— Знаешь же, что к нам сегодня несколько новеньких придут? — спрашивает Сыльги.

Четверг у Чимина — самый занятый день недели. Танцевальная практика заканчивается поздно вечером, а следующим утром по расписанию история, на которую вечно нужно что-то читать. Профессор Ким широко известен своей любовью к внезапным контрольным и тестам, и Чимину этот предмет не особо охота завалить — ведь тогда придётся опять любоваться на бесящее лицо преподавателя ещё и в следующем семестре.

Он на вопрос подруги кивает, сидя в раздевалке с открытой тетрадью на коленях. План на остаток дня следующий: почитать историю сейчас, а потом, после тренировки, просто отрубиться у себя на кровати.

— Ты же не собираешься меня с кем-то там опять знакомить? — интересуется Чимин, не отрывая взгляда от тетради, хотя ему искренне любопытно, что задумала Сыльги. С того момента, как у них всё с Джебомом закончилось, девушка пытается свести его с каким-нибудь «милашкой», только вот, если честно, вкусы у них совершенно не сходятся.

Сыльги мотает головой, после чего кладёт ладони поверх тетради, явно требуя внимания к себе:

— Наоборот. Один из новеньких, кажется, уже знаком с тобой, — заявляет она.

Чимин вздёргивает удивлённо бровь:

— Что?

— Он сказал, что знает тебя. Что вы вместе в старшую школу ходили, — объясняет подруга.

Из-за упоминания старшей школы Чимин чувствует себя несколько неуютно, и начинает слегка волноваться.

— Кто это? — спрашивает.

Сыльги усмехается, после чего тащит его из раздевалки, болтая о том, что стоит быть более общительным человеком, а не таким ботаником-заучкой. Чимин возражает — мол, сейчас конец семестра, скоро, всё-таки, экзамены, да и он и так знаком с большинством ребят с танцев.

— Разве тебя не радует возможность встретить одного из своих старых друзей?! — девушка тащит Чимина к группке столпившихся новичков, лица которых он не узнаёт.

Однако не узнаёт лишь до того момента, пока не присматривается внимательнее, потому что одно лицо всё-таки знакомо. Прошли годы, и Чимин меньше всего ожидал встретить этого человека здесь, на танцах, хотя — надо признать — встреча именно с ним действительно более благоприятна, чем с другими. Очень скоро Чимина уже тискают в объятиях, за которыми следует очень знакомый визг — этот звук Чимин бы ни с чем не спутал, и распознал бы, даже находясь по другую сторону горы.

— Боже, Хосок, сколько лет прошло? — хрипит он, пока Хосок чуть ли не ломает ему все кости.

Когда Чимину, наконец, удаётся нормально посмотреть на Чон Хосока, он понимает, что его вечно взбудораженный друг особо не изменился — да, стал заметно повыше, но волосы всё такие же чёрные, и причёска почти не поменялась, хотя парень и правда теперь выглядит более взрослым.

— Почти три года, в декабре вот будет, — отвечает Хосок. — Не могу поверить, что встретил тебя здесь, Чимин.

— Это мне стоит удивляться. Что ты в Сеуле делаешь? Я думал, ты учишься в Чунчоне, хён.

Хосок смеётся, после чего объясняет:

— В Чунчоне хорошо, конечно, но мне таки удалось убедить родителей, что в Сеуле будет ещё лучше. Я совсем недавно переехал.

— Здорово, — тянет Чимин, вспоминая, что Хосоку, как и ему, всегда нравились танцы. К сожалению, в Йоранмёне он сам не танцевал, ведь любимое раньше занятие напоминало тогда о Тэкхуне.

Прямо как теперь напоминает кое о ком баскетбол по четвергам.

— Намджун, кстати, тоже в Сеуле, — продолжает Хосок, а заканчивает предложение тем, отчего Чимин в настоящем ужасе.

Четверг у него неспроста самый занятый день недели. Утомительные тренировки — настоящая благодать, ведь теперь четверги должны быть связаны лишь с танцами и поджимающими сроками для сдачи работ в универе. Они не должны напоминать об игре в баскетбол после уроков и прогулке до дома. Эти дни должны ассоциироваться с серым и угрюмым сеульским небом и душным метро в одиннадцать вечера.

