Сотрудница ФБР Тереза Лисбон чувствовала себя очень раздраженной в последние дни. Признаться, она только об одном и думала: о Джейне. Сколько же можно медлить? Отчего этот гениальный психолог и хитрый мошенник так сильно трусит и день изо дня ничего не предпринимает? Тереза ощущала, что она не может больше ждать. В конце концов, она дала Патрику достаточно времени на то, чтобы он привык к своей новой жизни в большом городе и работе в ФБР, к новым коллегам и пониманию того, что ему больше нечего бояться — Кровавого Джона ведь нет. На ее взгляд, прошло достаточно много дней и недель, чтобы суметь прийти к какому-нибудь решению. Правда, порой Тереза думала почти что с ужасом: а может, он как раз и пришел к решению? Может, она, Лисбон, попросту не в его вкусе, или же он так долго работал вместе с ней, что уже и не воспринимает ее как женщину… Но, черт возьми, у Грейс и Уэйна ведь всё сложилось! Почему у нее не может произойти так же? Тереза думала об этом каждый день, отражая смешанный поток мыслей, страхов и ожиданий в своих письмах, предназначенных для переполненного уже ими ящика стола.

Смущало ее и то, что все вокруг только и говорили, что о ней и Патрике. Или ей так слышалось. На это тонко намекала агент Фишер, когда тихонько сказала ей на ухо, что она имела виды на Джейна, но быстро передумала, отметив, как он смотрит на Лисбон. Об этом открыто говорили Уэйн и Грейс, рассказывая, как были уверены в том, что однажды Тереза и Патрик начнут встречаться. Даже Эббот учитывал возможность существования между ними романа, как можно чаще отправляя их вместе на задания! Почему же все вокруг знали их историю лучше них самих и верили, будто они созданы друг для друга, а Джейн оставался непроницаемой каменной стеной, диким сумасбродным зверьком, не способным ни на какие человеческие взаимоотношения?

Тереза чувствовала себя невероятно уставшей от раздирающих ее противоречивых чувств. В определенные моменты ей хотелось плюнуть уже на все приличия, на внушенные ей с детства убеждения. Побороть собственную робость и сказать Джейну обо всем том, что раньше она говорила только многословным письмам без адреса на конверте. Но каждый раз Терезу останавливали ее собственные страхи: что, если все ее глубокие чувства попросту невзаимны, и любовь Джейна к ней — то, что она сама и все ее коллеги выдумали? А другим препятствием был сам Патрик с его поразительной неспособностью замечать полные нежности взгляды Терезы, ее внимание и заботу, а также все откровенные разговоры за их спинами. Даже когда они остались совершенно одни ночью в огромном доме с удобной спальней, Джейн привычно уснул на диванчике в гостиной, а она заботливо укрыла его мягким пледом и, сморгнув выступившую на ресницах обиду, в одиночестве отправилась в спальню.

А потом появился Маркус Пайк — парень из отдела, расследующего кражи произведений искусства. Пайк очень настойчиво добивался ее внимания, делая не слишком убедительные комплименты и приглашая поужинать. В очередной из таких случаев Тереза заметила проходящего мимо Джейна. Пайк не казался ей даже симпатичным, но зато был так упорен в проявлении своего интереса к ней… И Лисбон налепила на лицо кокетливую улыбочку — такую непривычную для нее — и внезапно согласилась пойти с ним на свидание. В тот же миг она услышала неловкое шарканье ногами — похоже, Джейн споткнулся на ровном месте и чуть не упал. Тереза возликовала: похоже, ей удалось пробить эту стену напускного равнодушия! И в ее голове моментально сложился план: да, она пойдет с Пайком на свидание, а потом еще раз и еще, если понадобится. Пусть Патрик наконец-то ощутит, каково это — ревновать, пусть он осознает, что женщину, которая постоянно рядом, не так уж и трудно потерять. В тот же вечер, вернувшись домой после ужина с Пайком, Тереза написала очередное переполненное эмоциям письмо. На этот раз оно вышло довольно коротким.

