Это случается внезапно, даже несмотря на то, что оно вполне ожидаемо. Его срок неумолимо приближается к концу, и Алехандро едва ли не в прямом смысле считает дни до того момента, когда Асха, эта мерзкая ящерица, позволит ему разрешиться от бремени.

       К концу срока живот становится слишком тяжёлым. Ребёнок внутри, это мерзкое существо, от которого он мечтал поскорее избавиться, невыносимо давил на органы, и пару раз Алехандро просыпался по ночам от того, что ему в прямом смысле было нечем дышать. Он пинается, толкается, бьёт родителя изнутри, и без того ноющую поясницу тянет и ломит ещё сильнее.

       Лишь в преддверии родов существо внутри него успокаивается и замирает, давая Алехандро небольшую передышку. Если это словно в принципе применимо к нему.

       Он шипит и ругается, одаривает хлопочущего вокруг него Вейна ледяной яростью и жгучей ненавистью. «Ты, ты, ублюдок, сделал это со мной! — он никогда не повышает голос, но и от вкрадчивого шёпота по спине пробегает холодок. — Ты унизил и превратил меня в посмешище!» — Вейн, правда, надо отдать ему должное, терпеливо и спокойно сносит чужой гнев.

       Он слишком сильно любит Алехандро, что бы тот по этому поводу ни думал сам. Он слишком сильно ждёт их дитя, хоть и знает, что второй родитель никогда не будет ему рад. Он просто отчаянно надеется, что сможет для этого ребёнка собой восполнить ту пустоту, что оставит своим отречением Алехандро.

       Бедный, бедный Вейн, и почему же ты так наивен и глуп?!

       Это случается внезапно, хоть и Сандро ждёт этот миг с нетерпением. Резкая боль прошивает всё его естество, и он сгибается пополам, против воли хватаясь за свой живот. Шипит и делает глубокий вдох, до побеления костяшек сжимая одной рукой высокую спинку стула, на котором сидел до этого. Дыхание сбивается и дрожит, и ему приходится шумно выдохнуть, чтобы унять мелькнувший паникой страх. 

— Алехандро? — он не видит, но чувствует затылком беспокойство на лице Вейна. Скрипит зубами, не сдерживая болезненный стон, и жмурит глаза, низко опуская голову, когда новая вспышка боли опаляет низ живота. — Что? Что случилось? 

— Зови Белкета, — Сандро с трудом цедит сквозь плотно стиснутые зубы, но Вейн не двигается с места, продолжая растерянно глядеть на него. — Зови Белкета, идиот! — он рявкает раздражённо и самую малость напугано и прожигает Вейна полным ненависти взглядом. — Иначе твой ублюдок сгниёт внутри меня ко всем чертям! — рычит яростно, продолжая опираться о стул.

       Его слова действуют на Вейна словно отрезвляющая пощёчина, и он моргает, бросая на Алехандро долгий нечитаемый взгляд. А после разворачивается, быстрым шагом уходя вон и оставляя Сандро один на один с учащающимися схватками.

       Алехандро дышит глубоко, но это едва ли помогает успокоить боль. Он оседает на пол, обнимая свой круглый живот и упираясь спиной в шкафчики письменного стола. С силой ударяется затылком, жмуря глаза до белых пятен, пока боль всё распаляется и распаляется внутри. Брезгливо морщится, глядя на свои худые бледные руки, лежащие на животе, и чувствует, как пол под ним становится влажным, а в нос ударяет резкий металлический запах.

       Воды отходят вместе с кровью, и это вроде как не самый хороший признак. Впрочем, Алехандро нет до этого особого дела — даже если этот ублюдок действительно помрёт в его утробе или во время рождения, он не сильно расстроится из-за этого.

       Обдумать, правда, радужные перспективы ему не дают чьи-то сильные руки, что без малейшего усилия поднимают его на ноги. Боль прошивает всё естество, и Алехандро долго протяжно стонет, сгибаясь пополам, цепляясь за руки как за самую надёжную опору.