— Ч-что? — переспрашивает Чимин с лёгкой дрожью в голосе. Беспокойство пробирается тонкими нитями под кожу, опутывает липкими пальцами сердце, а ком в горле трудно проглотить.

— Ага, и Юнги тоже.

И звёзды моргают.

— Юнги… в Сеуле?

Что-то с этим четвергом не так. Внезапно он оказывается наполнен не только утомительными танцами и ожидающей в пустой квартире тёплой кроватью — вдруг ко всему этому прибавляется отдающийся эхом смех над тарелкой домашнего чачжанмёна, кусочек неба, так сильно пугающий, и смех, резонирующий с именем, которого Чимин не слышал несколько лет.

— Да. Я о нём тоже не особо много знаю, но, кажется, у него получилось, наконец, вырваться и уехать из Йоранмёна, и он отправился в Сеул, как и мечтал.

Почти три года прошло, и это первое, что Чимин слышит о Юнги. Он никогда ни Тэхёна не спрашивал, ни бабушку, и сам не пытался искать, или связаться как-то — по очевидной причине.

— А Чонгук в Пусане. Он в меде, можешь в это поверить? Наш Чонгукки, — заливается соловьём Хосок.

А Юнги теперь в Сеуле. Живёт в том же самом городе, что и Чимин.

— Сокджин-хён всё ещё в Йоранмёне, счастлив, как и всегда, с Минджу-нуной.

Чимин мог пройти мимо него в метро, а может, они даже живут в нескольких метрах друг от друга. Юнги может идти по дороге, по которой Чимин шагал всего несколькими секундами ранее.

— Тэхён сейчас где-то в Таиланде, вроде бы. Отправляет иногда нам открытки.

Юнги может смотреть на то же самое небо, что и Чимин.

— А ты тут как, Чимин? Мы совсем о тебе ничего не слышали целых три года!

Юнги где-то в Сеуле.

Чимин просто улыбается и отвечает:

— У меня всё отлично.

+.-.+

Он горит. Чимин чувствует, как огонь жжётся в лёгких от прикосновений пальцев Юнги к спине, и разгорается сильнее с каждым рваным выдохом и тихим стоном. Кожа словно облита бензином, и в каждом месте тактильного контакта что-то на ней взрывается — как и в голове, заставляя держаться за Юнги крепче, целовать глубже и прижимать ближе. А от ощущения того, как чужой язык двигается, сплетаясь с его собственным, Чимин уверен, что загорится и сам в любую секунду.

— Эй, чего вы двое тут заст…

Он отскакивает настолько быстро, насколько способен, а блаженство в сердце за секунду оборачивается настоящим ужасом. Поцелуй разорван, раскалённый огонь и жар утихает, превращаясь в растерянный взгляд и неловкую тишину. Чимин понимает, что совершил сейчас самую свою ужасную ошибку, когда смотрит Чонгуку в глаза. Ему кажется, что он делает это в последний раз.

А он ведь думал, что наконец-то поступает правильно, что ему удаётся достучаться до Юнги, вырвать старшего из цепкой хватки страха, который туманит мысли. То, что началось разговором, закончилось губами Юнги, прижатыми к его губам, и Чимин никогда бы не подумал, что превратить рай в ад так легко — просто дверь открой.

Когда Юнги выбегает прочь, он и не думает бежать следом: ноги словно примёрзли к земле. Пак Чимин снова всё испортил.

От Чонгука ему не нужны никакие объяснения — тот на следующий же день заметно старается держаться как можно дальше, и осознание того, что первый друг здесь стал также первым, кто теперь его презирает, разрывает Чимина на части ещё сильнее. А парень, которого он любит, наверняка будет вторым, ведь на следующий день Мин Юнги приходит в школу с широкой самодовольной улыбкой на лице и хвастается всем вокруг своей новой девушкой.

Чимин честно не предполагал, что всё может стать ещё хуже. Вчера он, наконец, достучался до Юнги, и если бы бросился вслед за старшим, то всё могло бы обернуться совсем по-другому… Если бы только их обоих не захлестнула волна похоти, если бы он не прижал Юнги к стене.

Он падает в очередную пропасть безысходности, погода становится всё холоднее, и небо угрожает скинуть свою ношу в виде белого снега на землю в любой момент. Это очередной обычный день, Тэхён составляет компанию после школы, тащит в центр города перекусить чем-нибудь. Чимина глубоко в душе больше привлекает перспектива остаться в классе и расплакаться, чем идти за горячими токпокки, но он знает, что Тэхён старается его подбодрить.

