На следующее утро Майлс чувствовал себя странно: приподнятое настроение и тут же злость, нетерпение вкупе с затаённой яростью. Две в корне разные эмоции, направленные на двух разных людей, связанных общим прошлым.

      История, которую рассказал вчера Джеймс, плотно засела в голове. И от того, что сам Эркерт воспринимал её почти спокойно, Майлс начинал злиться ещё больше. Тот парень, из-за которого Джеймс сидел в исправительной школе, сейчас с чистой совестью разгуливал на свободе и вешал окружающим лапшу на уши. Несправедливость ситуации доводила до дрожи.

      Сосредоточиться на уроке не представлялось возможным. Кто он? Какой он? Что в нём особенного? Сплошные вопросы о неизвестной Майлсу личности парня кружили в голове.

      Он поймал себя на мысли, что ему безумно хочется хотя бы взглянуть на бывшего избранника Джеймса. Поэтому, дождавшись перемены, он подошёл к Амелии, главной сплетнице класса. Уж она-то точно знала, где искать нужного человека, если тот успел засветиться в каком-нибудь скандале. Откуда он это знал? Потому что сам в своё время был объектом её обсуждений. Но это было лет шесть назад, и с тех пор общаться им не приходилось. Под её неприятно-цепким, сканирующим взглядом Майлс чувствовал себя неуютно, и не спасало даже то, что её аура говорила об адекватном состоянии. Но любопытство пересилило и в этот раз.

      — Привет.

      Одноклассница обернулась, и ее губы вытянулись буквой «о».

      — Ты? — она секунду помедлила и, видимо, что-то для себя решив, чуть улыбнулась. — Что-то хотел?

      — Да, — Майлс перевёл взгляд на ручку, которую девушка беспрестанно крутила в руках. — Хотел кое-что спросить. Ты же знаешь про Джеймса Эркерта?

      — Что именно? То, что он фрик? То, что он гей? То, что он в исправительной школе за избиение и изнасилование? Или то…

      — Последнее! — поспешил остановить её Майлс, прежде чем она продолжит список заслуженных и не очень подвигов Джеймса.

      Амелия слегка удивилась:

      — Так, и что конкретно тебе нужно? Я знаю только то, что и остальные. Хотя ходили слухи, что…

      — Мне нужно только имя, — вновь перебил ее Майлс, — того, с кем Джеймс… Ну ты поняла, — он ощутил вновь нарастающую злость.

      Девушка на секунду застыла, после чего фыркнула от смеха:

      — Майлс, я, конечно, знала, что ты вечно не с нами, но чтоб настолько… Это же Брайан Говард. Сидит на две парты впереди тебя и постоянно умничает на уроках. Такой кучерявенький… А, вот же и он!

      Амелия указала на темноволосого вытянутого парня, который стоял у окна с приятелями.

      — Спасибо, — коротко поблагодарил Майлс, направляясь к нему.

      Смеётся. Болтает. Наверное, счастлив?

      Чувство, не испытываемое никогда ранее, захлестнуло Майлса с головой, как неконтролируемое цунами накрывает беззащитное побережье. Он остановился около Брайана Говарда. По телу пробежала волна дрожи, и тело двинулось само по себе, на одних лишь инстинктах.

      Замах. Удар.

      Майлс сидел около кабинета директора, ожидая выхода матери. Это был первый раз, когда он находился здесь не по своей воле. Обычно, если требовалась помощь золотого мальчика, его вызывали через директора. Теперь же его ждал выговор за драку.

      Майлс машинально дотронулся до щеки, на которой теперь красовался синяк. Боль уже почти прошла, но удар все ещё отдаленно ощущался.

      Губы растянулись в едва заметной улыбке. Не так давно он недоумевал, почему Джеймс пребывал после драки в хорошем настроении. А теперь, кажется, понял сам. Это была лёгкость после выплеснутых и вымещенных эмоций, это были остатки адреналина. И, конечно, осознание того факта, что кто-то получил по заслугам. Приятное чувство…

      Дверь кабинета открылась, и в коридоре появилась Мартина. Даже не взглянув на сына, она знаком приказала следовать за ней. Разговор обещал быть тяжёлым.

