Я поперхнулась воздухом. Ему-таки удалось меня удивить.

— Что, прости?

— Люди, которые что-то не расслышали, обычно не делают такое лицо, — не удержался от колкости Эрхарт, подпирая щеку — моей реакцией он откровенно забавлялся.

Но его колкость я пропустила мимо ушей, потому что его непомерные желания волновали меня куда больше.

— Ты вообще понимаешь, чего хочешь? Как я помогу тебе пробраться на небеса? — очнулась я и иронично добавила: — К тому же, ты знаешь туда все лазейки. Неужели сам не справишься?

Эрхарт тяжело вздохнул и взъерошил волосы.

— Пожалуй, с переходом к делу мы немного поторопились. Или я начал не с того. Пока забудь о моей просьбе. Сперва надо рассказать тебе побольше о небесах… и обо мне.

И строгим тоном он вдруг спросил:

— Каким образом духи попадают на небеса, Хлоя?

Я слегка опешила оттого, как он легко перевел тему, и не сразу нашлась с ответом.

— Это экзамен или допрос? И кто кому тут должен задавать вопросы? — недовольно проворчала я, но все же отрапортовала: — Душа умершего проводит какое-то время на земле, дожидаясь своей очереди на погребение. Когда место на небесах освобождается, душа поступает на небеса.

— Я и не сомневался, — поджал губы Эрхарт, и мне невольно подумалось: будь это экзамен, ответ бы мой не зачли. — Заученная фраза. Ты так привыкла к смерти, что не вникаешь в ее суть. Смерть для тебя — объект работы. А ты попробуй отстраниться от того, чему тебя научили, и по-настоящему вникнуть.

К смерти я и вправду привыкла — с этим не поспорить. Но даже если бы и не привыкла, как бы это мне помогло?

— И как мне в эту суть вникнуть?

— Посмотри на смерть глазами мертвеца.

Я оценила юмор и хмыкнула, и только тогда до Эрхарта дошел смысл его же слов.

— Ну, то есть, образно…

— Знаю, знаю, — отмахнулась я от его оправданий. Понять его было несложно, но его предложение звучало забавно. — Хочешь поймать преступника — думай как он. Хочешь понять смерть — представь себя мертвецом.

Я прикрыла веки, добираясь до самого потаенного и темного уголка памяти, и перед мысленным взором возникли многочисленные сцены. И размытые силуэты, участвующие в них.

Я сознательно избегала не только этих силуэтов, но и всех воспоминаний, связанных с ними, а теперь должна была сознательно их извлечь, чтобы ответить Эрхарту. И постараться не причинить себе боль.

Мертвецы.

О чем они думали? О чем переживали? Как принимали свою участь? Догадывались ли о том, что их ждут небеса?

Поставить себя на их место… Ну что ж. Раз уж так молила о смерти раньше, то не грех и представить себя мертвецом.

— Ну, наверное… — неуверенно заговорила я, внимая каждому своему ощущению. — Даже самый убежденный атеист вроде меня поймет, что после смерти стал духом. Возможно, он попробует что-то исправить, доделать то, что не успел при жизни, навестить и успокоить родных. Но у него не получится ничего сделать, и он окончательно убедится в том, что на земле ему не место. И тогда он предположит, что ему суждено оказаться на небесах, как говорится в некоторых религиях. И когда он на них окажется, он уже мало чему удивится. Верующие, наверное, не так безболезненно это все принимают, но тоже смиряются. Даже с поездами. Потому что все их представления о смерти рушатся до того, как они попадают на небеса.

Я открыла глаза, и Эрхарт одобрительно улыбнулся. Внутренний голос ехидно поставил «зачет».

— Да, примерно так. Постепенно душа осознает, что ей предстоит отправиться на небеса. И, как ты и сказала, смиряется. В самом распространенном варианте. Но как ты думаешь, неужели со смертью смиряются все?

Вопрос Эрхарта снова застал меня врасплох.

— Вряд ли, конечно… — задумалась я. — Некоторые люди так сильно цепляются за жизнь, что даже смерть их не усмиряет. Мне попадались такие буйные пассажиры. Но разве можно отвертеться от попадания на небеса?

Эрхарт победно усмехнулся.

— Можно. Если дело, которое ты оставил незавершенным, многое для тебя значило, если ты всей душой проклинаешь смерть и жаждешь вернуться, то можно, хотя для этого нужна невероятная воля. Подобные сильные эмоции приковывают духа к земле. И чем больше он остается неупокоенным, тем более осязаемым становится его тело.

Он ненадолго умолк, а я боялась и шевельнуться, пока вникала в его слова.

Чего же еще я не знала?..

