Тереза редко появлялась у себя дома. Череда странных и сложных дел, а затем — снова прорыв в деле Кровавого Джона. Расследования, связанные с этим серийным убийцей, всегда были чем-то особенным для всего отдела. Во-первых, из-за Патрика, который так жаждал поймать преступника, а во-вторых, из-за огромных ожиданий всего бюро, да что там, всей общественности. Это было ответственно и вынуждало сосредотачивать все усилия на деле. А ночевать частенько приходилось в мотелях в других городах, потому что время на езду до дома становилось непозволительной роскошью. Как же много отдельных историй было в деле Кровавого Джона! Столько убийств, столько погибших — так или иначе — свидетелей. Бюро всегда было на несколько шагов позади этого маньяка. И всякий новый раз всё должно было стать иначе. Так было со слепой девушкой, которая знала Джона, так было с таинственной Лорелией — его пособницей, так должно было получиться и сейчас, со списком Джейна из семи имен. Бесконечная погоня, хитроумные планы, полнейшая секретность — приходилось всё скрывать не только от начальства, но даже и от собственных людей. Но Тереза делала всё это, потому что так попросил Патрик. Порой ей казалось, будто она что угодно готова сделать, если это будет для него важно. И ей было так радостно от того, что Джейн ей всё-таки доверял, раскрывая ей в разы больше информации, чем всем прочим своим коллегам.

А потом — Джейн всё равно поступил по-своему. Всё-таки сбежал, всё-таки бросил ее, оставил одну на дороге. После того, как обнял ее так крепко и порывисто, сказал ей самые теплые слова, был так близко, что ей невообразимо сильно захотелось впервые коснуться его губ. Отвлеченная и тронутая его искренностью, Тереза вмиг потеряла бдительность. И Патрик уехал без нее, уемчался выслеживать Кровавого Джона и вершить свое собственное правосудие. Как всегда, в одиночку. А ей оставалось только идти пешком по ночной трассе и молиться о том, чтобы этот храбрец, гений и обманщик не погиб.

Он сумел сделать то, о чем так мечтал. Он нашел Джона, он убил Джона, он сбежал. А Тереза сидела в наручниках и всеми силами защищала его. Прикрывала, отводила от него следствие, заботилась о том, чтобы ему хватило времени на воплощение его ужасного плана. Она была надежным тылом для всех его замыслов, но сама же от них больше всего и страдала. И в этот раз скандал был наиболее масштабен. Целое бюро следовало указаниям одного только отравленного жаждой мести консультанта, целый отдел скрывал от общественности важную информацию о деле. И целая она, его начальница, сознательно допустила самосуд. Куда уж скандальнее. 

Но всё-таки всё уладилось, пускай и не сразу. Калифорнийского бюро расследований больше не существовало. Уэйн и Грейс открыли собственный бизнес, занимаясь тем, что хорошо умели, и в то же время не подвергая себя ежедневной опасности. Чо без затруднений пробился в ФБР — все были наслышаны о его мастерстве как следователя и дознавателя. Джейн числился в розыске и должен был быть арестован за умышленное убийство. И неважно, что это убийство завершило череду ужаснувших весь мир преступлений Кровавого Джона и помогло раскрыть целую группировку продажных копов. А она, Тереза, на долгий срок потеряла смысл жизни. Прошла курс психотерапии, так и не сумев довериться очередному психологу с равнодушным взглядом. Поездила по другим странам, чтобы оставить ужасные события раскрытого дела позади. Навестила своего брата и очаровашку-племянницу. А через пару месяцев ей пришло письмо с зашифрованным обратным адресом, но вполне узнаваемым именем отправителя: «От Патрика». И Тереза укорила себя за широчайшую улыбку, тут же осветившую ее лицо, но всё равно прижала конверт к сердцу и бросилась читать содержимое. С того дня переписка между ними не прекращалась, и Лисбон получала послания из далекой страны за парой океанов еженедельно. Каждый раз, видя знакомый почерк, Тереза расцветала самой счастливой улыбкой, и всё внутри нее словно разжигалось радостью и сияло безграничной нежностью.

