В длинном коридоре, ведущем из тронного зала к ставке командования, безлюдно и тихо. А еще — постоянно сквозит. Тому, кто вознамерится взглянуть на стратегическую карту советников, потребуется миновать пару ненужных поворотов, преодолеть несколько дверей, а главное — миновать рабочее место очаровательного посла и дипломата Инквизиции, неотразимой леди Монтилье. Когда Инквизитор объявляет об очередном собрании, Жозефине до него идти — пара шагов. А уже потом к ней присоединяются вечно серьезный командор Каллен и кажущаяся печальной сестра Соловей. Но, честно говоря, леди Инквизитор не слишком-то любит эти собрания, и назначает их только тогда, когда откладывать неразрешенные дела уже не представляется возможным (или после решительного пинка Кассандры). Так что большую часть времени в этой части Скайхолда пустынно и тихо. Жозефина допоздна засиживается над бесконечно важными бумагами, договорами, речами, приглашениями и письмами самого разнообразного содержания (от запросов о помощи до любовных посланий). Невероятно много вопросов приходится решать, будучи послом Инквизиции. А если вдруг официально порученные ей дела заканчиваются, всегда остается семья Монтилье и нескончаемая борьба за ее процветание. Лишь изредка Жози удается просто посидеть в своем мягком кресле, читая книгу, а не очередные договоры и прошения. С важными же особами Жозефина предпочитает встречаться в тронном зале, ведь не зря же там такую красоту наводили. Так что в этом уголке огромного замка проводит свое время лишь леди посол. Иногда ей бывает приятна эта гулкая тишина, но зачастую… становится одиноко.

Этим хмурым вечером Жозефина, как всегда, сидит за своим рабочим столом, что утопает в горах свитков и бумаг. С ними соседствует изящный подсвечник с зажженным огоньком свечи, неотъемлемый спутник леди посла, и фарфоровая чашечка с чаем. Представительница старого антиванского рода задумчиво макает длинное перо в чернильницу и пытается придумать, как бы повежливее отказать очередному банну, старательно намекающему на то, что леди Тревельян всё еще не замужем. В конце концов, не всеми вопросами стоит беспокоить Вестницу. Она, прежде всего, символ, пламя, что пылает в чужих сердцах… А чтобы это очаровательное пламя не спалило чье-нибудь имение, обо всем ему лучше не знать. Впрочем, мысли упорно ускользают из головы, не желая двигаться в нужном направлении. А правда, любопытно, почему Инквизитор всё еще одна? Или, может быть, не одна, а просто тщательно скрывается… И о чем она думает? Жозефина со вздохом отодвигает в сторону недописанное письмо и одним глотком допивает остывший чай.

— Леди Монтилье!

Жози резко поворачивает голову, поспешно поправляет скомкавшееся сине-золотое платье и улыбается знакомому голосу:

— Кассандра! Только не говорите, что не ожидали меня здесь увидеть. Это будет слишком… неубедительно.

Темноволосая воительница, чье лицо украшают множество шрамов, смеется, слегка наклоняя голову, словно она смущена. Неловко показывает на дверь, ведущую к ставке командования:

— Да я Инквизитора ищу. Или хотя бы Каллена. И куда они запропастились?

— Мимо меня, по крайней мере, не проходили, — улыбается Жозефина, изучая Кассандру усталым взглядом.

Та кивает и разворачивается, чтобы уйти. Ее шаги твердые, уверенные. Жози невольно любуется ее стройной удаляющейся фигурой, короткими черными волосами, увенчанными мастерски сплетенной тоненькой косичкой. Словно диадема. Жаль, что и она уходит. Было бы так здорово, если…

Точно повинуясь ее смелым мыслям, Кассандра замирает вдруг, почти коснувшаяся двери, и вновь поворачивается к Жозефине.

— Леди Монтилье! Вы тут… целыми днями сидите, а рядом совсем никого. Вам… не одиноко?

