Августина Петровна

Мечте обрывать крылья,

Руками.

Одно за другим.

Ломка.

Перьями вскрыть вены,

у них

Острая кромка.

Л. Р.


Каленче в очередной раз перевела деньги на указанный ей телефон. Номера каждый раз были разные, Ленча больше всего боялась, что кто-то из вымогателей решит кинуть остальных, а те подумают, что она отказалась продолжать договор. И хорошо, если просто потребуют плату еще раз… На этот случай у нее лежал специальный конверт. Что могло случиться при менее хорошем раскладе, она боялась даже думать. Артик звонил родителям раз в два месяца, и раз в другие два — сестре. Каждый раз после таких разговоров Каленче была сама не своя и много плакала. Тогда Кристина на время превращалась в дракона и пыхала огнем, никого не подпуская к подруге, чтобы, не дай Бог, не расстроить ее еще больше. Теперь одно наслоилось на другое: история с Юрой и звонок Артика. Лев мог только поменьше раскрывать рот и делать вид, что не замечает, когда Ленча закрывается в ванной чтобы поплакать.

Приехав домой, Лев застал там необычно веселую атмосферу: девушки раскрывали множество посылок с разнообразными логотипами фирм курьерской доставки.

— Это что?

— Это Юрчик накупил, — ответила Сажа, вскрывая очередную коробку. — Смотри какое красивое! — она вынула из упаковки упакованный в пленку набор белья со «Звездной ночью» Ван-Гога.

— Подушка в виде белька! — взвизгнула Ленча, хватая белую игрушку. — Будет моя! — она обернулась к Носочку, который выглянул из комнаты, чтобы поздороваться со Львом. — Можно, Юр?

Тот улыбнулся.

— Т-там еще ч-чере-черепашка.

Ленча нырнула в коробку, зашуршала упаковочная бумага, Носочек поспешно спрятался и прикрыл дверь.

— Ну нифига себе, — восхитился Лев.

У стены стояла новенькая раскладушка и коробка с надувным матрасом.

— Куда столько всего?

— Запас карман не тянет, — рассудительно заметила Кристина. — Мало ли кого еще к нам принесет!

Лев покачал головой и, даже не пробуя проехать по захламленной гостиной, спрыгнул с кресла и прополз в спальню, обогнув коробку с сервизом в красный горох и оптовую пачку зубной пасты, которой могло хватить на взвод солдат.

«Скажешь мне, когда закончат распаковывать».

Лев фыркнул.

— Сам услышишь: как восторженный визг стихнет, так и все.

«Я никогда не пойму, наверное».

«Девушек».

Лев рассмеялся, взял домашние вещи и забрался на кровать, чтобы переодеться.

— Да они сами-то себя не понимают, куда уж нам!

***

Кристина приходила с вечерней смены поздно. Она старалась скопить денег, пока была возможность. А за вечерние смены платили больше, потому что при наплыве посетителей Кристину вызывали помогать в зале и можно было заработать еще и чаевые. Обычно после работы она выходила во двор, посидеть с телефоном и покурить на свежем воздухе. Чаще всего компанию ей составлял Владик, Лев часто видел их из окна.

Они уже собирались ложиться спать, когда Сажа вернулась. Хлопнула дверью и забежала в ванную. Оттуда послышались сдавленные всхлипы и шум воды. Лев встревоженно переглянулся с Каленче, из кухни показался Юра. Наконец, Сажа вышла.

— Что такое? — бросилась к подруге Ленча, но та увернулась от ее объятий.

— Друган твой — чмо то еще, — презрительно сощурившись, бросила она Льву. — Денег мне предложил, урод.

— Что? — упавшим голосом переспросил тот.

— Что слышал, — процедила Сажа и встав у стены, сложила руки на груди. — Владик твой. Принес пачку рублей и предложил с ним переспать. Мялся, жался, шептал, дрожал. А суть-то! Типа, решил, наверно, раз я по-другому не согласна… Ну, а я че? Я же шлюха грязная. — Она порылась в заднем кармане джинсов, вынула деньги и показала Льву, швырнула на пол. — Он хотел дерьма? Он его получил. Отсосала ему за гаражами, сплюнула и ушла. Наверно, надеялся, что откажу? Или в тайной любви ему признаюсь?! Хуй там.