Но не всегда у нее возникали только положительные чувства по отношению к Джейну. Много было и обиды, и раздражения, и непонимания. И, пусть это и выглядело максимально странно, параллельно с реальной перепиской она продолжила писать свои самые искренние послания в никуда, вкладывать их в конверты и оставлять в ящике стола.

Патрик!

Знаешь, я очень обижена на тебя. Мне казалось, мы можем доверять друг другу. Ведь все эти годы я так старалась заслужить твое доверие! Я всё делала для тебя, даже если это шло вразрез с требованиями боссов, даже если мне самой твои действия виделись бессмысленными и неправильными. Но я всегда была той, кто прикрывал твой тыл в любой твоей затее. Особенно касательно Кровавого Джона. Ну разве я тебе не помогала, разве не давала все средства для осуществления любого твоего хитроумного плана? Разве не доказала, что мне можно доверять? Я доказала это, Джейн! А ты… ты просто бросал меня, снова и снова. Ты пропал на целых два года, а я ведь понятия не имела, где ты и что с тобой. Я звонила тебе едва ли не каждый день, предлагая любую помощь, возможную и невозможную — я ведь что угодно сделала бы возможным ради тебя. В любой уголок мира сорваться была готова — а ты что? Просто пропал и появился лишь тогда, когда сам счел нужным. А что я ревела по ночам в подушку, боясь, что ты никогда не вернешься — это тебе неважно. Что я себя винила в том, что ты сорвался — это тоже значения для тебя не имеет. Ты всё делаешь так, как тебе хочется, и ничьи чувства не играют роли. Даже мои.

Ладно, это прошло, ты вернулся. И что дальше? Снова сбежал от меня со своей Лорелией. А ты в курсе, как это обидно? Что ты… с какой-то девчонкой… которая нагло использует тебя, а ты и не видишь этого. И снова ты ни о чем меня не предупредил. Как мне не ненавидеть тебя?

И вот — финишная прямая. Мы почти поймали Кровавого Джона. Ты рассказал мне о своем списке подозреваемых, и это было, конечно, здорово, я оценила твое доверие, но что в нем толку, если ты снова меня бросил? Мы ехали в ночи, намеренные поймать Джона, а ты остановился у берега моря, ты произнес те слова, от которых мое сердце моментально растаяло, ты обнял меня так, как будто я, действительно, много для тебя значила. И обманул. Хитрый, ловкий предатель! Как тебе вообще можно верить? Ты бросил меня, а я ведь только хотела тебе помочь, прикрыть тебя, защитить. Хотя бы быть с тобой, когда ты совершишь то, о чем мечтал целых десять лет. Я ведь уже давно поняла, что мне тебя не остановить и не удержать, но хотя бы быть рядом ты мог мне позволить?!

Я так боялась, что потеряла тебя в том взрыве. Я примчалась к тебе, и, несмотря на твое предательство, я всё так же была готова идти за тобой куда угодно, потому что это стало, видимо, моей жизненной привычкой. Ты выжил. Ты продолжил охоту за серийным убийцей. Я прикрыла тебя. Ты наконец-то убил Джона. И… всё. Ты снова сбежал. Этот поступок я понимаю, у тебя ведь не было выбора, тебя бы арестовали, и никакие мои свидетельства не помогли бы тебе избежать смертной казни. Ты ушел, чтобы спасти свою жизнь, и это, наверное, единственный раз, когда я была готова тебя отпустить. Жаль только, что нельзя было с тобой попрощаться.