Рюшечка, как прозвал ее Варрик, смущенно смеется, прикрывая лицо ладонью. Уж манерам она обучена, как и безукоризненно-дипломатичной вежливости. Жаль только, что простым человеческим взаимоотношениям ее учили так мало.

— Кассандра, я ведь уже просила не обращаться ко мне так официально. Мы ведь обе — подруги Лелианы…

Бесконечно храбрая, сильная, стальная Искательница Пентагаст, оказывается, тоже умеет улыбаться, и улыбка у нее — теплая, словно яркий огонь костра в кромешной ночи. Она вновь приближается к Жозефине, но на этот раз отыскивает среди завала книг еще одно кресло, придвигает его ближе к собеседнице и садится рядом.

— Да-да, припоминаю такую просьбу. Это просто… капельку неловко, но я постараюсь. Итак, Жози… — светло-карие глаза устремлены прямо на леди Монтилье. — Часто Лелиана навещает тебя?

— Ну, она… — неопределенно начинает Жозефина, а затем печально вздыхает, сдаваясь. — Мы видимся, в основном, на военных советах, а в остальное время обе слишком уж заняты своими делами, каждая в своем уголке замка… Да, пожалуй, мне бывает одиноко. Но чем-то приходится жертвовать, да?

— Определенно, — кивает Кассандра. Уж ей-то не откажешь в самоотверженности.  — Но не всем можно жертвовать. Послушай, Жозефина… Я пишу одну работу… хм… неофициального характера. Мои размышления о верховной жрице Джустинии. Ведь важно, чтобы потомки узнали, какой она была. Быть может… хочешь взглянуть?

Жозефина удивленно хмурится, не очень понимая, к чему ведет Пентагаст. Или она, искренняя и прямолинейная, никакого скрытого смысла и не подразумевает?

— О Джустинии ведь больше знает Лелиана, не я. А в писательстве хорош Варрик, — хмыкает она. Но броню-улыбку Кассандры не пробить. Она отвечает уверенно и спокойно:

— Может быть. Но кто лучше тебя умеет подбирать слова так, чтобы они звучали красиво, элегантно и убедительно? Ну, давай же, идем со мной. Рукопись в моих комнатах. Ты ведь не прочь прогуляться?

Недописанное письмо цепляет взгляд, напоминает о том, что у нее еще есть дела… но разве все они не подождут до завтра? Жозефина кивает, пряча радостную улыбку, и поднимается из-за успевшего ей до жути надоесть рабочего места. Свою постоянную спутницу — свечу — впервые оставляет, погашенную, на столе.

Замок снаружи величественен и прекрасен. Здесь, оказывается, жизни не меньше, чем в шумном тронном зале: бегают-спешат-суетятся солдаты, строители, лекари, слуги. Всюду слышатся обращения, упоминания, разговоры, и часто в них звучит совсем не литературная речь. Жозефина с задорной улыбкой вслушивается и вглядывается в происходящее вокруг. Как здорово видеть мир вне дипломатических интриг своей работы.

— Давно ты, похоже, на свежий воздух не выходила, — усмехается Кассандра, внимательно наблюдающая за ней. Сама она, конечно же, постоянно живет в этом шумном, веселом мире: тренирует солдат, раздает указания, сражается вдали от замка вместе с Инквизитором. Порой Жозефина жалеет о том, что единственное боевое искусство, которому она обучена — это дипломатия. — Ну, как тебе? Скоро от этого гомона уши вянуть начнут, не сомневайся.

Леди Монтилье в своем привычном сине-золотом наряде тихо смеется и устремляет взгляд прямо вверх. — Небо красивое. Смотри, какие облака… Я была бы рада почаще смотреть на небо. Но разве посмотришь на него, когда надо письма и договоры писать.

Голос у Жози не раздраженный — лишь немного грустный. Кассандра, вдруг поддаваясь неведомому ей порыву, легонько касается руки собеседницы. А потом прячет в своих ладонях ее унизанные перстнями пальцы. И обращается к леди Монтилье тепло и уверенно:

— Я, конечно, не Инквизитор и даже не советница, но уж прогулку вне замка тебе устроить смогу.

