[midnight love — girl in red]

      Времени не хватает, а по телу словно пустили разряд тока. Слишком жарко и душно. Тяжело. Чимин старается не показывать того, что с ним сейчас происходит, ведь сам не знает, что это такое.

      Помешанность? Зависимость? Ломка?

      Гребанный Мин Юнги, превративший несчастного брюнета в долбанного наркомана. Он зависим от этих греховных эмоций и грубых касаний. Зависим от укусов и засосов. От синяков по всему телу. От поцелуев со вкусом крови и аромата мяты, что исходит уже от обоих парней. Юнги пробрался не только глубоко под кожу, но и в голову.

      Мята… Возможно, это теперь любимый запах Чимина.

      Пака трясет от злости. От злости на Шугу, на Лиён и по большей части — на себя. В кого он превратился? Один случайный человек слишком сильно изменил его.

Испортил.

      Чимин быстро выбегает из комнаты, по пути натягивая на себя простую черную футболку, и залетает на кухню, приобнимая и целуя в щеку блондинку, мило крутящуюся у плиты. Та, не оборачиваясь, протягивает парню ложку с чем-то, беззвучно намекая попробовать. Чимин отправляет содержимое в рот и, уже привычно-фальшиво улыбаясь, произносит:

      — Да, очень вкусно, — сразу же выходя в коридор и начиная обуваться.

      Как назло, желанию побыстрей сбежать, избегая каких-либо разговоров, не удается сбыться. Шнурки упрямо не хотят поддаваться, и парню приходится присесть, перекручивая злополучные веревки. Из-за угла выходит Ли, снимая с себя черный фартук. Он бы улыбнулся, вспоминая о тех днях, когда они только съехались и могли бездумно часами бродить по магазинам, выбирая всякое барахло, о котором уже через несколько дней и не вспомнят. Вспоминая, как этот самый фартук свалился парню на голову, пока он тянулся к совершенно другому предмету. Он бы улыбнулся.

      Но не улыбается. Сейчас это не приносит никаких теплых эмоций. Голова вновь заполняется мыслями о запахе мяты, а улыбку вызывает совершенно другое.

      Все мысли о нем, о Мин Юнги, что сломал и испортил его, превращая в ебанного мазохиста, желающего все больше и больше. Больше боли. Больше мучений. Больше Юнги.

      Становится невыносимо душно. Кажется: кружится голова, а сердце бьется слишком часто и громко. Парень покрывается испариной, продолжая надеяться, что Лиён этого не заметит. Он точно не хочет сейчас находиться в этой квартире. Рядом с девушкой. Он слишком сильно боится потерять ее, поэтому старается отстраниться. Ведь вдруг он скажет что-то не то? Или она увидит какие-то следы, оставшиеся после последней встречи с Шугой? Нет. Так нельзя.

      Нельзя причинять боль ни себе, ни девушке. Она уж точно не заслужила такого обращения к себе. Продолжала любить, невзирая на кучу заскоков Пака. Продолжала ценить и заботиться, когда он буквально приползал домой с поврежденными ногами, покрытыми кучей синяков, и трещинами в костях, полученных после очередного неудачного падения, когда брюнет оттачивал и так уже идеально отработанный прыжок.

      Себя Чимин никогда не любил. Никогда не мог смириться с тем, что его тело далеко не уродливое, как ему казалось, а вполне привлекательное. Ведь все эти люди, что к нему ежедневно подходят, не на прическу же смотрят, так? Не на детское лицо уж точно. Все комплименты, что ему говорили, были пропущены мимо ушей, а столь привычное: «Спасибо, я знаю», — больше не резало слух.

      — Ты снова в зал? — слегка взволнованно спросила девушка, вытирая мокрые ладони о полотенце. В ее глазах так и читалась немая просьба никуда не уходить. Но парень, грубо проигнорировав это, безразличным тоном ответил:

      — Да, нужно отработать последнюю связку, — голос еле заметно дрогнул, но Лиён, кажется, этого не заметила. Пальцы, пытающиеся завязать непослушные шнурки, мелко подрагивали, ничем не помогая. Он старался не думать о том, насколько сильно погрустнело лицо девушки под натянутой улыбкой. Чимин не может остаться. Ему здесь плохо. Это место, уютно заполненное мебелью и декором, словно давило, вытесняя Пака. Теперь, кажется, что тут много лишней мебели.

      — Не задерживайся только, хорошо? — обессиленно попросила блондинка, откидывая полотенце на кухонный стол, и подошла к брюнету, присаживаясь напротив. Тонкие пальцы ловко превратили бесящие шнурки в милые и прочный бантики. Пак благодарно улыбнулся, поднимая глаза, а затем мягко произнес:

      — Я постараюсь, — в этих словах, наверное, лжи больше, чем во всей жизни Лиён. Если бы мог, Чимин не вернулся бы вовсе. Парень слишком неправильный для этого дома. Он не имеет права тут находиться, пачкая все вокруг черной жижей, громко называемой «Душа». Его место совсем не здесь, а там — среди запутанного лабиринта из потертых домов. Там парень чувствует себя по-настоящему живым и… счастливым?