Именно тогда он прямо через дорогу замечает фигуру Чон Юджин — девушка покупает что-то в пекарне госпожи Сон. Раньше смотреть на одну лишь Юджин было не больно — раньше, когда Юнги не осознавал ничего, при виде Юджин, которая способна показывать открыто свою любовь и свои чувства, в груди Чимина зажигалась лишь зависть, ведь сам он ограничен определением общества о том, что правильно, а что нет. Теперь же при виде её у него внутри не только жалкая зависть — теперь не отпускает ещё и тот простой факт, что она теперь девушка Юнги. Эта мысль грызёт его изнутри. Простое осознание того, что Юнги — её.

Юнги испуган — так сказала бабушка, и Чимин в это верит, но старший избегает его всеми силами, как бы он ни пытался, отвергает правду, которую так боится принять. Юнги ни за что не согласится поговорить с ним.

Но, возможно, поговорить можно с Юджин — и по этой причине Чимин переходит улицу, оставив Тэхёна и дальше выбивать из господина Кима неразумно большую скидку. Он думал, что разговор с Юджин — последнее, что с ним может произойти, но теперь вот рассматривает возможность того, что девушка может ему кое в чём помочь.

— О, привет, Чимин, — здоровается она, замечая одноклассника, когда он подходит ближе. В её глазах явно заметна лёгкая настороженность, которая усиливается, когда Чимин останавливается рядом. — Что случилось? — спрашивает она с вежливой улыбкой, понимая, что он перешёл дорогу не случайно, и явно не затем, чтобы просто поприветствовать её.

Может, это из-за его глубокого вздоха во взгляде девушки что-то меняется, плечи напрягаются немного, а рука крепче сжимает ремень сумочки — она словно из этого простого действия понимает, что он собирается заговорить о чём-то нелёгком.

— Юджин, можно… поговорить с тобой? Недолго, — спрашивает Чимин тихо.

По сути, они впервые разговаривают друг с другом. Да, парочкой слов перекидывались, когда гуляли вместе со всеми, но это были просто всякие мелочи типа погоды или вежливых улыбок и приветственных кивков. Чимин, к тому же, сам обычно молчал, когда они собирались все вместе.

— О чём? — спрашивает девушка, нахмурившись слегка.

Чимин сглатывает нервно. Он никогда не представлял, что может пойти на такое, но, честно говоря, другого выбора у него уже просто нет. Юнги ни за что не согласится поговорить с ним, но если попросит Юджин…

— Я хотел попросить тебя кое о чём. Прозвучит, наверное, странно, но я знаю, что ты можешь помочь, — говорит он. Из всех людей он обращается в итоге именно к Юджин. Девушка молчит, ждёт, когда он озвучит свою просьбу. — Мне нужно поговорить с Юнги, — выдаёт он, сжав крепче кулаки.

Она просто смотрит на него, словно зная, что парнишке нужно сказать что-то ещё, а Чимин в глубине души задаётся вопросом, знает ли Юджин о том, что происходит. Хотя он сомневается, что Юнги бы ей рассказал.

— Не знаю, заметила ли ты, но между нами с Юнги в последнее время всё не слишком хорошо, — продолжает он, опуская взгляд на свои ноги. Старая привычка. Раньше он всегда так делал, когда хотел сбежать. Та самая привычка, за которую его ругал Юнги. — Он меня избегает, и говорить отказывается. — С каждым словом голос всё стихает. — Я просто хочу… — чтобы всё вернулось к тому, как было раньше, или даже к большему: чтобы Юнги перестал убегать от своих собственных чувств, и, может, тогда всё было бы даже лучше, чем раньше, — …чтобы ты сказала Юнги, что мне с ним нужно поговорить.

— А если он всё равно откажется с тобой разговаривать? — интересуется девушка мягко.

Чимин стискивает крепче челюсть:

— Ну… может, ты просто… — он знает, что Юнги откажется разговаривать, даже если попросит Юджин, — …скажешь, что хочешь встретиться где-нибудь и…

То, о чём Чимин просит, неправильно, и он сам это понимает.

— Ты просишь меня солгать Юнги?

Чимин закусывает губу, закрывает глаза. Голова всё ещё опущена.

