозможно. Пальчики проходятся по члену, вверх-вниз, а мне не то что трудно дышать, я даже моргаю через раз от охвативших меня эмоций и вожделения. И думается мне, что если она его сейчас сожмет, я, наверное, сразу кончу. Или сойду с ума. Или сначала сойду с ума, и потом…
— Салли, что ты делаешь? — задаю я все один и тот же вопрос то ли от смущения, то ли разум мне совсем отказывает. Черт, я даже дыхание не могу контролировать, что уж говорить обо всем остальном…
— Я просто хочу тебе помочь, расслабься. То есть, потом расслабишься, а сейчас… Давай, целуй меня еще!
Два раза меня просить точно не нужно. Ладошка смыкается, обхватив член так крепко, как надо, а может просто я не замечаю, чтобы она делала что-то не так, потому что уже все равно, абсолютно на все. Хочу только одного, чтобы она ни в коем случае не прекращала эти движения, не прекращала мять мои губы, а я даже отвечать ей не могу, я просто растворяюсь в невероятных ощущениях, чувствуя приближение оргазма. Мне хочется стонать в голос, настолько захватывают эти эмоции, и чем ближе к концу, тем сильнее из груди вырываются низкие стоны, руки беспорядочно водят по ее телу, и я, кажется, сейчас, вот-вот… просто взорвусь! И если сначала меня посещали мысли, куда и как я буду кончать, то теперь мне плевать на все…
Когда я кончаю, она прижимается ко мне сильнее, а я не могу сдержаться и почти валюсь на нее всем телом, громко и совершенно бесстыже выстанывая ее имя. Наконец, меня отпускает и накатывает такая истома, что я сейчас точно упал бы, если бы не стоял привалившись к стене. Салли хихикает вдруг. Надо мной смеется, что ли?
— Нет, конечно не над тобой, я просто раньше не делала такого, только видела и слышала, как другие делают. Знаешь… Ты мне очень нравишься, Расти. Понимаешь?
Пожимаю плечами. Я и раньше замечал, что девушки смотрят на меня с интересом, а с тех пор, как я стал тренироваться, количество заинтересованных взглядов увеличилось. Интересно, а меня она хотела или нет?
— Конечно, хотела. И сейчас хочу. Просто у девушек это менее заметно. Дай-ка руку.
Салли берет мою ладонь, трется об нее щекой и, поцеловав, направляет себе в трусики. А там… Все такое влажное и горячее, пальцы просто засасывает в глубину, и это очень, просто до рези, возбуждающе. Салли закусывает губу, прикрывает глаза, немного водит бедрами, направляя мою руку. Нет, так мне не удобно.
Быстро меняю нас местами, теперь она к стене прижата. Вот, так гораздо лучше. Мои пальцы, исследуя и проникая, поступательно ласкают ее, чисто интуитивно пытаясь доставить ей удовольствие, и судя по тому, что она громче и быстрее задышала, и я ощущаю упругий бугорок сверху горячих губок, я все пока делаю правильно. Не прекращая ласки, целую ее в припухшие губы, она пальчиками зарываются в волосы у меня на затылке, неожиданно вдруг вцепляется, стягивая их судорожно. Я глаз не могу оторвать от ее лица, такого невероятно красивого сейчас, целиком отдающегося неутоленной жажде, и это видение лучшее что происходило со мной до сих пор. Мне просто невероятно нравится, это все так волнующе, необычно.
Салли хватает воздух ртом, не глуша свои стоны, и ее бедра все сильнее насаживаются на мои пальцы. Она что-то шепчет мне бессвязно, а я чувствую, что желание снова начинает подниматься во мне, потому что невозможно равнодушно смотреть на кончающую от твоих пальцев девушку… Я пытаюсь сдержать свое дыхание, сердце отстукивает учащенный ритм в унисон с ее нервным дыханием, и контролировать свое возбуждение становится все сложнее с каждой минутой приближающегося оргазма. Когда я понимаю, что еще немного, и я просто повалю ее на маты, и будет совершенно наплевать, к каким последствиям это приведет, она подается бедрами навстречу, выгибается и со стоном обмякает, повиснув на моей руке.
