От приоткрытого окна тянуло влажной прохладой. Холодный ночной воздух пробирался сквозь щель, стелился по подоконнику, заставленному цветами, сползал на пол, забирался в чужую постель. Это его разбудило? За окном темно — значит, есть еще время поспать. Не до конца проснувшись, парень натянул одеяло повыше и перевернулся на другой бок, почти уже привычным жестом вытягивая руку, чтобы обнять хрупкие плечи и снова провалиться в сон… но пальцы натолкнулись только на смятые пледы, уже не хранящие даже ее тепла, и он открыл глаза, пытаясь привыкнуть к темноте.

       Какие-то звуки доносились с улицы. Не те, которые он уже перестал замечать, не шелест птичьих крыльев на крыше, не стрекот цикад и не едва слышный свист ветра между деревьев; тихие шаги по отсыпанным гравием дорожкам у крыльца, щелчок металлической зажигалки, тонкий скрип входной двери. Что-то случилось? Почему тогда она его не разбудила?

       Он спустился вниз по узкой лестнице с резными перилами, на ходу натягивая через голову теплую кофту. Входная дверь была открыта нараспашку, впуская в дом прохладу и свежесть, и в знакомом силуэте, сидящем на ступенях крыльца, парень узнал Гарвана; неяркий огонек сигареты в его руках то разгорался, то почти совсем исчезал, и схваченные в небрежный хвост угольно-черные волосы немного двигались от ночного ветра.

       — Ты-то почему не спишь?

       Ян вышел на крыльцо, вглядываясь в темноту, к которой глаза уже почти привыкли.

       — Проснулся от сквозняка.

       Ветер трепал подол короткого, не по погоде легкого белого сарафана девушки, стоящей у кромки лиственного леса. Тонкая ткань будто отражала лунный свет, светилась — или только выглядела неестественно светящейся на фоне темных стволов деревьев и черноты вечнозеленого подлеска? Огонек широкой свечи в ее руках дрожал, и она прикрывала его узкой ладонью, защищая от ветра. Непривычно молчали птицы на крыше и еще по-весеннему голой кроне грецкого ореха у крыльца; рассевшись на его ветвях, разношерстная врановая стая внимательно смотрела ей вслед, и только несколько небольших птиц с синими всполохами на крыльях порхали вокруг нее.

       — Что происходит? — Ян сел на ступени рядом с черноволосым колдуном, прикурил предложенную сигарету; непонимание нервировало, тянуло пойти за ней, остановить, не дать шагнуть в темноту деревьев — но Гарван не двигался с места, оставаясь совершенно спокойным, и оставалось только довериться ему. Он бы точно не сидел на месте, если бы его сестре хоть что-нибудь угрожало. — Куда она?

       — В лес.

       — Спасибо, кэп, это я уже понял.

       — Первое мая, Ян, начало четвертого утра, — колдун затушил сигарету о землю и отвел наконец взгляд от темноты леса, где еще иногда мелькал между деревьев слабый дрожащий огонек свечи. — Ведьмин час в Вальпургиеву ночь. Время, когда силы ведьм практически безграничны.

       — Почему в лес?

       — Не знаю, — он коротко пожал плечами. — Понятия не имею. Мать тоже там, ушла чуть раньше.

       Какое-то время они сидели в тишине; Гарван разглядывал усыпанное звездами чистое небо, какого никогда не бывает в городе, и черные птицы постепенно разлетались в стороны, оставляя свои насиженные места на ветвях. Возвращалась привычная живая тишина ночи, прохладный ветер шелестел травой, дергал занавески на приоткрытых окнах.

       — Погоди, ты ведь тоже… — договорить Ян не успел: осекся, увидев усмешку на тонких губах Гарвана.

       — У меня есть пара лишних деталей, — он встал со ступеней, потянулся, разминая спину. — Мужчинам там сегодня не место. Идем спать. Не переживай — утром она будет рядом.