Тонкие пальцы скользили почти невесомо, очерчивали жесткий рельеф мышц, исследовали тело — неторопливо, едва касаясь, будто впервые. Грубая ткань пояса джинсов, покрасневшие следы в тех местах, где он сдавливал загорелую бархатистую кожу; узкая дорожка жестких волосков, впадина пупка, твердые, резко очерченные мышцы пресса. Древесное кольцо на мизинце задело чувствительный темный сосок, слегка царапая. Острые широкие ключицы, твердый выступ на шее; пальцы едва огладили его — и скользнули назад, за голову, исчезая в разметанных седых волосах.
       — Что за нежности, Ворон? — вполголоса, почти шепотом, словно звуки могут все разрушить. Руки некромага сквозь тонкую ткань майки выводили на пояснице полосы, выглаживали обнаженную полоску кожи между поясом сползших джинсов и краем майки, слегка сжимали бедра. Он запустил ладони в задние карманы, поджал немного пальцы, заставляя придвинуться ближе, и Ворон наклонился к нему, вдохнул запах мускуса и грозы, знакомый и привычный, но от это не менее возбуждающий.
       — Не нравится? — вряд ли бы он это спросил, не зная ответ наверняка. — Хочется так…
       Хотелось целоваться — медленно, глубоко, отдаваясь процессу целиком, но еще больше хотелось оттянуть этот момент такой вот странной нежностью, когда губы настолько близко, что горячее дыхание едва ли не обжигает кожу, и ты чувствуешь его на щеке, на мочке уха, на шее…
       Вновь выпрямившись, Ворон стянул через голову узкую майку: медленно, напоказ, прогибая в пояснице спину, царапая кончиками пальцев собственное тело. Как иначе, если некромаг ловит каждое движение взглядом? В темноте не видно, но его серые глаза в такие моменты всегда темнеют, становясь графитовыми, почти черными, как мокрый асфальт. Вечернее рыжее солнце пробилось между плотных штор узким лучом, разрезало сумрак комнаты, легло на ухоженное тело Аметиста тонкой полосой от плеча до пуговицы расстегнутых джинсов; он тихо, с наслаждением выдохнул, прикрывая свои потемневшие глаза, когда Ворон повторял эту линию поцелуями, невесомыми касаниями языка и губ — все еще медленно, все еще дразня. Рука некромага на его затылке сжала волосы, но не направляя, не приказывая, как обычно, только лаская. Отдал Ворону руль? Или просто выжидает?
       — Иди сюда, колдун.
       И он покорно поднялся выше, поймал его губы своими. Нежность на грани срыва: седой целуется жадно, властно, подчиняя себе и разжигая из едва тлеющего возбуждения огонь — будто метку ставит на принадлежащее только ему. Посторонние звуки оба заметили не сразу…
       — Черт, ты издеваешься? — стук повторился снова, и Ворон выпрямился, замер на несколько долгих секунд, стоя на коленях над некромагом. Аметист не может не открыть дверь. Обязан открыть… Отпуская его, колдун упал спиной на кровать, и из горла непрошено вырвался то ли рык, то ли стон, злой и разочарованный.
       — Прости.
       — Иди уже, — остается только провожать некромага взглядом до распахнутой двери их спальни, наблюдая, как он на ходу застегивает джинсы.
       Кого там еще принесло?..
       За входной дверью двое: незнакомые, ничем не примечательные. Примерно его ровесники, пожалуй — сложно сказать наверняка.
       — Добрый вечер, — женщина с убранными под цветастый платок волосами поздоровалась первой. Аметист скользнул по ней быстрым оценивающим взглядом: платье до пола, скрывающее фигуру, спокойно сложенные вместе ладони, легкая вежливая улыбка. Мужчина рядом с ней вообще ничем не выделялся, пройди мимо такого на улице — либо не заметишь, либо забудешь через мгновенье. Отводят глаза чуть в сторону, избегая смотреть на голый торс некромага.
       — Добрый.
       — У вас найдется несколько минут, чтобы поговорить о Боге? — мужчина протянул какой-то буклет, и некромаг его взял абсолютно машинально, не задумываясь. Сектанты? Христианские уличные миссии? Раздражение, переродившееся из возбуждения, царапалось в животе колючим комком, но он не позволил эмоциям прорваться в голос.
       — Вообще-то… — он осекся, почувствовав на своем запястье тепло чужой руки. Ворон вышел из темного проема за его спиной, как будто появился из воздуха: полуобнаженный, бледный и разноглазый, с вороньими перьями, вплетенными в угольные волосы, уже успевшие растрепаться в постели, двигающийся бесшумно и плавно, как змея… Куда исчезла его привычная ледяная маска? Он почти прижался грудью к плечу, не сводя взгляда с непрошенных гостей; горячо зашептал что-то прямо в ухо, кажется, на латыни, неестественно заламывая тонкие пальцы о руку некромага. Зашептал громко, чтобы они могли это слышать… и Аметист едва изменил положение головы, будто прислушиваясь, но смотрел по-прежнему на женщину. — Демон говорит мне, что я должен отдать вашу кровь Чернобогу.
       Возможно, в демона они и не поверили, но мало ли существует опасных психов? Ворон протянул руку, дрожащими пальцами провел по проему двери — и резко ее отдернул, будто обжегшись о вырезанные в древесине символы, тихо зашипел сквозь сжатые зубы; от этого жеста сектанты отшатнулись на шаг назад. Аметист отследил взгляд женщины, мечущийся от него к колдуну и обратно…
       — Вы что, тоже его видите?..
       Она больше не улыбалась. Побледневшая, она хваталась за руку своего спутника, но они оба не могли произнести ни слова.
       — Закрой дверь, — Ворон неестественно растянул звуки, шипящим шепотом возле лица отдавая приказ, и некромаг ему подчинился, с легкой рассеянной улыбкой, будто одержимый, делая шаг к застывшим в подъезде сектантам. Но едва захлопнулась с легким щелчком дверь — исчезла змеиная грация колдуна, сменилась привычным расслабленным спокойствием.
       — Надеюсь, они не вернутся сюда с факелами и вилами. Что ты там нес? Это на латыни?
       — Молитва какая-то, что ли, в детстве случайно выучил и до сих пор отрывками помню. Я на латыни больше ничего и не знаю, — Ворон привалился в его руке, расслабленно прижался, цепляясь пальцами за широкие плечи. — Что принесли-то?
       С обложки тонкой брошюрки смотрели радостные лица родителей и детей на фоне светящегося креста и заголовок: «Христианская семья».
       — «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее…» — колдун пробежал глазами несколько строк, читая вслух, но почти сразу небрежно бросил буклет за спину, разворачиваясь и уходя обратно в спальню. — Да ну их в задницу с их традиционными семейными ценностями. Весь настрой на нежности перебили…