Вот так вот, Джейн, посмотри же: я с другим! Я могу встречаться с кем пожелаю, и лишь твоего существования как-то недостаточно для того, чтобы мне помешать. Ну да, с Маркусом было скучновато: он рассказывал про всякие известные картины, а я клевала носом перед тарелкой салата и думала в основном о тебе. Но если этот мой роман поспособствует тому, чтобы ты наконец-то начал действовать — знай, я готова на это! И даже сделаю вид, будто мне действительно нравится Пайк.

Через несколько дней она написала еще одно письмо, на этот раз более сдержанное, но и более подробное.

«Пайк постоянно зовет меня куда-нибудь сходить: то ужины в его любимых ресторанчиках, то кино, то выступления музыкальных групп. Кино и музыка — это, конечно, замечательно, но лучше бы всё это было с тобой. Маркус до ужаса скучный, хотя и заботливый. С ним как-то даже не о чем поговорить — а с тобой ведь мы часами можем болтать о самых разных вещах. Всё больше и больше понимаю, что ты — тот самый человек, с которым я хочу проводить время. Но ничего: если уж я выбрала этот путь, то пройду по нему до конца.

Знаешь что? Я разгадала тебя. Разгадала твой метод общения. Твоя улыбка сияет так искренне, даже когда ты откровенно врешь. Твою ложь вообще невозможно распознать: ты всегда предельно убедителен. Сколько раз тебе удавалось провести наивных свидетелей, более хитрых подозреваемых, коллег-профессионалов, да что там, даже меня, хотя я, вроде бы, так много наблюдала за тобой и неплохо тебя знаю. И недавно я поняла, в чем твой секрет, что за уловку ты используешь, чтобы быть настолько убедительным, когда врешь. Ты сам искренне веришь в свои слова, а главное — в свои эмоции. Это настолько искусная игра, что ты сам в ней как будто не актер, а зритель. Ты веришь себе — и тогда другие тоже тебе верят. Вот и всё, такой простой, почти не театральный механизм. Впрочем, я догадываюсь, что это намного сложнее, чем кажется на первый взгляд: ведь только ты знаешь правду, и важно не заиграться, не погрузиться в ложь с головой, вовремя вынырнуть, чтобы суметь воспользоваться заблуждением окружающих. У тебя, конечно, за плечами долгие годы практики, твое мастерство идеально отточено, но знаешь что? Не ты один на такое способен. И я докажу тебе — а заодно и себе самой — что я тоже способна та такую игру. Игра Терезы Лисбон — как интересно звучит. Что ж, поиграем, Джейн».

И Тереза начала играть. Она продолжила ходить с Пайком на свидания, притворно-искренне улыбаться ему, кокетничать, игриво смеяться в ответ на его шутки, а еще — ловить задумчивые и несколько печальные взгляды Патрика. Особенно ярко его ревность проявилась в тот момент, когда она явилась в офис в красивом вечернем платье до середины бедра. Каким восхищенным взглядом проводил ее давний напарник, не попытавшись даже никакую колкость выдать. И как этот вечно довольный русоволосый плут поник и помрачнел, увидев, что Лисбон уходит из конторы под руку с Пайком. В тот вечер его обиженно-потерянный вид стал самым запоминающимся зрелищем для Терезы, потому что больше ничего интересного во время свидания с порядком надоевшим ей Маркусом не произошло.

Тем не менее, Джейн продолжал бездействовать, хотя и видел каждый день, как Тереза строчит своему новоявленному партнеру SMS-ки, как поспешно надевает на лицо улыбку при телефонных разговорах с ним, как спешит к нему на встречу. То ли равнодушного, то ли печального взгляда вкупе с привычной обаятельной улыбкой было недостаточно для того, чтобы перевернуть ее жизнь. Тереза недоумевала: неужели Патрику и правда всё равно? Неужто его не задевает то, как много теперь времени она стала проводить с совершенно чужим человеком, с другим мужчиной? Тем временем все вокруг продолжали намекать. Эббот, которому, казалось бы, должны быть неинтересны романтические искания коллег, то и дело ненавязчиво уточнял, что думает Джейн об ее отношениях с Пайком. Даже Чо выглядел несколько удивленным, когда провожал взглядом ее и Маркуса — а ведь сквозь каменную стену его спокойствия обычно никакими усилиями не пробиться! Был и еще один чересчур внимательный к чужой личной жизни коллега: юный аналитик Джейсон. И если остальные хотя бы пытались удерживать свое любопытство в пределах хороших манер, то этот парнишка глазел то на Патрика, то на Терезу и ее компаньона почти постоянно, когда они находились в офисе — и как вообще работать успевал? Столь пристальное внимание так сильно смущало, что Лисбон хотелось куда-нибудь убежать и спрятаться там, где ее никто не найдет. Но она сама затеяла эту игру и должна была придерживаться выбранной роли — а иначе как ей добиться активных действий от Джейна?