— Блять, — Лев потер ладонями лицо.

— Я-то? — деревянно рассмеялась Сажа. — Ну да. Ты будто не знал…

— Зачем ты так? — выдавил Лев. — Что он тебе сделал-то?

— Да ничего не сделал. Кроме вот этого. Не, — развела руками Кристина, — я понимаю, я проститутка и ей останусь, но…

— Оба долбоебы! — взорвался Лев. — Хоть капля жалости у тебя есть?!

— Вообще шик, — выгнула бровь Сажа. — То есть я должна была из жалости с ним начать встречаться? Это типа нормально? — Она перешла на крик, не позволяя вставить ему ни слова, стряхивая с себя руки Ленчи, которая попыталась ее успокоить. — Какие-то у тебя двойные идеалы, Лева! Трах по дружбе — так нет, а из жалости — так пожалуйста?!

— Что?! Да я вообще о другом! Ты хоть слово ему сказала?! За все время? Просто поговорить — можно было?!

— Да все вы, козлы, друг за друга горой! — прошипела Кристина. — От баб только дырка и нужна. Ну тебе лично — еще и сиделка!

Наступила такая тишина, что стало слышно, как в ванне капнула вода из недовернутого крана.

— Видишь, какая я тварь? Хочешь — завтра же съеду, — тихо сказала Сажа.

Глаза у нее были колючие и мокрые. Лев молча взялся за колеса, проехал мимо по хрустким раскиданным деньгам. Закрыл за собой дверь. Ночь дышала ветром и ломкими первыми холодами. А ему было жарко. Так жарко, что дыхание сбивалось. Лев добрался до соседнего подъезда, слез с коляски, снял ее с тормоза. С силой толкнул прочь. Она легко поехала под горку, скрылась во тьме.

Бетонные ступеньки морозили ладони, пыль быстро покрыла руки. Соседи спят. Не услышат. Черный провал лифта поблескивал перекошенной створкой. Лев миновал его, продвигаясь тихо, как мог. В сухом воздухе подъезда не было ничего, кроме запаха бетона и мусора, кроме эха слов, кроме стука горячего комка в груди.

Нормальные люди могут подняться и выйти на крышу. Глянуть вниз. Вдохнуть ветер. Подумать, покурить. Решиться. Передумать. Даже этого ему не дано. Не на кого пенять, сам у себя забрал.

Он упрямо лез наверх. Пятый, шестой пролет… восьмой. Становилось все тяжелее, но так было надо.

На последнем этаже отвесная лестница исчезала в кромешной тьме. Лев, задыхаясь, по перекладинам добрался до потолка, нащупал металлическую поверхность люка. И массивный замок.

Даже этого ему не дано. Он разжал руки и скатился вниз, не ощущая боли. У металла нет сердца, его не пробить рукой. По руке текло теплое. По лицу тоже. Горячий комок поднялся к глазам и хлынул наружу.

Впервые со дня аварии Лев плакал.

***

Мыслями перекрыт воздух.

Кулак в стену. Боль —

красная.

Уходи прочь, пока не поздно.

Рядом со мной

Небезопасно.

Л. Р.


Странно, что стыднее всего было не за позорную истерику, не за то, что пожилой в общем-то человек волок на себе тяжесть в семьдесят кило. Не за то, что было после. Лев даже толком не помнил, что именно говорил и делал. И к лучшему — если говорил, то чушь, если делал, то херню. Хорошо хоть имя-отчество запомнил и, вроде бы, не хамил… Но бритвы Августина Петровна от него спрятала, это он заметил. Как только Лев оказался в ванной, сразу же выгребла ящичек с баночками и опасными бумажными конвертиками и унесла. Хотя это уж зря — к тому времени его уже отпустило.