— Да, — отвечает он шёпотом. — Я знаю, что это неправильно, Юджин, но иначе Юнги не захочет со мной разговаривать. Ты наверняка не поймёшь, но для меня это очень важно. Юнги для меня важен, он мой лучший друг. Он…

«Всё» — хочет он сказать. Юнги является теперь для Чимина всем, и нельзя просто так позволить этому всему ускользнуть прочь сквозь пальцы, словно в прошлый раз. Теперь он будет бороться — как и говорила бабушка.

— Ты и правда любишь его, да?

Всё это время Чимин смотрел на землю, но тут сразу же поднимает голову, чтобы удостовериться, что не ослышался — или хотя бы убедиться, что эти слова на самом деле произнесла Юджин.

— Что ты сказала? — переспрашивает он, надеясь, что показалось.

Но когда он смотрит на девушку — по-настоящему смотрит — то видит, как её тёплая улыбка становится чуть печальнее, и толика сочувствия в ней смешивается с добротой. Это одновременно и нервирует, и утешает.

— Ты и правда любишь Юнги, да, Чимин?

Она может подразумевать многое под этой любовью, о которой спрашивает, и Чимин может увильнуть, заявив, что, мол, естественно, любит Юнги — как друга. Он может отрицать всё, как и тогда с Тэхёном, но сейчас, смотря Юджин прямо в глаза, понимает, что девушка всё знает. Откуда — неизвестно, однако в этот момент ясно одно: Чон Юджин знает больше, чем он предполагал.

— Юнги тебе сказал? — спрашивает он её, не отвечая, хотя этот вопрос сам по себе является достаточно красноречивым ответом.

Может, Юджин сейчас ухмыльнётся, ведь обычно именно так люди и реагируют. Такая ухмылка будет означать, что про помощь можно забыть. Чимин наверняка просто выставляет себя идиотом перед девушкой, а она должна быть счастлива, должна купаться в триумфе и торжествовать, ведь она обладает тем, что Чимин до смерти хочет заполучить. Забавно: это же даже не соревнование. У него с самого старта не было шансов.

Однако Юджин вместо этого мотает отрицательно головой, что сбивает с толку ещё больше.

— Я думала, что ты будешь отрицать, но ошиблась, — замечает она. — Нет, Юнги ничего не говорил мне. Он в принципе редко делится тем, что у него на уме, и мы все эту его черту хорошо знаем, — продолжает. — Я сама поняла, с самого начала. Ну, во всяком случае, я давно думала, что между вами есть что-то большее. Юнги ходил со мной вместе домой всегда, когда у вас с ним были размолвки, так что в тот день, когда он вдруг предложил встречаться, я знала, что что-то не так.

С одной стороны её слова, словно удар под дых — Чимин не ожидал, что из всех людей именно Юджин поймёт, однако девушка сказала, что знала, что между ними что-то происходит, и всё равно…

— Но ты согласилась, — не получается у него сдержаться. Наверняка в её глазах он сейчас выглядит ужасно жалким, хотя таким себя и чувствует. — И теперь ты его девушка, — шепчет.

Чимин ждёт, когда же на её лице расцветёт торжествующая самодовольная и удовлетворённая ухмылка, полная гордости за себя, однако вместо этого видит ещё одну грустную улыбку. В этот момент Чимин осознаёт, что всё это время недооценивал Юджин. Нет, он никогда не думал про неё ничего плохого — просто считал типичной девчонкой, которая будет наслаждаться тем, что получила то, чего желала. В принципе, такое мнение не так уж далеко ушло от принижения.

— Потому что я такая же эгоистка, как и ты, Чимин. Я тоже люблю Юнги, и пусть даже знала, что его чувства ко мне неискренние, но просто не могла отказать, — произносит она печально. Оказывается, они с Юджин похожи: она тоже проглатывает ком грусти, пытаясь ухватиться за то, чего в её ладони даже нет. — Я знаю, что поступила отвратительно, что просто воспользовалась возможностью. Но разве не все мы такие, Чимин? Разве ты не сделал бы на моём месте то же самое?

Сделал бы. Будь Чимин на её месте, он тоже сказал бы «да» с колотящимся сердцем, внутри которого скрывалась бы боль, готовая пронзить насквозь в любой момент.

— В принципе, я знала всё уже тогда, когда он отказался идти домой со мной, — вспоминает девушка тот день, в который Чимин с Юнги, наконец, помирились. Паренёк тоже хорошо его помнит. — Он выбрал тебя, Чимин, а я всего лишь твоя замена.