А по вечерам Тереза продолжала писать обиженные, но в то же время мечтательно-романтичные письма. Только времени на это оставалось всё меньше: Маркус Пайк стал занимать слишком уж много места в ее жизни.
 

Патрик!

Никак не могу понять: ведь ты тот человек, которого точно язык не повернется назвать трусом. Ты выдержал невероятно много горя и страданий. Ты ловил таких опасных преступников, от одного лишь упоминания имен которых у некоторых полицейских волосы на голове встают дыбом. Ты бросался под пули, защищая меня — и не раз. Ты снова и снова рисковал своей жизнью для воплощения самых безумных, но эффективных планов. Ты, несмотря на множество препятствий, самостоятельно выследил и убил того, кто отнял дорогих тебе людей! Ты точно не трус, Джейн. И я не понимаю: почему же ты так нерешителен сейчас? Я вижу, вижу, что ты хочешь что-то мне сказать, ты раскрываешь рот и тут же замолкаешь, и весь становишься какой-то посеревший, совсем несчастный. Выдавалось столько удачных моментов, но ты всегда молчал. Ты прекрасно понимаешь меня и мой характер: тебе известно, что я буду ждать первых шагов именно от тебя. И у тебя есть все возможности, чтобы сделать эти шаги и соединить две печальные истории в одну, пропитанную радостью, взаимопониманием и доверием… Почему же, Джейн, почему настолько смелый человек ведет себя как последний трус?!

Знаешь, а я скучаю по тебе. Мы стали так мало времени проводить вместе. Ну, конечно, ведь я теперь постоянно с Пайком — ох, знал бы ты, как меня от него уже тошнит! Так бы и прибила сама, да только сбегать, как ты, в другую страну не хочется. Помнишь, мы ведь раньше нередко выбирались куда-нибудь вместе. Ужинали в самых необычных местах, ездили на стрельбище, ходили в боулинг, бильярд… Нередко мы просто гуляли по живописным местам. Ты кормил птиц, сидя на скамеечке, а я сидела рядом, попивая кофе из какой-нибудь местной забегаловки, болтая с тобой ни о чем и в то же время обо всем на свете. Ты водил меня на пляж и в кино, а несколько раз даже смотрел со мной фильмы у меня дома. В этом всём не было ни намека на романтический подтекст, но ведь нам было так хорошо вместе. Так спокойно, интересно, увлекательно. Я чувствовала, что ты меня понимаешь, а в какие-то моменты даже понимала тебя — как будто ты понемногу раскрывал передо мной сложную баррикаду своей души и становился обычным, но оттого не менее прекрасным человеком. С тобой возникало ощущение доверия, которого не было ни с кем другим. Все эти приятные вечера были так давно… И так хочется, чтобы они были снова, еще и еще, хоть каждый день. Быть с тобой, слушать тебя, доверять тебе… Ах, Джейн. Я так скучаю.

Конечно, мы всё еще работаем в одной конторе и вместе выезжаем на каждое новое место преступления, но это уже совсем не те отношения. Когда я начала встречаться с Пайком, мы с тобой отдалились друг от друга.

Устала играть в эту игру. Запуталась. Джейн, пожалуйста, хватит, останови это всё, ты ведь знаешь самый верный способ.