Когда Салли поднимает на меня глаза, я невольно улыбаюсь. Это такая смесь удовольствия, удовлетворения, озорства и обожания… Я совсем не знаю, что делать или говорить. Мне просто хочется целовать ее бесконечно и все. Она берет мою руку, всю в ее смазке и целует каждый палец, прихватывая и облизывая их. Вот чего она опять делает, а? Обнимаю ее за талию и, покрепче к себе прижимая, говорю:
— По-моему, на сегодня надо заканчивать, потому что мысль трахнуть тебя на матах уже не кажется мне такой уж крамольной, — а она меня целует. Ну вот где у этой девчонки ум? Кажется, идея насчет матов не такая уж и безумная…
В тишине помещения слышно только наше тяжелое дыхание и… пейджер, блядь. Ну, конечно, всегда пейджер. И как теперь тренироваться с ней? И что же это будут за тренировки?
— Да, ты прав, на сегодня надо заканчивать, — тихонько шепчет она мне на ухо и отстраняется. — Следующая тренировка завтра в восемь, не забудь, ладно?
Да как можно теперь о тренировках забыть? Я приду, о-бя-за-тель-но. Приду, да.
***
Салли оказалась просто невероятной девушкой. Она не капризничала, не надувала губы, продолжала меня тренировать и никак ничем не показывала, что наши отношения перешли другую плоскость. Она не требовала никаких ухаживаний, и прочих соплей, если бы не темнеющие глаза, когда я оказываюсь к ней слишком близко, было бы не понятно как вообще она ко мне относится. Но если вдруг накатывало, она всегда отвечала. Если на нее накатывало, я ей никогда не отказывал. И она не пыталась использовать это против меня. Да и поговорить с ней интересно. Пожалуй, это оптимальный вариант.
Джанин встречает меня на выходе из библиотеки. Меня страшно заинтересовали ее рассказы о древности, и решение поковыряться в архиве, чтобы узнать, что означает мое полное имя, пришло само собой. В Бесстрашии типично эрудитское прозвище будет звучать глупо. Нужно привыкать к полному имени, чтобы успеть свыкнуться с ним.
— Хм, Эрик… Конечно, так будет лучше. Намного. — Джанин улыбается и треплет меня по плечу. Я привык, что эта сильная женщина олицетворяет для меня всю мощь эрудитских знаний, но когда я смотрю на нее сверху вниз, она кажется обычной слабой женщиной. Это непривычно и странно. — Вижу общение с Бесстрашной идет тебе на пользу… Эрик. Ты неплохо выглядишь, как самый настоящий воин. Это хорошо. Но тебе не хватает решительности, твердости, упорства, что ли. Позволь мне помочь тебе.
— Я не знаю, что можно сделать с этим, Джанин. Салли говорит то же самое, мне не хватает напористости, я могу сильно ударить, вывихнуть или сломать руку, провести болевой прием, но мне жаль калечить человека. Не могу себя перебороть.
— Есть способ, Эрик. Всего одна инъекция. Это моя личная новая разработка. Она поможет тебе стать сильнее, увереннее, тверже. Тебе твоя девушка не рассказывала про пейзажи страха? — Интересно, откуда она узнала? Неужели наши отношения настолько очевидны? — Ну же, Эрик, не надо так смущаться, конечно, я вижу, что ты не равнодушен к этой милой Бесстрашной… Как ее зовут?
— Салли.
— Ах, да. Так вот. Она говорила о пейзажах?
— Да, но как можно к этому подготовиться? Ведь эти ступени проходят только в Бесстрашии?
— Ну, ведь все сыворотки создаются здесь, в Эрудиции. И уж конечно, у нас есть симуляционные программы для испытания новых разработок. Так что, я помогу тебе. Ты не только научишься проходить свои страхи, но мы еще постараемся сократить их до минимума. Ты будешь первым, несомненно. И насчет твоей девушки… Вам обоим пошло бы на пользу, если бы вы были не в своих фракциях. Мне не помешала бы помощница, бывшая Бесстрашная, а ты будешь лидером во фракции лихачей.
Странное предложение… Мне это совсем не нравится. Однако, сейчас еще не время спорить. Вероятно, у Джанин есть какой-то план.
— Но, Джанин, как же мы будем видиться тогда? Я не хочу с ней расставаться…
— Все можно устроить, Эрик. Ты будешь лидером, ты сможешь беспрепятственно покидать фракцию тогда и когда захочешь. А если твоя девушка будет мне помогать, то я ее всегда отпущу к тебе, обещаю.
— Но зачем это надо? Объясни мне!
— Понимаешь ли… Время сейчас опасное. Количество врагов-дивергентов растет. Да, мы успешно справляемся с их устранением, но их все больше, они научились обходить наши ловушки. Мне нужна не только помощница, мне нужен телохранитель. Сначала я думала, что это будешь ты, но потом оказалось, что у тебя есть все шансы стать лидером. А я больше никому не могу доверять. Помогите мне, а я помогу вам. Идет?