Жозефина смущенно прячет взгляд, неуверенная в том, как ей нужно отвечать, чтобы ничего не испортить, не обидеть, не показаться нахальной… Словно угадав ее спутанные мысли, Кассандра с необычной серьезностью произносит:

— Жозефина, тебе не обязательно и сейчас быть дипломатом.

Она еще ниже опускает лицо, не зная, где скрыть неловкое волнение, как спрятаться от пронзительно-понимающего взгляда. Но выдернуть свою ладонь не спешит.

Обстановка в комнатах Кассандры простенькая, без того шика, что присущ, например, покоям леди Инквизитора. Аккуратно застеленная кровать, пара картин на стенах, письменный стол, где, очевидно, черноволосая воительница пишет свои рапорты. И не только их — Жозефина замечает стопку листов без печатей и официальных приписок. Похоже, это и есть та «работа», о которой упомянула Кассандра. Жози, спросив разрешения и получив утвердительный кивок, берет исписанные аккуратным, ровным почерком листы и садится на кровать. Кассандра устраивается рядом и глядит, как и прежде, с любопытством, от которого Жози становится неловко. Она хочет поскорее спрятаться от светло-карих задумчивых глаз в чтении, но вдруг, неожиданно даже для себя самой, роняет быстрые слова:

— Да, ты права… Мне очень одиноко, и все союзники так далеко, и порой кажется, что ко мне только по делу и заглядывают. Как будто я… не живой человек вовсе.

Кассандра мягко касается ее плеч. Уверенные, сильные, привыкшие держать меч руки оказываются удивительно нежными. Ее красивое лицо выражает сочувствие, и у Жозефины такое ощущение, будто ей не терпится что-то сказать… Но Кассандра продолжает молчать. Леди Монтилье вновь опускает глаза, собираясь прочесть ее записи — а хотелось бы мысли. И снова, не успев усвоить ни слова, она говорит то, что совсем не собиралась озвучивать:

— Не знаешь, как леди Инквизитор относится к… женщинам? Ну… то есть… — Жозефина густо краснеет и резко теряет навык общения.

Пентагаст усмехается, придвигается чуть ближе к собеседнице и спрашивает заговорщически, словно и ей не чужды сплетни:

— А что, тебе нравится наша очаровательная Инквизитор?

— Не то чтобы нравится! — выпаливает Жозефина и тут же испуганно опускает голову. — Может быть… В любом случае, надо же как-то бороться с одиночеством, верно?

— Мне кажется, у этой Тревельян вообще никаких предрассудков нет.

«В отличие от тебя?» — хочется спросить Жозефине, но она прикусывает язычок, догадываясь о том, что и так много лишнего наболтала. Обидеть Кассандру ей только не хватало — железную леди, которой, как оказалось, не чужды сочувствие, доброта и мягкость. Которая сидит очень близко и легонько поглаживает ее по спине, словно успокаивая, хотя Жозефина, вроде бы, не собирается плакать.

Решив, что и дальше игнорировать ожидания Искательницы Пентагаст, которая так мило предложила развеять ее одиночество, совсем уж невежливо, леди Монтилье наконец-то погружается в чтение. Ворох слов мигом увлекает ее, погружает в творимую Кассандрой историю — хоть в тексте и повествуется о реальных событиях, все они носят отпечаток личности той, кто о них пишет. Ее стиль — витиеватые, длинные предложения, красиво переплетающиеся фразы, реалистичные, местами мрачноватые описания. Это совершенно не те изощренно-лживые речи, которые привыкла слышать и читать Жози, будучи послом. Так искренне, так просто, так… душевно. Жозефина читает на одном дыхании, очень быстро замечая, что исписанных листочков, оказывается, не так много. Ей хочется сказать о том, что она и не думала, что Искательница Пентагаст так хороша на литературном поприще; хочется выдать очередную неловкую шутку про Варрика, который нашел бы в ее лице сестрицу по перу; хочется хоть как-то суметь донести до нее свое искренне восхищение…