Стыдно было за свои совершенно черные ладони, которые лежали на белоснежном кружеве скатерти рядом с белой же чашкой и тарелочками. Горячий чай с молоком был светло-кремовым. Такой же была и сахарная пудра на пироге. И тут эти грязные руки… Лев, пока был в ванной, пытался их оттереть — безуспешно. Августина Петровна тоже пробовала, но в конце концов посадила его за стол прямо так.

— Ты же из соседнего? — уточнила она. — Вход еще свой.

Лев кивнул, глядя сквозь кружевную занавеску в черноту за окнами. Чужая фланелевая рубашка непривычно мягко льнула к телу. Его собственная футболка после прогулки по лестнице походила на грязную половую тряпку и валялась у двери ванной.

— Зовут-то как? Ты не ответил.

— Лев.

— У меня телефон есть. Не хочешь своим позвонить, сказать, где ты?

Лев помолчал, потом глухо ответил:

— Не хочу.

Из старенького радио на кухонной полочке тихо шелестел вечерний выпуск новостей.

— Чай-то простыл уж, небось.

Она пододвинула к нему тарелку с пирогом. Ни есть, ни пить не хотелось. Ко Льву медленно возвращалась способность мыслить. Вот он сбежал хер знает зачем и хер знает куда. Напугал пенсионерку. Сидит у нее на шестом этаже на кухне и отказывается звонить кому-либо, чтобы его забрали. Идиотизм. И даже не скажешь «Ну, я, пожалуй, пойду». Потому что… блять.

— Она самая, — покладисто кивнула пенсионерка.

Лев очнулся и посмотрел на нее. Напуганной Августина Петровна не выглядела. Шокированной тем, что невольно сорвалось с его уст — тоже. Она вообще выглядела очень спокойной, как будто ей каждый день приходится находить на лестничной клетке рыдающих безногих парней и волочь их в дом, попутно выслушивая сопливую бредятину, промывать ссадины…

Лев не нашел ничего лучшего, чем буркнуть:

— Извините.

Пенсионерка усмехнулась и отхлебнула чай.

— Что, достали?

Лев удивленно вскинул на нее глаза.

— А вы…

— А мне все новости Лида, дворничиха, на хвосте приносит. Я ей пироги с вареньем, а она мне — фронтовые сводки. Знаю про твою «воронью слободку». Ну и ты сам порассказал…

Лев покраснел и отвел глаза. Над столом у окна висела поблекшая фотография молодого парня в форме. Августина Петровна заметила взгляд Льва.

— Не брат, не жених. Просто служили вместе. Он — снайпер, я — политработник.

Лев отбыл положенные два года в армии, но там все казалось игрушечным, как декорации в театре. Покрашенная ржавчина, спешно раскатанный перед приездом начальства искусственный газон у здания штаба, выданная, и после показательного выступления, забранная обратно форма нового образца… А эта полненькая улыбчивая женщина слышала грохот канонад, уворачивалась от пуль и видела куски тел, разбросанные по сторонам дороги.

Августина Петровна рассказывала, а Лев слушал. Погружался в давнее, страшное, на время забыв о собственных проблемах. Становилось тяжело и легко одновременно, в разных плоскостях. Наверно, женщина именно этого и добивалась. Или успокаивала тревогу за выказанную им чрезмерную откровенность — платила за нее своей. А может, просто радовалась непуганому собеседнику.

Итальянские мины были коварнее всего: сапер мог их пропустить, потому что взрывалась такая хрень не сразу, а чуть погодя. Первая машина в колонне обычно шла пустой, но пневматические мины срабатывали на третье или шестое нажатие. Минная война в Афганистане изувечила больше всего народу. А еще жара, бесконечная пыль и болезни.

Женщины-контрактники проходили через военкомат. Надеялись попасть в ГДР, а работникам военкоматов нужно было выполнять набор в Афган. Некоторых даже посылали туда силком. Но Августина Петровна вызвалась добровольно.

Работа в агитационно-пропагандистском отряде была сложной и опасной, как бы смешно это ни звучало. Отряд доставлял в горные деревушки вокруг Джелалабада продукты, медикаменты. Устраивал творческие вечера, учили детей и женщин читать.

