— Привет, — луговая ведьма коротко поцеловала его в щеку: небрежно, быстро, как сестра, которой у него никогда не было. — Кофе будешь? Я печеньки пеку.

       — Буду.

       Квартира пропахла медом и корицей. Тонкий аромат витал в воздухе, создавая непередаваемое ощущение уюта и спокойствия; тихий щелчок кнопки — и кофеварка зашумела, примешивая к аромату запах свежемолотых кофейных зерен, горьковатый и резкий, но такой приятный. Ворон привычно упал в глубокое мягкое кресло, непонятно почему стоящее именно в кухне, расслабил наконец спину, и дневная усталость понемногу стала отступать.

       — Как дела?

       — Дурею без работы, — Полынь отдернула руку, обжегшись о горячий кругляш на противне, но все же быстро скинула его в глубокую тарелку следом за остальными. — Вот уже… печенье печь начала. Я. Печь. Печенье. С ума сойти.

       — Как приличная домохозяйка, — Ворон усмехнулся, любуясь ей из-под полуопущенных ресниц: просто так, без всяких мыслей. Орнамент из лиан и колосков на хрупких руках, будто живой, двигался вслед за тонкими пальцами; копна мелких цветных косичек, схваченных в большой пучок на затылке, острые лопатки под узкой белой майкой, большие серьги-кольца — не амулеты, всего лишь украшение… Он отпил обжигающе-горячий и очень крепкий кофе, щурясь от удовольствия.

       — Мам! — прибежавший в кухню ребенок дернул ведьму за свободные домашние штаны, требуя внимания, но она только молча сунула ему в руки большое печенье, еще теплое и мягкое — и в следующее секунду парня уже и след простыл, будто его и здесь и не было.

       — Никак не привыкну, что у тебя уже дети. Вроде знакомы всю жизнь, а тут на тебе… взрослая уже, оказывается.

       — Еще и двое, — ведьма поставила перед ним на стол тарелку с ароматной выпечкой и отвернулась, чтобы сполоснуть руки. — Сама до сих пор в ступоре, как так вышло.

       — Мам! — Полынь снова дернул за одежду сын, и уже привычный ритуал повторился точь-в-точь: едва получив печенье, ребенок исчез из кухни, чтобы быстрее вернуться к игре.

       — Ммм, Поль, а ты вообще уверена, что это был не тот же самый ребенок?

       — Понятия не имею, — луговая ведьма села напротив, закинув ногу на ногу, с совершенно невозмутимым видом отпила кофе из кружки Ворона. — Я их вообще не различаю, если честно.

       Тонкое, хрустящее и одновременно мягкое печенье таяло во рту, оставляя за собой сладкие нотки меда и корицы, и Ворон прикрыл глаза, отдаваясь этому уютному хаосу, царящему в ее доме: крики детей за стеной, горький кофе и невозмутимость Полыни, что бы ни происходило, были какими-то необъяснимо привычными и близкими.

       — Да ты просто мать года.

       — Они мужики, хоть и маленькие, — Полынь фыркнула, на мгновенье вновь превращаясь в ту девчонку, которую он знал с детства; впрочем, она никогда и не переставала ей быть. — Пусть сами между собой разбираются, кому сколько печенья досталось.