21. (U)tstøtten

      Остатки Суровых Сердец оказываются стойкими, но самое главное настойчивыми ребятами. Их недовольство, нескрываемое и яростное, взрывается в конце концов неприкрытым мятежом. Они надеются посеять хаос, поднять панику так же, как и раньше, чтобы свергнуть того, кто утопил их в крови.

       Раилаг уходит на очередную войну с собственным народом, и Файдаэн остаётся один. В окружении тех, кто презирают его и тихо ненавидят, зыркая с презрением. С ним, однако, также остаётся Илайя и строгие наставления Раилага — ослушаться их слугам и советникам вождя не хватает духу.

       Знают они, если сделают с сильваном что-то, то ярость вождя будет несоизмеримой, а месть такой, что смерть покажется желанной наградой.

       Поэтому свою ненависть и презрение прячут они глубоко в своих душах. Душат в сердцах, глотая недовольство, и одаривают Файдаэна холодным равнодушием и неприкрытым отвращением.

       Сильван знает об этом. Видит это. Чувствует это. Незаметно кусает губу и опускает глаза в пол, словно девица. Беременность делает его уязвимым и ранимым, и это ещё один повод для насмешек над ним и презрения, которое он вызывает.

       Он чужой. Во всех смыслах чужой. И сам Файдаэн чувствует это. Сейчас, когда Раилага рядом с ним нет, так и подавно.

       Он не принадлежит этому месту и никогда не будет. Вряд ли когда-нибудь тёмные эльфы смогут принять его, да и сам он не особо стремится стать их частью. Однако неприкрытое пренебрежение их бременем, ещё более тяжким чем то, которое он несёт, опускается на его плечи. Давит, пытаясь сломать, и Файдаэн на него лишь устало выдыхает.

       Как никогда он чувствует себя одиноким и никому не нужным. Выброшенным из общего потока куда-то в сторону. Никому нет до него дела, одно презрение и отвращение вызывает он, и это давление вызывает в нём лишь уныние и апатию.

       Пусть никто напрямую не пытается убить его, но бытие отверженного изгнанника везде, где только можно, оказывается не менее опасной и убийственной вещью.

       Файдаэн не то чтобы теряет тягу к жизни. Однако всё вокруг него словно теряет краски и смысл, и тоска сдавливает его изнутри. Уж если тёмные эльфы так ненавидят его, то разве смогут они принять его детей? А когда он родит, что они потребуют от Раилага? А сам он какое решение примет? Позволит остаться или прогонит врага прочь? — мрачные вопросы против воли лезут в голову сильвана, и ему не хочется бороться с ними.

       Терпеть их, правда, тоже оказывается сложно, но разделить их всё равно не с кем. Никому нет до него дела, и лишь одна Илайя добра к нему и терпелива. Но у неё, Хранительницы Закона, и без того хватает забот, и Файдаэну просто неловко грузить её ещё и своими проблемами.

       Он остаётся один на один с собой и своими демонами. Ничего другого, в конце концов, быть и не могло, не в этой реальности, где для всего мира Файдаэн — отверженный всеми отброс.

       Сильван прикрывает устало глаза. Ни на что иное он рассчитывать не мог. Однако он был сильным, он был воином, а значит, со всеми трудностями должен был справиться. Даже если это казалось невозможным. Если не для себя, то для тех, за кого он нёс ответственность. А потому отступать Файдаэн намерен не был. Как бы тяжело ни было.