      — Что с тобой происходит? Я тебя не узнаю, — за спокойным голосом матери невозможно было разобрать эмоций, а вот её аура показывала широкий спектр негатива, смешанного с тревогой.

      Беспокоится, понял Майлс, ощущая укол вины. Однако всё это пропало после её следующей фразы.

      — Я хочу, чтобы ты больше не приближался к исправительной школе.

      — При чем здесь…

      — Всё началось после того, как ты познакомился с Эркертом! — Мартину недолго хватило на сокрытие настоящих эмоций. Её громкий голос звонко отскакивал от стен кухни. — После него все пошло наперекосяк!

      — Он здесь не при чём, — тут же ощетинился Майлс. Совсем как это делал Джеймс. Эта мысль на минуту отрезвила его. Пожалуй, он и правда стал перенимать чужие привычки. Но совсем по другой причине, и незачем было перекладывать вину на Джеймса.

      Мартина сделала глубокий вдох, пытаясь снова взять себя в руки:

      — Он плохо на тебя влияет, неужели ты сам этого не понимаешь? Такое бывает, когда попадаешь в плохую компанию. Именно поэтому ты должен прекратить туда ходить.

      — Мам, — внутри Майлса снова начало накапливаться раздражение, — мне повторить ещё раз? Джеймс не виноват.

      — Тогда кто? Ты ни разу в жизни не дрался! И с кем? С Брайаном Говардом? Это ведь Эркерт тебя подговорил, да?! Ответь мне честно, Майлс.

      Тот подскочил на ноги, отталкивая стул в сторону.

      — Это была только моя идея! Потому что этот придурок заслужил. И до тех пор, пока ты не начнешь признавать мою волю в собственных поступках, нам не о чем разговаривать.

      Разозленный, он выскочил из кухни и поднялся в свою комнату, стараясь не хлопать демонстративно дверью. Хватило им и просто ссоры. Незачем устраивать скандал.

      Майлс мешком с картошкой грохнулся на кровать и зарылся лицом в подушку.

      Как же всё сложно…

      И как объяснить матери, что Джеймс не такой уж и плохой, каким она его считает? И то, что он не виноват в изменившемся поведении. Или все же виноват?

      В последние дни Майлс и сам нередко приходил к мысли, что не узнаёт сам себя. Связано ли это с Эркертом? Определённо. Но в чем причина? Осознание приходило лишь смутно. Рядом с Джеймсом всё становилось с ног на голову. С самого первого дня. Сколько раз с этого момента Майлс чувствовал раздражение, злость, ярость? И сколько раз из них были рядом с самим Эркертом? Если не считать намеренных провокаций? Ноль.

      А могло ли быть причиной само отсутствие?..

      Нет, нет и ещё раз нет.

      Майлс перевернулся на спину и стал задумчиво разглядывать идеально белый потолок.

      Это же не какой-то странный вид зависимости, верно? И все же…

      Его тянуло к Джеймсу. Каким-то неведомым образом он ему нравился.

      Майлсу нравился человек, полностью несовместимый с его жизнью.

      За первые пять минут знакомства Эркерт умудрился вытащить Майлса из зоны комфорта, которая формировалась у него годами, заставил испытывать эмоции, которые были уже похоронены. Так, может, в этом и была причина?

      Неважно. Так или иначе, стоило бы прекратить эту ненормальную зависимость. Нужно вернуть жизнь в прежнее русло. Это единственный видимый способ доказать матери, что она не права насчёт Джеймса. А что, если поступить, как она просила, и не встречаться с Эркертом хотя бы сегодня?

      Звучало, как отличный план. Вот только сказать всегда легче, чем сделать, и уже через пару часов Майлс снова был в исправительной школе.

      Когда он зашёл в комнату для встреч, там ещё было пусто. Эркерта должны были привести с минуты на минуту, и этого времени хватило, чтобы собраться с мыслями.