      Это слово утеряло свой былой смысл.

      — Ты же знаешь, как мне важен этот конкурс, — продолжил брюнет, вставая на ноги и грустно-фальшиво улыбаясь девушке. Да, Лиён должна знать. Ведь Пак ей все уши об этом прожужжал до того, как… До того случая. До первой встречи с Шугой. После — он ни разу не упомянул его, ведь голова была забита совсем другими вещами. Совсем другим человеком, отравляющим его раз за разом. Тяжело. Для Чимина это слишком сложно.

      — Ладно, — согласилась она, растягивая губы в утешающей улыбке. Парень быстро чмокнул ее в губы и развернулся к двери, открывая ее. — Береги ноги, — предупредила девушка, на что брюнет неопределенно махнул рукой.

      Он уже собирался уходить, но потом услышал кое-что странное, совсем несвойственное Ли.

      — Чимин, — окликнула она, слегка осипшим голосом. Пак недоуменно развернулся, — я люблю тебя. — Очень редко, но Лиён говорила это. Девушка не любила много говорить, вся ее любовь проявлялась в действиях. Говорила она это лишь тогда, когда чувствовала, что что-то явно не так. Чимин знал это. В тоне девушки было какое-то странное отчаяние и отрешенность. Словно она думала о чем-то совершенно другом.

      — Я тоже люблю тебя, Ли, — мягко улыбнувшись, ответил Пак, разворачиваясь к лестнице и начиная спускаться.

      Как только послышался щелчок закрытой двери, он судорожно выдохнул и сглотнул. Страх обволакивал, воссоздавая плотный кокон. Еще ни разу ложь не давалась ему так тяжело.

~🌒~

[Star Crossed Lovers — My Indigo]

      Парень спокойно свернул в привычный переулок. Множество глаз недоверчиво уставились на него, но Чимину все равно. Два дома, близко стоящие рядом, не дают солнцу попасть сюда, поэтому здесь постоянно темно и прохладно. Приятно.

      Столь привычные граффити на стенах, слова, уже выученные наизусть, и одинокая, практически черная фигура в углу. Пак, не останавливаясь, равнодушно кивнул Джей-Кею, что сегодня стоял на этой точке, не давая отбитым школьникам пробраться в лабиринт. Никто не хочет лишних жертв, тем более каких-то левых подростков.

      Не зря это район прозвали «Мертвым». Лишь немногие выбираются оттуда живыми, и практически никто — невредимыми. Пака нельзя считать исключением из правил или везунчиком. Он здесь стал своим, несмотря на то, что не является членом их банды.

      Или является?

      После стольких неопределенных дней сложно сказать. В любом случае брюнет знаком со многими, и все без исключения знают его. Невозможно не знать личную «игрушку» лидера. Когда Чимин узнал о том, как его называют, лишь усмехнулся. Хорошо, что не «подстилка» или «шлюха».

      Несмотря на то, что практически все люди здесь преступники, они вполне адекватные. Большая часть. А даже те, кто не совсем нормальный, тот же Ви, вполне приятные люди, хотя очень проницательные. Получше тех, с кем парень общался ранее. Они не лицемерят. Говорят все честно и прямо. Не пытаются ни под кого подстроиться и доверяют друг другу.

Как-то вышло, что сам Чимин теперь тоже доверяет им. А они — ему.

      Выйдя на основную дорогу, Пак сразу же заметил своего… друга? Знакомого? Ви. Улыбнувшись, он направился прямиком к нему, чтобы сразу же узнать, что его может сегодня ожидать. Красноволосый парень, один из «близкого круга» Шуги, всегда обо всем знает. А еще он постоянно курит траву, давая Чимину затянуться перед тяжелой встречей. Почему он так хорошо относится к брюнету?