— Наверняка ты слышала всякие страшилки о призраках. Мир то и дело сотрясается от какого-нибудь мистического явления, на камеры попадают размытые силуэты, сводящие ученых с ума… Многое из этого — правда, а не просто сюжеты для шоу. Это и есть неупокоенные духи, и небесное руководство, конечно, не хочет с ними мириться. Существует специальная служба, которая разыскивает таких духов и силой отправляет на небеса. И каждого из них определяют в Ад, даже если Ада заслужил не каждый.

Меня пробрала дрожь.

Контактируя с разными грешниками по дороге в Ад, я подозревала, что не все они по-настоящему грешны. Но подозревать — это одно, а получать подтверждение своим подозрениям, осознавать реальный масштаб проблемы — это совсем другое. В россказни про призраков я же никогда не верила, но и они оказывались правдивыми.

И все это с трудом укладывалось в голове.

А Эрхарт, будто пытаясь меня дожать, повторил озвученную им же истину.

— Любую душу, которая воспротивилась упокоению, силком тащат в Ад, даже если она ничего не делала — не вторгалась в земную жизнь, никого не трогала. Ее упекут в Ад потому, что противиться воле божьей — само по себе грешно.

Его глухой голос был пропитан горечью, обидой и ненавистью. Ненавистью к законам. Ненавистью к богу.

И тогда меня озарило.

— Так ты и есть такой неупокоенный?

Эрхарт дернул уголками губ. Безмолвно.

И настал мой черед говорить.

— Не отрицаешь. Значит, я права, — взволнованно тараторила я, подстегиваемая своей догадкой. — Осязаемый дух вроде тебя должен был умереть давно. Неудивительно, что ты сумел обнаружить проходы на небеса — времени-то у тебя было много. И, разумеется, ты этими проходами пользовался.

Эрхарт не опровергал мои домыслы и не подтверждал. Он смотрел на меня молча и выжидающе, позволяя мне выстраивать его биографию самой, — и ему, похоже, самому было интересно, как далеко я могла зайти.

— Проникнув на небеса, ты выведал всю правду о себе подобных. И решил засесть на земле, чтобы избежать Ада. Почему же теперь тебя потянуло на небо? Почему ты просишь у меня содействия?

Эрхарт держал задумчивую паузу, словно примерялся ко мне и решал, достойна ли я его откровений.

— Я устал от скитаний по земле, — сказал наконец он. — Все мои близкие давно мертвы. Незавершенные дела канули в лету, и их уже не завершишь. На земле меня больше ничего не держит. Я не причинял никому зла и не лез ни в чью жизнь, но если я просто заявлюсь на небеса, то попаду в Ад. Талантливых людей вроде тебя я подталкивал к небесам для того, чтобы однажды попросить о помощи. Но из них одна ты стала проводником.

— Ну и как тебе поможет то, что я — проводник?

— Только ты можешь помочь мне пробраться на поезд.

— На поезд? — Я не поверила своим ушам. — Зачем тебе ехать в Ад с моей помощью, когда тебе и так туда дорога? Я ведь, по сути, только в Ад и езжу. Да и в Чистилище вряд ли тебя помилуют.

Взгляд Эрхарта был наполнен такой решимостью и непоколебимостью, что мне стало не по себе.

— Уж не на Рай ли ты замахнулся?

Вновь не получив ответа, я истерично захохотала. Я смеялась и смеялась — над безумной затеей Эрхарта, над очередным абсурдом, пробравшимся в мою жизнь, — и била по столу, который страдальчески скрипел и содрогался. А Эрхарт не менялся в лице, оставаясь предельно серьезным. Я замолкла лишь тогда, когда от смеха заболел живот, а ладони онемели.

— Мне бы твои амбиции! — кое-как выговорила я, пытаясь отдышаться.

Но Эрхарт моего веселья не разделял.

— Я серьезно, Хлоя.

Такого наглеца я еще не встречала.

Постаравшись унять нахлынувшее раздражение, я процедила:

— Во-первых, я уже сказала, что меня не ставят на Рай.

— Ничего, я терпелив, — вклинился Эрхарт. — Рано или поздно поставят.

— Во-вторых, — повысила я голос, — с какой стати мне тебе помогать? Если тебя ищут, мой долг — под ручку отволочь тебя куда надо. Покрывать тебя — уже серьезное преступление. Помогать тебе — подписать себе смертный приговор. Зачем мне так рисковать ради какого-то незнакомца?

Эрхарт с прежним упрямством смотрел мне в глаза, хотя и не спорил. Потому что понимал, на чьей стороне правда.

— Ну, — сдался в итоге он, — ты права. Хотя как бы ты поняла, что укрывать меня — преступление, если бы я сам тебя к этому не подвел? А я еще много могу рассказать тебе о том свете… — Я фыркнула, а он с торжеством договорил: — Ведь у меня было полно времени, чтобы его изучить. Я был мертв уже тогда, когда на свете не было твоей прабабки. Тебе же интересно узнать то, что недоступно обычному проводнику?