Теперь ты далеко-далеко, и мне к тебе нельзя, как бы ни хотелось. У тебя там другая жизнь, да и у меня всё поменялось — стала вот шефом полиции, кручусь в удобном кресле и не знаю, чем заняться. Как бы мне хотелось быть рядом и разделить с тобой это добровольное изгнание. Только представь… Мы могли бы вместе сидеть где-нибудь на пляже, пить коктейли со льдом в местном баре, плескаться в теплых волнах, засыпать вместе, может быть, даже в обнимку. А по утрам я бы готовила для тебя что-нибудь — не то чтобы я была искусным кулинаром, но ты ведь так это любишь, когда тебе готовят. А ты бы водил меня гулять и показывал мне мир, обращая мое внимание на такие удивительные мелочи, которые я сама ни за что бы не заметила. Как жаль, что мне нельзя к тебе, а тебе — ко мне.

Вот видишь, что ты со мной творишь? Даже когда я пишу тебе гневные и обиженные письма, всё кончается нежностью и мечтаниями! Ну что за безобразие, а? Дурацкое какое-то вышло письмо.

С любовью, Тереза

Тереза бросила ручку и стала разминать уставшую кисть. Эти тайные письма Джейну всегда приносили ей особенное удовольствие: в них она могла выразить всё то, на что ей не хватало ни слов, ни решимости в реальной жизни. Белый лист бумаги — единственный психолог, которому она была готова раскрыть свою душу, и делала это с неизменным удовольствием. Быстро пробежавшись глазами по только что порожденному ее обидой и нежностью тексту, Тереза хмыкнула и смущенно улыбнулась: даже позлиться на этого проныру у нее не выходит. Поднявшись из-за стола, Лисбон уже привычными движениями рук сложила исписанный лист пополам и вложила его в подготовленный заранее конверт. Она заклеила его и оставила среди прочего бардака на рабочем месте, не заметив даже, что на конверте был отчетливыми буковками прописан адрес получателя. Утром следующего дня она привычно закинула письмо в почтовый ящик и с довольной улыбкой отправилась на работу.

Получив через несколько дней ответ на свое жизнерадостное послание о новом месте работы и коллегах — как она думала, — Тереза была не просто удивлена, она оказалась шокирована. Письмо Джейна было непривычно подробное и содержало рассказ не о погоде или блюдах в местном ресторанчике, а о его чувствах. А еще в нем было множество помарок, как будто Патрик впервые не был уверен в том, что он пишет, или не мог правильно подобрать слова.

Дорогая Тереза!

В своем письме ты написала о вещах, которые, признаться, удивили меня. Обычно ты ни о чем таком не говоришь, и… я смущен это приятное удивление. С тяжестью на сердце сообщаю, что ты совершенно права. Да, я часто бывал несправедлив по отношению к тебе. Обманывал тебя, бросал, заставлял чувствовать себя нелепо, внезапно исчезал, не посвящал в свои планы… Да, да, да, всё правильно, и мне жаль, что так было. Я очень сожалею Как и ты меня, никогда не прощу себя за то, что причинил тебе столько боли. Ты думаешь, что я так поступал потому, что я лжив и эгоистичен, что поимка Кровавого Джона для меня важнее всего остального на свете. Я далеко не идеален, Тереза, я тот еще нахал и урод. Но ты ошибаешься. Во всех случаях, что ты описала, был еще один важный фактор, из-за которого я скрывал от тебя свои планы и не позволял тебе быть со мной. Всё просто: я боялся за тебя. Боялся потерять. Понимаешь, после смерти близких людей я разучился дорожить своей собственной жизнью. Я был готов погибнуть, если бы знал, что вместе со мной умрет и Джон. Но ты — это совсем другое. Ты должна жить, и я не хочу, чтобы ты пострадала из-за моих безумных затей. Да, я бросил тебя, оставил одну на трассе, заставил довериться и обманул, но всё это было для того, чтобы ты не пострадала, если что-то в моем плане пойдет не так. Если бы ты была со мной и погибла в том взрыве… Тереза, что бы я делал тогда?! Я никогда не простил бы себя. Даже если бы я поквитался с убийцей жены… какой в этом смысл, если бы ты погибла?

Мне трудно решиться на сближение с кем-либо — ты это знаешь. Но мы всё равно сблизились, и я так сильно боюсь тебя потерять, что порой становлюсь чересчур заботлив. Оберегаю тебя от опасностей в моих затеях, при этом невольно обижая. Мне жаль, что это так. Но по-другому я не умею.