Тереза пребывала в мрачном настроении всё чаще. Коллеги косились на нее с удивлением: вроде бы окружена любовью и заботой, а чего же тогда вид такой хмурый? Впрочем, самые проницательные сотрудники бюро наверняка обо всем догадались. Но Лисбон не пыталась ни с кем посоветоваться — слишком интимны, слишком сокровенны были для нее все ее переживания. Она молча копила в себе разочарование, обиду, страх, любовь и надежду, позволяя всем им выплескиваться лишь на бумагу. Улыбалась Пайку так искренне, как только могла, заставляя саму себя поверить в несуществующие чувства к нему. Джейн раскусил бы ее с первого взгляда, но Маркус не обладал столь тонким чутьем и не был знатоком человеческих эмоций. Он просто довольствовался тем, что получал, и верил, что сможет получить еще больше.

Несколько дней назад Пайк сообщил Терезе об его переводе в Вашингтон, на более престижное место главы отделения чего-то там — она даже не попыталась запомнить. Главное было то, что Маркус звал ее с собой и даже подготовил для нее хорошее местечко в полиции. Переезд в другой город, жизнь в одном доме с успешным, хотя и скучноватым мужчиной… Многие другие дамы ее возраста без раздумий согласились бы на такой вариант. Впрочем, другая немалая часть женщин и мысли не допустили бы о жизни с нелюбимым человеком, между скучной семейной жизнью и одиночеством неизменно выбирая второе. Ведь никогда не поздно встретить родственную душу — человека, с которым и раздумий никаких не возникает, которого хочется просто найти, обнять и никогда не отпускать, потому что это твой человек. Тереза с юных лет верила именно в эту концепцию настоящей любви, хотя иногда ей и казалось, что она не создана для этой самой любви. Но ведь она нашла того человека, с которым хотелось бы провести каждый день, каждый час последующей жизни! С которым хорошо, несмотря на все особенности его характера, лукавство и упрямость. С которым любишь не только его достоинства, но и недостатки — а ведь Терезе в глубине души так нравились его веселые уловки и сумасшедшие затеи. Лисбон нашла того самого человека, которого хотелось бы назвать настоящей любовью. Только вот он ее почему-то не видел. И, когда Тереза уже готова была погрузиться в непроглядную тьму отчаяния, у нее возникла очередная идея.

Всё или ничего — вот твой метод. В наших расследованиях ты запугиваешь подозреваемого до такой степени, чтобы он поверил, что если не сделает то, чего ты от него ожидаешь — он всё потеряет. Жизнь, деньги, имущество, близкого человека… Ты ставишь его на самый-самый край пропасти, где у него только два варианта: дождаться, пока его столкнут вниз, или прыгнуть самому в омут, надеясь на то, что за спиной вырастут крылья — ну или парашют распахнется. Именно таким методом ты раскрывал многие из наших дел — создавал для подозреваемых ситуацию полнейшего отчаяния, которая вынуждала их немедленно выдать себя, чтобы не лишиться всего. Так множество раз было со всякими тайниками или спрятанными телами, с угрозой потерять близкого родственника, со страхом за собственную жизнь… Как, например, совсем недавно, с тем монстром, что торговал человеческими органами. Мы так его запугали, что он, полностью поверив в то, что сейчас умрет, в панике выдал нам имена сообщников. Подумать только, я даже участвовала в этом деле в качестве твоей помощницы. Но это, вообще-то, один из самых грубых вариантов. Бывало, что ты подготавливал ловушки куда более изящные.

Так вот, Джейн. Я сыграю с тобой в игру твоими же методами. Ты нерешителен, полон страхов и опасений, тебе, конечно же, нелегко… Но другой мужчина зовет меня жить с ним в Вашингтон, и знаешь что? Я соглашусь. Верно, Патрик, я скажу ему «да», тем самым показав тебе, что еще чуть-чуть — и ты меня навсегда потеряешь. Если я тебе совершенно неинтересна и не нужна — что ж, хорошо, уеду с Маркусом. Но я знаю — да что уж там, весь наш отдел знает, — что это не так. Я создам ситуацию отчаяния и неизбежной потери. Посмотрим, как далеко мы оба с тобой сможем зайти.