— У нас служила молодая пара, — неспешно рассказывала Августина Петровна. — Встретились на войне, полюбили друг друга страшно. Мы за этой историей наблюдали, переживали за них… Демобилизовались ребята в один день. По дороге в аэропорт попали под гранатометный обстрел. Недолго пробыли вместе, но зато счастливо… и в один день. — Женщина вздохнула. — А когда мы вернулись домой, то отовсюду слышали одно: «Мы вас туда не посылали».

Чай кончился, и в чайнике, и в чашках.

— Может, все-таки позвонишь хоть кому-то? Скажешь, что живой и здоровый?

Лев погладил пальцем выпуклый узор на клеенке.

— Я не гоню, посиди, подумай, — продолжала хозяйка. — Если что, и переночуй, места хватит. Но своим позвони.

— Я телефон не брал, — тихо сказал Лев.

— Мой возьми, — Августина Петровна встала, прошлепала тапочками в коридор и вернулась со смартфоном в аккуратном фетровом чехле. — Надо же шагать в ногу со временем, — подмигнула она. — У меня и ноутбук есть.

Лев не помнил наизусть ни одного номера, единственное, что помнил — это ник и пароль от соцсети. Он написал сообщение Носочку, вышел из аккаунта и отдал телефон обратно.

— Спасибо. Вы простите, что…

— Не за что и не извиняйся, глупый, — улыбнулась Августина Петровна. — Поздненько уже, я тут постелила… Ложись. Утро вечера мудренее.

***

Лев проснулся и некоторое время лежал, глядя на колышущуюся от ветра занавеску у своего лица. Из-за двери доносились шаги, покашливание и осторожный звон посуды с кухни. Часы на стене показывали три часа дня. Пора было вставать, сползать на пол и спускаться шесть этажей вниз, потом по двору до соседнего подъезда и пандуса. Ключей в кармане не было, они остались в коляске. Но Лев предполагал, что, попав к своей двери, обнаружит ее открытой. А дом — пустым.

Его футболка и джинсы, заботливо постиранные, были разложены на радиаторе. Горячая, кое-где еще влажная ткань с трудом натягивалась на тело. Вся одежда снова почернеет еще на полпути, и стирать не стоило… Не сорвись он так тупо, не пришлось бы Августине Петровне все это делать. Но чего уж теперь…

— Даже и не думай сам спускаться. — Она заглянула в комнату, видимо, услышав его неловкую возню. — Позвони друзьям, пускай помогают. Дождь на улице, грязи по колено.

Лев с большим трудом справился с желанием смачно выругаться. Ну что же, свою самостоятельность он похерил там же, где ноги, и, по идее, гордость должна была остаться с ними, но вот нихуя подобного! Можно было бы позвонить Стасу, конечно. Если бы Лев запоминал номера. Он и свой-то постоянно забывал. А клянчить помощь у кого-то еще… Или устраивать детсадовский перформанс «сам пойду» перед Августиной Петровной… Да вашу ж мать, почему он не сломал себе шею вчера?!

— На, держи.

На кровать лег телефон. Лев глубоко вдохнул, вбил ник и пароль. Он готовился к тому, что увидит серый экран и значок, что его сообщение не прочитано. Или Носочек не в сети. Или уже уехал. Тогда придется придумывать как быть.

Вчера 23:57 «Где ты?»

00:04 «Лев».

00:08 «Давай, ответь где ты».

01:23 «Лев».

03:46 «Лев».

03:47 «Лев».

03:47 «Я буду писать пока не отвтишь».

05:15 «Лев, мы дома».

6 минут назад «Ну пллжалуйста пжалуйста вернись».

***

— Ах ты ж скотина! Чмо безногое, безмозглый мудак! Какого хуя ты нам устроил?! Извините, пожалуйста, ради Бога… Чтоб тебя черти драли, знаешь, сколько Данка корвалола выхлебала, уёбок?! Ребята глаз не сомкнули, мы все больницы-морги обзвонили, у девок истерика была! Вы извините, что я в обуви… И за… это, короче… извините… Ебанутый, да как тебе в дурную башку такое пришло, а?! Твою мать через колено! Вот притащу тебя, кретина, домой, в глаза своему пацану сам смотреть будешь! Он чуть… Ох, бля… Ты вообще думал о ком-нибудь?!