       Он плохо соображает, но уже потом думает о том, что это, наверно, всё-таки был Белкет, а не Вейн. И он же смог так легко и быстро уложить Алехандро на кровать, до которой он сам добраться так и не смог. Вейна же, вроде как, в тот миг и вовсе не было рядом, что, впрочем, было даже к лучшему — будь он тогда подле Сандро, то наверняка бы схлопотал пару-тройку особенно забористых проклятий. 

— Уходи, — голос Белкета, наблюдающего за хлопотами целителей, готовящих Алехандро к родам, спокоен и приглушён. Он обращён к взволнованному Вейну, нервно следящему за действиями лекарей. — Тебе здесь не место. Будешь только мешаться. 

— Но мастер… — Жнец пытается возражать, но Ангел Смерти прерывает его лёгким мановением руки. 

— Не беспокойся. Я позабочусь о ребёнке как только он появится на свет. Алехандро не сможет причинить ему вред… Только если дитя родится живым и здоровым, — архонт отворачивается, подходя к замершим целителям, а Вейну просто не остаётся другого выбора.

       Часы ожидания растягиваются долгой мукой, что в разы хуже самых изощрённых пыток. Вейн мечется по Аль-Бетилю, словно загнанный в клетку зверь. Не знает, куда себя деть и что сделать, чтобы унять беспокойство и тревогу, заполняющие его до краёв. Он может только представить, через какие страдания и боль проходит Алехандро, и может только молиться Асхе, чтобы всё прошло успешно.

       Роды оказываются изнурительно долгими и не менее тяжёлыми. Белкет находит Вейна, когда на улицу опускается тьма ночи. Капюшон привычно скрывает лицо Ангела Смерти, но Вейну всё равно почему-то чудится, что от всей его могучей фигуры веет усталостью. 

— Как они? — это первый и самый, чёрт возьми, логичный вопрос, который срывается с губ Вейна даже быстрее, чем он успевает его обдумать. 

— В порядке, — мастер скупо кивает в ответ. — Алехандро очень изнурён, поэтому он уснул практически сразу, даже не взглянув на ребёнка. А что до девочки… Она абсолютно здорова, и думаю, целитель Яспар позволит тебе на неё взглянуть.

       Вейн отрешённо кивает, чувствуя внутри себя небывалое облегчение и приходящую с ним странную пустоту. Он даже не сразу отдаёт себе отчёт, что у него родилась дочь — осознание это настигает его лишь тогда, когда Яспар, молодой лекарь, хлопочущий над ребёнком, аккуратно передаёт отцу крохотный свёрток. 

— Мастер Белкет предупредил нас, чтобы мы держали её подальше от Алехандро, — Вейн, на самом деле, слушает целителя краем уха, не отрываясь глядя на маленькое личико спящей дочери.

       У неё такие же плавные черты лица как у Алехандро, и почему-то Вейну кажется, что и цвет глаз малышка унаследовала от своего второго родителя. Вся она — словно маленькая женская копия Алехандро, и Вейн чувствует, как в его груди разливается тепло. Он нежно улыбается спящему ребёнку на своих руках, и счастье его не омрачается осознанием того, что сам Алехандро никогда не разделит его вместе с ним.

— Однако знаете, — Яспар вздыхает, когда Вейн всё-таки поднимает на него взгляд, — после тех проклятий и злости, что нам пришлось лицезреть во время родов, не думаю, что кто-то из лекарей рискнул бы добровольно передать малышку ему.

       «Моя рука не дрогнет, чтобы убить этого ублюдка, и ты знаешь это, Вейн» — он уже и не помнит, когда и в связи с чем Алехандро говорил эти слова. Но ярость и злоба в его извечном вкрадчивом шипении, и прищуренные глаза в исступлённом раздражении были красноречивей тысячи пламенных речей. Вейн тяжело вздыхает и лишь крепче прижимает к себе своё дитя.

       Что ж, он уже давно смирился с тем, что лишь он один искренне ждал рождения этого ребёнка. А значит, именно он и позаботится о нём, чего бы ему это ни стоило.