Проспорил я шоколадку гремлину. А где на остатках болота между теплоцентралью и автотрассой взять шоколадку? Оберток – хоть завались, каждый день из окон машин выкидывают в числе прочего мусора. Нет чтоб целый батончик или плитку... Пришлось идти по добрым знакомым попрошайничать. 
     Сумочница из квартиры номер сто в новой двадцатиэтажке даже показаться из сумкохранилища не соизволила. Вот жадина. У ее хозяйки двадцать сумок, сумочек и кошелок под каждую пару обуви, и все наверняка завалены дорогущей косметикой и элитным шоколадом. Рюкзачник из хрущевки по другую сторону теплотрассы, наоборот, готов был поделиться последним сухариком или ошметком туалетной бумаги, но ничего другого в рюкзаке его хозяина отродясь не было. А потом я подумал – ведь шоколад во всех холодильниках, карманах и сумках берется из одного места – магазина. Вот куда надо идти! И я даже знаю, в какой магазин: разумеется, к тете Циле. 
     Науке не известно, кем она была от рождения – банницей, домашней кикиморой, барабашкой – но сейчас она с гордостью называла себя торговоцентровой. Только кто ж это выговорит? Вот соседи и сократили ее имя сначала до тэцэ, потом расширили до тети Цили. Обитала она, само собой, в новом торговом центре, построенном на пустырях. Пустырники жить в кафельно-стеклянной коробке не пожелали и ушли к нам на болото на уплотнение. А с биржи труда зверюшек в швабре первой человеческой уборщицы приехала тетя Циля и работала за весь штат малого народца: гудела кранами в туалетах, следила за (бес-)порядком в подсобках, по ночам путала ценники и монеты в кассах, собирала грязь в любимых павильонах и откладывала пыльные катышки в нелюбимых. Все это она делала в свободное от хобби время. Поэтому я не зашел внутрь центра, а сразу залез на крышу, где она протирала своими юбками ее обожаемый стеклянный купол в форме звезды.
     – Теть Циль, а притащи мне шоколадку из супермаркета, – начал я без приветствий и предисловий.
     – Эвона какой! – она не тоже оторвалась от любимого занятия, но, кажется, нахмурилась, хотя из-под копны толстых, как шнурки, волос, не разберешь. – Ты деньги в кассу внес? Чек получил? Нет. Вот фига тебе, и не мешай, я северный луч еще не дополировала.
     Ничего другого я и не рассчитывал услышать и перешел к следующему аргументу, для Тети Цили неотразимому.
     – А вдруг там у какого-нибудь батончика с толстым слоем шоколада срок годности истек полгода назад? Сама знаешь этих продавцов, удавятся, а не выкинут. А человеческий детеныш ухватит конфету, слопает и отравится. Я же утилизирую просроченную продукцию за бесплатно.
     Глаза тети Цили аж выскочили из-под волос. Топоток мягких лап – и нет ее. Всегда срабатывает безотказно. Если есть где-то риск для юных человеков, тетя Циля тут же несется на помощь, не раздумывая. Сейчас, например, торговый центр еще работает, последние люди бродят по этажам, и продавцы поглядывают на часы. Опасно нашему брату в людные места соваться. А она все равно бросилась спасать незнакомых ей, чисто теоретических детей.
     Только я вздохнул с облегчением, как она уже протискивалась через вентиляционную шахту обратно на крышу, а за ней волочился огромный пластиковый пакет с шоколадом. Я выбрал пару плиток и батончиков поярче (на спор и про запас), остальное пододвинул ей обратно. Мне столько не утилизировать, говорю, сама подъешь. Не человек, не заболеешь.
     – Не заболею, – фыркнула она, – но сладкое мне нельзя –  измажусь, или сахар через шкурку выйдет, запачкаю еще отражатель.
     О да, отражатель, как она называет купол своего ТЦ. Центр носил понтовое название «Звездатый», и тетя Циля свято верила, что он создан судьбой для связи со звездами. Что, если натереть граненый купол до блеска, солнечный зайчик будет видно в других галактиках, и все инопланетяне узнают, что мы существуем. Вдруг в далеких мирах тоже есть малые народцы?
     Лично я считал, что это у нее от разнопрофильной деятельности каша в голове образовалась, да от телевизора в диспетчерской, где начальник охраны целыми днями смотрел Хрен-ТВ. Да даже если и есть жизнь в других галактиках, связаться с ними ей не светит во всех смыслах. В шумном городе купол покрывался пылью быстрее, чем тетя Циля успевала надраить следующий луч звезды. Но она не сдавалась и тащила на крышу новые тряпки, ведра и чистящие средства. Сегодня к обычному набору добавился ком полиэтилена с пузырьками.