Всё еще с любовью, Тереза

Шли дни. Новые дела, беседы со свидетелями, поимка убийцы, свидания по вечерам… Эббот навязчиво рекомендовал Терезе рассказать Джейну об ее близящемся переезде. «Да он и так знает», — отмахивалась Тереза, нервно поправляя темно-каштановые локоны каждый раз, когда видела поблизости того, о ком шла речь. Начальник закатывал глаза и объяснял отчетливо и подробно, как ребенку малому: «Может, знает. А может и нет. Ты должна сама рассказать ему, Тереза. Что, неужели человек, с которым ты проработала плечом к плечу с десяток лет недостоин узнать о твоем решении из твоих собственных уст?»

Тереза хмурила брови и кусала губы, умом понимания правоту Эббота. Однако решиться на откровенный разговор с Джейном, несмотря на все ее игры и притворство, было крайне нелегко. И не потому, что он мигом раскрыл бы ее фальшь. Тереза сама запуталась, где ложь, а где правда. Какие из ее чувств искренни? А если Патрик так и не решится действовать — что, она действительно начнет новую, совершенно неинтересную жизнь с чужим ей человеком? А есть ли у нее выбор? Она ведь уже согласилась на переезд, и каждый проходящий день делал всё ближе осуществление принятого ею ужасного решения. И Тереза попросту не знала, что же ей делать, как не ошибиться. Рассказать обо всем Джейну означало столкнуться лицом к лицу с правдой, а еще — предать его, почти напрямую признаться в том, что какой-то там Пайк, появившийся всего пару недель назад, для нее важнее, чем давний преданный друг, вместе с которым она через столько испытаний и приключений прошла. И пусть предательства, на самом деле, вовсе не было, но именно в этом выборе Тереза невольно призналась Джейну, когда, набравшись смелости, сумела рассказать ему о переезде.

Увидеть вмиг переменившееся родное лицо оказалось на удивление больно. Лисбон успела заметить ошарашенность, недоверие, непонимание, страх, обиду, страдание… И, наконец — хотя и длился весь процесс не больше нескольких секунд — Патрик вновь натянул на лицо привычную улыбку и поведал о том, что он очень рад за Терезу и желает ей только счастья. Терезе захотелось убить его прямо в офисе.

Впрочем, в последующие дни, когда они вместе выезжали расследовать новые дела, Джейн вел себя уже иначе. Напрямую он ни о чем не говорил (куда уж ему, менталисту, хоть что-нибудь говорить прямым текстом), но Лисбон заметила постоянные намеки на то, что ее выбор является не очень-то правильным. Говорил он о скучных пейзажах Вашингтона и об отсутствии вида на пляж из окна («Ой, как будто в нынешнем доме у меня есть вид на пляж», — фыркала Тереза). Говорил о том, что не слишком-то взвешенным является решение переехать с мужчиной в другой город меньше чем через месяц после знакомства с ним. Тут агенту Лисбон нечего было сказать — она и сама так же считала. Говорил и о «прелестях» замужней жизни, посмеиваясь над тем, что Маркус еще не знает, какого кота в мешке он заполучил. После этих слов Тереза уже не могла сдержаться и смеялась в голос вместе с собеседником. Таким образом, некоторые попытки переубедить ее в речи и поведении Джейна присутствовали. Но слишком уж мало, слишком слабо, как показалось Терезе. Можно ведь и поактивнее.

Порой Тереза мечтала о том, чтобы Пайк, как когда-то О’Лафлин, тот самый слишком уж идеальный партнер Грейс, оказался лживым подлецом на службе у какого-нибудь убийцы. Тогда всё было бы намного проще и ей не пришлось бы делать трудный выбор. Но вот беда: Кровавый Джон — а ведь именно он имел манеру заводить шпионов в правоохранительных органах — был мертв, и работать Маркусу, вроде как, было не на кого. Тереза чувствовала себя полной дурой даже просто размышляя на эту тему, но всё равно не могла перестать смутно надеяться на то, что какое-нибудь внезапное событие всё разрешит за нее.