Когда Жозефина поднимает склоненную над витиеватой историей голову, пытаясь подобрать правильные слова, Кассандра вдруг оказывается совсем-совсем близко, и ее рука, прежде свободно скользящая по напряженной спине Жозефины, вдруг замирает. Сжимается и притягивает Жози к той, кем она не сумела вслух восхититься. Монтилье успевает увидеть вдруг приблизившиеся светло-карие глаза и испуганно выдохнуть, прежде чем Кассандра прижимается к ее мягким губам. Кассандра напориста, требовательна, но вместе с тем — нежна. Ее поцелуй порывист, долог и… приятен. И Жози вдруг понимает, что не хочет, чтобы этот удивительный поцелуй прерывался, не хочет той неловкости, которая неизбежно за ним последует, не хочет знать, что еще один такой же вряд ли будет… Но Кассандра сама от нее слегка отстраняется. На ее прекрасных губах блуждает улыбка, а вот щеки, пожалуй, горят не менее ярко, чем у самой Монтилье.

— Я думала, ты… немного других… взглядов, — с трудом выдавливает из себя Жозефина, старательно отводя взгляд. Кассандра, кажется, тоже не решается встретиться с ней глазами.

— У меня, знаешь ли, тоже не так много предрассудков, — фыркает наконец Пентагаст.

Голос ее слегка дрожит, а его звучание — непривычно… нежное? Так и не решившись пересечься взглядами, Кассандра тепло обнимает Жозефину. Та, борясь со смущением, наслаждается близостью ее тела, и смутно, отстраненно радуется, что Кассандра сейчас не в доспехах. Было бы, пожалуй… не так уютно. Вдруг ласково-ненавязчивое объятие превращается в уверенно и неумолимо давящую на ее ключицы силу. Жозефина, сдаваясь чужому желанию, позволяет мягко опрокинуть себя на кровать. Теперь смущенный взгляд и пунцовые щеки прятать некуда. Слегка влажные губы Кассандры тут же накрывают ее собственные, вызывая тянущее чувство внизу живота, заставляя сердце биться еще чаще, хотя казалось, что чаще и некуда. Ее пальцы увязают в сложной прическе леди Монтилье, безнадежно растрёпывая ее, касаются пылающих щек, нежно гладят. Но тревога, стремительно доходящая до степени паники, заставляет Жозефину отвернуться. Она жмурит глаза, боясь увидеть непозволительно близко расположившееся лицо. Прерывисто дышит. Голос, конечно же, дрожит и срывается:

— Кассандра… если это всё потому, что мне одиноко… Если ты просто пытаешься мне… помочь…

Она осторожно приоткрывает глаза, боясь своих собственных слов, боясь ее реакции, того, что такая теплая, милая, внезапно родная Кассандра теперь уйдет… Но на прекрасном лице Кассандры — самая искренняя улыбка, а глаза ее будто сияют.

— Нет, Жози, не потому, что тебе одиноко. А потому что… — касается ее губ легким поцелуем. — Потому что я давно хочу.

И теперь уже Жозефина, позабыв о сковывающем каждый ее мускул смущении, подается вперед и впивается жарким, страстным, связывающим их поцелуем в тонкие, нежные губы Кассандры. Она целует снова и снова, скользит руками по острым скулам, по коротким волосам с тоненькой косичкой, по старым шрамам на коже… В объятиях Кассандры горячо, пугающе-приятно, незабываемо-радостно, наконец-то… не одиноко.

Ее рабочий стол на долгие часы покинут и выброшен из мыслей. Отринуты изысканно-лживые фразы и мысли, забыта проваливающаяся в одиночество дипломатичность. Жозефина впервые за долгое время чувствует себя понятой, любимой и… счастливой.