     – Лучше помоги мне уложить защиту, – буркнула она, протягивая мне самый широкий край комка. – Град обещали сегодня, как бы стекло не треснуло.
     И в самом деле, тут же налетели клубы пыли, прилипая к свежевымытому стеклу, потом стукнули первые капли, потом сто двадцать первые – и разверзлись хляби небесные, как говорится. С градом. Я отскочил под козырек вентиляционного короба, а тетя Циля носилась по куполу, ловя самые крупные градины руками, ногами и носом.
     Вдруг она замерла.
     – Слышишь?
     – Что именно? – переспросил я. – Осадки барабанят, моторы вентиляции гудят, машины по шоссе шуршат, сейчас поезд еще пройдет…
     – Бестолочь, – отмахнулась она. – Ребенок внутри плачет, а он не слышит. Присмотри тут за отражателем, а я живо…
     И унеслась вниз по воздуховоду. Ага, сейчас присмотрю – только большие калоши надену. Люди уж поди рассчитали прочность стекла на такое обычное природное явление, как град. 
     Я заглянул в проем шахты, навел уши – и точно, ревет. Этаже на втором. Мелкое дитя, года три. По звукам и запахам судя, в служебный туалет пролезло и дверь захлопнуть умудрилось. Да, беда. Такие маленькие дети могут и увидеть зверушку. Но не пришла эта мудрая мысль в тряпичную голову тети Цили. Тетя Циля уже плюхнулась на пол рядом с источником плача. Замерла. Нет, шевелится. Плач стих сразу, даже смех раздался. Ну да, она смешная: волосы-шнурки до пяток висят, ухи рядом висят, нос по центру висит, и во всех этих висюльках два глаза-пуговицы – не то швабра на прогулке, не то внебрачное дитя макаронного монстра.
     Плюх. Шлеп. Что-то она дитю смешное показывает. Замок щелкнул, дверь скрипит. Детские туфли топают вдаль. И тишина. Э, она его до самых родителей потащит, что ли?
     Я скользнул в воздуховод, добежал до нужной комнаты – и точно, служебный туалет. И никого. Выглянул в коридор. Слава кочкам, людей поблизости нет. Но и тети Цили не видать. А вдруг…
     Поскреб я по сусекам в поисках смелости или хотя бы благодарности. Сколько раз ее слабостями пользовался, пора бы… Но, как назло, ни пальм, ни штендеров, ни урн в коридоре, спрятаться негде. Торговый центр, называется. Вдохнул я поглубже… выдохнул и умчался обратно на крышу. Чего я буду по голым коридорам шастать, когда сквозь купол можно заглянуть внутрь? Свернул я уши трубочкой, чтоб дождь мозги не разбавлял, приник с краю к стеклу купола. Ага. В числе расходящихся перед закрытием посетителей мужчина с женщиной шли на выход. Ругались в две глотки, даже звука не надо, чтобы понять о чем: кто из них чуть ребенка не потерял. А на ребенка уже ноль внимания – мамашка тащила за руку карапуза зареванного, а дите тащило за шкирку странную игрушку – охапку шнурков с ножками. Родители ничего не замечали – наверно, каждый думал, что это другой купил чаду чучело. Нынче в магазинах игрушек такие чудищи продаются, что любой домовой поседеет, когда э т о в квартиру внесут. Ну да ладно, отвлекся я…
     Тетя Циля висела тряпкой. Ну что ты тормозишь, балда тряпичная? Отбрыкнись, изобрази, что выпала, родители так увлечены списком претензий друг к другу, что потеряйся опять весь ребенок – не обратят внимания.
     Нет, не выпала, так и исчезла на выходе. Я кинулся к буквам названия над входом и проводил всю компанию взглядом до парковки. Дура набивная, ну попроси подкапотного, чтобы притушил зажигание, не увозил тебя от дома! Нет, уехала машина.
     И что мне теперь делать? Ну и фиг, пусть сама выбирается, раз все шансы на побег профукала. А я ее на крыше подожду. Хоть весь день, хоть неделю, чтоб потом с чистой совестью ответить ей, что не сводил с отражателя ее бесценного глаз.
     Скучно, правда, на него смотреть. Град кончился, а дождь пуще прежнего наяривает, стеной, волнами. Сбегать за рекламным каталогом, что ли, почитать между строк и по ту сторону картинок?