Её слова удивляют — он никогда не думал, что будет разговаривать с Юджин, а особенно, что она скажет такое. Неужели в глазах девушки всё представлено именно в таком свете?

— Но на самом деле вас выдаёт то, как вы смотрите друг на друга, — добавляет она с той же грустной улыбкой. — Ты смотришь на Юнги так, словно готов за него умереть, и я вижу, насколько сильно ты его хочешь.

Тэхён говорил то же самое: что Чимин смотрит на Юнги не так, как на остальных. Хочется спросить, как Юджин удалось рассмотреть это, но, опять же: он же и сам видит, как Юджин смотрит на Юнги, и что чувства девушки такие же, как и у него.

— А Юнги на тебя смотрит так, словно ты — самая большая в мире драгоценность. Смотрит так же, как на небо.

Чимин не знает, что должен чувствовать, слыша такое от Юджин. Счастье?

— И тебе не противно это всё? Ты не собираешься просить меня оставить Юнги в покое?

И, естественно, Чимин опять недооценивает Чон Юджин, потому что та опять тепло и искренне улыбается, мягко качая головой:

— Почему любовь должна быть противной? Я люблю Юнги так же сильно, как и ты, и хочу лишь, чтобы он был счастлив.

В этот момент Чимин понимает, что Юджин, наверное, заботится о Юнги даже сильнее, чем он, ведь у него самого смелости и силы просто взять и отступить в сторону нет. Это единственное, на что он сейчас не способен.

(Или, может, просто пока об этом не знает)

+.-.+

Идёт снег, когда Чимин стоит на мосту Аураджи, любуясь сверху на реку Сончон, и думает, сколько костей переломает, если спрыгнет сейчас. Всё ещё падает снег, когда он слышит голос Юнги, отчего сердце начинает биться громко о рёбра. И — да — всё ещё опускается на землю снег, когда Юнги вонзает в его грудь нож, поворачивает лезвие и разрывает внутренности на куски.

— Я бы никогда не влюбился в кого-то такого омерзительного, как ты.

Да, он вправду слышит именно эти слова. Юнги только что назвал его омерзительным. Несколько мгновений кажется, что сердце совершенно прекратило работать, и снежинки медленно летят в воздухе во время этого пропущенного удара.

А Чимин ждёт.

Ждёт, как тогда с родителями — чтобы они вернулись и признались, что пошутили. Ждёт, когда Юнги добавит что-то ещё, надеется, что предложение просто ещё не закончено. Пусть это будет что-нибудь убогое, какая-нибудь ужасно неудачная первоапрельская шутка — Чимин надеется на что угодно, лишь бы Мин Юнги не считал его отвратительным существом. Но Мин Юнги продолжает стоять с тем же самым выражением лица, крепко сжатыми кулаками и сведёнными к переносице бровями.

Самый ужасный момент в ситуации, когда тебя сбивает машина — это та миллисекунда, во время которой ты поворачиваешь голову и осознаёшь свою неизбежную судьбу, поджидающую через мгновение. И именно это Чимин чувствует, моргая, а вес слов Юнги опускается на него, словно белые снежинки на землю. Всё, во что он верил, разлетается на кусочки от одних только слов, а все счастливые воспоминания, связанные с Йоранмёном, обращаются в пепел.

Внезапно находиться под небом просто невыносимо. Каждый четверг — пытка, каждая баскетбольная тренировка — боль в груди. Отработка в школе щиплет кожу, а задержка после уроков в школе жалит, как порез бумагой. Но самое глобальное изменение в том, что от мысли о созерцании звёзд на стадионе теперь тошнит.

И да, его просто выворачивает — он стоит у склона, ведущего к Сончонгыль, и держится за желудок, извергая то, что там было, на белый снег. Впервые Чимин словно не только содержимое желудка выблёвывает, но и всё, что осталось от былой истомы внутри, все те крошки надежды, за которые цеплялся.

Вытерев уголок рта, развернувшись и посмотрев на город, покрытый кошмарным белым, Чимин хочет лишь одного: уехать как можно скорее. Оставаться тут больше невыносимо — в месте, где горизонт исчезает под снегом, где небо и земля сливаются вместе бесконечным белым.

Внезапно всё слишком пустое и холодное.