Конец мая, а днем уже вовсю купаются даже местные, которым море и летом кажется иногда слишком холодным: зима выдалась теплой и весна очень ранняя. А вечерами все равно еще прохладно. Ворон брел по щиколотку в воде вдоль линии прибоя, уходя от большого костра на песке и шума. Еще один год прошел. И еще один год остался. И впереди — лето, горячее, раскаленное и, скорее всего, достаточно бессмысленное. Придется искать любые поводы, чтобы сбежать из Каменного Дома хоть ненадолго, чтобы не видеть лишний раз чертового седого некромага, который вроде и снял квартиру в городе, и живет отдельно, но приезжает так часто, что…
Ворон отогнал мысли. К чертям некромага. К чертям школу. К чертям одноклассников. Особенно этого… светловолосого. Тонкого. Пахнущего полынной горечью, от которой срывает крышу. Брызги воды от пинка разлетелись в стороны; раздражения не было, но хотелось сбросить накопившуюся за год усталость. Зачем он вообще поехал? Тоже мне, событие, окончание учебного года. Сидел бы сейчас с книгой где-нибудь на крыше Дома, а не травил себе душу в компании опостылевших одноклассников, пытаясь оттянуть момент, после которого три месяца не увидит свою зазнобу. Тем более, что как раз ему-то, в отличие от Ворона, в этой компании было вполне комфортно.
Он сел на уже прохладный песок, привалился спиной к большой коряге, вымытой морской водой до состояния камня и выброшенной на берег. Поселков поблизости не было, пляж дикий, до трассы с ее шумом и светом фар далеко, поэтому звезды на черном покрывале неба рассыпались до самого горизонта во все стороны, и лунная дорожка на спокойной воде казалась настолько яркой, будто неестественной, как разлитые белила. Костер отсюда выглядел не таким уж большим, и звуки долетали уже немного приглушенными, но все равно в свете огня было хорошо видно, кто есть кто из темных силуэтов. Кто-то целовался, отойдя поближе к воде; Ворон усмехнулся — кто же еще, парочка у них в классе только одна. То бурно ссорятся до расставания, то так же бурно мирятся. Ледяному, отстраненному, скупому на эмоции и слова Ворону они были вообще не понятны. Ему многие были непонятны. И те, кто смеялся сейчас взахлеб над чьей-то шуткой, и те, что запросто могли прикасаться к другим людям — просто так, невзначай, в разговоре. И те, кто флиртовал открыто…
— Сааааша! — голос принадлежал тому самому, светловолосому, которого к чертям. Ворон только через несколько долгих секунд заторможено понял, что он зовет его: сколько лет уже прошло, а к своему ненастоящему имени он так и не привык до конца, не сросся с ним, но как-то же нужно было представляться людям. А в его собственном сознании «Саша» все равно шло в комплекте с медовыми волосами и горьким запахом.
Тезки. Якобы тезки…
— Сааш!
Вытащив из кармана телефон, он набрал короткое «Не ори, я у коряги справа», и уже через несколько секунд темная фигура от костра двинулась в его сторону, загребая босыми ногами песок. Что ему надо? Не видно в темноте, но наверняка улыбается. Он часто улыбается. Всем подряд — что, кстати, бесит иногда неимоверно. Высокий, одного с Вороном роста; наверное, с ним было бы удобно целоваться, не надо наклоняться или тянуться наверх… Воображение предательски подбросило в сознание картинки, и предвкушение пробежало стадом мурашек вдоль позвоночника.
Мечтай, Ворон, мечтай… это не вредно.
— Ты знаешь, что Танька в тебя еще классе в восьмом втрескалась и никак не решится признаться? — он шлепнулся на песок рядом, слегка задев плечом о плечо, подтянул к себе одну ногу, застыл в этой расслабленной позе, глядя куда-то вперед — то ли на далекий костер, то ли на еще более далекие звезды.
— Я в курсе.
— И?
— Что и? — Ворон скосил на него глаза. — Мне неинтересно.
— Ледышка, — парень насмешливо фыркнул и замолчал, запрокинул голову, остановив завороженный взгляд на небе. — Последний год остался. Думал, чем потом займешься?
— Не знаю, — сняв с запястья тонкую резинку, Ворон собрал еще влажные после купания волосы в небрежный узел на макушке; браслеты на руках от этих движений глухо забряцали друг о друга. К браслетам он тоже все еще не привык, хоть и прошло уже полгода, как он с ними не расстается. — А ты?
— Стану инженером. Выучусь, пойду работать куда-нибудь… в Роскосмос. Или в НАСА, — Саша вытянул вверх руку, выпрямил тонкие длинные пальцы, словно пытаясь дотянуться до белого пятнистого круга, висящего в небе, но почти сразу вновь ее согнул, подложив локоть под голову. — Может, когда-нибудь буду туристов в космос отправлять. До Луны и обратно.
— Амбициозно, что я могу сказать…
Ворон залип взглядом на звездах, чтобы не залипнуть на открытой, беззащитно подставленной шее: тонкая светлая кожа, слабый выступ кадыка, ключицы, выглядывающие из широкого выреза кофты. Рука на песке лежит всего в паре сантиметров от его руки, достаточно всего лишь слабого движения, чтобы коснуться, и это заставляет пульс ощутимо биться где-то в горле. Угораздило же… именно в него. Именно сейчас.
— Эй, мы же друзья?
Друзья? Ворон все же повернул голову, глядя прямо на него, но парень по-прежнему рассеянно смотрел в темное небо. Возможно, он с ним общался чуть больше, чем с другими: занимались пару раз вместе у него дома, иногда списывали друг у друга домашку, когда было лень ее делать. Совсем редко обедали вместе в столовой. Еще реже разговаривали вне школы. Друзья?
— Нет, — Ворон подался вперед, выпрямил спину, отрываясь от коряги. В конце концов, что может произойти? В худшем случае, получит по морде прямо сейчас, а летом заберет документы и переведется в какую-нибудь гимназию подальше, чтобы больше никогда не чувствовать запах полыни и цитруса, от которого рвет крышу. Голос предательски сел, став тихим и немного хриплым, а в мыслях крутилось самое идиотское, что только могло сейчас прийти в голову: долбаная Танька, которая два года не может признаться. — Нет, ты мне не друг.
По крайней мере, он этой фразой добился того, что блондин на него посмотрел: удивленно, странно… нечитаемо как-то. Плевать. На все плевать. Кроме тонких губ, на которые уже давно надоело смотреть украдкой. Ворон его поцеловал — легко, осторожно, не настаивая. Изучающе. Ответа не было, и он хотел уже отклониться, когда почувствовал судорожный вздох в губы, больше похожий на всхлип, жалобный и… облегченный?
— Хорошо, — тонкие пальцы легли на его затылок, не давая отстраниться, и Саша уже сам увлек его в поцелуй, медленный, нежный, немного неуверенный. — Я с тобой тоже не дружу…