Утром Майлс проснулся в хорошем настроении и полным решимости что-либо предпринять. Что конкретно, он ещё не придумал, но большой проблемой это не считал. При подходящем моменте будет импровизировать.

      Он спустился на кухню и быстро позавтракал. Сегодня всё казалось приятным: и глупые шутки младшей сестры, и отстраненный вид отчима, читающего газету, и даже пристальный взгляд матери, который в любой другой день точно насторожил бы Майлса, но не теперь. Закончив приём пищи, он всё под тем же взглядом чмокнул мать в щеку:

      — Я пошёл.

      — Майлс, — окликнула его Мартина уже у двери.

      — Да?

      Несколько секунд она молчала в нерешительности, после чего улыбнулась уголками губ:

      — Возвращайся вовремя.

      От золотого мальчика не укрылась её заминка, но он лишь слегка удивленно кивнул:

      — Конечно.

      Сегодня судьба не стала издеваться ни над кем из них, и Майлс не встретил Джеймса ни на входе, ни даже в столовой во время обеденного перерыва. Хорошее настроение от этого понемногу убывало, но оставалось надеяться, что следующий урок биологии поднимет настроение. Естественные науки давались юноше легче, чем остальные, а потому и любовь к ним была выше.

      Зайдя в класс вместе со звонком, Майлс заметил, что людей было больше, чем обычно. И почти все они незнакомые, что, впрочем, было неудивительно, потому что даже лица всех своих одноклассников он мог вспомнить едва ли.

      Буквально через минуту появился учитель:

      — Как вы, вероятно, успели заметить, вы сегодня занимаетесь не одни. На следующей неделе у вас всех промежуточная аттестация, и я вынужден был пригласить некоторых особо «выдающихся», — он сделал паузу, давая понять, что шутит, — учеников из параллельного класса, чтобы они написали с вами лабораторную работу. Которую бесстыдным образом пропустили на своих занятиях.

      Теперь было понятно, кто эти люди. Майлс обернулся, пытаясь определить чужих учеников — примерно человек пять. Не так уж и много.

      — Я сейчас разделю вас на пары в зависимости от степени ваших знаний, чтобы вам было полегче, и раздам задания и инструменты. Надеюсь, мы останемся без неаттестованных, — учитель строго осмотрел всех и каждого, а затем начал разделять учеников на пары.

      Следующие минут пять было шумно — ребята пересаживались, сдвигали парты, переговаривались между собой. После этого учитель начал раздавать листы с заданиями и микроскопы с пластинами, а Майлс огляделся по сторонам: похоже, без пары остался он один. Не то чтобы его очень расстраивал этот факт, но и приятного в нём было мало. Глядя на оживлённо перешептывающиеся парочки, обычно начинаешь осознавать степень собственного одиночества.

      — Простите, — обратился Майлс к учителю, когда тот вручал ему задание. Просто чтобы уточнить. — У меня нет напарника. Я должен буду решать сам?

      Мужчина ещё раз бегло осмотрел класс и улыбнулся Майлсу почти мягко. Тот был одним из его любимчиков, так что в отсутствии пары вряд ли был злой умысел.

      — К сожалению, Ваш предполагаемый напарник решил не явиться и на дополнительную лабораторную, так что придётся разбираться самому. Но, учитывая Ваш уровень знаний, я…

      Дверь распахнулась, и учитель недоуменно обернулся на звук. Майлс последовал его примеру, и тут же пожалел обо всем, о чём только можно пожалеть, и одновременно с тем ощутил прилив адреналина, который принялся ускоренно разгонять кровь по телу. Как обычно бывало, когда он видел Джеймса. Тот спокойно вошёл в кабинет, кажется, полностью игнорируя тот факт, что опоздал минут на десять.

      — А вот и Вы, мистер Эркерт, — учитель, вопреки ожиданиям, совсем не злился. То ли уже привык к опозданиям, то ли просто обладал ровным темпераментом. — Ваш напарник уже заждался.

      Майлс вздрогнул. Нет, нет, это ведь не то, о чём он подумал? Так складываться ситуация просто не могла. Это было бы, словно… судьба действительно издевалась над ними обоими. И пусть ещё пару часов назад он едва ли не молился о подобном раскладе, но желать чего-то и встретиться с этим нос к носу — вещи разные.