Стас тяжело сел на стул и закрыл лицо руками. Некоторое время слышно было только, как тикают в кухне часы-ходики.

— Ты с кем воевал? — хрипло спросил он, выглянув из-за ладоней, показал на ссадину на щеке Льва.

— С лестницей.

— Дебил.

— Все сказал? — резко бросил Лев.

— Нет, — покачал головой Стас и поднялся. — Не все. Цепляйся.

Лев ждал, что он подставит спину, но Стас присел у кровати лицом к нему и сгреб в охапку. Не выдираться же… пришлось послушно обнимать за шею. Стас перехватил Льва поудобнее и пошел к двери.

— Спасибо вам большое, — сказал он Августине Петровне, которая открыла им дверь.

— Извините за беспокойство, — добавил Лев.

Женщина улыбнулась и помахала рукой:

— Будь здоров.

— Вы заходите как-нибудь, — спохватившись, пригласил он. — У меня тоже чай есть.

— Может, и зайду, — лукаво подмигнула Августина Петровна.

Лестница была длинной, Лев удивлялся, насколько. Стас молча стискивал его своими медвежьими ручищами. Лев покорно терпел, уткнувшись ему в плечо, провожал взглядом серые ступеньки.

На втором этаже Стас остановился, притиснул свою ношу к стене и молча стоял так некоторое время, сопя Льву в шею.

— Никогда так больше не делай, — глухо проговорил Стас. — Если не себя, то меня пожалей… Всех нас. Обещаешь? — он отстранился, глядя Льву в глаза.

Тот вздохнул и усмехнулся, прислонился затылком к стене.

— Скажи: да, — потребовал Стас.

— Не-а, я за тебя не выйду, — капризно прищурился Лев и сложил губы уточкой.

Стас фыркнул и, за неимением другого оружия, попытался куснуть друга за плечо. Лев увернулся, едва не сверзившись на пол. Стас поймал его, тщетно пытаясь сдержать смех.

— Давай, шагай уже, а то соседи заебались у глазков гадать, трахать ты меня тут собрался или душить.

Все сидели в гостиной. Апраксин, ссутулившись, устроился на подоконнике. Его лицо Льву бросилось в глаза первым, потому что показалось незнакомым. Без краски, с багровым кровоподтеком на скуле, с волосами, туго стянутыми в хвост, и в самой обыкновенной мужской одежде он был не похож на себя.

Стоило Стасу усадить свой неудобный груз на диван, рядом с Юрой, как тот мертвой хваткой вцепился Льву в руку, прижался к плечу и затих, занавесив лицо челкой. С другой стороны оказалась улыбающаяся Данка, которую Лев видел впервые за много месяцев. Кристина в напряженной позе сидела на надувном матрасе, глядя в сторону. Рядом с ней привалилась к стене закутавшаяся в плед Ленча. Костя, покусывая губу, смотрел на Льва из угла. Владика видно не было.

Какое-то время в комнате стояла тишина. У Льва вертелся на языке вопрос «Какого хера вы все тут забыли?», но он молчал. Горло сжималось. Наконец, победив спазм, он спросил Сашу:

— Что с лицом?

Тот поморщился и махнул рукой. В этот момент словно прорвало плотину, и все заговорили одновременно. Лев слушал их, вертел головой и поражался. Они перебивали друг друга, подкалывали, грубили, но никто не возмущался, наоборот… Да, Льву было неловко, что они так переполошились. Но на душе теплело оттого, что все эти люди сейчас ощущались сплоченными, как спортивная команда. Выполняя задачу, обрели единство, которое не разрушил даже трезвый, пришедший на смену ночи, день. И сам Лев был частью этого единства…

Мобильник он оставил дома. Не отыскав Льва на улице, выскочившая за ним Ленча вернулась и подняла тревогу. Крися впала в истерику, пыталась тоже куда-то сбежать. В неадеквате она являла собой грозную силу, но, как ни странно, Кристину смог остановить Носочек — оттолкнуть его с прохода она не решилась и села прямо в коридоре, наконец, позволив ему и Ленче к себе подойти. Они позвонили Косте, он прибежал вместе с Владиком. Стас и Саша ответили, что у них тоже Льва нет и примчались с разницей в десять минут.