— Как скажешь, Джанин. Я думаю, Салли не будет против.
Салли
В принципе я получила, что хотела. Хотелось ли мне признаний, свиданий и прочих соплей? Не-а. И так неплохо. Расти оказался ну просто классным. Я видела, как другие парни, получив от девушки свою порцию удовольствия, начинали заявлять на них свои права, типа «мое и больше ничье», изводили их ревностью, преследовали их… С Расти все по-другому. Мы общаемся, как и раньше, просто теперь между нами нет никаких недоговоренностей. Мне безумно нравится, что я в любой момент могу прикоснуться к нему, поцеловать его, прижаться и он мне ответит, с радостью, а потом, как ни в чем не бывало, продолжит тренировку. Я, наверное, какая-то не правильная.
Влюбилась в парня, влюбленного в свою идею. Конечно, я не буду у него ничего требовать, — прекрасно знаю, как его раздражают все эти сюси-пуси. Да меня они раздражают не меньше. Хочу, чтобы у него все получилось, моя задача — рассказать и показать ему как можно больше о жизни Бесстрашия, подготовить его. Он хочет быть лидером, и у него это получится, он, как никто, этого достоин.
Сомнения меня берут только тогда, когда он с придыханием говорит о Джанин. Меня беспокоит и очень бесит эта стерва. Она явно что-то задумала. Со мной она очень сладкая, прямо медовая, улыбается, а улыбочка-то — крокодилья. И она все время капает на мозги Расти. Постоянно внушает ему какие-то тупые идеи. А он слушает ее, раскрыв рот. Каждый раз, когда я завожу разговор о том, что надо бы включить голову и не все так радужно в Бесстрашии, он переводит разговор на другую тему. Надо провести его в штаб-квартиру, показать ему там все. Знаю, нельзя, но по-другому он не поймет.
— Ты уже точно решил, что будешь Бесстрашным? — он с досадой отворачивается. Понимаю, это неприятный разговор, но придется потерпеть, милый.
— Салли, ты мне уже в пятисотый раз задаешь этот вопрос, — с неудовольствием отвечает он, и глаза его становятся как две серые льдинки. — Решил точно.
— Просто я думаю, ты не совсем представляешь, что значит быть Бесстрашным. Это не так, как кажется со стороны. Бесстрашные солдаты, воины, сильные, смелые, но это только одна сторона медали. Вторая сторона, скрытая то всех — это жестокость, безрассудство, заносчивость, гордость, вечное соперничество. Наша жизнь — это постоянная война, где есть только боль, кровь, смерть и очень мало светлых минут.
Меня что-то несет сегодня. Матт умер или его убили, мне не сказали. Так хочется поделиться, разнюниться, но вряд ли Расти это понравится. Поэтому я не буду. Он берет мое лицо в большие горячие ладони, по телу сразу разливается тепло, хочется закрыть глаза и понежиться немножко в этой мимолетной ласке.
— Салли, мне не нравится, когда ты такая грустная. Ты всегда улыбаешься, что бы ни случилось, откуда столько печали?
— Ты знал, что наши старики, если не могут запрыгнуть в поезд, должны уйти из фракции или прыгнуть в пропасть? То же самое должны сделать покалеченные или больные неизлечимо, — или им просто делают смертельную инъекцию, чтобы не возиться, блин. — Ты понимаешь, что кроме того, что мы каждый день подвергаем опасности свою жизнь на улицах города, запрыгивая в поезд, прыгая с крыш, мы еще и избавляемся от ненужных нам членов фракции вот такими способами. А детей рождается мало, просто бессовестно мало. И переходят к нам меньше всего людей. Бесстрашие вымирает, Расти. Переходя в эту фракцию, ты каждый день будешь сталкиваться со смертью. Ты уверен, что ты сможешь остаться таким, какой ты сейчас, если будешь там?
— Конечно, смогу, Салли, о чем речь? Я не просто перехожу туда, я готовлюсь стать лидером! А став лидером, я смогу изменить существующий строй. Вот увидишь, мы все исправим.
Ну что ты сможешь исправить, солнышко? Кто тебе даст. Там правят Макс и Сэм, остальным на все насрать, ты придешь, и даже если получится у тебя стать лидером, ты будешь только пешкой в чужой игре. Да еще Джанин со своей идеей перехода. Вот зачем мне переходить в Эрудицию, я даже простые задачки на логику не понимаю. Она просто хочет держать меня подальше от него, только не понимаю, зачем ей это надо.