      И всё же где-то глубоко внутри всё начинало трепетать от мысли о том, что сейчас он будет сидеть рядом с Джеймсом. С последнего такого раза утекло немало времени. И чувства совсем изменились.

      — Какой ещё напарник?..

      — Думаю, мистер Дане идеально подойдёт на эту роль, — учитель кивнул в сторону Майлса.

      Эркерт быстро взглянул в его сторону и буквально взорвался:

      — И почему именно он?!

      А вот это было обидно. Возвращение с небес на землю в стиле Джеймса.

      Майлс начинал злиться не меньше своего напарника.

      — Считайте это моим подарком, — всё так же спокойно объяснил учитель. — Он знает биологию примерно на столько же, на сколько Вы её не знаете. Жду сегодня вашу лабораторную на своём столе.

      Последнее предложение было сказано таким железным тоном, что возражать Эркерт не стал. Майлс видел, что слова учителя лишь сильнее взбесили его, но Джеймс только пробормотал себе под нос: «Нахрен такие подарочки» и, пододвинув свободную парту, сел рядом с золотым мальчиком.

      — Итак, приступайте. У вас полчаса, — обратился учитель уже ко всем присутствующим. — Можете переговариваться с напарниками, но негромко, чтобы не мешать остальным.

      И он сел за стол, больше не обращая на класс никакого внимания.

      Глядя на всё еще недовольного Джеймса, Майлс не выдержал:

      — Не делай такой вид, как будто я тебя пытать собрался.

      — Уж лучше бы пытал, — фыркнули ему в ответ.

      — Что?

      — Ничего.

      Майлс в недоумении посмотрел на Эркерта, но тот, как ни в чём не бывало, доставал из рюкзака учебные принадлежности.

      И что это должно было значить? С каких пор лабораторные стали хуже пыток? Чувствуя, что что-то упускает, Майлс потянулся за своей тетрадью.

      — Мне вот интересно, — раздался вдруг голос Джеймса, — есть хоть что-нибудь, в чём ты не идеален?

      Звучало как нечто среднее между комплиментом и обвинением. Золотой мальчик замер, обдумывая, что сказать.

      — Есть, — медленно ответил он после некоторых колебаний. — И немало. Но, пожалуй, больше всего меня расстраивает то, что, несмотря на мои способности, разбираться в мотивах людей я так и не научился. Поэтому я не понимаю, почему ты делаешь вид, что ничего не было, если я знаю, что было.

      Джеймс ощетинился, как дикобраз, и сощурился:

      — Ну и что было, Майлс? Четыре дня очаровательных светских разговоров? — его слова задевали за живое своей правотой. — Для меня они ничего не значат.

      — Это ложь.

      — Пусть так, — не стал отрицать очевидное Эркерт. — Но твоя дружба мне по-прежнему не нужна, и ты знаешь, что это правда. И поэтому не можешь смириться, верно?

      Майлс уязвленно поджал губы. Ему нечего было сказать. Джеймс был прав во всем, а потому не оставалось ничего больше, кроме как уткнуться в задание лабораторной. Однако буквы расплывались, воздух словно бы стал слишком тяжёлым для дыхания, сжимая горло в кольцо.

      — Простите, можно выйти? — суетливо поднял руку Майлс и, дождавшись кивка учителя, торопливо вышел из класса. Едва дверь за ним захлопнулась, он облокотился о стену и шумно втянул воздух полной грудью. Внутри что-то ныло, отзываясь слабой болью на каждый вдох. Ему всегда казалось странным, как ярко физическое тело реагирует на нефизическую боль.

      Всё ещё тяжело дыша, он прошёл немного по пустому коридору и встал у окна. Кажется, собирался дождь.

      И, кажется, Майлс здорово перенервничал. Всё, что касалось Джеймса, выбивало ровную почву из-под ног. И те его слова сделали только хуже.

      И всё же он был прав. В том, что их двоих ничего не объединяет, кроме нескольких часов разговоров в закрытой комнате с решетками на окнах. Вынужденное общество было приятным, но Майлс не мог привязывать Эркерта к себе против его воли…

      Нет, всё не так! Ведь в том-то и дело, что Джеймс был не против. Просто по каким-то своим причинам не мог.