— Что-то мне подсказывает, что знать больше положенного — тоже не совсем законно.

— То, что ты вообще со мной разговариваешь — само по себе уже незаконно, — парировал Эрхарт. — Даже если ты делаешь это, не зная о наказании, тебя все равно должны наказать. Как минимум — уволить. А как максимум — саму упихнуть в Ад. Ну, пока никто об этом не знает, бояться нечего.

— И ты предлагаешь мне погрязнуть в беззаконии еще больше?

— Если уж увязать, так увязать по-крупному.

Что ж, с этим заявлением спорить сложно.

— Спасибо тебе, удружил, — пробурчала я. — Свалился как снег на голову и сделал меня преступницей. А я еще помогать тебе должна, ну-ну.

— Думай сама, — развел Эрхарт руками. — Ты можешь отказаться и продолжить жить, как сейчас. А можешь согласиться, и тогда узнаешь всю правду о небесах. В любом случае ты ничего не потеряешь.

Я задумчиво водила пальцами по столу.

Я стала преступницей в тот момент, когда заговорила с Эрхартом. И я не перестала бы ей быть, даже если бы отказалась от его предложения и продолжила жить, как раньше.

Если же я соглашусь, изменится что-то мало — преступницей я останусь и так. Но зато узнаю то, что давно меня тревожило… Если не буду вариться за это в Аду.

Я безнадежно вздохнула. Окончательного решения я принять не могла.

— Пока поживешь у меня, — сказала я в итоге. — Ближайший мой рейс — все равно на Ад, так что тебе ничего не светит. А вот сопровождать тебя в Рай или нет… Я еще подумаю. В Ад, может, и попадают без особых причин, но и в Раю не все сидят заслуженно. Как я могу быть уверена в тебе? Где гарантии, что ты действительно ничего такого не совершил и достоин Рая? Стоишь ли ты того, чтобы я так рисковала?

— У меня нет гарантий и доказательств, — отозвался Эрхарт. — Мои слова — все, что у меня есть. Но… Кое-что проверить ты можешь. Информация про неупокоенных — не такая уж и тайна. Я разузнал про них, когда проник в ваш архив. Но будь готова к тому, что не все, что написано в ваших книгах — правда.

— В архиве? — удивилась я и хлопнула себя по лбу. — Ах, точно… Мне же еще надо вернуть Устав. Ладно. Заодно проверю тебя.

— Вот и славно, — кивнул Эрхарт. — Я не прошу тебя сразу доверять мне… Но я бы хотел завоевать твое доверие.

Хотелось бы мне ему верить, но этому противилось все мое естество — доверять людям и впускать их в свою жизнь я не привыкла. Да и этот его рассказ… Вроде звучал складно, но что-то все равно не давало мне покоя.

Я еще верила в призрака, который так долго цеплялся за земную жизнь, что в итоге обрел тело. Я могла поверить в то, что за годы скитаний по земле он наткнулся на проходы в небеса… Но как же он умудрился столько всего узнать? Про проводников, про весь небесный уклад — и при этом никому не попасться? И выведать таинственную «всю правду», которой надеялся задобрить меня?

— Попытайся, — надменно ответила я.

И больше всего меня беспокоило то, что его историю я выдумала сама — и он, хоть и не опровергнул ее, напрямую тоже не подтвердил. А если ему было удобно прикрыться моей версией, вот он и подыграл? Если я обманула себя сама?..

— Раз уж ты позволила мне тут жить, я буду иногда раскрывать тебе кое-какие секреты небес, — выдернул Эрхарт меня из раздумий. — Не в качестве аванса и не в попытке тебя уговорить. Я пойму, если в итоге ты откажешься меня провожать, и не буду на тебя давить. Но если в итоге ты согласишься, то узнаешь гораздо больше.

— Буду иметь в виду, — заверила его я, убирая со стола кружки, и как бы невзначай спросила: — Тебе вообще нужно питаться?

— Вообще нет, — нехотя признался Эрхарт, слегка обескураженный сменой темы. Но я решила, что сложных разговоров мне на сегодня хватит. — Но это не значит, что я не могу. Я достаточно материальный для того, чтобы принимать пищу.

— Тонкий намек, — усмехнулась я. — Хорошо. Но учти, что я питаюсь полуфабрикатами.

— Хм-м-м, — протянул Эрхарт привередливо. — Ну, пойдет. Я слишком соскучился по вкусу еды.

Я насмешливо вскинула бровь.

— Поразительная наглость.

Он невинно улыбнулся.

— Все-таки жизнь прекрасна, когда можешь есть. Но когда можешь есть вкусно, то жизнь прекрасна вдвойне. Говорю тебе как мертвец, который соскучился по еде.

