Веки Чимина подёргиваются, свет безжалостно вырывает из объятий сна, борясь с лёгким бризом, который наоборот убаюкивает. Сейчас ранняя осень, но кожей до сих пор ощущаются лучи солнца — во всяком случае, остатки его тепла, а само солнце уже готовится задремать в ночи. Паренёк слышит знакомый рокот двигателей и шелест листвы, рядом шумит проезжающий мимо мотоцикл, и Чимин кренится всем телом вбок, когда велосипед перестраивается в другую полосу.

В какой-то момент велик резко заносит в сторону — по-видимому, это попытка не попасть колесом в выбоину на дороге — отчего заднее колесо знатно дрифтует по гравию. Чимина на заднем сиденье слегка подбрасывает. Если бы его не разбудил свет, тогда этот небольшой манёвр точно справился бы с задачей, потому что мальчишка тут же тянется ногой к металлической подпорке внизу и пытается восстановить равновесие.

— Извини, — слышит он сзади тихий голос, после чего велик снова выравнивается.

Чимин со вздохом открывает глаза. Перед ним узкая грязная дорога, окружённая со всех сторон зелёными рисовыми полями, а сверху — над линией горизонта — алое небо, по которому то тут, то там раскиданы облачка. Если он повернёт голову, то увидит гористые холмы, тянущиеся волнами. Велосипед движется, не торопясь, вдоль дороги, и Чимин наблюдает, как очередной зелёный ковёр растворяется в горизонте, и его тут же сменяет следующий.

Просто очередной вечер, когда Юнги крутит педали велосипеда, а Чимин сидит позади, опираясь своей спиной на чужую. Это их время суток.

— Ты вырубился на секунду, да? — снова звучит этот же голос.

Чимин просто хмыкает, зевая, и трёт глаза тыльной стороной ладони.

— Знал бы, что ты спишь, позволил бы велику упасть, — дразнится.

— В надежде, что я сломаю ногу? — бурчит Чимин сонно.

— Ну, надо же как-то отомстить.

— Мне жаль рушить твой коварный план, хён, но я слышал как-то по телеку, что во сне мышцы человека расслаблены, поэтому тело в таком состоянии способно выдержать больше травм, чем у того, кто бодрствует. Так что, если бы мы упали, то скорее всего именно ты снова бы оказался со сломанной ногой, хён, а не я.

— Я тебе не верю.

— Да пожалуйста. Можешь тогда сам проверить, хён.

— А ты хочешь, чтобы я попытался? — кричит Юнги в ответ задорно, поворачивая немного голову в сторону пассажира.

Чимин уже жалеет о сказанном, о том, что подбивал старшего на глупость, которую тот, по-видимому, действительно собирается провернуть — судя по внезапному ускорению велосипеда, после которого водитель намеренно убирает руки с руля, пусть даже всего лишь на долю секунды. Чимин действительно пугается, без шуток — взвизгивает, когда чувствует, как велик виляет из стороны в сторону, зажмуривается крепко и ещё сильнее вцепляется пальцами в металлическую опору под сиденьем.

— Хватит, хён! — кричит Чимин, на что Юнги заливается смехом.

Но, естественно, старший не стал бы серьёзно подвергать себя риску сломать очередную кость, так что когда Чимин, наконец, вопит что есть силы на весь город, а у Юнги самого от смеха начинает болеть живот, он сбавляет скорость.

Чимин выдыхает облегчённо, снова откидывается своей спиной на чужую и поднимает голову к небу. Раньше, когда у старшего была сломана нога, именно Чимин сидел впереди и крутил педали, пока Юнги смотрел вверх — прямо как он сам сейчас — выжигая на сетчатке глаз созвездия. Окружающая их тишина никогда не бывает наполнена неловкостью.

— Эй, Чимин, у меня вопрос есть, — подаёт голос Юнги, когда они сворачивают на заасфальтированную дорогу. Старший сегодня выбрал более длинный маршрут, который огибает Сончонгыль и проходит через главное шоссе Йоранмёна. — Ты же раньше в Сеуле танцами занимался, да?

Чимин хмыкает утвердительно. По этой дороге ездят машины и грузовики, поэтому Юнги осторожничает, переводит велик на крайнюю правую полосу.

— А какими танцами? — спрашивает старший.

Сзади им сигналит грузовик. Чимин отзывается только тогда, когда машина, наконец, проезжает мимо, ревя двигателем.

— В смысле?

— Ну какое название у танцев, которыми ты занимался? Сальса, там, или ещё что.

— А, ты спрашиваешь про направление? Я много всякого разного учил.

— Например?