     И тут меня озарило.
     Нет, громко сказано – просто осветило сверху в буквальном смысле. Задрал я мордочку – а сквозь дождь еле пробивается сияние и очертания летающей бульбосферы – не знаю, как еще эту хрень назвать. Из бульбы высовывается совсем неописуемая хрень, полувидимая, получуемая. Сканирует меня ложноглазками, достает ложноножкой ложнокоробку, и раздаются звуки из коробки той: 
     – Приветствовать земная зверушка! Мы зверушка с ?№;#$%? (не справился автопереводчик, наверно). Мы уже давно ловить мощный свет в этот точка, лететь на пеленг. Где он? Мало время назад быть, сейчас нет.
     – Ну здрасьте, – отвечаю. – Жаль, хозяйки хаты нет сейчас, она так мечтала с вами встретиться. А света нет, потому что пасмур-с. Солнце в ясную погоду только вот от этих панелей отражается.
     Инозверянин призадумался, захлопал ложноресничками по всему телу.
     – Не понимать, – отозвалась, наконец, коробка. – Стекло отражать свет звезда? Но ваш звезда свет другой спектр.
     Из соседнего сопла выглянула еще одна невиданная харя, зацвикала без перевода.
     – Извинить, – затараторил главный. – Сильный вспышка свет, очень сильный. Нужный спектр. Недалеко. Мы лететь!
     И унеслись сквозь ливень. Сижу как истукан дальше, капли носом ловлю. Что это было?
     Не знаю, сколько я просидел в раздумьях над загадками природы и космоса, только бульба снова примчалась, и инозверяне вывалились из нее, как вата из плюшевого медведя. И ко мне всей гурьбой. Расступились. 
     На крыше осталась лежать тетя Циля. Тихо и молча.
     – Что вы с ней сделали?! – завизжал я, примериваясь, кого первым кусать.
     – Не ори, – вдруг вяло откликнулась тетя Циля. – Дай помереть спокойно. Они меня домой доставили, только и всего.
     – Тетечка, Цилечка, ты что, ты ж из малого народца, нам помирать не положено, пока наш дом цел! А центр твой вот, стоит как вкопанный, и даже отражатель цел, я следил!
     А сам вижу – обмякли шнурки и лапки, сдулись как будто.
     – Так песок из меня высыпался почти весь, – ответила она и с трудом раздвинула волосы, бок показать. И точно: разорван тряпичный бок по шву, к платью мокрый песок прилип, но совсем его мало – видно, основная масса где-то в другом месте осталась.
     – Это милое дитё тебя так?
     – Нет, что ты, родный, сама виновата. А то эти родители, чтоб им до ста лет в приюте жить, чтоб...
     – Не раскидывай песок попусту, – перебил ее я, – говори кратко.
     – Ну так, говорю, сели в машину. Я решила до дому проводить ребеночка, чтоб не плакал, а то б и ему досталося. Папаша, чтоб его, пива в столовой поддал, мамаша, чтоб ее, пилит его, отвлекает, и ни один, чтоб их, не посмотрит, хорошо ли ребенок пристегнут, хорошо ли креслице крепится… Ну, и въехал в столб. Вспомнила я, что в драндулетах подушки защитные бывают для авариев таких. Раздулась, как смогла, чтоб ребеночек не ушибся. Не рассчитала только. Старость не радость, нитки в швах протерлись, не выдержали… А еще бестолочей-родителей спасать надо, а то как дите сиротой останется? Хорошо вот, нелюди добрые подвернулись, помогли по карманному телефону папаши вызвать докторов. Да меня на родную крышу помереть довезли.
     – Кстати, – говорю, – добры нелюди на твою крышу слетелись, права ты была. А вам, – повернулся я к инозверянам, – спасибо, что помогли зверушке, отвлеклись от своих поисков ради нее.
     – Мы не отвлекаться, – благоговейным голосом ответила коробка, ее поддержали кивки множества ложноконечностей. – Мы найти свет. Вот. Яркий как никогда.
     И ложноручками в сторону тети Цили тычут.
     Теперь я не понимать. Моргал-моргал, меняя кодировки зрения. И озарило вдруг. В этот раз в переносном смысле. Настроился на нужную волну – и точно, вокруг тети Цили словно облачко золотистое, теплое, светлое.