Впрочем, обед он съел без возражений.

— Для изголодавшегося — очень вкусно.

Его фраза так и напрашивалась на продолжение, начинающееся с «но».

— Но неужели ты ешь это постоянно?

— Эм… Ну да.

Эрхарт неодобрительно покачал головой и сделал внезапное предложение, от которого было сложно отказаться.

— Хочешь, готовку я возьму на себя? Я умею по-настоящему готовить, а не так... как ты. Без обид.

Обиды? Какие обиды? Моему восторгу не было предела, но мне хватило сдержанности себя не выдать. Не каждый день подбираешь с улицы личного повара!..

— Делай, что хочешь.

Обедали мы в тишине, но в кои-то веки я не чувствовала полного одиночества. Была рядом хоть с какой-то душой, пусть и мертвой.

Я любила одиночество, я его жаждала, считала своей жизненной необходимостью… Но иногда было так приятно разделить с кем-то трапезу и ощутить себя в теплом, почти семейном кругу. Пусть Эрхарт и был далек от этого круга.

Встав из-за стола, Эрхарт лениво потянулся и спросил разрешения осмотреть дом.

— Мне интересно, как живут современные люди, — объяснился он. — Я наблюдал за ними со стороны, но изнутри их быт я не видел.

Я долго думала, но все-таки согласилась. Сама предложила ему тут жить — не держать же его взаперти?

«Почти как вор, который высматривает добычу», — пронеслась в голове ироничная мысль, когда я следила за блуждавшим по дому Эрхартом.

Он восхищался обыденными вещами — телевизором, телефоном, ноутбуком — и радовался возможности касаться их и изучать. Мою комнату он осматривал с особым трепетом, осторожно, будто боялся вторгаться в личное — и меня пробило на смешок: а навязываться, значит, не боялся!..

Взрослый, древний, едва не пережиток прошлого — а любопытство поистине детское.

Замерев перед боксерской грушей, он ткнул ее пальцем.

— А вот эта вещь мне знакома. — В его улыбке читалась печаль. Печаль памяти.

Вещь, которая знакома мне.

— Ну да, этому изобретению лет примерно столько же, сколько тебе, — покивала я с нарочито важной миной, пытаясь развеять печаль.

— Нет, она старше. Ты вообще знаешь, в какие допотопные времена она вошла в обиход?

— В те, в которые ты родился?

Он фыркнул, и мы засмеялись вместе. А когда смех утих, я почему-то сказала:

— Ее подарил мне друг. Сказал, что хорошо помогает от стресса.

Подумав о том, что Эрхарт скучает по прошлому, я сама заскучала по временам, когда с Адраганом нам было весело, а не больно.

— Тот самый друг, который предлагал тебе свою помощь в моем избиении? — задумчиво спросил Эрхарт. — Пугающий тип.

— Ага, именно он. Хотя он прекрасно знает, что я предпочитаю бороться не с последствиями стресса, а с его причинами.

— То есть вместо груши ты бьешь расстроивших тебя людей?

— Когда позволяет ситуация, — досадливо проворчала я. — Все-таки законы…

Обычное бахвальство. Своими боевыми навыками, — которые понемногу утрачивались, — я хвасталась по поводу и без, но в реальности я не применяла их нигде, кроме тренировок. И вряд ли бы применила, случись на самом деле что.

Но такое бахвальство поднимало мою самооценку. Помогало мне верить в то, что я способна на что-то большее, чем простое нытье. Что у меня достаточно сил, чтобы со всем справиться.

Хоть это и был самообман.

— Тогда лучше не доводить тебя до стресса, — наигранно ужаснулся Эрхарт и в очень натуральном страхе от меня отпрянул, врезаясь спиной в покачнувшуюся грушу.

— Точно, — довольно оскалилась я, поддерживая его игру.

Давно мне не было так беззаботно в компании с кем-то, особенно с тем, кому я не могла довериться.

Даже дружба с Дэрошем, которому я доверяла всецело и могла положиться всегда, была моими оковами — потому, что существовала лишь на работе, терзающей нам обоим душу. Кроме как сблизиться и сплотиться, у нас попросту не оставалось выбора.

С Адраганом мы общались все реже — я отстранялась от него сама. Он был мне как брат, готовый подставить плечо, но я не имела права принимать его доброту, идти ему навстречу и открываться, как бы сильно ни хотелось.

А так, чтобы смеяться и ни о чем не думать… Улыбаться не потому, что надо кого-то успокаивать, а искренне и от всей души… И наслаждаться жизнью, далекой от всех обязательств и рамок — такого и правда со мной долго не было.

Но это блаженство рухнуло в один миг, когда наручные часы напомнили мне о том, что направления «Сказка» нет.

Что мне уготован Ад.