      — Привет, принцесса, — Ви улыбнулся своей коронной квадратной улыбкой и протянул Чимину дымящийся косяк. После нескольких глубоких затяжек мир стал гораздо легче и проще. Без загонов и ненужных проблем. Так хорошо…

      Отдавая сверток обратно парню, Пак блаженно закрыл глаза и расплылся в расслабленной улыбке. А красноволосый, немного подумав, предупредил:

      — Поосторожней с Шугой. — Чимин нахмурился, переводя сосредоточенный взгляд на знакомого. Парень, затянувшись, а после, медленно выдыхая дым, продолжил, — сегодня на доставках были Ричи с Каем. Им попался какой-то обдолбышь, подсевший на гречку*, а у того, оказывается, ломка и пустые карманы, — парень усмехнулся, вновь затягиваясь, — пырнул Ричи, хотел сбежать с порошком, видимо, не ожидал, что тощий Кай его с одного удара вынесет. — Чимин улыбнулся, вспоминая высокого, до жути худого парня, крашенного в розовый и с кучей дырок в ушах. Хотя здесь у каждого были проколоты уши, кроме Чимина. Порой хотелось спросить, зачем тому же Хоупу по четыре прокола в каждом ухе, если он не носит сережек, но каждый раз, отбрасывая этот вопрос на потом, забывал. — Короче, у нарика пробита бошка, его увезли на скорой и еле откачали. Кроме наших, больше никто не торгует, и сразу понятно, кто ему продал и что могло произойти.

      — Вам же все равно ничего не могут сделать, — констатировал Чимин, перехватывая самокрутку из рук Ви, на что парень недовольно что-то пробурчал, а затем сказал более четко:

      — Нам-то не сделают, а вот облаву на бар вполне могут устроить, при этом изъяв товар, — у парня было состояние: «закатить глаза, так и оставив», — настолько бесила вся эта ситуация.

      Говорят, что во всех проблемах в городе виновата их банда. Те, кто никого не трогают, пока к ним первым не лезут. Они просто торгуют себе спокойненько. Стараются никого не калечить слишком сильно, да и вообще ведут себя, если так можно сказать, примерно. Но людям этого мало. Они не обращают внимания на тех, кто никак не относится к «Мертвым» и творит такую херню, что даже Ви завидно становится. А ведь он здесь главный инопланетянин, за которого все постоянно отдуваются перед Шугой.

      — Так он поэтому бесится? — спросил Пак, ехидно ухмыляясь, на что красноволосый кивнул. Немного помолчав, он представил Юнги в гневе, как ни странно, ничего не вышло. Мин, наверное, самый уравновешенный и холодный из тех, кого брюнет только знает. А эмоции настолько редкое явление, что любое их проявление хочется сфотографировать и, поместив в рамочку, после повесить над кроватью, наслаждаясь. — Кто завтра на доставке? — вновь задал вопрос Чимин, смотря куда-то в пустоту. Парень, сидящий перед ним, нахмурился.

      — Я с Гуком, — скептично ответил он, осматривая Пака с ног до головы. Такое внимание вполне привычно и уже даже не напрягает особо. — А ты хочешь заказать? — тон сменился на какой-то опасно-предупреждающий. Словно говоря, что не нужно даже пытаться. Чимин привычно проигнорировал это.

      — Ага, — равнодушно произнес брюнет, всматриваясь в даль и мысленно представляя, что с ним сегодня произойдет. Сколько следов появится на местах, где ещё не зажили прошлые, — деньги есть. Не будет как… — замялся Пак, — …как в прошлый раз. — Воспоминания их первой встречи неприятно скреблись.

      — Ладно, — просто согласился Ви, окончательно расслабляясь. Его накрыло, а это значит, что Чимину уже пора, ведь разговор с таким красноволосым равносилен разговору с микроволновкой. Не ясно, откуда взялось именно такое сравнение.

      Пак рвано выдохнул, быстро попрощался, на что получил кивок, и направился дальше. К дому на соседней улице. К заветному дому на соседней улице.

~🌒~

[Where's the Revolution — Depeche Mode]

      Вновь это происходит. Дыхание сбилось, сердце колотится, а за дверью — тишина. Чимин знает, что Шуга там. Тот выходит настолько редко, что эти моменты можно по пальцам пересчитать. Прекрасно знает, что его ждет, знает, что его никто не приглашал. Он сам пришел.

      Принцессам же не требуется приглашение, так?

      Странное прозвище успокаивало и немного веселило.

      Нервно усмехнувшись, парень закатил глаза, вновь кладя ладонь на ручку двери. Почему он никак не может привыкнуть к этому? Прерывисто дыша, брюнет мысленно посчитал до десяти, а затем, сделав глубокий вдох, нажал на ручку, заставляя незапертую дверь приоткрыться.

      Пак максимально тихо вошел в квартиру, закрывая за собой дверь, затем так же беззвучно снял с себя обувь и сумку с запасной одеждой. Очень маловероятно, что что-то останется от той, в которую одет парень. Казалось, будто во всем доме пусто. Тихо настолько, что слышно стук собственного сердца. Но брюнет давно понял, что Юнги терпеть не может лишний шум. Практически не разговаривает и ходит настолько тихо, что услышать его практически невозможно. Слишком громко сглотнув, брюнет прошел вглубь квартиры. С каждым шагом сердце пропускало удар.

      Картины.