     – Клецки марсианские! – не очень вежливо заорал я на гостей. – Свет они нашли! А чинить кто будет? Ктулху? Тетя Циля, не вздумай гаснуть! Я уверен, тебя посмертно в ангелы произведут, но ангелов и без тебя много, а крышу эту дурацкую больше никто драить не  станет. Я отказываюсь, например! И вы, гости дорогие, не лежите как пельмени в бульоне, помогите мне. Тетя Циля, у тебя в центре отдел шитья есть? Или еще какого рукоделия?
     – Ох, – прокряхтела она, пока инозверяне помогали мне затащить ее в сухой вентиляционный канал, – был, на первом этаже, павильон двенадцать.
     – Окей. Ты, котлета космическая, дуй туда, ищи вот такую цифру над дверями, а в самом магазине ищи вот такие штуки. Иголка с нитками называется. А отдел садоводства есть в супермаркете на первом?
     – Ох, нет. Точно нет. Не сезон, полки выделили под школьный базар… А зачем тебе? Мне цветов на могилку не надо, обойдусь…
     – Тьфу на тебя, тетя Циля. Не цветы мне нужны, а песок. Вроде как его люди для цветочного грунта продают отдельно. Мы тебя набьем по-новой, заплатки поставим, будешь как младенчик. 
     И дальше соображаю во всю прыть: а сахар-песок, интересно, не подойдет? Он-то в продуктах есть стопудово. Хм, нет, начнет она купол мыть, сахар растворится и запачкает ей стекло. Стиральный порошок? Чтобы сразу начисто? Смотался я вниз по-быстрому – хорошо хоть магазины все уже закрылись, люди разошлись. Принес коробку.
     – Что ты, что ты! – почти энергично завозражала тетя Циля. – Он же с этими, как их… Абразивными частицами! Все стекло мне расцарапает!
     И ведь не скажешь ей, что купол-отражатель инопланетянам совершенно побоку – помрет она от огорчения. Что еще сыпучее бывает? Наполнитель для кошачьих туалетов? Комкуется. Кофе молотый – пачкается, как и какао. Мука слишком мелкая и плотная, зверушке с такой набивкой двигаться трудно будет…
     Тем временем инозверяне слушают мои мысли вслух и на ложноусики мотают. Вот один отмотал сколько надо информации, удрал вниз и вернулся с двумя банками – черного молотого перца и кориандра. Надо же, соображает! Отвинтил я с перца крышку, приготовился затолкать горсть в терговоцентровую, а она как чихнет! И перец разлетелся, и остатки песка. Больше тетя Циля давать советы не могла. Только в кончике длинного носа ее еще жизнь шуршала. А бульбозвери тем временем понатащили всякой всячины: зубного порошка, панировочных сухарей, манки, гречи, чечевицы… Я по очереди всё клал под дождь и смотрел, как материал себя в контакте с водой ведет. Остановился на гречке.
     Операция прошла успешно. Я оставил тетю Цилю на попечение ее фанатов из другой галактики, а сам сбежал на родную кочку, пока еще где геройствовать не пришлось.
     ***
     Через неделю я лежал себе под кочкой и читал обрывки газет (если их перемешать, то газета становится намного интереснее), как вдруг кочка просела мне на голову. Выползаю – а там тетя Циля сидит. Раздутая, как шарик, еле шевелится.
     – Вот, полюбуся, изверг болотный! Мне торговы центр оставлять не на кого, так што три секунды смотры на дело лап твоих, рукожоп! И штоб к вечеру явился и все исправил!
     И бросает мне к порогу мешок просроченных конфет. Вот ведь баба-ребус! Что исправил? Хотя… в последние дни очень жарко было, у нее на крыше вообще под сорок, наверно. А она все время с мытьем и водой возится. Неужели греча сварилась?
     Ладно, делать нечего, отправился я в лесопарк, на озерцо в бывшем каменном карьере. Водяной мне целый мешок песка выделил в обмен на подтаявшую груду шоколада.
     Так что тетя Циля до сих пор стекла намывает – вон, отсвечивает купол, аж глазам больно. А гречку мы с ней вместе съели, с сахаром. Не доварилась, по-моему, надо было еще недельку подержать и соли добавить.
     Еще она мне теперь все просроченные сладости на утилизацию сдает. Принесется ночью на тележке из супермаркета, вывалит на мою кочку груду старых булочек, йогуртов, конфет и убегает, не слушая возражений. И куда мне все это складывать? Хожу теперь, раздаю всяку хрень бесплатно, то есть, даром. Все карманы набиты конфетами – чувствую себя рождественским эльфом. Вот, не хотите? Шоколадная! Не обращайте внимания на белый налет, неужто пенициллина никогда не ели?