      Почему он здесь, когда решил сегодня остаться дома? Возможно, чтобы получить ответы на незаданные даже мысленно вопросы. И потому что обещал директору исправительной школы, что как-то повлияет на Джеймса. Только вот пока всё было с точностью наоборот.

      Майлс ощутил прилив стыда. И когда он успел забыть о цели своего пребывания здесь?.. Это было совсем на него не похоже.

      Ещё один несвойственный прежнему ему поступок. Наверное, мать всё же была права.

      Но почему он это делает? Сегодня же нужно было разобраться с этим вопросом, пока Майлс не выкинул ещё что-нибудь странное.

      Дверь с тихим скрипом отворилась, и юноша взглянул на вошедшего Джеймса.

      — Привет, — тело отчего-то пробила нервная дрожь, которую не сразу получилось унять.

      — Привет, — аура Эркерта отозвалась смесью цветов, и вычленить что-то конкретное из этой палитры не представлялось возможным.

      Он подошёл ближе, и выражение его изменилось:

      — Что с твоим лицом?

      Майлс машинально дотронулся до щеки с синяком — он уже и забыл о драке. А Джеймсу так вообще незачем знать, что произошло. Это бы слишком смущало.

      — Я… Упал, — врать он никогда не умел.

      — А если подумать? — Эркерт немного резко выдвинул стул и сел рядом, не сводя с собеседника пронзительного взгляда.

      Злится? На ложь.

      Майлс почувствовал раскаяние, не сильное, но настойчивое. Для такой мелочи даже слишком настойчивое.

      И резкое желание всё исправить.

      Очередное непривычное чувство. Ответ на вопрос был совсем близко, но под цепляющим взглядом Джеймса аналитические думы пришлось отложить.

      Золотой мальчик нехотя выдохнул:

      — Я подрался…

      Майлс ожидал услышать смех или издевку в свой адрес, но только не недоумевающее «Зачем?»

      — Зачем? — растерянно переспросил он. — Наверное, была причина. Странно слышать этот вопрос от тебя. А зачем ты влезаешь в драки?

      Джеймс насмешливо фыркнул:

      — Я не влезаю. Я их устраиваю.

      — Снова уходишь от ответа.

      Джеймс заметно посерьезнел:

      — Зачем тебе это знать? Тоже ведешь на меня досье, в которое жизненно необходимо что-то записывать?

      Его аура полыхала негодованием, и Майлс решил осторожно задержаться на этой теме:

      — Что значит «тоже»?

      Когда человека что-то возмущает, ему сложнее контролировать свои слова, и, к счастью, Джеймс не стал исключением.

      — Как этот психолог-деградант, с которым меня заставляют сидеть четыре дня в неделю. Уже через месяц нашего «общения» он прямо заявил, что я должен прекратить игнорировать его вопросы. И знаешь, почему? Потому что ему нужно делать записи в досье, иначе его лишат премии! — в раздражении Эркерт вскочил со стула и прошелся по комнате, остановившись у окна.

      Майлс медленно поднялся следом. Его разрывало от желания поддержать или хотя бы успокоить Джеймса, но все слова казались банальными и незначительными. Что можно сказать, когда у человека вся жизнь не складывается уже в таком незначительном возрасте? «Мне жаль»? Или, может, «не волнуйся, всё будет хорошо»? Глупо! Как же это всё глупо на фоне людей, думающих только о собственной выгоде.

      А сам Майлс? Чего он добивался, приходя сюда? Возомнил себя великим психологом, особенным, избранным? С чего он вообще взял, что у него получится что-то изменить в жизни Джеймса? Из-за пары похожих случаев? Да ему, возможно, просто повезло. Тем подросткам всего-то и нужен был слушатель, которому можно будет выговориться как равному. Пара наводящих вопросов и совет. И дело готово. Но тут всё было иначе: Эркерт не хотел говорить и не хотел быть вытянутым из своего болота. Он в нем увяз. Он к нему привык.

      Сжимая кулаки от собственной беспомощности, Майлс встал рядом с Джеймсом, который напряжённо созерцал природу за окном.

      — Прости.

      — Что?