      На полу валяется множество простреленных полотен и огромные осколки стекла, залитые кровью. В углу комнаты с сумасшедшей улыбкой на губах сидит Шуга. Его руки покрыты бордовой жидкостью. Краска? Вряд ли.

      Мятноволосый никак не отреагировал на появление Чимина и, возможно, даже не заметил его вовсе, продолжая таращиться в противоположный угол, пока пальцы, сжимавшие черный револьвер, мелко подрагивали. Парень не удивился тому факту, что у Мина есть оружие. Глупо, если бы его не было.

      Он все еще не двигался, лишь иногда невольно вздрагивая, смотрел в одну точку. Чимин понял, что адекватного объяснения не дождется, и последовал за взглядом Юнги.

      В углу стоял большой красивый портрет девушки. Милые щечки, выразительные каре-зеленые глаза, что буквально светятся счастьем. Светлые локоны, спадающее на плечи, и яркие отверстия от уже настоящих пуль. Блондинка, радостно улыбающаяся с холста, была девушкой Пака.

      Чон Лиён собственной персоной.

      Брюнет знал, как сильно Ли ненавидела Шугу, но не знал особых причин для этого, не считая того, что ее брат вступил в его банду. Многие ненавидят Шугу. Парень обычно не обращал внимания на то, с какой злобой она проговаривает его имя, но сейчас воспоминания яркой вспышкой проносились в голове. Что же такого он сделал, чтобы ненависть была настолько сильной?

      Ладно злоба Лиён, но подобного от Юнги Пак не ожидал. Что же такого особенного могло произойти в прошлом? Или же это уже настоящее?

      Чимин, явно не ожидавший увидеть человека, от которого только недавно сбежал, там, где его точно никак не может быть, запаниковал. Он медленно перевел взгляд на Шугу, что все так же пялился на портрет, а потом вздрогнул, когда комната залилась хриплым, до жути пугающим смехом. Это было искренне. Со всей злобой и ненавистью. Если бы смех можно было бы сравнить с цветом, то Чимин бы, не раздумывая, произнес — «Вантаблэк». Хотя и этот вариант не совсем точный. Ведь всю тьму этого смеха не описать никаким оттенком черного.

      Пака вновь затрясло. Колени подкашиваются, а тело становится слишком тяжелым. Душно. Он лишь на секунду прикрыл глаза, но, когда почувствовал холодный металл, упирающийся ему в лоб, открыть их не решился. Мороз прошелся по коже, вызывая табун мурашек, дыхание сперло. Брюнет с всё ещё закрытыми глазами начал шумно хватать ртом воздух. Он понимал, насколько это плохая идея, ведь псих, стоящий напротив, может спустить курок только из-за этого. Из-за громкого дыхания.

      Порой парню кажется, что лучше бы он никогда не общался с Ви. Тогда бы не боялся так сильно, зная, что такое уже происходило. Мин Юнги, находясь в депрессии, вынес кому-то мозги из-за сопения.

      Если честно, он бы так хоть до завтра простоял. Подумаешь в лоб упирается дуло револьвера, на полу портрет твоей девушки с простреленной головой, который почему-то дома у психопата, который тебя трахает. С кем не бывает?

      «Ни с кем не бывает», — едко твердил голос в голове, а Чимин, захлопнув рот, задышал через нос, постоянно сглатывая. Страх пронизывает все тело. Он не боится боли, он не боится смерти. Он боится, что это все закончится. Все мучения прекратятся, а тогда все потеряет смысл. Пак стал ужасным мазохистом.

      — Открой глаза, — раздался слегка насмешливый, но при этом до ужаса серьезный приказ. Пак сразу же послушался, разлепляя веки. Мятноволосый больше не выглядел так безумно, как минутами ранее. Его лицо лишь затрагивала легкая улыбка, но даже она заставляла чувствовать себя некомфортно. Шуга никогда просто так не улыбается, все влечет за собой какие-то поступки.

      — Юнги… — начал брюнет, боязливо всматриваясь в темные, практически черные холодные глаза, в попытке отыскать в них хоть какие-то остатки человечности. По ощущениям было тоже, что смотреть в космос, в непроглядную тьму ночного неба.

      — Скажи это, — никак не отреагировав на напуганный и обреченный тон, потребовал Шуга, все еще продолжая держать револьвер у головы парня и насмешливо глядя тому в глаза. Так смотрят на жертву, зная, что она ничего больше не сможет сделать.

      — Что это, Юнги? — просипел Чимин дрожащим голосом, стихающим с каждым звуков. Улыбка с лица мятноволосого так же постепенно сходила. В любом случае Пак теперь точно знал, что это одна из множества его масок. Наигранно-беззаботная, слегка безумная. Каков же настоящий Шуга? Каков настоящий Мин Юнги?

