Алехандро был злопамятным. Вейн помнил это ещё с адептских лав, когда Сандро был ещё зелёным юнцом, только-только постигающим все тайны магии и мироздания. Он был гордым до жути и таким же обидчивым и хранил свои обиды долго, лелея их в своём сердце.
Он не был скор на расплату, предпочитал бить всегда исподтишка, тогда, когда обидчик уже и не ждал ответ, забывая вообще о конфликте. Месть его всегда была изящна, можно даже сказать изощрённа, но вместе с тем невероятно жестока — это Вейн тоже помнил слишком хорошо.
А потому он вздрагивает всем телом, ходит почти в постоянном напряжении. Помнит о ненависти, которую пробудил в чужой душе, и ждёт, всё время ждёт, когда же гадюка выпрыгнет из кустов, впиваясь в него своим ядом.
Вейн не боится того, что Сандро навредит ему. Знает, что так банально и примитивно его возлюбленный любовник, превратившийся теперь в самый страшный ночной кошмар, никогда не мыслил и не действовал. Вместо этого Вейн боится и переживает за Закиру, за их маленькую дочь, которую Алехандро клялся извести ещё в собственной утробе.
Вейн не сомневается, Сандро будет бить именно по ней. По ребёнку, что сейчас является самым уязвимым и больным местом Жнеца Душ. По ребёнку, удар по которому убьёт для Сандро одновременно двух зайцев и свершит его жестокую, бессердечную месть.
Детский разум ещё не окреп. Он слаб и податлив, словно мягкая глина. Мастеру манипуляций ничего не стоит проникнуть в него и наслать на него самые страшные кошмары. Но это слишком просто для того, кто подчинил своей воле силу Пустоты, и деяние его будет куда более ужасающим.
Вейн скрипит зубами, сжимая руки в кулаках. Смотрит на бледное личико едва живой дочери, что не просыпается уже который день кряду. Рядом с ней сидит Анастасия, печальная и тревожная, аккуратно поглаживающая малышку по светлым волосам.
Они ничего не могли сделать, никак не могли это предотвратить, хоть и знали, что рано или поздно проклятие Загробного Владыки настигнет бедного ребёнка, и даже Белкет оказался в этой ситуации бессилен. Он, тем не менее, не оставляет малышку один на один со сражающим её недугом и находит временное средство, врачуя над ней и пытаясь её вернуть, но…
— Мы бессильны против сил Пустоты, — Ангел Смерти качает головой — в конце концов он вовсе не всесилен и даже у его власти есть свой предел. — Однако Закира — плоть и кровь Сандро, Вейн. И пусть она ещё ребёнок, она может сопротивляться его магии, — он тянет это со странной задумчивостью, и Вейн медленно начинает понимать, к чему архонт клонит.
И почему пятилетний ребёнок до сих пор жив, а не поглощён забвением.
Алехандро всегда был злопамятным. Жажда мести странным образом делала его разум холодным и безжалостным, но вместе с тем туманила взор. Он пытается нанести свой удар и по ненавистному ребёнку, и по Вейну — в первую очередь по Вейну, разумеется, — но просчитывается в мелочи, слишком очевидной для такого гения, как он.
Закира, как бы ни была ненавистна ему эта мысль, была его дочерью. Его плотью и кровью, вышедшей из его чрева. И наследует именно от него она больше всего, и Вейн имеет в виду не только поразительное внешнее сходство, в котором нет ни одной его черты. Сила и способности породившего родителя передаются и ей, как и сопротивляемость им, и потому именно эта маленькая девочка оказывается единственной за всю историю, кто умудряется целиком и полностью пройти сквозь проклятие Загробного Владыки.
И открывая, наконец, глаза, приходя в себя, она словно перерождается в жизни, выпадая из Вечного Цикла и становясь чистым листом, способным самостоятельно заполнить себя, но…
Алехандро просчитывается. И в собственной дочери наживает себе своего главного и злейшего врага. Того единственного, что действительно сможет уничтожить его раз и навсегда. Однако прежде чем это случится, Вейн снова отдаёт ей всё то, что Сандро пытается отнять, понимая отчётливо одно.
Время пришло, и возлюбленный любовник окончательно превращается в страшнейшего противника, противостояние с которым имеет лишь один исход, лишь одно осознание.
В его конце победителем выйдет лишь один из них. И лишь один из них должен будет остаться в живых.