Ещё одна машина едет мимо, только на этот раз в противоположную сторону. Каждый раз, когда мимо проносится автомобиль, Чимин чувствует сильный порыв ветра, угрожающий перевернуть велосипед. Небо сверху постепенно темнеет. К тому времени, как они доберутся домой, оно уже будет усыпано звёздами.

— Например, такое всякое, которое ты не поймёшь, — лукаво улыбается Чимин.

Юнги отклоняется чуть назад, в шутку пихает мальчишку с сиденья легонько:

— Как же неуважительно ты к своему хёну относишься.

— Извини, — смеётся младший. — Я учился поппингу, когда был в восьмом классе. Знаешь, что это такое?

— Хип-хоп вроде?

— Ну, одно из ответвлений хип-хопа. Это когда человек всем телом дёргается, — объясняет Чимин. — А потом и другим стал заниматься, например вот современными танцами. И балетом немного.

— Так ты, по сути, можешь встать на носочки и покрутиться?

— В принципе да, — отвечает Чимин, хихикая над таким упрощением. — А почему ты интересуешься, хён?

— Потому что ты почти никогда об этом не рассказываешь.

Они раньше это не обсуждали — ну, если и говорили, то очень редко. Может, это из-за того, что танцы ассоциировались исключительно с Сеулом, а Юнги этой темы всегда избегает, зная, как чувствительно реагирует на неё Чимин — и тот ему за это благодарен.

— Да там и не о чем особо говорить, — замечает младший. Обсуждать эту тему ему тоже неохота, потому что разговор о танцах той или иной дорогой приведёт к мыслям о Тэкхуне.

— Но ты же любишь танцевать?

— Люблю, — отвечает мальчишка печально. Ещё одна вещь, по которой он скучает. После Сеула он практически не танцует, только вот дурачится иногда на пару с Хосоком, который этим тоже увлекается, но всё это не то.

— Тогда станцуй для меня как-нибудь, — отзывается Юнги. Сначала Чимину кажется, что он ослышался. — Я хотел бы увидеть.

— Почему?

Юнги не отвечает сразу, а будто подбирает тщательно правильные слова. Когда он их, наконец, находит, они уже съезжают с заасфальтированной дороги — сворачивают на грязную и ухабистую, из-за чего Чимин подскакивает на сиденье.

— Просто хочу посмотреть, как ты выглядишь, когда занимаешься тем, что по-настоящему любишь.

Чимин в удивлении выгибает бровь, пытаясь понять сказанное. Когда он танцует, то хочет только быть уверенным в том, что выполняет все движения правильно, что не упускает мелкие детали. Юнги в танцах не смыслит ничего, так что их представления об этом занятии определённо разнятся, однако, может быть, Чимин и способен понять, что старший имеет в виду, если поменяться ролями — если бы они обсуждали рэп, и он был бы на месте зрителя.

— А сам-то ты, хён? — спрашивает Чимин. — Никогда не говоришь о рэпе, и практически не зачитываешь нам ничего.

— Я много о нём говорю, — возражает Юнги.

— Ты много говоришь о Гарион и Эпик Хай, — поправляет младший. Да, Юнги часто болтает об этом, иногда разглагольствует о разных исполнителях и их микстейпах, о том, какой диджей какой бит создал, и о концертах, которые не может посетить. — Я имею в виду, что ты никогда почти не говоришь о своём рэпе.

А в частности о том, что пишет всё время в своём потрёпанном блокноте. Чимин лишь знает, что старший очень увлечён музыкой и рэпом, но произведений Юнги никогда не слышал.

— Ну, да, такого я не делаю, — соглашается тот. — Не знаю, Чимин. Я никогда ни с кем на эту тему не говорил. Это в какой-то степени личное, понимаешь?

— Насколько личное?

Они приближаются к Сончонгыль, и наверняка доберутся домой уже минут через пять. Небо сверху подталкивает остатки солнечного тепла и света по направлению к горизонту.

— Тексты будто часть меня. Словно если кто-то услышит их, то узнает обо всём. Знаешь, когда кто-то слушает мои песни, то у меня чувство, что я голый стою, что меня всего насквозь могут видеть. И скрыть у меня больше ничего не получится.

Чимин всегда считал Юнги таким человеком, который хочет спрятать от остальных свои эмоции и чувства. Старший почему-то словно боится показаться в глазах других заботливым и добрым, потому скрывает эти свои черты под холодным поведением и отточенным недовольством. Но Чимин под этой маской сумел разглядеть, насколько Юнги хороший, как он на самом деле заботится в своеобразной манере о каждом из их компании.

— Но это не означает, что я не опубликую когда-нибудь свою песню. В будущем я это точно сделаю, — заявляет Юнги.