      — Назови ее имя, — холодно, с долей ненависти потребовал тот. Взгляд стал стеклянным и затуманенным. Он, словно задумавшись о чем-то, совсем незаметно ушел в себя. Но только не для Чимина. Пак закрыл глаза, тихо выдыхая весь воздух из легких. Он уже мысленно попрощался с жизнью и всеми знакомыми, отдельно с Ви, который стал очень близким для брюнета человеком, а затем открыв глаза, твердо посмотрел на Шугу. И вмиг потеряв всю уверенность и надежду на жизнь, четко произнес, выделяя каждую букву:

      — Чон Лиён. — Всего за мгновение, еще не успев отойти от шока, Пак услышал громкий, режущий по ушам звук металла, что отлетел куда-то в сторону портрета, шумно скользя по полу.

      Воздух испарился, когда брюнета грубо и резко припечатали к ближайшей стене. Юнги резко приблизился, сразу же запуская язык глубоко в рот парня. Сейчас поцелуй смахивает на самую ужасную пытку из всех тех, что испробовал Чимин за все то время, что он знал Шугу. Несмотря на ужасный вкус крови во рту, на ноющие от диких укусов пухлые губы, парень плавился и горел. Жутко больно, но до безумия хорошо.

      Грубые руки бродили по телу, стискивая до багровых отметин. Рывок — и футболка Пака отлетела в неизвестном направлении. Чимин обвил шею парня руками, цепляясь за возможность стоять на ногах, потому что тело буквально тает от этой грубости.

      Внезапно руки с талии исчезли. Пак и не заметил, как Юнги, подцепив его за бедра, уже зажимал между стеной и своим горячим телом. Он вцепился ногами в парня, продолжая растекаться от металлических поцелуев. Зарываясь пальцами в мятные волосы, Чимин желал Юнги все больше и ближе, теснее и горячее. Хотел залезть ему под кожу так же, как это сделал Мин. Чтобы все мысли были заполнены лишь одним человеком. Чтобы весь мир на его фоне казался серым и монотонным. Чтобы невозможно было провести и секунды без этого человека.

      Хочет, чтобы он ощутил на себе все то, что чувствует Чимин. Как мучается от бессонных ночей, вспоминая, что они делали часами ранее. Как собственная девушка, к которой он потерял интерес меньше, чем за неделю, не вызывает никаких эмоций. Она кажется такой пустой…

      Пак хочет изнасиловать его мозг до такой же степени, как изнасилован его собственный. Он понимает, что больше не может без Юнги.

      Решая, что терять больше нечего, ведь ещё пару минут назад ему приставляли дуло револьвера к голове, брюнет укусил Шугу в ответ, начиная немного сопротивляться напору.

Видимо, мятноволосого это раззадорило, и у них началась своеобразная война за право вести. Языки сплетались, а Чимин с каждой секундой понимал, что долго не выдержит такой пытки. Слишком жарко.

      Хватка на его бедрах усилилась, а уже через мгновение Пака довольно грубо кинули на кровать. Юнги сразу же навис сверху и вновь прильнул к губам брюнета, начиная водить тонкими пальцами по торсу парня, надавливая и оставляя красные следы. Чистое удовольствие, приправленное легким жжением от царапины. Чимин добрался руками до края футболки Мина, приподнимая и как бы намекая, что она здесь явно лишняя. Юнги ухмыльнулся, быстро стягивая с себя вещь и отбрасывая её в сторону, и прильнул к шее Пака, оставляя кучу засосов. Шуга, в силу своей вредности, упертости или собственнических повадок, старался оставить следы на самых видных местах, чтобы скрыть их было практически невозможно.

      Парень под ним выгибался и тихо стонал, вновь запуская пальцы в мятного цвета волосы. Чимин расплылся в блаженной улыбке, когда губы, что ещё недавно были на шее, начали опускаться ниже.

      Нежные поцелуи, иногда сменяющиеся укусами, делали с Паком что-то невероятное. Он дрожал, стонал, отодвигался от мятноволосого, а после, наоборот, подаваясь вперед, старался быть как можно ближе. На его теле осталась отчетливая дорожка из красных пятен. Плевать, если Лиён увидит. Чимину хорошо.

      Послышался скрипящий звук расстегивавшейся молнии, что так приятно ласкал слух. Брюнет точно стал извращенцем, ибо реагировать так, как минимум ненормально. По телу прошла мелкая дрожь, отдающая пульсацией. Через какое-то мгновение парень заметил, что остался полностью голым. Он сейчас беззащитно лежит, находясь обнаженным под психом, что еще совсем недавно мог вынести ему мозг одним движением пальцев, и ни капли не стесняется, а, наоборот, маняще смотрит затуманенным взглядом.

