Срок Алехандро подходит к своему завершению приблизительно тогда, когда Белкет и рассчитывает. Он ждёт вести со дня на день, а потому не оказывается удивлён взмыленным влетевшим в кабинет Вейном, бледным и растерянным.
У Ангела Смерти уже давно всё готово к предстоящим родам. Лекари, верные ему лично и держащие языки за зубами, ждут лишь его повеления, когда приступать к работе и принимать у необычного роженика плод его чрева.
Это оказывается даже сложнее, чем они предполагают.
Тело Алехандро, несмотря на то, что Асха наделила его милостью выносить ребёнка, не предрасположено к деторождению. Сам он разрешиться от бремени не сможет, а потому дитя, отчаянно рвущееся наружу, терзает его болью и кровью.
Алехандро сдерживается. Изо всех сил он пытается сдерживать рвущийся наружу крик и всхлипы. Вместо этого шипит бессвязно ругательства и проклятия, и Белкет, на самом деле, мысленно благодарит Асху, что он настолько слаб, что магия не может вырваться наружу.
В противном случае от мук агонии сейчас конали бы лучшие лекари Аль-Бетиля.
— Будьте вы все прокляты! — он всё же не может сдержать за ядовитой ненавистью, затмевающей глаза кровавой пеленой, долгий, преисполненный боли крик, и тот эхом отбивается от стен комнаты, обволакивая всех присутствующих.
— Архонт, он не сможет справиться в одиночку, — целитель Яспар прямо смотрит в скрытое глубоким капюшоном лицо Ангела Смерти. — Мы должны действовать решительно, если хотим спасти хотя бы дитя.
— Проклятый ублюдок, — Алехандро до побеления костяшек сжимает во взмокших кулаках простыни, источая в прямом смысле убийственную ненависть и ярость. — Если из-за него я вынужден буду отдать душу этой лицемерной жирной ящерице, я клянусь, я вернусь неупокоенным духом и выжму из него всю душу.
Из уст Алехандро эта угроза и проклятие звучат особенно убедительно, из-за чего Яспар против воли вздрагивает. Ненависть, чёрная, всепоглощающая ненависть, исходящая от конающего в родовых муках Сандро, пробирает до дрожи самых умудрённых жизнью и закалённых характером, и даже Белкет не может оставаться к ней равнодушным.
— Делайте, что должны, — он отзывается спокойно, но с твёрдой уверенностью в словах. — Об Алехандро я позабочусь сам.
Роды растягиваются долгими часами боли. Кровавой пытки, изощрённей в своей жестокости, чем пытки инквизиторов в застенках тюрем Священной Империи. Крики и слёзы, и исторгающиеся в потугах проклятия — каждый, на самом деле, мечтает, чтобы это всё поскорее закончилось.
О родах все воспоминания Алехандро ограничиваются болью и кровью. Неистовой яростью и ненавистью: к Вейну, к ублюдку, из-за которого он переживает все эти мучения, к лекарям. Свечение Магии Земли и даже какие-то заклинания Магии Света не несут ему ровным счётом никакого облегчения, и Алехандро скрипит зубами, не сдерживая проклятий. Возможно, его бы воля, и он выпустил бы весь свой гнев, разбросав в стороны всех этих бесполезных людишек. Однако руки Белкета, который как-то ещё умудряется руководить процессом и колдовать над его телом, держат Алехандро крепко, не давая ему лишний раз дёрнуться.
— Ты должен сделать это, Алехандро, — твёрдый уверенный голос мастера, обрёкшего его на эти страдания, вызывает лишь жгучее, опаляющее вены желание впиться ему в глотку. — Ради собственной жизни ты должен вытолкнуть дитя из своего чрева.
Ему помогают хирургией и магией, но всю основную работу всё равно перекладывают на его плечи. Мало ему было страданий и унижений все эти девять месяцев, что он носил в своём теле этого паразита, так теперь его оставляют мучиться в крови и надругательстве над его собственным телом. В унизительных слезах и всхлипах, мольбах, чтобы пытка, наконец, закончилась, в завываниях и скулеже, попытках хоть как-нибудь избавиться от червя, грызущего его тело.
Он тужится снова и снова, и лишь ярость и ненависть, что льётся из него через край, дают ему силы продолжать потуги. И в конце концов разрешиться в кровавом угаре боли от тяжкого невыносимого бремени. Он слышит громкий мерзкий крик младенца, который сквозь боль и кровь наконец-то покидает его лоно, однако долгожданное облегчение, что должно последовать за ним, всё никак не приходит. Он рычит от ярости, слегка приподнимая голову, и затуманенным взглядом смотрит куда-то впереди себя. Картинка расплывается, от мельтешащих, суетящихся лекарей кружится голова, и Алехандро чувствует, как усталость поглощает его всего с головой.
— Не спать, Алехандро! — голос Белкета эхом отбивается от стен сознания, болью отзываясь в затылке, когда руки Ангела Смерти не сильно и аккуратно, но настойчиво встряхивают его. — Ты должен ещё родить послед.
Алехандро устало смеётся сквозь жгучие слёзы. Сил на злобу уже просто не остаётся, и он принимает как данность всю глубину унижения, через которое его проводит Асха. Родить послед… Она превращает его в животное, не иначе, и не оставляет выбора. Как всегда пытается отобрать его. Алехандро пока поддаётся, но это не значит, что он смиряется.
Завершающие потуги несут опустошение и всепоглощающую усталость. Белкет, кажется, что-то снова говорит ему, но Алехандро уже не слышит его. Он проваливается в благодатную тьму лишь с надеждой когда-нибудь выйти из неё снова.
Белкет хмурится, глядя на впавшего в беспамятство ученика и друга. Тот отдаёт все свои силы, но справляется с нелёгкой задачей. Проходит сквозь боль и мучения, но успешно разрешается от бремени и не отдаёт свою душу Асхе, как они все опасались. А кто-то наоборот втайне надеялся. Он обмякает под руками мастера, врачующего над ним, но Белкет знает, что критичная черта пройдена, и Алехандро сумел её выдержать. А значит, с ним всё будет в порядке, и восстановление, хоть и долгое и непростое, пойдёт ему на пользу.
— Заберите ребёнка, — отведя взгляд от родителя, Ангел Смерти посмотрел на уже обмытого младенца. — Когда Алехандро очнётся, будет опасно оставлять девочку с ним, — целители понимающе кивают, с опаской поглядывая на Сандро, и Яспар забирает малышку, унося её в другую комнату.
Белкет выходит следом. И направляясь к Вейну, не находящему себе места от беспокойства, он внезапно ловит себя на мысли, что даже если тело Алехандро и восстановится, то едва ли его разум останется прежним.