— Тогда до того, как я услышу твой трек на улице Апгучжон, можешь зачитать мне что-нибудь сейчас, хён? — просит Чимин.

Как Юнги хочется увидеть его танцующим, так и Чимину тоже охота увидеть, как сияет старший, когда занимается тем, чем так страстно увлечён.

— И какая мне с этого выгода?

— А я покажу тебе танец, хён. Я тебе танцую, ты читаешь мне рэп. Равноценный обмен. Что скажешь?

Юнги хмыкает, будто раздумывая над этим предложением.

— Прямо сейчас хочешь?

— Ага, пока мы до дома не доехали. Давай, хён, что-нибудь короткое. А ритм велика можешь использовать как бит.

— Едва ли это бит.

— Ну ты же зовёшь себя рэпером, — подкалывает Чимин, на что ему несильно прилетает в лоб чужим затылком.

— Продолжай в том же духе, поганец, и ничего я тебе читать не буду, — угрожает Юнги, и паренёк сразу же бормочет извинения. Они всего в нескольких минутах езды от дома. Старший прокашливается: — Ладно. Без бита буду.

Сначала лишь тарахтение движущегося велика заполняет тишину между ними двумя, которая растягивается слишком надолго. Ехать осталось метров пятьсот, и Чимин уже думает, что Юнги ничего всё-таки делать не станет.

Но тот начинает. Первая строка с его губ срывается больше шёпотом — Чимин едва не упускает её. Старший продолжает чуть увереннее на второй строке, а потом и на третьей. Он повествует о том, что находится один на площадке, где бросает в корзину баскетбольный мяч. Рассказывает о мальчишке, который страшится реальности.

Юнги делает вдох и короткий перерыв после первого куплета, а затем продолжает, и такое чувство, что плотину прорвало: он позволяет словам потоком литься с языка безо всякого сопротивления, голос с каждой строчкой набирает громкость, а остальные звуки словно заглушаются — только голос Юнги отдаётся эхом от всего вокруг. Свистящий ранее ветер утихает, грохота велосипеда уже тоже не слышно, а шелестящая когда-то листва деревьев на ветках замирает неподвижно.

Слова Юнги заполняют собой всю сцену под звёздным небом, когда паренёк зачитывает про свой страх перед реальностью, про мир, который так ужасает, пока он всё быстрее ведёт мяч по площадке, откуда видно заходящее солнце. В этот день, когда Юнги сочится чувствами, а наверху звёздное небо, Чимин надеется лишь на то, что рэп не закончится сейчас, что их дома как можно дальше — только бы эта поездка длилась без конца.

+.-.+

Будит Чимина головная боль. Он стонет, прижимая пальцы к вискам, ёрзает на кровати. Он бы с радостью оставил глаза закрытыми, если бы мог, утонул бы снова в бессознательном, только вот Морфей покинул его, да и накатывающая волнами головная боль — очевидный признак того, что спал он слишком долго. Рано или поздно всё равно бы проснулся.

Разлепив веки, он сначала паникует, так как видит вокруг лишь темноту, но скоро глаза привыкают, и он различает слабый свет, струящийся сквозь занавески. Снаружи ещё темно.

Чимин поднимается с кровати. Заснул он несколько часов назад, когда солнце ещё висело высоко в небе, а сейчас, по-видимому, глубокая ночь. Со вздохом парень обхватывает голову руками, а потом, понимая, что уснуть сейчас никак не сможет, спускается вниз, заваривает горячий чай и обнаруживает, что сейчас всего лишь начало второго ночи. Отлично, он полностью похерил свой режим.

Чимину не нужно в жизни ни частички Мин Юнги. Ему не нужно слушать песню. Не нужно разговаривать с Юнги.

Он произносит эти три предложения одними губами, они разносятся по мыслям эхом, их словно на повторе крутит заевший проигрыватель каждую оставшуюся секунду этого дня. Чимин благодарен Намджуну за визит, за беспокойство и хорошие намерения, но теперь, из-за того, что он узнал, все эти тихие слова, сказанные за его спиной, пытаются перебороть три молитвы, которые парень повторяет, как религиозный фанатик.

Поэтому он и спит — в надежде, что сон поможет сбежать от мыслей. Целый день после встречи с Намджуном он начищал каждый уголок дома, убирался здесь, чтобы отвлечься. Тот день он выдержал, но на следующий проснулся с таким чувством, что вот-вот раскрошится.

Это ощущение не отпускает до сих пор, и он сидит один ночью за кухонным столом с чашкой горячего чая перед собой. Раньше тут всегда можно было наткнуться на бабулю, в любой момент готовую утешить и поддержать. Именно она сказала тогда идти за Юнги, она убедила, что у него ещё есть кто-то, кто его любит, даже когда Чимин сам в это не верил. Теперь же пустой стул напротив лишь сильнее подчёркивает её отсутствие.