      Юнги шумно выдохнул, ведя пальцем от шеи парня все ниже и ниже. Но услышав легкий, но при этом слишком пошлый стон, крышу окончательно снесло. И вот он уже входит в податливое тело, больно сжимая бока и грубо целуя.

      Мину плевать на то, что Паку может быть больно. Не его проблемы. А Чимин, зная, что так и будет, подготовился заранее. Как делал всегда, ожидая их встречи. Он чертов нимфоман, и плевать, что это женское заболевание. Пришло время ломать систему.

      Чимин вновь позволил это сделать. Вновь позволил себя сломать, испачкать, уничтожить. Возможно, с каждым резким толчком из него выходили не только развратные стоны, но и частички уже и так черной душонки. Кажется, ее почти не осталось, ведь нет никакого отвращения, отторжения или отрицания. Ему нравится это. Нравится Шуга и нравится все то, что он с ним делает. Нравится, как тот к нему относится. Нравятся все эти черные сердечки, крутящиеся в голове. Как там это называют? Стокгольмский синдром? Так вот проблема в том, что его никто не заставлял и не принуждал. Сам пришел, сам отдался, позволяя делать с собой самые ужасные вещи, которые на удивление Юнги не делал. Он достаточно ненормальный, достаточно садист, так почему он такой странный по отношению к Паку? Почему он все еще не убил его как надоедливую, прилипчивую мошку? А Чимин и не сомневался, что с кем-то другим именно так бы и было. Почему Юнги все еще терпит брюнета? Позволяет вторгаться в личное пространство, которое ценит больше всего на свете? Почему позволяет целовать себя, позволяет оставлять следы? Ведь Пак именно этим сейчас и занимается.

      Вцепившись в спину мятноволосого слегка отросшими ногтями, он медленно, но очень сильно надавливая, начал ввести вниз. Получились огромные, уже начавшие немного кровоточить царапины. Брюнет мстительно улыбнулся, закатывая глаза, когда Юнги прошелся по простате, руки беспомощно скатились вниз, а из горла вырвался протяжный, глубокий стон.

Шуга едко ухмыльнулся, начиная толкаться лишь в эту точку, доводя и себя и парня под собой.

      Движение, толчок, рывок. Еще. Еще и еще. Перед глазами вспышки. Чимин чувствует, как оргазм накрывает его с головой, отправляя куда-то очень далеко, будто в другой мир. Тело вмиг слабеет и обмякает. Двигаться не хочется от слова совсем. Кажется, что лишь одно движение и весь этот мир наслаждение исчезнет в одно мгновение.

      Так оно и произошло. Из облаков его вернули обратно на Землю, а точнее прямиком на пол, где валяются куча осколков от битых зеркал, грубым пинком. Пак почувствовал себя нагадившим щенков, которого скинули с кровати за плохое поведение. Еле поднявшись на ноги, брюнет непонимающе нахмурился. Все? Так быстро? Его еще ни разу не прогоняли. Он сам сбегал или уходил. Как тогда понять это?

      — Сначала душ, потом постель, — сонно пробормотал мятноволосый, заползая под тонкое одеяло и укутываясь в него с головой. Чимин хотел сначала возразить, ведь тот сам в постели, хотя в душе не был, но, увидев такого Шугу, что больше смахивал на спящего котенка, решил не тревожить его и молча последовал приказу.

~🌒~

[Battle Cry — Imagine Dragons]

      Осколки впивались в ноги, но парень и не к такому привык, поэтому подобные мелочи уже даже и не беспокоили. Он тихо, находясь лишь в одной большой футболке, подошел к кровати, на которой уже мило посапывал Юнги, и аккуратно проскользнул под одеяло, ложась очень близко к соседнему телу. Благодаря шампуню и гелю для душа вся комната наполнилась ароматом мяты. Да, это любимый запах Чимина. Видимо, Шуги тоже.

      Парень уже проснулся, судя по тому, что мирное сопение прекратилось, сменяясь привычным беззвучным дыханием психопата. Нет, он не утверждает, что все психопаты так дышат, но Мин Юнги уж точно. Они молчали, затем Шуга перевернулся на спину, смотря в потолок, и без эмоционально спросил, немного удивляя Чимина:

      — Почему ты не ушел? — в голосе не было ни единого намека на какие-либо эмоции. Простой, прозрачный, ничего не значащий для кого угодно, кроме самого Пака и Мина, вопрос.

      — А должен был? — слегка насмешливо, старясь скрыть напряжение, произнес брюнет, поворачиваясь на бок лицом к Шуге. Тот не отреагировал, продолжая пялиться в потолок.

— Ты всегда уходишь, — мрачно сказал мятноволосый, а в его голосе послышались какие-то опасные нотки, которые Чимин благополучно проигнорировал. Не впервой.

