— Приятного отдыха.
— Спасибо, — Ворон забрал со стойки ключ-карту, сунул в карман. Лифт? Ну его. Надо размять ноги, всего-то два лестничных пролета. Ступени были устланы темным ковром, по которому приятно ступать, и колдун поднимался наверх непривычно медленно: некуда спешить. Что там говорил администратор, налево по коридору? Номерки на дверях блестели до приторности ярким золотом пластика: триста пятый, триста шестой… триста седьмой.
Глухо щелкнул замок, впуская внутрь очередного жильца. Светлые стены, двуспальная кровать, телевизор, мини-бар в тумбочке — ничего нового. Бросив на пол потертый рюкзак, он распахнул настежь пластиковую дверь, выходя на узкий маленький балкон, оперся на простой металлический парапет, глядя на чужой город, светящийся цветными холодными огнями в вечерней темноте; высотки, жилые и офисные, низкие редкие деревья, сотни машин… Не по-весеннему морозный воздух забирался под легкую одежду, иглами колол непривычную к холоду тонкую кожу, заставлял покрываться мурашками.
— Что дальше, Ворон? — колдун обхватил себя за плечи руками в попытке удержать остатки тепла, но с места не сдвинулся. — Теперь достаточно далеко?
Что-то постоянно толкало его в спину, заставляя уезжать с каждым днем все дальше и дальше от южного города, который он так любил. Там скоро зацветет сирень, а здесь… островки грязного, подтаявшего и вновь замерзшего с заходом солнца снега еще лежали в углах домов и у бордюров на тротуарах, как призрак недавней зимы, еще стояли совершенно голыми кусты вдоль дорог и небо было затянуто даже не облаками — какой-то сплошной темно-серой пленкой; запрокинув голову, Ворон долго смотрел в него, пытаясь увидеть хотя бы слабый отблеск звезд, но их там просто не было. Сколько городов он сменил за последние две недели, с тех пор, как стоял на мосту над уходящими поездами плечом к плечу с каменным некромагом? Девять или десять? Он не считал, нигде не задерживаясь даже на пару дней — его тянуло куда-то, необъяснимо куда, необъяснимо зачем…
Холод забирался под кожу, замораживая чувства.
Теперь достаточно далеко.
Закрыв балкон, черноволосый колдун упал на кровать, заворачиваясь в теплое покрывало и отстраненно думая о том, что нужно будет перед сном вырезать на торце входной двери защитные руны и проверить браслеты, которые за время долгой дороги уже не раз пришлось чинить; мысль пронеслась, задержалась в памяти всего на несколько секунд — и пропала, вытесненная другими. Сквозь закрытые веки Ворон все еще видел парня, выходящего из горячего душа: капли воды, срывающиеся с насквозь промокших каштановых волос и медленно сползающие по смуглой коже, мягкий рельеф мышц. Желтый огонек, пылающий над растением, вылетающий в распахнутое окно. Воспоминания уже потеряли яркость, затерлись, как старое зеркало, почти перестали отзываться горечью в растрепанных нервах; он все еще скучал, но даже самому себе в этом не признался бы.
Почти уже привычно теплели и слабо чесались дочерна выжженные на коже линии. Некромаг тоже их чувствует? Ворон потер пальцами плечо, не открывая глаз. Наверное, да; хотя кто его знает, что вообще может чувствовать человек, у которого вместо сердца в груди кусок красно-фиолетового камня? Раздражение мелькнуло и пропало: слишком далеко, чтобы бесить. Да и в последние годы их взаимное желание причинить друг другу боль все больше сходило на нет, непредсказуемо оставляя вместо себя то спокойное равнодушие, то мимолетный интерес, то какое-то тянущее болезненное ощущение, имени которому Ворон не знал… То самое, которое грызло его изнутри уже несколько дней. То самое, которое он чувствовал сейчас.
Темно-серые, почти черные в электрическом свете уличных фонарей глаза некромага были непривычно серьезными.
— Зачем, скотина ты эгоистичная? Знал же, как я к тебе отношусь.
— Нет, — потухшая сигарета щелчком отправилась вниз, исчезая под очередным поездом, уходящим в темноту тоннеля. — Правда, не знал.
— Да я и сейчас не очень-то знаю… — колдун рывком сел на кровати, гоня непрошенные мысли и воспоминания. Мини-бар в тумбочке? Отлично, самое время. Остановив выбор на светлом пиве, Ворон с ногами забрался на кровать, отпил глоток из стеклянного горлышка и впервые за несколько дней включил телефон. Оповещения беззвучно посыпались одно за другим: пропущенные звонки, спам на почте, мессенджер…
Мессенджер.
Полынь что-то писала; можно ответить позднее. Семейный чат каменных некромагов жил своей жизнью, в которую он заглядывал очень и очень редко, но и удалиться оттуда был почему-то не в силах. Напротив короткого контакта «Кир» значилось больше двадцати непрочитанных сообщений, но только последнее он мог видеть, не открывая чат: «Где ты, чертова птица?!»
Тонкие пальцы колдуна выглаживали торец смартфона. Открыть переписку? Снять блокировку, не позволяющую другим увидеть, когда он был в сети? Ответить — а зачем? Коротко пробежавшись пальцами по холодному стеклу экрана, колдун удалил и переписку, и контакт в телефонной книге: пусть живет нормальной спокойной жизнью, женится на той девушке в белых босоножках — она действительно очень красива, детей заведет… пусть со временем забудет о том, что в его жизни когда-то был странный парень со странным именем.
Необъяснимо хотелось общения; ему, ледяному Ворону, привыкшему к одиночеству и иногда за несколько суток не произносящему ни слова. Холод пробирался в безликий номер отеля сквозь закрытое окно, заползал на кровать, скользил по обнаженным рукам, заставляя приподниматься тонкие волоски на коже. Немного замешкавшись, Ворон все же поддался непривычному, как будто чужому желанию, мазнул пальцем по экрану, открывая чат с седым некромагом, от которого за две недели не было ни единого слова.
Ворон: Эй, каменный.
Две галочки напротив его сообщения засветились зеленым почти мгновенно.
Доставлено.
Прочитано.