      — Я сказал: прости. Что лезу не в своё дело. Если не хочешь, не рассказывай, — он на пару секунд замолчал, не сразу решаясь продолжить. — Я могу хоть сегодня пойти к директору, чтобы он прекратил наши встречи. Если ты хочешь этого.

      В ожидании ответа Майлс уставился в окно — не самое чистое, с решёткой, а за ним — пожелтевшая трава. Почему-то это время показалось бесконечным. Он чувствовал на себе взгляд Джеймса, но не открывал глаз от дурацкой лужайки. Видеть эмоции в этот момент не хотелось. Там могло быть что-то…

      — Эй, — Эркерт несильно толкнул его в плечо, — что за тухлое выражение? Если золотого мальчика так впечатляет рассказ про психолога-деграданта, зачем ты меня спрашиваешь про остальное? Там есть вещи и похуже, ты знаешь?

      Майлс резко повернулся, собираясь начать возмущаться, но наткнулся на улыбку Джеймса и впал в ступор.

      — Ты опять издеваешься, да? — неуверенно спросил он, не зная, как реагировать на непонятную смену настроения.

      — Никак не могу заставить себя прекратить, — улыбка искренняя, но с налётом грусти.

      Майлс подумал, что, возможно, эта тёмная вуаль никогда не сходит с ауры Эркерта. Груз прошлого всегда остаётся грузом, и этого не изменить.

      Впрочем, Джеймс прав: настроение угрожало скатиться в дальние дали из-за пространных размышлений.

      — Ты даже не стараешься, — с упреком заметил Майлс. — Нет бы хоть раз что-нибудь приятное сказать…

      — Напрашиваешься на комплимент? Я могу.

      — Ну так давай, разнообразь список своих реплик, — голос Майлса звучал спокойно, но внутри всё замерло в ожидании ответа, и в этот момент он был в кои-то веке счастлив, что только он один может различать ауры.

      Джеймс медлил, оценивающе его разглядывая.

      — Я могу сказать, что у тебя хороший вкус. Или я могу сказать, что мне нравится твой характер, — короткая пауза. — В комплиментах ведь можно врать?

      — Дурак, — усмехнулся Майлс и легко пихнул Эркерта в бок. Аж самому смешно стало, что от парня, учащегося в исправительной школе, можно было ожидать комплимента.

      Джеймс ответил на улыбку, и на пару мгновений его аура как будто бы стала светлее. Или это лишь игра света?..

      — Драка — это способ борьбы со стрессом, — выдал внезапно он, глядя прямо в глаза Майлса, и тот даже не сразу догадался, что это ответ на ранее заданный вопрос. — Я здесь уже не первую неделю, и постоянный контроль со стороны очень напрягает. А способов сбросить напряжение я знаю не так уж много. Врезать кому-нибудь — самый действенный из них, понимаешь?

      — Не совсем. Я обычно в таких случаях закрываю глаза, представляю море и считаю до десяти. Или дольше.

      — И помогает? — недоверчиво поинтересовался Джеймс.

      Но прежде, чем они смогли продолжить, дверь комнаты открылась, а на пороге показалась Мартина.

      — Майлс, — позвала она, — на сегодня достаточно.

      Тот удивленно посмотрел на мать: с каких это пор она определяет длительность их общения? Но женщина выглядела настолько решительной, что противиться ей он не стал.

      Майлс обернулся к Джеймсу и протараторил:

      — Помогает. Главное — представляй то, что тебя успокаивает. Ещё увидимся.

      В коридоре он первым делом обернулся к матери:

      — Что всё это значит?

      — Поговорим об этом дома. А сейчас я занята, — ответила Мартина, берясь за ручку двери комнаты, где до сих пор находился Джеймс.

      Майлс тут же всполошился:

      — Подожди, ты куда?!

      — Хочу поговорить, — тоном, не терпящим возражений, ответила она. — А ты — домой.

      Дверь захлопнулась перед носом, оставляя Майлса наедине со своими предчувствиями.

      Тем же вечером золотой мальчик узнал, что Джеймс Эркерт отказался от его услуг на условии, что больше и пальцем никого не тронет.