Кристина, увидев своего обидчика, молча ушла в комнату, тот порывался идти за ней, но ему не дали. После скомканных объяснений Каленче случилась драка между Апраксиным и Владиком: Саша рассвирепел, вытолкал Владика «который посмел явиться» на улицу, где они и сцепились с такой яростью, что Стасу с Костей удалось разнять их далеко не сразу.

Потом, подуспокоившись, накидавшись валерьянкой, приложив лед и замазав йодом пострадавшие места, все разделили обязанности: девчонки звонят по больницам, парни обходят дворы. Юру хотели оставить дома, но он настоял на том, что тоже пойдет. Костя взял его с собой. Кусок колеса от коляски нашли именно эти двое, а после серьезного разговора с бухающими в кустах у детской площадки малолетками — сиденье со вторым колесом. Школота оценила грозный тон Кости и арматуру в его руках и, трезвея на глазах, поклялась, что коляску они нашли у дороги уже поломанной и пустой.

Потом Юре пришло сообщение, и все вернулись в квартиру Льва. Ну, кроме Владика, который пропал сразу после того, как Стас отодрал от него Апраксина, а Костя втащил другу леща лично от себя. Стас отменил работу, на такси приехала Данка, оставив малого с бабушкой. Пригодилось все, что купил Носочек: и раскладушка, и матрас: никто не поехал домой, решив дождаться следующей весточки от Льва или, в худшем случае, отдохнуть и приняться за новый виток поисков.

После рассказа все пили чай, сгрудившись кучкой на диване и вокруг него. Юра не выпускал руки Льва ни на секунду, неохотно позволил ему сходить со Стасом в туалет и ждал у дверей, словно всерьез верил, что двое немаленьких мужиков могут куда-то деться из ванной комнаты.

— Юрик спал с твоей подушкой, — доверительно шепнула Льву Ленча, пока Носочек отвлекся на какой-то вопрос Кристины. — И с нами, со мной и с Крисей. Боялся, что она уйдет, как ты…

Вечер наступил незаметно. Лег сиреневой пеленой на окна, на мебель, подсветил пленку на остывшем чае. Явственно не хотелось расходиться… Но отменять работу еще на один день не мог никто. Стас с Данкой уехали первыми, потом собрался Саша. Он продолжал работать удаленно, хотя это было не так удобно, но хозяин студии, по случаю, был понимающим парнем. К тому же найти в маленькую контору звукача такого класса, как Саша, непросто.

— Я тебя не узнал, — хмыкнул Лев, провожая его к двери. — Новый имидж?

Апраксин сморщился, потрогал синяк на скуле и заправил белую прядь за ухо.

— Я же не идиот, чтобы светиться… За это мне Лукьяновцы отдельно должны будут, — мрачно добавил он.

— Спина как?

— Нормально. Меня тогда перекосило, потому что Юрку нес. А этого козла вашего по земле повалять — одно удовольствие, — хищно раздул ноздри Саша.

Кристина подловила Льва на кухне, где он взобрался на стул, а после на подоконник, чтобы покурить.

— Лёв… — она подняла снова повлажневшие глаза, — прости меня, дуру.

Он усмехнулся.

— Ничего. Сам дурак.

Лев лежал на своей кровати и смотрел в серое от лунного света окно. Из угла с раскладушки тихонько посапывал Носочек. Ладони саднило: Льву еще не приходилось так долго оставаться без коляски. Завтра здесь не будет Стаса и придется справляться самому. При мысли о том, как усложнится жизнь, включая оправление естественных нужд, Льва передернуло. И работа накрылась медным тазом. Винить некого… Он вздохнул.

Дверь тихонько скрипнула, в комнату скользнула тень. Каленче легла рядом, прижалась и, нащупав его ладонь, сжала в своей. Лев повернул голову, чтобы вдыхать запах ее волос и закрыл глаза.