      — Я не хочу уходить, — твердо, холодно и уверенно ответил Пак, приподнимаясь на локтях, чтобы заглянуть в глаза парню. Тот перевел странноватый взгляд, но ничего не сделал, показывая, что готов слушать дальше, — тем более здесь нужно убрать, а я могу и хочу, — выделил последнее слово он, — помочь.

      — После того, как я тебя чуть не убил? — наигранно-насмешливо спросил Шуга.

      Чимин уже понял, что тот прекрасно умеет контролировать свои эмоции, иногда скрывая их вовсе. То, что произошло сейчас, было похоже на какой-то эмоциональный взрыв. Словно все то, что раньше он вымещал на картинах, вырвалось наружу. Но что могло послужить причиной этого срыва? Что-то точно должно было произойти. И какое отношение ко всему этому имеет Чон Лиён?

       — После того, как ты решил меня не убивать, — все еще будучи серьезным, произнес брюнет, но уже немного смягчаясь и добавляя в голос игривости. Парень аккуратно провел пальцем по груди мятноволосого, еще больше отодвигая слегка спущенное до этого одеяло. Юнги устало выдохнул, закрывая глаза и подкладывая руки под голову.

      Он выглядел морально измотанным. Чимин прекрасно знал, что это за состояние. Успел запомнить. Это та самая замотанность, когда ты можешь и хочешь что-то делать — делаешь, но ничего не получается, ведь сколько не приложи усилий, то что кажется бессмысленным — бессмысленным и останется. Это состояние, когда жизнь кажется пустой. Ты просто существуешь, не живёшь, а существуешь. Дни сменяются ночами, солнце — луной. Недели пролетают как в тумане, а после уже не понимаешь, ни что происходит, ни что это за люди вокруг. В этом состоянии лезвия и вены кажутся очень гармоничным сочетанием.

      Пак не может оставить Шугу таким. Судя по тому, что сегодня было, Мин либо выпилит себя, либо нескольких людей. Он будет очень много рисовать. Скорее всего кровью.

      Мысли с каждой секундой становились все мрачнее и мрачнее, выражение лица Пака стало отстраненным. Он пришел в себя, лишь когда почувствовал сильную хватку на своем запястье и увидел равнодушное, с долей обеспокоенности лицо Юнги. Видимо, представляя яркие кровавые картины, парень вцепился в Мина, а судя по самому Юнги — достаточно сильно, да так, что тот руку еле убрал.

      Чимин не может оставить его в таком состоянии. Ведь вновь сломавшегося, хотя и так давно изломанного человека, починить практически невозможно. Пак не может сломаться, потеряв того единственного человека, на ком держится все его жалкое существование. Ха-ха, тот из-за которого он и сломался… Нет. Тот, кто его сломал, чуть не довел до суицида одними воспоминаниями о себе. Тот, кто сейчас является смыслом жизни, без которого Чимин больше ничего не сможет. Вообще ничего. Даже банально улыбнуться. Парень держится лишь на одном имени, токсичном и ядовитом, невзирая на то, что есть еще одно, что желает спасти его. Но Чимин всегда был глуп и невнимателен, просто-напросто не замечая этого второго имени.

      Сейчас, посмотрев на свою руку, все еще находящуюся в крепкой хватки мятноволосого, брюнет поклялся себе, что не посмеет оставить Юнги в таком состоянии. Не позволит упасть в эту бездну ни себе, ни Мину.

      Пару раз моргнув, Чимин заглянул в глаза Шуге, как бы намекая, что все в порядке и пора бы уже отпустить руку, на которой точно останется синяк. Либо у него настолько большая любовь к ссадинам, синякам и другим следам, что он старается оставить их абсолютно везде, либо он уже и не осознает своей силы, по привычке хватая слишком уж грубо. Когда мятноволосый увидел глаза Пака, он прерывисто выдохнул, вновь откидываясь назад и закрывая глаза, Чимин же вернулся к прежнему занятию, продолжая вырисовывать какие-то странноватые узоры на груди парня.

      — Я сорвался, — просто сказал Юнги, видимо, коря себя за это. Он сделал глубокий вдох и выдох, приводя эмоции в порядок. Эмоциональный порядок для него — полное отсутствие этих самых эмоций. Та маска, что делает его полностью бесчувственным и максимально холодным. Та маска, что причиняет Чимину гораздо больше боли, нежели то, что Юнги делает с ним при каждой их встречи.

      — Я понял, все нормально, — спокойно, мягким тоном произнес Пак, чувствуя, как сильно Мин напрягся. Явно не все нормально, раз есть такая реакция. Парень тихо сглотнул, стараясь скрыть страх, что начал обволакивать, затягивая все глубже и глубже в это темное болото.

      — Нет, Чимин, — холодно отчеканил тот. Взгляд стал стеклянным и мрачным, — я сорвался лишь тогда, когда поцеловал тебя и не закончил то, что должен был сделать.