— Я скучаю по тебе, бабуля, — шепчет Чимин. — Ты всегда знаешь, что делать.

Мысли возвращаются к песне Юнги и слабому отголоску сна, в котором они вместе ехали на велосипеде. Юнги редко читал друзьям рэп, лишь изредка соглашался, когда они выбирались летом в туннель Аураджи, или же если ребята достаточно заваливали его похвалой и уговорами — тогда он выплёвывал-таки три-четыре строчки, заканчивающиеся слишком скоро.

Но однажды он читал Чимину, который не мог поверить, что эти слова действительно срываются с губ Юнги — слова с множеством значений, каждый слог которых напитан чистыми эмоциями.

«Я хотел бы, чтобы ты послушал мою песню. Ты поймёшь, какую»

Тогда в Хонгдэ Чимин впервые услышал творение Юнги. Это не несерьёзный рэп или акапелла, как раньше — это настоящая песня. Хорошая. Юнги всегда говорил о создании треков, продюсировании музыки и выпуске микстейпа. И, судя по словам Намджуна, в Сеуле ему это всё удалось воплотить в жизнь.

Юнги добился своей мечты: он теперь рэпер с собственным микстейпом, выступает перед людьми, которые качают головами в ритм. И из десятков песен, которые он написал, одна — о Чимине.

Чимину не нужно в жизни ни частички Мин Юнги. Ему не нужно слушать песню. Не нужно разговаривать…

Чимин поднимается из-за стола, идёт в свою комнату наверх, совершенно позабыв про чай. Он захватил с собой старый ноут, когда приехал сюда впервые, и просто оставил его тут пылиться, вернувшись снова в Сеул. Парень закашливается немного, вытаскивая древнее устройство с нижней полки шкафа, после чего торопливо возвращается с ним в руках на кухню.

Ноут, запускаясь, жужжит, появления рабочего стола приходится подождать — всё-таки не стоит забывать, насколько старый тут софт. Всё это время Чимин смотрит на собственное отражение в чёрном экране и сомневается в своём решении и действиях.

Ему просто любопытно. Никто его ни к чему не принуждает — вспоминает Чимин слова Намджуна. Как и тогда перед рестораном, сейчас он точно так же хочет просто всё себе доказать. Не может же он разбиться ещё сильнее, верно?

Несколько минут Чимин возится с кабелем — сидеть через проводной интернет явно лучше, чем с телефона — и когда, наконец, подключает всё, то замирает и смотрит неотрывно на мигающий в поисковой строке курсор.

Он действительно собирается это сделать? Неужели то, что он себе повторял — ложь? В чём тогда смысл его стараний за всё это время? Неужели он пожертвовал окном напрасно?

Чимин вздыхает глубоко и начинает печатать. Нет, то, что он себе повторяет, это не ложь. Он просто перестраховывается — как и в случае с тем разговором. Чимин хочет убедиться, что будет в порядке в любом случае, что ничего в итоге не изменится.

Найти Юнги в сети нетрудно: по-видимому, как и сказал Намджун, он в Сеуле на андерграундной сцене известен довольно широко. Чимин находит несколько статей с упоминанием его имени, пролистывает их сразу дальше, а несколько кликов спустя находит то, что искал.

Это именной микстейп. Чимин удивлённо выгибает бровь, видя выбранный Юнги псевдоним, и на долю секунды хочется даже расслабиться и усмехнуться. Вместо того, чтобы слушать песню сразу же, как она скачается, Чимин возвращается к себе в комнату, чтобы достать с полки диск и маркер. Диск он хватает первый, который попадает под руку, быстро возвращается обратно вниз, вставляет в дисковод, стирает содержимое и записывает на него микстейп Юнги.

Когда с записью покончено, Чимин смотрит на список песен на экране и переписывает их маркером на диск, чтобы знать, где какая. Первый трек называется «hwayangyeonhwa*» — название кажется знакомым. Если не считать этой песни, то Юнги, по-видимому, любит использовать для названий минимум слов и слогов. Чимин продолжает писать, переключая внимание с экрана на диск и обратно, пока не замирает на предпоследней строке в списке.

«Ты поймёшь, какая» — сказал Юнги.

Такое чувство, что эти слова только что были произнесены снова, потому что старший оказался прав: Чимин уже по одному названию знает, что трек написан для него.

Это то слово, которое Юнги использовал для обозначения Чимина в своём блокноте. То слово, которое он записывал в конце страницы каждый день вместо его имени.

«сопляк»