А топит ли кто-нибудь батареи?

Криденс этого не знал, хоть и догадывался, что ответ отрицательный. Разве что в гостиной, служившей ещё и спальней для него, Персиваль стал затапливать камин. Близилась зима. Криденс всё чаще укутывался в плед, дабы ноябрьский холод, так удачно пролезавший в незакрытые ещё летние рамы, не попортил ему здоровье. Зимняя рама была сдана в ремонт на той неделе — у неё отвалилось одно из стёкол.

У Персиваля дома была вещь, которую Криденс до этого почти нигде не встречал: электричество. В приюте повсюду стояли газовые светильники, и электрические лампы казались Криденсу настоящей роскошью. Он мог долго сидеть возле письменного стола, рассматривая зелёный светильник Персиваля с длинной лампой под стеклянным абажуром. Лампа в какой-то момент начинала греться, если была включена.

Ещё Персиваль иногда готовил еду на газовой плите. У него для этого была зажигалка, длинная, с кнопкой сбоку, которую нужно было нажимать, чтобы поджечь газ. Выглядело это очень красиво.

— Криденс, я дома! — Из передней доносится голос Персиваля. Криденс поднимается с дивана, подбирает волочащиеся по полу хвосты пледа и выходит в переднюю. А Персиваль продолжает: — Представляешь, уже ёлочные базары понемногу возрождаются!

В руках Персиваля — пушистая ель, обхваченная грубыми пальцами Грейвса за тонкий ствол. Пахнет хвоей и зимой.

— В этом году ты отпразднуешь Рождество как никогда красочно. — Персиваль снимает обувь и в зимнем пальто проходит в комнату, ставя ель в самую середину. — С ёлкой, с подарками, разными сладостями. Не то что раньше. Я могу и позвать к нам кого-нибудь! — Ладонь Персиваля зарывается в волосы Криденса и треплет их. Криденс немного хмурится, но скорее от неожиданности, а затем спрашивает:

— А шарф у меня будет?

— И шарф будет. Тёплый, мягкий, любого цвета на твой вкус! Заживём припеваючи. — Персиваль обнимает Криденса, утыкая его носом в своё пропахшее елью плечо.

Резкое шипение заставляет Криденса вздрогнуть. Он тихо ахает и вжимается в Персиваля, а затем они оба смотрят на батарею под окном. Кажется, начали топить!

— Похоже, зимние рамы я в какой-то момент сниму, — усмехается Персиваль. Криденс и сам расплывается в улыбке, открывающей верхний ряд зубов. В его глазах сияет что-то тёплое. Может быть, это счастье?

А на ужин сегодня яблочный пирог. Персиваль готовит его на кухне, уже переодевшись в домашнее. Криденс вновь с интересом наблюдает за тем, как ингредиенты при помощи магии смешиваются в миске. Персиваль в этом плане не ухищряется, больше напоминая обычного готовящего не-мага — даже наблюдает за процессом, стоя прямо над миской, а не на том расстоянии, на котором он обычно мыл посуду. При помощи заклинания, которое Грейвс любил за свою благозвучность и поэтому произносил вслух, пирог мгновенно испекается и ставится на стол.

— Горячий... — удивлённо констатирует Криденс, глядя на свою тарелку, куда только что был положен кусок пирога.

— Он не должен обжечь тебя. Приятного аппетита, — Персиваль едва улыбается уголками губ и принимается за еду сам. Криденс, последовав его примеру, отламывает от своего куска вилкой и пробует. На языке очень чувствуются пряности, кажется, корица и немножко ванили.

Однажды он готовил подобный пирог на День рождения своей сестры. Это воспоминание заставляет Криденса немного застрять, но вскоре он быстро очухивается и ест энергичнее.

После ужина Персиваль достаёт из своего книжного шкафа сказки Оскара Уайльда, заходит в комнату Криденса и осторожно спрашивает:

— А тебе читали когда-нибудь сказки?

— Я не помню... У нас особо не было времени. Мы читали только буквари или что-то из Библии, а другие книги мама почему-то не воспринимала, — отвечает Криденс. Персиваль садится около него и открывает книгу, говоря:

— Сегодня я почитаю тебе одну из своих любимых сказок. Она называется «Счастливый принц».

Читают они долго — из-за того, что Криденсу интересно, и он часто спрашивал что-нибудь или просто говорил свою точку зрения. А дочитывая сказку до конца, Персиваль заметил на глазах Криденса слёзы.

— Какая красивая всё-таки сказка, — тихо произносит Криденс, поймав на себе взгляд Персиваля. — Хоть и грустная. Но мне не даёт покоя другой вопрос: а что сталось с теми, кому Принц отдал свои глаза, камень из рукояти меча и золотые листы, коими он был покрыт? Они счастливы?

— Надо же, ты сострадаешь тем, о ком сказано очень мало... А это хороший знак, — с загадочной улыбкой говорит Персиваль. — Давай подумаем над этим вместе, но уже завтра: спать пора!

А Криденс понимает, что стал таким ненамеренно: он не хотел никому зла лишь потому, что сам слишком долго был несчастен.