— Да, вот только будучи в разных фракциях, мы не сможем быть вместе…
— Джанин обещала, что будет отпускать тебя ко мне, и я буду к тебе приезжать. Лидерам можно покидать фракцию без провожающих.
— А дальше, Расти? Что дальше? Мы всю жизнь будем, вот так, ходить друг к другу? В Бесстрашии моя семья, братья, ты… Что мне делать в Эрудиции? Это вообще не мое!
— Джанин считает…
— Я знаю, что считает Джанин. С каких пор Джанин так прочно вошла в твою жизнь, что может считать, что лучше для тебя?
— Она была в моей жизни сколько я себя помню…
— Вот именно. Может пришла пора сказать «хватит»?
Я вижу, что он начитает злиться. Я не хочу его злить, но сама не могу справиться с раздражением на эту молодящуюся сучку. Что ей от меня надо, вот бы выяснить. Она сказала как-то, что неплохо было бы нам поменяться фракциями, а зачем и для чего — не объяснила. Что я буду делать в Эрудиции, если я Бесстрашная с головы до пят? Она хочет контролировать меня. Это ясно. И как быть с дивергенцией, она же сразу меня раскусит? И отказаться нельзя, это будет подозрительно.
— Расскажи еще что-нибудь про инициацию, — сегодня Расти решил не ссориться. Разговор уводит. Ну что ж, как всегда, играем по твоим правилам, милый. — Про поезд, крышу, сетку, пейзаж страха я понял. Есть еще что-то, о чем мне надо было бы знать?
Я смотрю на него. Да, определенно лидер. Высокий, красивый, сильный. Умеет думать глобально, охватывать необъятное. Все вокруг. У него получится. Не может не получиться. Вот только… Молодой лидер бесстрашия Эрик Эванс. Но Расти — типично эрудитское прозвище. Всем ясно-понятно будет откуда пришел этот молодой лидер, если он представится так. Через пару лет об этом все забудут, но по-началу будет непросто. Определенно привыкать ему нужно к полному имени, хоть оно и… слишком официальное.
Вдруг вспомнилось, как Джанин, во время очередной промывки мозгов нам обоим, неожиданно рассказала о Скандинавии, о том, что там давно, когда-то жили люди, считавшие себя потомками богов. Что они были высокие, красивые, а людей со стальным цветом глаз считали прямыми потомками бога Одина. Мельком осматриваю парня. М-да, и правда, сложен он великолепно. Да, Эрик ему очень подходит, особенно сейчас, когда он так изменился…
— У нас принято так, что при переходе в Бесстрашие, члены других фракций берут себе новое имя. По желанию, конечно. Но вот тебе, как мне кажется, просто нужно забыть твое прозвище. Представляйся полным именем, Эрик? А? Тебе нравится, Расти? И фамилию свою не говори никому, пусть голову ломают! У нас многие так делают.
— А по мне и Расти нормально, — отчего-то лукаво щурится он, словно подничивая меня.
— Да ну, Расти, это как кличка у собаки. «Расти, ко мне, ко мне!» А Эрик, это уже серьезно. Какой из Расти лидер? Вот вообще никакой! А Эрик — звучит. Вот смотри — поцелуй меня, Расти! Ну, не звучит же, правда? А так: поцелуй меня, Эрик! Совсем другое дело.
Он смеется, но я вижу, что ему нравится. Уверена, что он сам полазил по архивам, сам думал об этом. Спрашивать не буду, все равно не скажет. Блин, какой же он классный…
— Ну? Мне можно тебя теперь так называть? Что скажешь?
— Честно говоря, я и сам думал об этом. Странно, но мы с тобой подумали об одном и том же. И Джанин это понравилось. Так что, да, думаю, пора привыкать потихоньку.
Черт, он уже и Джанин успел рассказать. И уж, если Джанин одобрила…
— Слушай… Эрик, — говорю, улыбаясь, — как ты относишься к тому, чтобы посетить штаб-квартиру Бесстрашия?
— А разве это возможно? Кто же меня туда пустит?
— Возможно, есть способ. Вот смотри, я принесла тебе форму Бесстрашия. Ты оденешься, и никто на тебя и внимания не обратит. Я покажу тебе тайный вход, о нем знают только лидеры, ну и их семейство, которое интересуется. Я покажу тебе Яму, покажу тебе мою крышу. Соглашайся! Или ты струсил?
— Да нет, конечно, я только за! У тебя не будет проблем?
— Мои проблемы не должны тебя волновать. — Я разбегаюсь пальчиками по его плечам и чуть щипаю его за ухо. — Давай, Эрик, одевайся, и вперед.