      Эта мысль немного приободрила Майлса, но он понимал, что, если он и дальше будет так бурно реагировать на любую неприятную фразу, долго он на этом поприще войны не продержится. Что можно говорить об упрямстве, когда сбегаешь раньше? Нужно было срочно это исправлять.

      Майлс сделал ещё пару глубоких вдохов — миссия, поставленная им самим, оказалась труднее, чем это казалось в планах — и собирался уже возвращаться к лабораторной, когда дверь открылась.

      Тихие шаги медленно приблизились.

      — Злишься? — вопрос звучал непривычно мягко для Джеймса, но на Майлса такой тон всё равно подействовал, как развевающаяся тряпка на быка.

      — Я не злюсь!

      — Ты должен понять, что так будет лучше.

      — Лучше кому?

      Эркерт словно бы действительно задумался.

      — Обоим.

      Сжав зубы, Майлс подошёл ближе, останавливаясь в полушаге от собеседника, и посмотрел ему прямо в глаза. По ауре Джеймса едва заметно проскользнула тревога.

      — А что, если нет? — голос звучал удивительно ровно. Упрямо. — Я не хочу играть в твою игру, не хочу, как лучше. Делай, что хочешь, но я в этом не участвую.

      Он развернулся и, не дожидаясь ответа, направился в класс. Уже около двери его догнали слова Эркерта:

      — Только не делай глупостей.

      — Не сомневайся, что сделаю, — не оборачиваясь, ответил Майлс, прежде чем зайти в класс.

      Сев на своё место, он первым делом взялся за лабораторную. Половина урока уже прошла, и следовало бы поторопиться. Впрочем, стоило прочитать условия задачи и взяться за микроскоп, как все эмоции на какое-то время отступили. Погружение в мир клеток и формул действовало успокаивающе. Не прошло и десяти минут, как он уже заканчивал писать окончательное решение. Либо задача была несложной, либо дополнительные занятия по предмету дали свои результаты, но Майлс справился быстрее, чем ожидал сам. Он дописывал вывод, когда вернулся Джеймс.

      — Что делаем? — спросил он, заметив действия напарника.

      — Ничего, — тот поставил точку и подвинул свою тетрадь к Эркерту.— Перепиши.

      — Уже?

      — Ну да. Тебе же сразу сказали, что я подарок.

      Джеймс что-то удивлённо промычал и взялся за ручку.

      Понаблюдав за ним совсем недолго, Майлс оглянулся на класс. Все ещё были заняты: некоторые писали, некоторые просто болтали — но никто не спешил сдавать работы. Майлс уже отворачивался, когда наткнулся на Брайана Говарда, который более чем пристально разглядывал его в ответ. Словно только и ждал этого, он как-то неприятно ухмыльнулся и, едва заметно кивнув на Джеймса, вопросительно приподнял брови.

      Майлс почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Этот парень не мог ничего знать. Никто не знал. Но то, как он держался, и его выражение лица говорило об обратном. Золотой мальчик не мог сказать что-то конкретное по его ауре — цвета, что в ней перемешивались, были либо не знакомы совсем, либо не ассоциировались в памяти с какими-либо эмоциями. Неужели всё было настолько очевидно? Майлсу казалось, что он достаточно скрывает свои чувства, но, если о них догадывался Брайан, что насчёт Эркерта? Разве он не должен был заметить их первыми?

      Майлс обернулся к Джеймсу, внимательно вглядываясь в его ауру. Сосредоточенность, спокойствие, что даже удивительно, пара неопределённых цветов и маячащее на границах гнетущее чувство. Оно было с самой первой встречи.

      Майлс вздохнул. И что он надеялся там увидеть? Каким цветом может обозначаться «я знаю, что этот парень влюблён в меня по уши, но буду по-партизански молчать»? Бессмыслица.

      С другой стороны, Эркерт не из тех людей, которые молчат. Если бы он знал о чувствах, он бы уже высказал своё мнение на этот счёт. Прямо и без увиливаний.

      — Спасибо, — Джеймс протянул Майлсу тетрадь, и тот невольно улыбнулся, отмечая неловкость в его ауре. Вероятно, благодарность в список его постоянных привычек не входила.

      — Должен будешь, — он подмигнул напарнику и, сдав лабораторную учителю, вышел из класса.