      Замолчав, мятноволосый перевел прозрачный взгляд на Чимина, добавляя к нему какую-то едкую насмешку, от которой воздух сперло. Пак замер, не в силах пошевелиться, но затем глубоко вдохнул, стараясь привести сбившееся дыхание в что-то более-менее адекватное. Кажется, если он отвлечется лишь на секунду, то тут же задохнётся. Глаза застелил пустой гнев. Нет, крушить не хочется, ломать и убивать — тоже. Есть только одно очень навязчивое желание, которое брюнет сегодня же исполнит.

      Он молча встал, молча натянул на себя одежду, не обращая никакого внимания на Шугу, что следил за каждым его движением. Он подошел к углу комнаты, а затем, молча подняв с пола револьвер, вышел из спальни.

~🌒~

[watch you sleep. — girl in red]

      Все прошло как в тумане. Чимин не помнит, как добрался домой. Помнит лишь, как, не испытывая никаких эмоций, спокойно всадил кучу пуль в каждую из картин, недоверчиво улыбаясь. Он не осознавал своих действий, но даже сейчас все еще не испытывает никаких угрызений совести за это. Даже если Юнги решит закончить то, что хотел сделать сегодня, Пак давным-давно готов к этому. Был готов, когда пришел впервые, готов и сейчас.

      Он уже и не помнит, как вошел в квартиру, поцеловал Лиён и, бросив что-то типа: «Я очень устал, пойду в ванную», — уплел туда. Чимин терпеть не может фальшивые маски на людях до такой степени, что сам начал их использовать. Ведь что может быть еще хуже? Себя то он ненавидит гораздо больше, чем эти маски. За то, что поверил. Нет. За то, что позволил надеяться.

      Сейчас, сидя в ванной, лишь на четверть наполненной водой ржавого цвета, Пак положив голову на поджатые у себе колени, с легкой улыбкой на губах наблюдал, как медленно течет струйка крови по, и так уже много раз изрезанным, рукам. Так привычно. Так красиво.

      Взяв тонкое лезвие, он вытянул руку перед собой, делая небольшой, но достаточно глубокий вертикальный порез. Тело заполнилось особой легкостью, а брюнет, закрыв глаза, откинулся назад, чувствуя блаженное тепло, перекликающееся с адским холодом. Приятно.

      Нет желания вымещать гнев на ком-то кроме себя, ведь единственный кто-то в данный момент — это лишь Лиён, пишущая очередную статью. Она такая милая, когда занимается этим. Блондинистые волосы чаще всего убраны в пучок, максимально свободная одежда, иногда это даже одежда Чимина. Несколько грязных кружек из-под чая, так как она не любит кофе, очки, спадающие на нос и полная сосредоточенность на работе. Она очень милая и красивая. Но не такая, как нужно Паку. Слишком хорошая и нежная для того мазохиста.

      Возможно, вся проблема именно в том, что это Чон Лиён, а не Мин Юнги. Почему девушка, в которой брюнет души не чаял всего пару месяцев назад, вызывает лишь пустоту? Ничего. Чимин не чувствует к ней ничего, кроме сочувствия. Да, он сочувствует своей девушке, жаль, что та влюбилась в мудака Пак Чимина. Это единственное искреннее чувство в отношении к Ли.

      Еще один порез.

      Ванная комната наполняется металлическим ароматом, вода становится красной, а Пак понимает, что, возможно, сделал слишком глубокий порез. Голова кружится, отправляя его в другой мир. Тело понемногу немеет. Так легко и спокойно. Кажется: наконец-то сердце не болит и не ноет.

      Он впервые одинок. Вокруг нет тех демонов, что грызли его днями и ночами, нашептывая насколько он отвратен. Руки горят холодом, распространяющимся по всему телу. Очень много крови. Она буквально повсюду. На руках, стенах, раковине, на лице. Везде. Все такое яркое, но вовсе не жизнерадостное. Хочется закрыть глаза и не открывать. Чимин это и делает. Лишь на секунду блаженно прикрывая веки, но затем, собираясь с духом и опираясь трясущимися руками о края ванной, встает на таких же дрожащих руках. Быстро спустив воду, парень обратил внимание на собственные руки. Полностью красные. На пол приземляются такие же яркие капли, с шумом отзываясь в ушах брюнета. Теперь-то до него дошло, что еще пару миллиметров поглубже и он бы не смог больше стоять вот так напротив зеркала, смотря затуманенными глазами и по-маньячески улыбаясь.

      Зато не тяжело, зато все переживания ушли на второй план, а руки наконец-то начали адски гореть и болеть.

      Чимин смеется. Чимин осознал, насколько он неадекватный и кто виноват в этом.