Оставалась всего пара дней до запланированного отъезда. Вечером одного из них она сидела за романтическим ужином вместе с Пайком у себя дома. Маркус как раз готовился открыть шампанское, как вдруг дверной звонок тонкой трелью сообщил о прибытии гостя. Тереза поднялась с дивана и приоткрыла дверь. Сердце тут же забилось чаще: на пороге стоял, держа под мышкой какую-то картонную коробку и чуть виновато улыбаясь, Патрик Джейн. Маркус, увидев, кто к ним явился, явно хотел захлопнуть дверь у него перед носом, но Лисбон аккуратно направила его обратно к шампанскому. Ее широко раскрывшиеся от приятного удивления глаза сияли, когда она взглянула на Патрика, а уголки губ приподнялись в полной надежд улыбке. Однако Джейн, как и всегда, не оправдал ожиданий. Он протянул Терезе коробку с дорогим вином и вновь сказал о том, что желает, чтобы она была счастлива. Недосказанность почти осязаемо висела в воздухе, больно сдавливая плечи и вырисовывая дорожки слез на щеках вновь брошенной им женщины. Тереза с трудом подавила всхлип и отвернулась. Джейн ушел в ночь, так и не сумев ей ничего сказать.

Спустя несколько часов, когда изысканный алкоголь был допит, а Маркус уснул в ее постели, Тереза тихонько стянула со стола листок бумаги и, вооружившись ручкой, присела в гостиной — как в тот раз, когда она написала самое первое свое письмо в никуда. Линии, на которые попадали катящиеся из ее глаз капельки слез, становились размытыми и чересчур яркими, делая слова еще более неразборчивыми, чем обычно, но Терезу это не волновало. Она плакала и писала одно из последних своих посланий. Короткий, несвязный, захлебнувшийся ее невыраженной болью текст.

Ты говоришь, что желаешь мне счастья. Но ты же так умен, боже мой, ты же проницателен и чуток, почему тогда ты не видишь, что я несчастлива?! Всё мое счастье кроется в одном человеке — и это точно не Маркус Пайк. Почему ты не хочешь ничего понимать? Ненавижу тебя, Джейн.

Терезе было так плохо, что хотелось куда-нибудь убежать, а самолет до Вашингтона — не лучший ли способ сбежать максимально далеко? Однако новое дело и его общественная значимость вынудили Эббота призвать к работе над ним абсолютно всех сотрудников. Даже переведенных в другое подразделение в другом городе и купивших билеты на вечерний рейс самолета. Тереза была вне себя от ярости, когда выезжала на поиски свидетелей. Джейн же, наоборот, весь сиял. Смутное подозрение закралось в мысли Лисбон: а уж не он ли подговорил Эббота задержать ее здесь, в Техасе? Но теперь узнать истинное положение дел не представлялось возможным, и ей были оставлены лишь усталые попытки поскорее раскрыть очередное очень-важное-дело.

Были разговоры с родственниками и свидетелями, была прогулка по пустынному пляжу, на котором Тереза сама — сама, без какой-либо помощи Джейна! — разгадала хитрый шифр, посланный предположительным убийцей. А потом был изысканный отель «Синяя птица» и два номера люкс, очаровательные платья — точь-в-точь по ее фигуре — на кровати и приглашение на ужин. Расследование дела больше походило на хорошо продуманное свидание. Идти на свидание с мужчиной, будучи практически замужем за другим… немного необычно, но Тереза ловко оправдалась перед собственной совестью: не свидание, а работа над делом! Она надела наиболее приглянувшееся ей платье, розовое с длинным низом, развевающимся от легчайшего ветерка, расчесала волосы, пустив их двумя живыми водопадами по плечам, и спустилась в основной зал. Джейн уже ждал ее, приглаженный, чуть взволнованный и оттого еще более привлекательный. Завидев Терезу, он улыбнулся так искренне: не обыденной своей широкой ухмылкой, а совсем иначе: трогательно, чувственно… влюбленно? Так много надежды было в устремленных прямо на нее глазах Патрика, что Тереза не смогла удержаться от ответной радостной улыбки.

А потом всё рухнуло и стало даже хуже, чем можно было вообразить. Меньше чем через час Тереза ехала на спешно вызванном такси в аэропорт, давилась слезами и, едва видя выходящий из-под ее ручки текст, писала последнее свое письмо на маленьком листочке из записной книжки.