С л

С искренними извинениями, Джейн

Тереза перечитала написанное ровным аккуратным почерком послание несколько раз, с трудом веря его содержимому. Заботится? Боится потерять? И вот эти слова — от Джейна, который всегда казался совершенно безразличным к ней? Но его заявлениям очень хотелось верить, и Лисбон позволила себе их принять. И на душе стало легче. И обида за прошедшие события сгладилась, ослабла. Впрочем, она отметила, что Патрик никак не отреагировал на вторую часть ее письма — ту, что была очень уж глупой и романтичной. «И хорошо, что не ответил», — подумала Тереза. Это письмо вообще не предназначалось настоящему, живому Патрику, а лишь тому, что поселился у нее в ящике стола, видя все сокровенные и трепетные чувства в копящихся там неотправленных письмах. В дальнейшей переписке ни Джейн, ни Лисбон эти глубокие темы больше не поднимали, как будто тех двух писем и вовсе не существовало. А Тереза продолжила свое любимое занятие, стараясь больше не путать два совершенно разных вида писем для Джейна.

Была недавно у Грейс с Уэйном. Так хорошо они устроились. У них маленькая дочурка. Они так внимательны и заботливы друг к другу, что без улыбки на них и не посмотришь. Вот она — любовь, что сумела зародиться среди кровавых убийств в бюро расследований, прошла сквозь годы и теперь воплотилась в их счастливом браке и этой очаровательной крохе Мэдди. Грейс говорит, что искра между ней и Ригсби пробежала еще в первые дни ее работы в отделе. А я вот думаю: а между мной и тобой не пробежало ли разве такой же искорки? Когда ты пришел в КБР несчастным побитым щеночком, а я тут же бросилась тебя спасать… Впрочем… я тогда и не думала об отношениях. А теперь столько лет прошло, и… что, неужели нет никакой искры? А почему тогда я так чувствую, почему пишу все эти письма в пустоту, почему так бьется сердце от каждого твоего ответа? Весь отдел раньше посмеивался над нерешительностью Уэйна и Грейс, а мы с тобой, если подумать, намного хуже. А впрочем, чего это сразу «мы». Первые шаги кто делать должен? В моих представлениях — всё-таки мужчина. Так что это ты во всем виноват, дорогой мой Патрик.

Ты вернулся и вновь перевернул весь мой мир. Снятие обвинений, сотрудничество с ФБР… Как же искусно ты ими манипулировал, как же ловко добился своего! И даже урвал местечко для меня. Хотелось ли мне работать в ФБР? Да не особо, наверное. Хотелось ли мне снова работать вместе с тобой? Безусловно, да. Поэтому я и согласилась — разве можно отказаться от надежды снова быть в команде, снова болтать во время езды до места преступления, снова шутить, снова слышать такой заразный смех и видеть твою обезоруживающую улыбку. Ради этого, кажется, я где угодно работать готова. К тому же, расследовать кражи велосипедов и охотиться за степлером — не то дело, которому я мечтала посвятить свою жизнь.

Как же приятно было вновь увидеть тебя. Такой родной, такой привычный Джейн. Спелся с ФБР, был доставлен сюда благодаря флирту с какой-то там Фишер… Всё это было нелегко принять, но ты всё равно показался мне до боли родным. Тем самым Патриком. Моим Патриком.

И, знаешь, проводя этот вечер в номере отеля и вновь строча письма тебе, я задумалась: а может, теперь-то пришло время что-нибудь изменить? Ты ждал десять лет, чтобы расквитаться с Кровавым Джоном, и ты сумел достичь этой цели. И еще два года ты скрывался от властей, чтобы не угодить за решетку. Но теперь-то ты свободен от груза старых проблем. Теперь не должно быть страха, что Джон прикончит любого, с кем ты сблизишься. И теперь тебе не нужно постоянно думать лишь о нем. Так, может, наконец-то… пора?».