Ты всё испортил. Всё! Испоганил, уничтожил, извратил всю суть нормальных человеческих взаимоотношений. Да, я уже поняла, ты не можешь по-человечески. Тебе надо по-Джейновски. Через ложь, ловушки и провокации, через запутывание всех и вся во имя одному тебе известных целей. Если ты хотел пригласить меня на свидание, почему нельзя было просто взять и пригласить на свидание?! Почему надо писать письмо с шифром якобы от убийцы, заказывать заранее номер в отеле и ужин в ресторане, всем-всем врать? Я знаю: тебе плевать на убийство. Весь этот спектакль был разыгран только ради меня — ради вечера со мной. Но почему, почему, Джейн, ты не мог просто позвать меня на чертово свидание?! Ты сам всё испортил, убил всё человеческое, что в тебе было.

Позвонила Маркусу и сказала, что выйду за него замуж. Он радуется, как вредный ребенок, который убедил родителей купить ему самую дорогую игрушку в магазине.

Я затеяла игру с тобой — и проиграла. Это конец, Джейн. Ненавижу тебя.

Очередь на регистрацию двигалась невероятно медленно. Рейс задержали на сорок пять минут. Тереза глотала слезы и старалась ни о чем не думать, хотя образ Джейна и последние ее слова, обращенные к нему — «Оставь меня в покое!» — не желали уходить из головы. Неужели это и были те слова, которыми закончится долгая и необычная история их знакомства? Вот так глупо: его нелепые извинения, сдавленный голос, учащенное дыхание… и ее резкие ответы, в перерывах между которыми она шмыгала носом и вытирала глаза. Игра, которую они оба проиграли, а выиграл, как ни странно, только Пайк.

Поднимаясь по трапу самолета, Тереза почти неосознанно оглядывалась по сторонам, высматривая среди прочих пассажиров знакомую слегка взлохмаченную шевелюру. Но его не могло здесь быть, и разум это отчетливо понимал, несмотря на тоскливые стоны сердца. Кусая губы, Лисбон прошла к нужному ряду, забросила сумку на багажную полку — у нее и вещей-то почти не было, как глупо — и села на свое место между двумя другими. Закрыла глаза, стараясь вытеснить все мелькающие в сознании родные сердцу образы. До взлета оставалось всего несколько минут. Если не открывать глаза, то можно представить, будто всё хорошо и ничего ужасного не произошло. Будто она просто едет домой, а завтра снова пойдет на работу, приветливо улыбнется Патрику, и всё будет как обычно, и…

Он ворвался в салон самолета и в ее жизнь бурным возмущением стюардессы и недоуменным ворчанием пассажиров. Пробежал, хромая, несколько шагов и встал перед ней, весь растрепанный, со следами пыли на пиджаке, с взволнованным лицом, на котором не было и следа привычных, дежурно-позитивных эмоций. Родные серые глаза сверкали, точно звезды в ночи, при тусклом освещении самолета. Он начал говорить, потерянный, напуганный, и в то же время — полный невероятной решимости. И как благодарна была Тереза за то, что он привычно не послушался ее неискреннего «Я не хочу тебя видеть, уходи». Слова Патрика хлынули на нее потоком глубоких, сильных, годами копившихся чувств. Недоуменно-любопытствующие взгляды других пассажиров, суета стюардесс, переговоры вполголоса со всех сторон… Именно все эти моменты и стали фоном для столь простого, идущего от самого сердца признания: «Правда в том, Тереза, что я не могу просыпаться, зная, что больше не увижу тебя».

Пока только что признавшегося ей в любви мужчину уводили из салона под руки сотрудники службы безопасности, Тереза вытирала глаза салфеткой и, едва видя окружающих людей из-за застившей весь мир пелены слез, пыталась извиняться перед соседями по ряду. Ей улыбались, словно местной героине, и успокаивающе поглаживали по плечам. Самолет скоро должен был взлететь. И в тот момент, когда стюардесса шутливо поинтересовалась, стоит ли ждать каких-нибудь еще безумных выходок, Тереза вдруг поняла: она сказала Джейну неправду. Никогда не поздно всё изменить. И приготовившийся к началу движения самолет — совсем не препятствие.